""Italian playwrights are exceptional…"" Article 2. Translations fromG.B. Niccolini"s tragedy Antonio Foscarini in .pdf Весной 1843 г., находясь в Риме, А.Н. Майков читает произведенияитальянских драматургов и записывает в путевом дневнике [1] перевод двухфрагментов трагедии «Дж.Б. Никклоини «Антонио Фоскарини» [2]2. Этотфакт свидетельствует о том, что содержание трагедии заинтересовало моло-дого поэта и дало импульс для развития его собственной творческой мысли,направленной на поиск новых современных тем и адекватных способов эсте-тического переосмысления действительности в художественном произведе-нии. Отзывы, которыми Майков окружил переводы фрагментов трагедии, иперспектива развития венецианской темы, обозначенная в творчестве поэта,позволяют заключить, что в его восприятии сюжет «Антонио Фоскарини»обретает два основных аспекта: исторический и нравственно-психоло-гический3. Это подтверждают особенности содержания выбранных для пере-вода фрагментов и концепция, определившая трансформации оригинальноготекста, допущенные переводчиком.Майков переводит фрагменты двух сцен трагедии «Антонио Фоскарини».Выбранная им для перевода IV сцена первого акта посвящена изображениювстречи Антонио с отцом после долгой разлуки. В ней раскрываются особен-ности жизненной позиции и политических убеждений героев, а опосредован-но воссоздается противоречивый образ города, восхищающего своими уни-кальными природными характеристиками, великими культурными сверше-ниями и отталкивающего жестокой диктатурой инквизиции. Разговор отца исына уточняет важнейшие черты воссозданной Никколини «картины Вене-ции». Антонио резко обличает венецианскую власть. Исповедуя демократи-1 Статья подготовлена при поддержке РГНФ (проект № 07-04-00072а).2 Отдельные фрагменты путевого дневника А.Н. Майкова опубликованы мною [2; 3. С. 117-131;4]. В случае цитирования из этих фрагментов ссылки даются на публикации [2, 3, 4]. В остальныхслучаях будут представлены ссылки на рукопись [1].3 См. об этом: [5].ческие убеждения, он видит, что его родина давно утратила связь с основамиреспубликанского государственного устройства и превратилась в тиранию,обратив некогда свободных граждан в рабов, погрязших в пороках и проме-нявших свободу на порядок, хлеб и зрелища. Старый дож пытается умеритьпыл молодости, противопоставляя ему трезвый консерватизм и мысли облаге Венеции. Вольнодумец Антонио обвиняет отца в том, что, надев ман-тию дожа, он согласился с тиранией, подавляющей человеческую свободу ипревратившей народ в покорное стадо. Сцена привлекает Майкова подлин-ным историзмом, демонстрирующим важнейшее открытие нового историче-ского мышления - неразделимость судеб человеческих, движимых стремле-нием к личному счастью, и судьбы государства, определяемой потребностя-ми его социально-политического, экономического и культурного развития инравственно-этической позицией власти. Глубина и многогранность содер-жания обусловливают тесное переплетение эпического (исторический образВенеции), лирического (переживания отца и сына) и драматического (глуби-на конфликтного противостояния позиции дожа и Антонио) начал, привле-кающее молодого поэта. Особенности проблематики трагедии побуждаютМайкова экспериментировать с сюжетом «Антонио Фоскарини» и набросатьпо нему эскиз современной пьесы. Приведем этот фрагмент полностью:Niccolini Gio. Batista. Antonio FoscariniПеревод МайковаDOGE1Alviso Foscarini, дож венецианский, встре-чает прибывшего из Гельвецийской рес-1 Подстрочный перевод: Дож. (после многократных объятий) Наконец ожидаемый сын нашелобъятия падающего (приходящего в упадок) родителя. Но почему, противостоя (бросая вызов) жесто-ким волнам, он забыл об отце? Я проливаю слезы счастья не твою грудь и могу затухающие источни-ки света насытить дорогим ожиданием… Ты всегда будешь со мной… Тебя обретает отец, тебя теря-ет Республика.Антонио. Мне следует быть вдали от общественных дел (забот), и славу ищу я в частных добро-детелях в этой земле, где ярость немногих с высшими почестями наказывает добродетель. Как я тебяувидел, о отец! одетый (облаченный) в пурпурную мантию раба, вот есть тебе тюрьма - царственныепалаты и город: ты первый в рабстве и последний - во власти; пусть здесь государь в Доже учит себяпрезирать: он становится для ярости гордости патрициев пригодным посмешищем; как опьяненныйилот (порабощенный человек) для мальчика-спартанца.