On the interpretation of the terms «law» and «legislation» in the context of the autonomy of will of the parties to inte.pdf Автономия воли сторон частноправового отношения международного характера, позволяющая им избрать применимое материальное право, получает безоговорочное признание в отечественном коллизионном праве. Так, п. 1 ст. 1210 ГК РФ гласит: «Стороны договора могут... выбрать по соглашению между собой право, которое подлежит применению к их правам и обязанностям», - при этом п. 2 данной статьи уточняет, что такое соглашение «должно быть прямо выражено или должно определенно вытекать из условий договора либо совокупности обстоятельств дела» [1]. На первый взгляд, прямо выраженное письменное соглашение является наиболее успешно реализуемым в случае спора, однако его формулировка, в том числе за счет использования отдельных терминов, может вызвать существенные затруднения в ходе правоприменительного процесса. В частности, сложности в российской судебной и арбитражной практике вызывает толкование таких терминов, как «право» и «законодательство». Несмотря на то, что п. 1 ст. 1210 ГК РФ указывает на возможность выбрать право, высшие судебные органы неоднократно разъясняли, что «в соглашении о применимом праве стороны вправе использовать любые термины и формулировки, указывающие на выбор ими того или иного права». Данное положение было сформулировано в 2013 г. по итогам обзора судебной практики в качестве рекомендации Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ (п. 14 Обзора) [2]1 и подтверждено в 2019 г. в поряд- 1 В деле, получившем отражение в обзоре, один из судов заключил, что «указание в договоре... на применение действующих правовых актов Латвийской Республики не является соглашением сторон о применимом праве ввиду неконкретности и расплывча- Т.В. Новикова 152 ке разъяснения Пленумом Верховного Суда РФ (п. 27 Постановления) [4], при этом последний также приводит иллюстративный перечень возможных вариантов - «указание на применение права, законодательства, законов, нормативных актов или норм определенной страны». Вместе с тем следует обратить внимание на два аспекта. Во-первых, необходимо подчеркнуть, что в практике отечественных судов и МКАС при ТПП РФ прочно устоялась позиция, согласно которой указание сторонами на «право Российской Федерации» означает избрание ими в первую очередь международных договоров Российской Федерации, являющихся составной частью ее правовой системы в силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ [5], а в части, им не противоречащей, - отечественных нормативно-правовых актов. Наибольшее распространение этот подход получил при разрешении споров, вытекающих из договоров международной купли-продажи товаров. В таких спорах избрание сторонами «права Российской Федерации» по общему правилу образует основу для применения судом либо арбитражем Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров [6], а в качестве субсидиарного статута - отечественных нормативно-правовых актов (в первую очередь ГК РФ [7]). Изложенный подход успешно применяется как в судах Российской Федерации [8], так и в МКАС при ТПП РФ [9-19]1. При этом следует учитывать, что в силу ст. 6 Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров стороны могут исключить ее применение. В частности, в практике МКАС признаются как соглашения сторон, в которых они одновременно выбрали применимое национальное право и исключили применение указанной конвенции [23], так и более тости формулировки». Однако Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ указал: «Каких-либо специальных требований к терминологии, используемой в оговорке о применимом праве, закон не предусматривает, следовательно, стороны могут использовать не только термин “право”, но и такие термины, как “нормативные акты” того или иного государства, “законодательство” того или иного государства и иные». На этом основании был сделан вывод о достаточной определенности соглашения сторон и необходимости разрешения спорного дела, исходя из норм латвийского права [3]. 1 Примечательно, что в практике МКАС встречается и дело, в котором стороны самостоятельно зафиксировали в договоре соглашение о применении Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров, а в части, ей не противоречащей, - материального права Российской Федерации. Особенно интересно, что в данном деле заявленные требования не были урегулированы конвенцией, на основании чего МКАС были применены нормы ГК РФ [20]. В другом деле МКАС успешно применил соглашение сторон, в котором они указали, что «будут применять материальное право Российской Федерации, если оно будет противоречить нормам международного права, то применяется Конвенция ООН “О договорах международной купли-продажи товаров” (Вена, 1980 г.)» [21]. Встречаются и