Education and Enlightenment in the works of N.I. Novikov under conditions of Freedom of Speech forming: formulation of the problem.pdf ПОСЛЕДНЯЯ ТРЕТЬ XVIII ВЕКА представляет собой уникальный период в истории русской журналистики и развития общественной мысли. «Это время было и эпохой наибольшего за весь XVIII в. массового свободомыслия, возможность свободного высказывания которого облегчалась отсутствием официальной цензуры и указом о вольных типографиях», - так характеризует этот период исследователь О.Б. Лебедева, называя также это время эпохой гласности [1. С. 167]. Активная публицистическая деятельность, открытый обмен мнениями, дискуссии по самым значимым вопросам современной общественной жизни, доступные всякому грамотному жителю столиц, а иногда и провинции, - всё это как явление впервые возникло в зарождающейся русской журналистике с подачи императрицы Екатерины II. При этом, однако, очевидно, что, вызывая к жизни последователей своего листка «Всякая всячина», Екатерина не предполагала, что критика их окажется острой и злободневной, что они выйдут далеко за те рамки «улыбательной» сатиры, которые обозначила «Всякая всячина», и что вместо планировавшегося влияния на умы просвещённой части сограждан ей будет дан жёсткий и весьма аргументированный отпор. Основным оппонентом Екатерины II в этой полемике оказался Николай Иванович Новиков - один из самых значимых деятелей российского просвещения, публицист, издатель нескольких сатирических журналов (среди которых наиболее яркими считаются «Трутень» и «Живописец»). Именно его выпады задевали императрицу особенно остро. Роль Новикова в истории русской просветительской мысли, однако, не ограничивается исключительно публицистическими выступлениями. Понимая, что выступления эти при всей их смелости не могут найти широкого отклика в малограмотной и непросвещённой среде, он поставил перед собой задачу изменить саму среду. Обратившись к книгоиздательству, он в разы увеличил тиражи вверенной ему типографии Московского университета и фактически создал систему распространения книжной продукции в самые отдалённые уголки Российской империи - т.е. внедрил культуру чтения в быт высшей прослойки общества. При этом нельзя не отметить, что вся просветительская деятельность Новикова стала возможной только в условиях нарождающейся относительной (журналы Новикова перед выходом в печать проверялись цензором Академии Наук) свободы слова, появившейся и исчезнувшей по воле императрицы. В связи с этим значимым представляется исследование вопроса о том, как воспринималось явление свободы слова самим Новиковым и обществом, его окружавшим, определялось ли это явление каким-либо образом или использовалось неосознанно, понималось ли оно как некая ценность, а также как и с какими целями оно использовалось самим Новиковым. Если первые два вопроса требуют широких развёрнутых ответов, то последний вопрос можно попытаться кратко осветить в рамках данной статьи. О том, какие задачи ставит перед собой издатель «Трутня», мы можем узнать уже из первого «листка» журнала. Эпиграф, открывавший издание на протяжении 1769 года, «Они работают, а вы их труд ядите» (строка из басни А.П. Сумарокова «Жуки и пчёлы»), - ясно давал понять, что журнал обращён к высшему сословию - дворянству, и что образ этого дворянства в глазах автора издания крайне негативен. «Трутень» не пытается понравиться, он как бы заранее предупреждает читателя о своём недовольстве пороками общества, которому адресованы его статьи. При этом в «Предисловии» к журналу в первом номере издания Новиков смягчает резкость эпиграфа, называя главным трутнем и ленивцем самого себя: «Я знаю, что леность считается не из последних пороков; знаю, что она непримиримый враг трудолюбия; ведаю, что она человека делает неспособным к пользе общественной и своей участной; что человек, обладаемый сим пороком, недостоин соболезнования; но со всем тем никак не могу ее преодолеть. Порок сей так мною овладел, что ни за какие не могу приняться дела и для того очень много у себя теряю. Часто по целой неделе просиживаю дома. Для того только, что лень одеться. Ни с кем не имею переписки затем, что лень не допускает. От лености никакой еще и службы по сие время не избрал: ибо всякая служба не сходна с моею склонностию». Интересно здесь и то, как ловко Новиков использует манипулятивный приём присоединения, хорошо известный психологам и психотерапевтам, - не начинать с прямой критики, но приравнять себя к пациенту, таким образом как бы говоря: «я тебя понимаю». Однако дальнейшее рассуждение Новикова о видах службы - военной, приказной, а особенно придворной - показывает, что за «леностью» автора скрывается неприятие других пороков, связанных с исполнением той или иной работы. Причём пороки в данном случае не называются пороками напрямую, а показываются как необходимые качества для исполнения службы: «Придворная всех покойнее и была бы легче всех, ежели бы не надлежало знать наизусть науку притворства гораздо в вышнем степене, нежели сколько должно знать ее актеру: тот притворно входит в разные страсти временно; а сей беспрестанно то же делает; а того-то я и не могу терпеть» [3]. То есть, якобы критикуя себя за леность, автор разворачивает перед нами картину бесперспективности с точки зрения карьерного роста, стоящую перед ним и его поколением (тема актуальна и поныне - сегодня это модный термин «отсутствие "карьерных лифтов"»). При этом, наговаривая на себя как на человека, повинного в крайней лености, Новиков вновь обращается к словам