Дож. Ты заблуждаешься: мое рабство - славное: закон предписывает: я должен, о сын, иметь ве-ликолепие господина и власть (права) гражданина.Антонио. Или быть достойным другого века, других людей, очевидная истина: Здесь у нас рес-публика? Здесь, где человек существует, а не живет, или то, что ты называешь жизнью, - это посто-янный ужас, который царит одинаково и над плебеем, и над патрицием, и он стремится, спокойныйраб, стать тираном?Дож. Древние жалобы! Я яростно сопротивляюсь сегодня тому государству, которое ты предпо-лагаешь поколебать, тебе приводят в пример швейцарцев (гельвецийских народов), но милосердие(милость) итальянского неба презирает (отвергает, гнушается) доблести, которым нужда - мать. Язнаю, что репутация (имя) живет в немногих, остальное - стадо (толпа): Венеция - это там, где ипатрициев, и плебеев обуздывает ужас.Антонио. Если сосчитает своих тиранов, оно не будет дрожать. Как из древних пороков испор-ченные (развращенные) народы ты возвратишь в свободу, Дож, я не знаю: но ты, воин и отец, смо-жешь восславить жестокую власть, которая наказывает мысль еще до преступлени, и делает так, чтоправосудие кажется возмездием (карой, мщением)?Дож. Однако (и все же) слава (слух, молва) больше, чем власть, защищает наш город; я хвалюмагистрата (должностное лицо), который его охранял.Антонио. Не могут ли все твои похвалы возразить криком неизвестным жертвам неизвестныхтиранов: мертвенно-бледная волна, которая вяло стоит между злосчастными царственными палатамиNon lunghi mai dell' aspettato figlioTrovo gli amplessi un genitor cadente.Ma perche le crudeli onde sfidasti,Dimentico del padre? un lieto piantoSpargo fra le tue braccia, e posso i lumiLanguidi saziar del caro aspetto…Sempre meco sarai… t'acquista il padre,Ti perde la Repubblica.ANTONIO FOSCARINILontanoDalle pubbliche cure esser mi giova,E gloria cerco da virtu privateIn questa terra, ove il furor di pochiCoi primi onori la virtu punisce.Qual ti riveggo, o padre! or vesti il manto,Porpora dello schiavo: or t'e prigioneReggia e citta: sei nel servaggio il primo,L'ultimo nel poter; che il re nel DogeA spegiar qui s'impara: egli divenneAlla ferocia del patrizio orgoglioUtil ludibrio; come l'ebro ilotoAl fanciullo spartano.DOGEErri: la miaE illustre servitu: la legge impera:Io debbo, o figlio, aver d'un re la pompa,L'autorita d'un cittadino.ANTONIO FOSCARINIO degnoD'altra eta, d''altre genti, il ver palesa:Qui Repubblica abbiam? qui, dove l'uomoE, ma non vive, o cio che vita appeli,E continuo terror; che regna ugualeSu la plebe e il patrizio, ed egli aspira,Schiavo tranquillo, a divenir tiranno?DOGEQuerele antiche! fieramente avversoOggi allo stato che agitar presumi,публики сына своего, бывшего там послан-ником1.Дож. Наконец, наконец ты в моих объяти-ях, так долго ожидаемый сын мой!…наконец на грудь твою могу пролитьотрадные слезы, а взоры свои насытитьсозерцанием твоего милого образа. Теперьуж мы не разлучимся. Да, тебя обретаетотец, но отечество тебя теряет (На поляхпримечание Майкова: «Родственники дожане могли в Венеции занимать никакойдолжности». - О.С.)Antonio. О, как я рад удалиться от общест-венных дел; и лучше мне наслаждатьсядобродетелями и счастьем семейного мирав стране, где злоба немногих наказываетдобродетель высшими почестями. Да, яувидал тебя, родитель… облеченный впурпурную мантию раба, в дворце твоем,твоей царственной тюрьме; тебя - первогов рабстве и последнего во власти! Коноводдожа здесь поучается презирать достоинст-во партий! Он становится здесь полезнойигрушкой злобной гордости Патрициев, какбедный Илат для спартанца-ребенка.Дож. Ты заблуждаешься… Мое рабство -знаменитое: его предписывает закон. Ядолжен, сын мой, носить пурпур царский и… имею власть гражданина.Ant. O degno D'altra et a, d'altre genti,il ver palesa2. Здесь, у нас республика?Здесь, где человек существует, а не живет,или то, что он называет жизнию - есть по-стоянный страх, в котором равно пребыва-ют плебей и патриций, и он - послушныйраб, еще стремится к тирании!