Law-making in the context of judicial legislation.pdf Под правотворчеством принято понимать деятельность органов публичной власти по созданию, изменению и отмене правовых норм, закрепляемых в нормативных правовых актах [1. С. 415]. Процессу правотворчества предшествует целенаправленное познание объективно сложившихся социальных и экономических потребностей, обусловливающих государственно-властный интерес в правовом урегулировании общественных отношений. Взаимосвязанный характер с правотворчеством имеют юридические и общественно-политические последствия вступления в силу правовых норм, в том числе при внесении изменений в текущее законодательство. Ввиду этого правотворчество определяется как сложная по своему назначению деятельность, складывающаяся из согласованных последовательных действий и решений управомоченных субъектов. Ее завершающим этапом выступает правовой акт, содержащий властное волеизъявление органа публичной власти или должностного лица. Реализация принятых юридических норм, получивших утверждение в нормативном акте, порождает практическое правоприменение, или правоприменительную деятельность. Другая ветвь государственной власти - судебная власть - осуществляет функцию, направленную на достижение конституционности, законности и правопорядка, путем разрешения правовых споров, социальных конфликтов, установления юридических фактов, использования мер ответственности для охраны и защиты прав, свобод и законных интересов личности и иных субъектов правоотношений. Согласно ч. 1 ст. 118 Конституции Российской Федерации правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом. Статья 1 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» определяет, что судебная власть самостоятельна и действует независимо от законодательной и исполнительной властей, ее осуществление происходит посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства [2]. В конституционном механизме разделения властей судебная ветвь призвана уравновешивать законодательную и исполнительную власти, сдерживать их от неправомерных деяний, гарантируя тем самым верховенство права и построение правового государства. Суды обязаны применять Конституцию РФ, законы и иные нормативные акты, принятые правотворческими органами в пределах предписанной им компетенции. Основу правосудия составляет судебное правоприменение, которое представляет собой юрисдикционную деятельность, заключающуюся в обязанности суда разрешить в установленной процедуре конкретное юридическое дело и, руководствуясь нормами права, регулирующими исследуемые отношения, принять по нему государственно-властное распоряжение. Формальным итогом судебного правоприменения и его документальным результатом служит издание судебного акта в виде решения, постановления, приговора, определения и заключения в процедуре отрешения Президента Российской Федерации от должности. Соответственно, судебная власть не наделена правотворческой функцией, а суды не обладают прямыми нормотворческими полномочиями. В то же время произошедшие преобразования вызвали многообразие общественно-политической и правовой действительности, организационные формы которой не всегда совпадают с теорией разделения властей в ее традиционном понимании. Одним из таких проявлений стало внедрение элементов нормативности судебных решений, вынесенных при отправлении конституционного правосудия и обобщении материалов судебной практики судов общей и арбитражной юрисдикции. По указанной причине в научной литературе получило распространение мнение о становлении нового юридического феномена - судебного правотворчества [3. С. 16; 4. С. 30; 5. С. 3-4]. Одни сторонники названной концепции ссылаются на ее непротиворечивость классической теории разделения властей [6. С. 9, 24], другие предлагают законодательно наделить суды собственными правотворческими полномочиями, которые содействовали бы более качественной регламентации общественных отношений [7. С. 78]. Большинство авторов, придерживающихся расширительного подхода к функциям судебной власти, причисляют судебное правотворчество к компетенции только высших судов - Конституционного Суда РФ при реализации им судебного конституционного контроля и Верховного Суда РФ в ходе обобщения судебной практики в виде издаваемых постановлений пленума [8. С. 6; 9. С. 5-6]. Однако некоторые авторы обнаруживают правотворческую юрисдикцию у всех судебных органов вне зависимости от их компетенции и инстанци-онного местоположения. В частности, согласно точке зрения А.