весьма сложно сконструированные соглашения о применимом праве. Так, в одном решении МКАС признал допустимым зафиксированное в договоре соглашение о том, что «в споре стороны руководствуются прежде всего требованиями Контракта, заявки, норм «Инкотермс 2000” и Правилами международной торговли на базе Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи с применением норм российского права» [22]. О толковании терминов «право» и «законодательство» 153 сложные случаи, в которых соглашение сторон о применимом национальном праве зафиксировано в договоре, а их намерение исключить применение конвенции вытекает из последующего поведения (в том числе ссылок на национальные нормативно-правовые акты, а не на конвенцию, в процессуальных документах) [24]. Во-вторых, следует особо отметить, что определенные сложности в правоприменительной практике вызывает использование в соглашениях о применимом праве словосочетания «законодательство Российской Федерации». Причем основной массив спорных дел, поднимающих вопрос о толковании данного словосочетания, относится к практике МКАС при ТПП РФ1. В одном из решений МКАС заявил, что «стороны в качестве применимого права определили не правовую систему в целом, а «законодательство» Российской Федерации, т.е. только ту часть российской правовой системы, которая включает в себя нормативные акты... и не охватывает международные договоры Российской Федерации» [26]. С учетом изложенного и в свете того, что истец заявлял о применении Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров, а ответчик возражал, МКАС сделал вывод о применении норм ГК РФ и исключении действия конвенции2. Следуя такой же логике, в другом решении МКАС сделал вывод о применении Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров на том основании, что «стороны определили в качестве применимого права не “законодательство”, а “право” Российской Федерации, т.е. правовую систему в целом, которая включает в себя не только нормативные акты... но и действующие для Российской Федерации международные договоры» [28]. В целом можно заключить, что подход, в соответствии с которым словосочетание «законодательство Российской Федерации» толкуется как охватывающее только отечественные нормативные правовые акты и автоматически исключающее применение Конвенции о договорах меж- 1 Вероятной причиной такого положения дел является сравнительно небольшое количество частноправовых споров международного характера в практике государственных судов. Вместе с тем, Федеральный арбитражный суд Восточно-Сибирского округа в одном из дел сделал вывод, согласно которому «соглашение о том, что споры и разногласия... подлежат разрешению в соответствии с законодательством Российской Федерации», предполагает применение к отношениям сторон материального права России. Однако непосредственно для разрешения спора суд применил нормы ГК РФ. При этом вопрос об исключении сторонами или отклонении судом Конвенции о договорах международной купли-продажи в судебном акте отражения не получил [25]. 2 В другом деле, рассмотренном МКАС при ТПП РФ, по спору между двумя российскими предприятиями (одно из которых являлось предприятием с иностранными инвестициями), вытекающему из договора транспортной экспедиции, указание сторонами на «законодательство Российской Федерации» было истолковано как обоснование разрешения спора «на основе российского гражданского законодательства и, в частности, на основе ГК РФ и принятых в соответствии с ним иных федеральных законов» [27]. Т.В. Новикова 154 дународной купли-продажи товаров, является весьма распространенным в практике МКАС [29-34]1. Однако имеется и прямо противоположный подход. Так, в одном из решений, несмотря на избрание сторонами в договоре «законодательства Российской Федерации», МКАС признал применимой Конвенцию о договорах международной купли-продажи товаров [36]. Важно, что в этом деле «ответчик не представил свои соображения по поводу применимого права», и только истец заявлял, что «стороны, согласовав в Контракте, что применимым правом является законодательство РФ, не исключили применение Конвенции». Следовательно, МКАС не мог констатировать изменение самими сторонами сделанного выбора на охватывающий правовую систему Российской Федерации и должен быть самостоятельно толковать использованное в договоре словосочетание. Принципиальное значение имеет то, что изложенный подход к толкованию соглашений о применении «законодательства Российской Федерации» использовался также в иных решениях МКАС [37-44]. Более того, мы не разделяем мнение А.