Дож. Старые сказки! Выбранить родноегосударство потому, что берешь пример сгельвестических республик. Но роскошьблаготворного [] неба Италии неможет произвесть тех доблестей, которыхи тюрьмами, нерешительно капает на жалкие (презренные, несчастные) головы, и закрывает (заглу-шает) эхо, которое только повторяет (отражает) голоса скорби: здесь смерть приходит безмолвнойстопой, и не находишь никогда и следа крови.Дож. Эта боль (страдание, наказание) - наша: смиренным плебеямTi fa l'esempio dell'elvezie genti;Ma la clemenza dell'ausonio cieloSdegna virtudi, a cui penuria e madre…So che l'nom vive in pochi; il resto e gregge:Vinegia e la dove patrizi e plebeFrena il terror.ANTONIO FOSCARINISe conta I suoi tiranni,Non tremera. Come dai vizj antichiCorrotta gente in liberta rritoni,Doge, non so: ma tu, guerriero e padre,Lodar potrai l'autorita crudeleChe punisce il pensier pria del delitto,E la giustizia fa parer vendetta?DOGELa fama omai, piu che il poter, difendeLa citta nostra; un magistrate io lodoChe ci salvo.ANTONIO FOSCARININon ponno alle tue lodiVittime ignote di tiranni ignotiCol grido replica: livida l'onda,Che tra l'infausta reggia e le prigioniLanguidamente sta, geme sospesaSu le misere teste, e chiude l'ecoChe sol ripete del dolor le voci:Qui con tacito pie viene la morte,E non trovi giammai l'orme del sangue.DOGENostra e la pena: alla sommessa plebePiace il poter che condannare ardisci,E del servaggio suo le par vendettaChe s'imperi tremando: in altro modoNon puo durar lo stato. Io qui non veggoPene frequenti: di tranquilla vita,D'agi, di pompe, di conviti e danzeLieta e Vinegia… [6. P. 14-17].мать - нужда и бедность. So, che l'nom vivein pochi; il resto e gregge1. Знаю, что истин-ных героев добродетели немного; осталь-ные - толпа: Венеция есть именно государ-ство, где сильных и слабых равно обузды-вает страх.Ant. (Se conta i suoi tiranni, non tremera2).Пусть избавится оно от тиранов, тогдане нужен будет этот страх. Как же [в дол-гом] в подлости, в пороках, с давних порзакоснелый народ возвратится к доблести -не знаю; но ты, воин и отец, как можешь тыхвалить эту жестокую власть, которая [на-казует] преследует мысли и мысль считаетуже совершенным преступлением, и судсвой творит не как суд, а как мщение?Дож. По крайней мере, слава более, чем[власть] могущество, защищают наше оте-чество; и я хвалю мужа, который блюдет заего безопасностью.Ant. Не могут ли твои хвалы ответ-ствовать плачем невидимых жертв невиди-мых тиранов; мрачная бездна [стоящаямежду миром] между нечестивымидворцами дожа и темницами, покоитсямирно на тысячи трупов, и (e chiude l'eco)только мгновенное эхо повторит вопльмуки. Здесь смерть приходит безмолвноюстопою, и никогда и следа нету крови.Дож. (Nostra e la pena3) К сожалению, по-корной черни нравится власть, котораясмело чинит суд и расправу; робкое прави-тельство возбуждает ее к мысли за рабство.Иначе и не может стоять государство. Ве-неция наслаждается славою, роскошью,пирами, празднествами… [2. С. 73-75]Майков переводит около половины 4-й сцены I акта. Видимо, дальней-ший разговор отца и сына уже не представляет интереса для автора дневника,так как не вносит ничего нового в содержание сцены. Поэт делает достаточноблизкий к стихотворному тексту оригинала рабочий прозаический перевод.Он передает драматизм сцены, обусловленный столкновением личного и го-сударственного, и усиливает ее трагическое содержание. Такая аранжировкауказывает на романтическую доминанту в трактовке конфликта трагедии пе-1 Я знаю, что репутация (имя) живет в немногих, остальное - стадо (толпа) (ит.).2 Если оно сосчитает своих тиранов, оно не будет дрожать (ит.).3 Это наказание (ит.).