Сумарокова, противопоставляя таким образом своё «порочное» поведение деятельности литератора: «Без пользы в свете жить, тягчить лишь только землю». Далее (к концу предисловия) формулируется истинная причина, побудившая Новикова издавать журнал, - исправление нравов: «Наконец вспало на ум, чтобы хотя изданием чужих трудов принесть пользу моим согражданам сам я, кроме сего предисловия, писать буду очень мало; а буду издавать все присылаемые ко мне письма, сочинения и переводы, в прозе и в стихах; а особливо сатирические, критические и прочие, ко исправлению нравов служащие: ибо таковые сочинения исправлением нравов приносят великую пользу; а сие-то и есть мое намерение» [3]. Конечно, давая новую отсылку к своей мнимой лености и утверждая, что писать он будет мало, Новиков несколько кривил душой, втягивая читателя в литературную игру и выступая на страницах журнала под разными масками. Безусловно, главной задачей такой игры было защитить издателя в случае недовольства цензуры его материалами, но кроме того, она позволяла представить на страницах журнала большой спектр персонажей и характеров, типичных для своего времени и легко узнаваемых («Лечитель», «Щеголиха», «Молодая сочинительница», «Путешественник» и др.). Возвращаясь к вопросу о задачах, которые ставил перед собой Новиков сначала как издатель журнала, а позже и как книготорговец и просветитель, нужно отметить, что полемика с Екатериной II, которая отзывалась о своём критике как о «злонравном человеке», помогла выработке этих задач, их чёткому оформлению. Так в 32-м листке «Трутня» появляется «Разговор» «Я и Трутень», в котором автор повторяет упрёки «Всякой всячины» в адрес новиковского журнала и сам же на них отвечает: «Трутень Да ведь и знатные господа такие же, как и мы, чело-веки и, следовательно, тем же подвержены слабостям. Так как же ты хочешь, чтобы они не делали ни малейших погрешностей; По твоему мнению, знатный господин должен быть больше человека. Я Нет: я хочу, чтобы он был только человек, но человек, поелику отличен от прочих знатностию своего сана, потолику бы отличался и добродетелию; чтобы, восходя на степень знатности, не позабывал, что те бедные, от коих он отличен, осталися еще такими ж бедными и что они требуют его помощи, так же как и он сам требовал, в подобном находясь состоянии; чтобы не затворял своего слуха от просьбы бедных и тем не скучал, что он может делать добро, чтобы старался о благосостоянии государства больше, нежели о самом себе, и чтобы не откладывал того до завтра, что нынче может сделать, ради того, что нужда времени не терпит» [4]. В данном диалоге примечательна фраза о состоянии бедности, о котором знатным господам говорится, что они «в подобном находились состоянии». Здесь необходимо задаться вопросом о том, какая именно бедность имеется в виду. Получается, фразу можно трактовать двояко: во-первых, это может быть отсылка к Манифесту о вольности дворянства - и в этом смысле Новиков напоминает дворянам, что ещё совсем недавно они и сами были не так свободны, как теперь. Во-вторых, и это, пожалуй, важнее в контексте деятельности Новикова, - речь идёт о невежестве, недостатке знаний, интеллектуальной бедности. «„Мотив "худого воспитания" и его следствий: фигуры учителя, недостойного своей профессии и его "худовоспитанника" - ключевые в портретной галерее порочных персонажей "Трутня" и "Живописца"», - пишет О.Б. Лебедева [1. С. 185]. Действительно, материалы Новикова и других авторов его журналов (авторство некоторых публикаций до сих пор находится под вопросом, в частности «Письма к Фалалею» исследователи, и в их числе О.Б. Лебедева, приписывают Д.И. Фонвизину) часто дают неприглядную картину дворянского образования в России, подчёркивая при этом ценность самого образования. Так, в «Разговорах» «Между россиянином и французом» и «Между немцем и французом» (опубликовано в журнале Новикова «Кошелёк») читателю даётся образ учителя-француза. Из его разговора с немцем мы узнаём, что в Голландии этот француз был парикмахером, приехав же в Россию с рекомендательным письмом от случайного русского приятеля, был радостно принят обществом и получил должность воспитателя в некоем благородном семействе. О своей новой должности он отзывается так: «Какая мне нужда, что они ни за что станут бросать свои деньги, лишь бы я получил оные. Добрые ли будут иметь склонности воспитанники мои или худые, для меня это всё равно . Глупо делают родители их, что поручают воспитание детей своих мне; а я, напротив того, делаю очень умно, желая получать деньги даром» [5. С. 48]. В этом же диалоге, через оппонирующего французу немца, даётся и представление Новикова о ценности образования, и его понимание достойного «социального лифта»: «никакого бесчестия не делает низкое состояние. Я сам сын деревенского попа, обучался в университете и наконец удостоен профессорства» [5. С. 46]. Таким образом, красной нитью через деятельность Новикова - и как публициста, и как издателя (а позже и как книготорговца) - проходит мысль о необходимости образования, просвещения и жёсткой критики пороков для исправления нравов, избавления дворянства от их дикости. Именно через такое исправление нравов, по мысли Новикова, произойдёт рост благосостояния государства в целом. Очевидно, что свобода слова есть непременное условие для того просвещения, о котором мечтал Н.И. Новиков, поэтому изучение его деятельности в контексте осознания обществом ценности свободы слова представляется автору данной статьи интересным и значимым.

Скачать электронную версию публикации