Б. Покровской о наличии тенденции к изменению позиции арбитров по данному вопросу: от понимания термина «законодательство Российской Федерации» как охватывающего международные договоры (в 1999-2000 гг.) к ограничению содержания этого термина исключительно внутригосударственными предписаниями (с 2001 г.) [45. С. 29-30]. Анализ практики МКАС показывает, что оба подхода используются в решениях в самые различные периоды. В частности, все три решения, процитированные в настоящей работе в качестве примеров противоположного толкования словосочетания «законодательство Российской Федерации», относятся к 2008-2009 гг. В этой связи весьма справедливо замечание О.Ю. Малкина о том, что «сам законодатель, формулируя положения об автономии воли в различных правовых актах, также не использует однотипные категории» [46. С. 70; 47. С. 53]. Например, п. «е» ст. 11 Соглашения стран СНГ о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, гласит, что «права и обязанности... по сделке определяются по законодательству места совершения, если иное не предусмотрено соглашением сторон» (курсив наш. - Т.Н.) [48]2, в то время как ст.ст. 1210-1211 ГК РФ 1 Особую группу составляют дела, в которых зафиксированное в договоре соглашение о применении «законодательства Российской Федерации» подтверждается ссылками обеих сторон в ходе разбирательства на нормативно-правовые акты Российской Федерации (в частности, на ГК РФ), что позволяет МКАС сделать вывод об отсутствии между сторонами разногласий по вопросу применимых источников права и именно на их основании вынести решение [35]. 2 Российская Федерация участвует в данном соглашении [49]. Можно привести и другие примеры. В частности, ст. 41 Минской конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам гласит: «Права и обязанности сторон по сделке определяются по законодательству места ее совершения, если иное не предусмотрено соглашением сторон» [50]. Российская Федерация участвует О толковании терминов «право» и «законодательство» 155 устанавливают право, подлежащее применению к договору при наличии соглашения сторон и при отсутствии такового. Вместе с тем среди ученых преобладает точка зрения, в соответствии с которой словосочетание «законодательство Российской Федерации» при толковании соглашения сторон, исходя из буквального значения содержащихся в нем слов и выражений, и в свете положений ст.ст. 3 и 7 ГК РФ предполагает исключительно нормативные правовые акты Российской Федерации (в первую очередь ГК РФ и принятые в соответствии с ним иные федеральные законы1) [45. С. 30; 46. С. 66; 47. С. 48-49; 57. С. 52-53]2. Следовательно, как отмечает М.Г. Розенберг, «выбор... российского гражданского законодательства по общему правилу означает, что эти отношения не регулируются международными договорами РФ, коль скоро право на в данной конвенции [51]. Примечательно, что аналогичное положение с незначительными коррективами, но также оперирующее термином «законодательство», содержится в ст. 44 принятой почти на десять лет позже Кишиневской конвенции, в которой Российская Федерация не участвует [52]. Термин «законодательство» в контексте автономии воли сторон договора, осложненного иностранным элементом, используется и в двусторонних международных договорах о правовой помощи, как-то: п. 1 ст. 36 договора с Вьетнамом [53]; п. 1 ст. 24 договора с Монголией [54]; п. 1 ст. 36 договора с Польшей [55]. С учетом изложенного представляется обоснованной позиция О.Ю. Малкина, в соответствии с которой «в международных договорах... при формулировании положений о подлежащем применению права» целесообразно использовать «термин “право”», означающий всю совокупность правовых источников, действующих в конкретном государстве», - положение на защиту № 3 диссертации кандидата юридических наук [46. С. 8]. 1 Предметом отдельной дискуссии выступает вопрос о том, входят ли в понятие «гражданское законодательство» указы Президента РФ, постановления Правительства РФ, а также акты федеральных органов исполнительной власти, которые упоминаются не в п. 2 ст. 3 ГК РФ, характеризующем состав гражданского законодательства, а в п.п. 3-7 ст. 3 ГК РФ, оперирующих термином «иные правовые акты». О.Ю. Малкин высказывает наиболее распространенную и, по нашему мнению, обоснованную позицию, согласно которой «законодательство Российской Федерации» охватывает в целом «внутренние нормативные акты», включая не только ГК РФ и принятые в соответствии с ним иные федеральные законы, но и иные правовые акты. При этом автор подчеркивает, что п.п. 3-7 ст. 3 ГК РФ «продолжают перечень актов, содержащих нормы гражданского права», однако не упоминают международные договоры. Мы согласимся с ученым в том, что само по себе наименование ст. 7 ГК РФ «Гражданское законодательство и нормы международного права» свидетельствует о противопоставлении всех внутренних актов, упомянутых в ст. 3 ГК РФ, международным договорам, адресуемым в ст. 7 ГК РФ [46. С. 66; 47. С. 48-49]. Вместе с тем, следует учитывать, что имеется и другая точка зрения. В.