реводчиком и вместе с тем проявляет его стремление раскрыть подлинноечеловеческое содержание исторической эпохи, столь характерное для литера-туры середины - второй половины XIX в. Последнее свидетельствует об ис-торизме творческого и, шире, культурного мышления молодого поэта, опре-делившем основы его философского мировосприятия под влиянием раннегознакомства с сочинениями представителей новой философии истории и исто-риографии и чтения исторических романов В. Скотта [7. Л. 5 об. - 6]. Траги-ческая история Антонио, не пожелавшего поставить под угрозу честь воз-любленной, и его отца, который волею судьбы подписал указ, приведший наплаху собственного сына, окружена печальными историями многих венеци-анцев, ставших безымянными жертвами злобной мести инквизиции. Масштабпроисходящего подчеркивает сущность изображаемой эпохи. Движущей си-лой исторического процесса со всей очевидностью становится волюнтаризми отсутствие чувства нравственной ответственности за судьбу своей страны вмасштабах большой истории. Образ Венеции, ощущающей предвестия ско-рого крушения государственности, посредством исторической аналогии по-зволяет Майкову на новом уровне философско-исторического обобщениявернуться к осмыслению трагедии Древнего Рима, создавшего некогда вели-кую культуру и также павшего под натиском неотвратимых историческихперемен, обусловленных кризисом власти, утратой нравственно-этическихориентиров общественной жизни.В восприятии Майкова особое значение приобретает то, что политиче-ское противостояние развивается между отцом и сыном, разрушая основужизни, залог будущности общества - человеческие связи и духовную бли-зость поколений. Это проявляется в переводе первых реплик персонажей,рисующих встречу Алвизе и Антонио после долгой вынужденной разлуки.Воспроизводя слова старого дожа, обращенные к сыну, переводчик усилива-ет эмоциональность и глубину отцовского чувства. Он удваивает наречие«наконец», подчеркивая важность для него темы воссоединения близких лю-дей. Сохраняя верность содержанию, Майков делает речь героя по возможно-сти более цельной, естественной и психологически содержательной. Он ис-ключает из первого предложения возрастную характеристику дожа и полно-стью выпускает второе предложение реплики: «Но почему, противостоя(бросая вызов) жестоким волнам, он забыл (пренебрег) отца?» [2. С. 73]),обозначая его многоточием. Вместо косвенной риторической конструкции«ожидаемый сын нашел объятия родителя» использована более яснаяконструкция с личным местоимением «ты». Глубина отцовских чувств пере-дана введением местоимений «моих» («объятиях») и «мой» («сын»).Ответ Антонио свидетельствует о том, что он не готов к душевному об-щению с отцом. Он не чувствует радости встречи, им движет только возму-щение деспотизмом и бесчеловечностью политической системы Венеции.Согласие Алвизе занять пост дожа заставляет его видеть в отце прежде всегоне близкого человека, с которым соединен кровными узами, а поборника бес-человечной политической системы. Переводчик подчеркивает позицию Ан-тонио, заменяя личное, сердечное обращение оригинала «отец» на отстра-ненное «родитель», эксплицирующее выраженную далее позицию героя,критикующего отца за принадлежность жестокой системе государственнойвласти. В результате эмоциональное человеческое содержание встречи отца исына вытесняется непримиримым столкновением двух представлений о по-литической системе Венеции, определяющим содержание последующих реп-лик персонажей. При этом внешний, политический конфликт, обусловившийсодержание этой сцены трагедии, в переводе Майкова получает развитие че-рез судьбу внутреннего человека, обрастает психологическими подробностя-ми, эксплицирующими этические противоречия позиции Алвизе и чрезмер-ный романтический максимализм Антонио. Переводчик не увеличивает объ-ем текста, вводя дополнительные объяснения, он стремится избежать рито-рики и сделать каждое слово по возможности более информативным, изобра-зительно емким. Конфликт неразрешим именно потому, что в основе его длякаждого лежат дорогие сердечные убеждения, определяющие этическую по-зицию каждого его участника. Политика и психология оказываются тесней-шим образом взаимосвязаны.Алвизе Фоскарини - старый патриот, не раз встававший на защиту рес-публики с оружием в руках. Его жизненную позицию определяют высокиепредставления о чести и долге, о благородстве и достоинстве. Для него Вене-ция - безусловная ценность. Ее политическая независимость, могущество ислава являются той высокой целью, достижению которой он служит на про-тяжении всей своей жизни. Об этом свидетельствует пламенная речь дожа напервых страницах трагедии, произнесенная им перед сенаторами и инквизи-цией при принятии этой высокой государственной должности. Ее содержаниеформирует завязку сюжета [8. С. 1-2].