В. Корнева, в случаях, когда законодательное предписание, которое должен применить суд, имеет ту или иную степень неопределенности, выбор из допускаемых нормой вариантов ее толкования и применения производится по усмотрению суда. Именно тогда и можно говорить о том, что суд осуществляет правотворчество, ликвидируя неопределенность общих понятий и классификаций, которые имеются в законе, и преодолевая пробелы в законодательном регулировании [10. С. 18-19]. С учетом приведенных точек зрения вопрос о реальности судебного правотворчества и его пределах, особенно при разбирательстве по конкретным судебным делам, видится дискуссионным, имеющим теоретическую и прикладную актуальность. Прежде всего следует выяснить, каким образом действующее законодательство и сами органы судебной власти определяют их сопричастность к созданию правовых норм. Конституция Российской Федерации (ч. 1 ст. 104) наделяет Конституционный Суд РФ и Верховный Суд РФ правом законодательной инициативы по вопросам своего ведения. К примеру, пленум Верховного Суда РФ в течение 2018 г. вынес 20 постановлений о внесении законопроектов в Государственную Думу Федерального Собрания РФ. В Регламенте Государственной Думы Федерального Собрания РФ установлен порядок привлечения высших судов к участию в официальном обсуждении законопроектов. Так, судьям Конституционного Суда РФ и Верховного Суда РФ предоставляется право присутствовать на любом открытом или закрытом заседании палаты (п. 1 ст. 38), также они могут участвовать в открытых и закрытых парламентских слушаниях (п. 3 ст. 65). Проект постановления Государственной Думы может вноситься в том числе по инициативе Конституционного Суда РФ и Верховного Суда РФ (ст. 94). Согласно ст. 108, п. 8 ст. 112 Регламента высшим судам направляются законопроекты по вопросам их ведения для подготовки отзывов, предложений и замечаний, учитываемых ответственными комитетами палаты [11]. Аналогичные нормы предусмотрены в Регламенте Совета Федерации Федерального Собрания РФ (п. 7 ст. 31, п. 3 ст. 37, п. 5, 6 ст. 38, п. 5 ст. 53, п. 3 ст. 86) [12]. Федеральные конституционные законы «О Конституционном Суде Российской Федерации» и «О Верховном Суде Российской Федерации» относительно судебного нормотворчества санкционируют принятие высшими судами регламентов по вопросам собственной внутриорганизационной деятельности (ст. 3 ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» [13] и п. 13 ч. 3 ст. 5 ФКЗ «О Верховном Суде РФ») [14]. Рассмотренные нормативные положения, регулирующие право законодательной инициативы и его реализацию со стороны Конституционного Суда РФ и Верховного Суда РФ, расцениваются в научной литературе как способ участия ветвей власти в обеспечении принципа единства государственной власти, напрямую не противопоставляемый принципу разделения властей [15. С. 59]. При этом названные нормы не предоставляют правомочий высшим судам на совершение каких-либо нормотворческих действий непосредственно в судебном правоприменении. К тому же упрочение права законодательной инициативы за судебными органами не воспринимается чем-то новым для российского права, оно имело место и в советский период [16. С. 7]. Анализ юридической силы судебных решений демонстрирует ее локальность по кругу лиц. Суд разрешает дело сообразно его индивидуальным особенностям, опираясь на исследованные фактические обстоятельства и конкретные правовые нормы. Вынесенное судом постановление содержит императивное государственно-властное требование и подразумевает принудительную силу государства по его неукоснительному исполнению на всей территории Российской Федерации (ст. 6 ФКЗ «О Судебной системе Российской Федерации»). Адресаты судебного правоприменения вынуждены подчинять свое поведение вступившему в законную силу постановлению суда: не выходить за пределы вверенных прав; не совершать неправомерных деяний; неукоснительно выполнять порученные обязанности. Кроме того, вступивший в законную силу судебный акт обладает преюдицией по безусловному признанию выясненных и оцененных судом отношений и связей. Однако судебный акт при всей его безусловной общеобязательности все же ограничен выявленным судом кругом участников отношений, а выводы по судебному делу не подлежат переносу на совпадающие правовые ситуации, но с другими лицами. К тому же судебные постановления, кроме актов Конституционного Суда РФ, не размещаются в официальных изданиях органов государственной власти Российской Федерации, чаще всего обретение ими легитимности зависит от дальнейшей проверки судами вышестоящих инстанций. Вызывает интерес оценка юридической силы итоговых решений Конституционного Суда Российской Федерации. Согласно обновленной редакции ч. 5 ст. 79 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации», с момента провозглашения постановления, которым нормативный акт или отдельные его положения признаны не соответствующими либо соответствующими Конституции Российской Федерации, не допускается применение либо реализация каким-либо иным способом нормативного акта или отдельных его положений, признанных таким постановлением не соответствующими Конституции Российской Федерации, равно как и применение либо реализация каким-либо иным способом нормативного акта или отдельных его положений в истолковании, расходящемся с данным Судом в этом постановлении истолкованием. Суды общей юрисдикции, арбитражные суды при рассмотрении дел после вступления в силу постановления Конституционного Суда РФ не вправе руководствоваться нормативным актом или отдельными его положениями, признанными этим постановлением не соответствующими Конституции, либо применять нормативный акт или отдельные его положения в истолковании, расходящемся с данным в этом постановлении истолкованием. Из приведенных законоположений нельзя сделать вывод о передаче федеральному органу конституционного правосудия правотворческих полномочий. Термин «истолкование» означает разъяснение подлинного конституционно-правового смысла, объективно заложенного в конституционных нормах, в целях достижения единства правопонимания и последующего правоприменения. Конституционный Суд РФ никогда не «самонаделял» себя правотворческой компетенцией, при этом отмечено расхождение взглядов судей на проблему судебного конституционного правотворчества. К примеру, судья К.