А. Кабатов заявляет: «Согласно ст. 3 ГК РФ в гражданское законодательство не включаются ни указы Президента РФ, ни постановления Правительства РФ, ни ведомственные нормативные акты». Далее автор подтверждает, что «до принятия ГК РФ в правоприменительной деятельности и в доктрине термин “гражданское законодательство” употреблялся в широком смысле и включал не только законы в собственном смысле, но и другие нормативные акты» [56. С. 32]. 2 Нормы гражданского законодательства и нормы международных договоров рассматриваются как две различные группы норм, образующие в совокупности гражданское право Российской Федерации [58. С. 329]. Т.В. Новикова 156 исключение их применения по соглашению сторон разрешено соответствующим международным договором» [58. С. 329]. Исключение составят только те дела, в которых стороны, зафиксировавшие в договоре соглашение о применении законодательства Российской Федерации, в ходе арбитражного разбирательства подтвердят, что они не намеревались исключить применение международных договоров (в частности, Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров)1. Данный подход получает безоговорочную поддержку как в практике МКАС [61, 62], так и в трудах ученых [46. С. 66-67; 47. С. 49; 57. С. 53]. Однако если действительную общую волю сторон установить невозможно, так как, например, одна из сторон не представляет свою позицию по делу или одна сторона настаивает на применении ГК РФ, а другая - на применении Конвенции о договорах международной купли-продажи товаров (что может быть вызвано отличием содержащихся в них предписаний), то, по нашему мнению, суд и арбитраж будут вынуждены толковать словосочетание «законодательство Российской Федерации», исходя из его буквального значения и в свете ст.ст. 3 и 7 ГК РФ как охватывающее только отечественные нормативные правовые акты и исключающее (в случае допустимости такого исключения) международные договоры. Нельзя не признать определенную справедливость замечаний отдельных авторов о том, что в ряде случаев стороны, избирая «законодательство Российской Федерации», «не понимали разницы между понятиями “российское гражданское право” и “российское гражданское законодательство”» и не намеревались тем самым исключить применение международных договоров [58. С. 330]2. Тем не менее необходимо констатировать, что в такой ситуации - при отсутстви общей позиции сторон о значении использованного словосочетания - суд и арбитраж, как обоснованно отмечает А.М. Эр-делевский, будут обязаны исходить из того, что «стороны договора действовали разумно и добросовестно и выразили свою действительную волю именно в использованных в договоре словах и выражениях», и предпримут «максимум возможного, чтобы выяснить смысл договора из тех слов и выражений, которые стороны использовали в момент его заключения» [63]3. 1 Строго говоря, изложенная ситуация может быть квалифицирована как последующее изменение выбора права, которое является широко признанным как в отечественном коллизионном праве (п. 1 ст. 1210 ГК РФ), так и в международных документах различного характера (например, п. 2 ст. 7 Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г. (не вступила в силу) [59], п. 3 ст. 2 Гаагских принципов, касающихся выбора права в международных коммерческих договорах, 2015 г. (документ рекомендательного характера) [60]). 2 В.А. Кабатов еще более категорично заявляет, что, употребляя словосочетание «законодательство Российской Федерации», «стороны скорее всего не имеют в виду исключить применение положений международного договора, а делают это либо по небрежности, либо по неосведомленности» [56. С. 32]. 3 Автор подчеркивает, что таким образом «законодатель... охраняет сделанное сторонами при заключении договора волеизъявление от возможных искажений со стороны суда» [63]. О толковании терминов «право» и «законодательство» 157 Как следствие, словосочетание «законодательство Российской Федерации» будет истолковано в соответствии с его буквальным значением, а сторона, не понимавшая такого буквального значения, понесет неблагоприятные последствия своего непонимания1. Таким образом, касательно значения терминов, используемых в соглашениях о применимом праве, следует сделать вывод, что при отсутствии общей позиции сторон по данному вопросу суд и арбитраж обязаны толковать их, исходя из буквального значения соответствующих слов и выражений. Однако в связи с имеющей место неустойчивостью арбитражной практики (в частности, касательно токования словосочетания «законодательство Российской Федерации») следует еще раз обратить внимание сторон частноправовых отношений международного характера на неоднократно выдвигавшуюся в отечественной литературе рекомендацию максимально точно и однозначно формулировать тексты соглашений о применимом праве2.

Скачать электронную версию публикации