Любовь к Венеции и искреннее желание восстановить ее былую славу всложной политической ситуации под умелым психологическим давлениеминквизиторов1 ведут дожа к частичному отказу от гуманистических нравст-венных законов вечности и подмене их на право сильного, подчиняющего иусмиряющего народ страхом. Это - источник противоречий внутренней по-зиции отца. Задетый резким обвинениемподчеркивает противоречия позиции дожа: в последней части фразы, такжеоформленной в отдельное предложение. Переводчик заменяет одно сказуе-мое при однородных членах двумя, разделяя, таким образом, характеристикуформы и содержания власти дожа. Смысловое разделение сказуемого влечетза собой и трансформацию первого из двух зависимых словосочетаний: «ве-ликолепие господина» переводится более образным, высоким словосочетани-ем «пурпур царский». Многоточие, введенное Майковым между описаниемформальных и содержательных характеристик власти, еще более усиливаетнесоответствие, смысл которого раскроется полностью в следующих репли-ках Алвизе: закон только внешне сохраняет свою форму, в действительностион давно выродился, превратившись в орудие подавления общества, сталсредством удовлетворения прихотей власти. Убежденный в собственной пра-воте служением высокой цели возрождения Венеции, дож не замечает этоговырождения. Противоречивость его позиции усложняется конфликтным про-тивостоянием личных и государственных интересов. Как человек он всяческипротивится тирании и противостоит беспринципности Совета Трех, сдержи-вая разгул произвола политической инквизиции. Жестокий деспот Лоредано(один из членов Совета Трех) упивается тиранической властью, мечтая о бес-конечной карающей силе Бога, о трепете народа:Всеведущий не может ошибаться. -Да будут приговоры правосудьяНезримого, как приговоры неба,Ничем понятью смертных не доступны,Чтобы причин не смел искать никто [8. С. 15-16]. Уж много лет я сторожу свободуРазврата, данную рабам, чтоб крепчеУвековечить рабство их Жестокость должно возводить в искусство [8. С. 33].На призыв Лоредано карать смертью всякого патриция, замеченного всвязях с представителями иностранных посольств, дож отвечает:Родину люблю яНе менее, чем ты, но признаюДругой закон… и он с твоим несходен,Незыблем он, начертан в книге вечной,Где человек его стереть не может!Случайность и ошибку в преступленьеТы обращаешьчеловечность здешнего порядка и мечтающего возродить нормы республи-канской демократии. Стремление восстановить повергнутое врагом величиереспублики одерживает победу над сердечными убеждениями Алвизе, за-ставляют поверить в справедливость несправедливого. Так он одновременностановится и жертвой, и защитником тирании. Это определяет содержаниеречи отца в разговоре с сыном. Неразрешимость столкновения человеческихпринципов и гражданских убеждений привлекает Майкова и обусловливаетте изменения, которые он вносит в свой перевод, уточняя содержание ориги-нала. Опровергая резкие обвинения Антонио, дож защищает веками склады-вавшуюся политическую систему Венеции, находя поддержку своей позициив особенностях итальянского климата1. Однако далее раскрываются противо-речия его нравственной позиции, позволяющие противопоставить отдельныхгероев, живущих во благо родины, толпе, стремящейся лишь к удовольстви-ям и готовой на все ради достижения своих порочных целей. Старый дожубежден в том, что былую силу и славу Венеции можно возродить толькострахом перед деспотическими требованиями неукоснительного соблюдениязакона, что упрощает жизнь толпы, лишая ее возможности выбора. Переводяслова Алвизе, Майков заменяет социальную оппозицию «патриции - плебеи»более универсальной нравственно-этической «сильный - слабый», хотя в пре-дыдущей реплике Антонио переводчик сохранил социальную оппозициюоригинала («страх, в котором равно пребывают плебей и патри-ций»). Это уточняет особенности убеждений отца и сына в понимании пере-водчика и подчеркивает меру заблуждений дожа, который свято верит вовнесословное равенство людей пред буквой закона, держащего в рамкахсильных и слабых, и в целом убежден в порочности природы человеческогобольшинства: «К сожалению, покорной черни (ср. у Никколини: «смиреннымплебеям». - О.