В. Арановский, выразив в своем особом мнении частичное несогласие с позицией Суда о неконституционности законоположения по компенсациям некоторым категориям граждан, констатировал: «Правосудие, разумеется, создает право». Далее он продолжил: «Установление в этой области правил, прав и обязанностей, помимо финансово-политических решений, принятых представительными, исполнительными органами власти, за счет судебного правотворчества едва ли отвечало бы конституционному принципу разделения властей» [17]. Получается, автор, возражая против урегулирования в разрешенном деле общественных отношений только посредством одного судебного правотворчества, подменяющего деятельность законодательных и исполнительных органов, в целом подтверждает его легальность. По-иному проблематичность судебного правотворчества нашла отражение в особом мнении судьи Г.А. Гаджиева по делу о проверке конституционности п. 1 ст. 23 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации». Высказав возражение по поводу позиции Суда о признании конституционности законоположения об обязательном официальном опубликовании временно выполняемых на территории Российской Федерации международных договоров, затрагивающих права граждан, он отметил: «Принятие же судом актов, которые вносят поправки в решения законодателя путем самостоятельного изменения баланса ценностей в пользу тех или иных прав или интересов, едва ли существенно отличается от позитивного нормотворчества. Подчиняясь в известной мере субъективизму самих судей и их представлениям о должном, подобные действия суда выходят за пределы той компетенции, которая отведена им Конституцией Российской Федерации в системе разделения властей» [18]. Исходя из настоящего суждения, автор, не будучи сторонником судебного правотворчества, полагает, что Суд в рассмотренном деле допустил вмешательство в сферу усмотрения законодателя путем самостоятельного поиска и закрепления баланса конфликтующих правовых ценностей, выказывая не оправданное ситуацией политическое волеизъявление, не присущее судебной власти. В особом мнении судьи Н.С. Бондаря к отказному определению Конституционного Суда РФ от 04 октября 2012 г. № 1768-О сделан акцент на отличии стран с общей системой права, зафиксировавших прецедент допустимой формой судебного нормотворчества, от стран континентального права, не обладающих сходными механизмами. В последних имеет значимость институт конституционного контроля; он объективно играет немаловажную роль в решении задач по обеспечению правовой определенности и в конечном счете - упрочению единообразия судебной практики [19]. В другом исследовании автор раскрывает специфичность воздействия судебного конституционного контроля на законодательство. При лишении Судом силы конкретной нормы посредством признания ее неконституционной зачастую происходит ее автоматическая замена другой нормой, производимой в рамках законодательного процесса, стало быть, не самим Судом. Автор подчеркивает присутствие только кажущейся «позитивности» конституционно-судебного правотворчества [20. С. 77]. Следовательно, при отправлении конституционного правосудия не происходит выработки или отмены каких-либо правовых норм. Это отнесено к ведению законодательных (представительных) и компетентных исполнительных органов. Но используемые в судебном конституционном правоприменении интерпретация, истолкование конституционных норм с находящимися в единстве с ними законодательными и иными нормами оптимизируют законотворческую и правоприменительную деятельность. Вынесенные Конституционным Судом РФ разъяснения нацеливают федерального и региональных законодателей на совершенствование предмета регулирования, соблюдение иерархии нормативных актов, необходимость оперативного восполнения правовых пробелов, а правоприменителям помогают правильно руководствоваться юридическими нормами. Правотворческие полномочия Верховного Суда РФ в научной литературе обычно увязывают с анализом и обобщением материалов судебной практики в целях достижения единообразного применения судами законодательства (п. 1 ч. 3 ст. 5 ФКЗ «О Верховном Суде РФ»). За период 20142017 гг. пленумом Верховного Суда РФ издано 50 праворазъяснительных постановлений, позволивших устранить разночтения в толковании закона, возникшие между подсистемами судов, и обеспечить единство правового пространства в целях максимальной правовой защиты граждан и организаций [21. С. 18]. По обоснованному мнению О.