С.) нравится власть, которая смело чинит суд и расправу; роб-кое правительство возбуждает ее к мысли за рабство. Иначе и не может сто-ять государство. Венеция наслаждается славою, роскошью, пирами, праздне-ствами…» [2. С. 75]. Семантические изменения, которые вносит Майков вперевод последних слов дожа, свидетельствуют о его пристальном интересе кпроблеме нравственной позиции власти и ее отношении к обществу, к пони-манию системы ценностей, определяющих жизнь большинства, к теме ду-ховной свободы личности и возможности нравственного самоопределения.При переводе этой фразы на трактовку смысла слов Алвизе Фоскарини нало-жило отпечаток общее впечатление Майкова от изображенной Никколиниинквизиции и прежде всего жестокого, властного Лоредано, наслаждающего-ся возможностью быть равным Богу и заменить его. Именно ему, «знатокучеловеческих пороков», лишенному простых человеческих страстей, име-1 Осмысление органической взаимосвязи между особенностями национального характера, поли-тической системы государства и геоклиматическими характеристиками местности, в которой онорасположено, станет одной из важнейших тем в творчестве Майкова 1840-х гг. Она определит осо-бенности проблематики поэтического сборника «Очерки Рима» (1847) и поэмы «Две судьбы» (1845)[9. С. 190-191, 197, 216-218]. В переводе соответствующего высказывания дожа это обусловливаетзамену оригинального глагола «презирает (отвергает)» в стилистически более нейтральное, лишен-ное широкого поля отрицательных коннотаций глагольное словосочетание «не может произвесть».Семантика составного сказуемого подчеркивает важность этих идей в системе философско-исторических взглядов переводчика.нуемых им «развратом» [8. С. 33], свойственно в трагедии презрительно-высокомерное отношение к людям, выражаемое словами «покорная чернь»1.Если для дожа великолепие и слава Венеции становятся оборотной сто-роной жестокой власти, требующей рабской покорности народа и насаждаю-щей атмосферу страха, то для Антонио тирания и рабство несовместимы сдухом республиканской свободы и только разрушают все то, что было созда-но когда-то. Эти убеждения, заставившие его некогда уехать из Венеции,спасаясь от мести Совета Трех, обвинившего его по доносу в государствен-ной измене, определяют и теперь его позицию в разговоре с отцом, заставляяне радоваться встрече, а обличать и утверждать необходимость скорейшихперемен. И то, что теперь его отцу оказана честь стать дожем Венеции и по-служить отчизне, для Антонио позор, а не почесть, так как дож первый дол-жен быть верен букве бесчеловечного закона. Поэтому он остается глух кувещеваниям отца и, вынося свой приговор жестокой деспотической власти,бесшумно уничтожающей всякое инакомыслие и неповиновение («Здесьсмерть приходит безмолвною стопою, и никогда и следа нету крови»), от-крыто говорит о необходимости революционных преобразований («Пустьизбавится оно от тиранов, тогда не нужен будет этот страх»).Переводя разговор дожа с сыном, Майков подвергает трансформации егоритмико-синтаксический рисунок и отдельные лексические единицы. На пер-вый взгляд вносимые им изменения незначительны и связаны в первую оче-редь с потребностью несколько нейтрализовать витиеватый, риторическиперегруженный стиль Никколини, затрудняющий понимание смысла репликперсонажей. При более детальном рассмотрении становится очевидным, чтовсе трансформации носят концептуальный характер и обусловлены майков-ским пониманием особенностей проблематики этого произведения. На фонебольшинства трагедий итальянских драматургов «Антонио Фоскарини» при-влекает внимание Майкова историзмом, определяющим органическое взаиболее естественную, руководствуясь своим пониманием психологическогосодержания этой сцены и особенностей характеров Антонио и Алвизо. Лек-сические замены способствуют углублению драматического конфликта меж-ду отцом и сыном. Выделение антиномий и их усиление обусловлены роман-тической доминантой в восприятии исторического сюжета, а использованиевысокой романтической лексики при последовательном отказе от ложнойпатетики позволяет переводчику подчеркнуть высоту нравственных идеалов,определяющих позиции отца и сына.Речь дожа становится более размеренной и убедительной, что демонстри-рует его уверенность в своей правоте и желание защитить сына, умерив егопыл. Алвизе немногословен. Необходимого эффекта переводчик добиваетсятщательным подбором слов, редуцируя классицистическую патетику («зату-хающие (чахнущие) источники света» → «взоры свои») или подбирая болеевыразительные варианты («великолепие господина» → «пурпур царский»,«охранял» → «блюдет за его безопасностью»). Переводя ответы Антонио,Майков часто использует более яркие, экспрессивные синонимы, что свиде-тельствует о его восприятии Антонио как типичного романтического героя(«одетый» → «облеченный», «возразить» → «ответствовать», «царствен-ные палаты» → «нечестивые дворцы», «тюрьмы» → «темницы», «голосаскорби» → «вопль муки»). Другие изменения обусловлены стремлением пере-водчика сделать обличительную речь Антонио, порой слишком эмоциональ-ную и несколько сбивчивую, более четкой и ясной (см. третью реплику Ан-тонио). Вследствие этого в ряде случаев Майков незначительно увеличиваетобъем переводного текста. Это происходит главным образом за счет введенияуточняющих синонимов («в подлости») и повторов лексических единиц(«мысль» и «суд»), акцентирующих порочность государственного устройства.О сознательной работе над оформлением речи Антонио свидетельствуют не-значительные правки. Так, переводчик зачеркивает сказуемое «наказует»,своим значением и расположением в тексте соответствующее букве оригина-ла, и, вводя повтор дополнения «мысль», являющегося одним из важнейшихв содержании конфликта (инквизиция уничтожает свободомыслие и превра-щает людей в стадо), заменяет сказуемое двумя его контекстуальными сино-нимами, раскрывающими внутренний смысл оригинала: « власть, кото-рая [наказует] преследует мысль и мысль считает уже совершенным преступ-лением, и суд свой творит не как суд, а как мщение» [2. С. 74]. Этому же спо-собствует и преобразование последней части предложения.Переосмысливая конфликт сцены, Майков заметно русифицирует свойперевод, используя для выявления глубины психологического содержанияварианты, более соответствующие традициям русской словесной культурытого времени. Например, прилагательное «частные» («славу ищу я в частныхдобродетелях»), имеющее в русском языке оттенок официальности, выража-ется перефрастически словосочетанием «семейный мир» (см. первую репликуАнтонио), более конкретным, богатым ассоциативными связями, русским посодержанию, более органичным в живом разговоре близких людей; предло-жение «Древние жалобы» воспроизведено более характерным для разговор-ного русского языка «Старые сказки», расширяющим семантику существи-тельного; в другом случае переводчик изменяет оригинальную характеристи-ку итальянского неба - «милосердие / мягкость» - на перифразу, более ха-рактерную для русской традиции описательной характеристики итальянскойприроды «роскошь благотворного неба Италии».Отдельные синонимические замены указывают на то, что переводчикпрочитывает коллизию трагедии Никколини сквозь призму проблематикироссийских социально-политических реалий и их восприятия современника-ми. Подлежащее «Республика», актуализирующее общественно-полити-ческую проблематику первой реплики дожа, заменяется в переводе болееличным, окрашенным теплотой интимного восприятия синонимом «отече-ство», редуцирующим политические аспекты конфликта оригинального про-изведения и углубляющим его нарвственно-психологическое содержание, атакже более репрезентативным в контексте русской языковой картины мира.В результате спокойная констатация факта превращается в переводе в драма-тически окрашенную реплику: патриот Антонио не может больше приноситьпользу отечеству, так как республика изжила себя и стала врагом своему на-роду. Поэтому так закономерно нарастание угрозы извне, желание другихгосударств захватить и присвоить факты материальной культуры, оставшиесяот былого величия Венецианской республики. В другой реплике дожа допол-нение «город» снова заменяется синонимом «отечество». Последовательноеиспользование этого слова выделяет еще один, вносимый переводчиком, ас-пект трактовки содержания трагедии. Обращаясь к сюжету из венецианскойистории XVII в., Майков обнаруживает его сходство с российской политиче-ской ситуацией и ее восприятием русской интеллигенцией 1830-1840-х гг.