А. Пучкова, такие разъяснения выражают правовую интерпретацию, базирующуюся на юридико-герменевтической методологии [22. С. 39]. Упорядочение судебной практики способствует единообразию в понимании судами отдельных норм, повышению качества судебного правоприменения, но не ведет к созданию новых юридических норм в рамках интерпретационной деятельности. Отраслевое процессуальное законодательство также не предусматривает правотворчество судебных органов. К примеру, в определении Верховного Суда РФ от 14 сентября 2016 г. № 307-КГ16-7272 по делу № А56-11396/2015 в мотивировочной части выражено несогласие с доводами заявителя, по сути, сводящимися не к обоснованию существенных нарушений норм права, являющихся основанием для пересмотра судебных актов в высшей судебной инстанции государства (ст. 291.11 АПК РФ), а к желанию наличия иного правового регулирования по спорному вопросу. Однако вопросы правового регулирования относятся к компетенции органов правотворчества государств или международных организаций, но не к компетенции судебных органов [23]. Несмотря на неоднозначность судебного правотворчества и вкладываемых в него различных смысловых оттенков, все же нельзя игнорировать обязательность установлений, заключенных в постановлениях Конституционного Суда РФ и пленумов Верховного Суда РФ, приближающих их к уровню нормативности. Каково же их соотношение с нормативными правовыми актами и соотношение деятельности высших судов по выработке таких правил с правотворчеством? Думается, ответ целесообразно искать в современных тенденциях совершенствования регламентации общественных отношений и форм их фиксации. Наряду с нормативными правовыми актами в оборот введены правовые акты, обладающие нормативными свойствами. Начало им положено внесением дополнения в Кодекс административного судопроизводства РФ, предусмотревшего оспаривание актов, содержащих разъяснения законодательства и обладающих нормативными свойствами (подп.1.1 п.1 ч. 2 ст. 1 КАС РФ) [24]. В указанном нововведении заложена концептуальная идея, получившая развитие в постановлении Конституционного Суда РФ от 31 марта 2015 г. № 6-П по делу о проверке конституционности п. 1 ч. 4 ст. 2 ФКЗ «О Верховном Суде РФ» и абз. 3 подп.2 п. 1 ст. 342 Налогового кодекса РФ в связи с жалобой ОАО «Газпромнефть» [25]. Согласно позиции Суда, акты, где дается официальное разъяснение законодательства, опосредованно, через правоприменительную деятельность субъектов, обязанных их исполнять, становятся, по сути, обязательными и для неопределенного круга лиц (само постановление Суда касалось взаимоотношений налоговых органов и налогоплательщиков), что порождает у таких актов нормативные свойства. Их возникновение, по мнению Суда, зависит от того, оказывает ли правовой акт общерегулирующее воздействие на общественные отношения, есть ли в нем предписания о правах и обязанностях персонально не определенного круга лиц - участников правоотношений, рассчитан ли он на многократное применение. Равным образом и судебные акты - постановления Конституционного Суда РФ и постановления пленумов Верховного Суда по вопросам судебной практики приемлемо считать судебными актами, обладающими нормативными свойствами. Общерегулятивное воздействие подобных актов на общественные отношения происходит через предусмотренную законом обязанность по выполнению выработанных в них правил теми субъектами, к кому они в первую очередь обращены, - судами общей и арбитражной юрисдикции. Судебное правоприменение, основанное на обязательном использовании судебных актов, обладающих нормативными свойствами, опосредованно оказывает обязывающее влияние на неопределенный круг лиц - адресатов судебного правоприменения. В такого рода правовых актах сформулированы выводы, вытекающие из истолкования Конституционным Судом РФ конституционных норм (они могут быть и в его определениях), а Верховным Судом РФ - актуальных законоположений, дозволяющие субъектам правоотношений определять и сообразовывать с ними границы своего поведения. Изложенный подход позволяет, на наш взгляд, более точно установить место судебных актов, содержащих нормативно-интерпретационные разъяснения, в правовой системе государства. При выявлении соотношения правотворчества и судебно-нормативной интерпретации необходимо исходить из современных правовых реалий. Под правотворчеством и судебно-интерпретационной деятельностью понимаются разные виды государственной деятельности ввиду различий в компетенционном назначении осуществляющих их органов. Правотворчество всегда первично в создании и развитии правовой системы государства, а судебно-нормативная интерпретация способствует ее эффективному функционированию. Подобная схема взаимоотношений правотворческих органов и судов выступает элементом механизма, обеспечивающего разделение и согласованность единой государственной власти. Представляется важным отметить наличие творческой составляющей в судебном правоприменении, включая разбирательства по делам в судах общей и арбитражной юрисдикции, хотя полноценный процесс правотворчества здесь исключен в свете правоприменительной природы правосудия. Весьма верно подмечено В.В. Ершовым, что суд вправе осуществлять не правовое, а лишь индивидуальное судебное регулирование [26. С. 14]. Но некоторое сходство, даже совпадение, содержательных и формальных параметров, сопряженных с поиском, сопоставлением, выяснением смысла, оценкой правовых норм, используемых приемов, сближает правотворчество и судебное правоприменение, не приводя к образованию их полной или частичной общности. Подобным образом поддерживается функциональный баланс между законодательной, исполнительной и судебной властями как обособленными ветвями единой государственной власти.

Скачать электронную версию публикации