Смысловое наполнение этой трансформации восходит к лермонтовскому мо-тиву «странной любви» к родине, совмещающему резкое неприятие государ-ственной системы и иррациональную любовь к отчизне [10. С. 138]. Амбива-лентность восприятия образа Родины найдет отражениерусской интеллигенции 1830-х гг., обусловленное подавляющей атмосферойполицейского надзора. По всей видимости, устойчивая замена этих слов впереводе Майкова связана также с потребностью нейтрализации романтиче-ски преувеличенных характеристик, присущих стилю Д.Б. Никколини. Этазамена способствует снижению политического пафоса трагедии, уравнове-шиванию его с не менее важным для переводчика личным, субъективнымсодержанием конфликта.Наконец, переводчик существенным образом преобразует синтаксическиеособенности оригинального текста, устраняя классицистическую витиева-тость слога Никколни, делая его более естественным и психологически ем-ким. Изменения в синтаксисе призваны подчеркнуть антиномичность трак-товки, вводимую лексическими заменами. Желание уточнить психологиче-ское содержание реплик проявляется в проработке синтаксических связей исемантизации конструктивных элементов. Например, заметные трансформа-ции, эксплицирующие майковскую трактовку конфликта драмы, допущеныпри переводе последнего предложения первой реплики дожа. В оригиналепредставлено бессоюзное сложное предложение, части которого абсолютноодинаковы по грамматической структуре (дополнение + сказуемое + подле-жащее), что усиливает антонимическую противопоставленность лексическихединиц. Такая структура свидетельствует о равнозначности личного и госу-дарственного в сюжете трагедии. Первую часть фразы Майков переводит до-словно, добавив только в начале утверждение: «Да». Второе предложениетеперь присоединяется к первому противительным союзом «но», что совер-шенно изменяет его смысл и подчеркивает конфликт между личным и госу-дарственным и абсурдность власти, превращающей патриотов в принципи-альных противников. Изменение смысла обусловлено и перемещением ска-зуемого, которое оказывается в конце второго предложения и выделяется ло-гическим ударением (« но отечество тебя теряет»).Идеологическое противостояниеном, близкими людьми, придерживающимися разных политических убежде-ний и не способными пойти навстречу друг другу.Интерес к переводу этой сцены трагедии Никколини выявляет важнуюособенность мировоззрения молодого Майкова - его неравнодушие к совре-менным политическим процессам, непосредственную заинтересованность восмыслении самых острых проблем. Подтверждением этого становятся идругие фрагменты путевого дневника (размышления о Сен-Дени [3. С. 126-127], вставная новелла о печальной судьбе участников Пьемонтского загово-ра 1821 г., случайно услышанная за обедом в Дома д'Оссола от одного из то-варищей Сильвио Пеллико [1. Л. 19-20 об.], заметка о польском вопросе [1.Л. 36 об. - 37] и т. п.). Эти факты опровергают распространенный тезис обаполитичности Майкова, основанный на интерпретации его поздних выска-зываний и в первую очередь на признании поэта, сделанном в письмеП.А. Висковатову [12. С. 264-268].Вторая сцена, выбранная Майковым для перевода, разительно отличаетсяот первой: в ней изображен разговор между возлюбленной Антонио Терезойи ее верной подругой Матильдой, единственной, кому она может раскрытьсвои переживания. Психологическое содержание этой сцены очень динамич-но и отличается глубоким внутренним драматизмом. Оно осложнено неожи-данным появлением Антонио, который подплывает в лодке ко дворцу На-ваджеро и песней привлекает внимание возлюбленной. Любопытно, что привсей интимности содержания Никколини удается здесь, как и в ранее рас-смотренной сцене, запечатлеть важнейшие особенности Венеции, самобыт-ность облика города, его вековые культурные традиции. При сохраняющемсяриторизме стиля эта сцена отличается удивительной емкостью, аллюзивнойглубиной, что, по-видимому, и привлекает внимание Майкова, не случайноперевод предваряется восклицанием: «А как вам нравится этот тихий, рос-кошный вечер? (Att II, sc V)» [2. С. 75]. Приведем фрагмент:Niccolini Gio. Batista. Antonio Foscarini Перевод МайковаMATILDE1 Mat Я не родилась в здешней сто-1 Подстрочный перевод: Матильда: Я не выросла в этой стороне (в этих городских стенах), нокак только тебя увидела, несчастная красавица, так и полюбила тебя… если тебя тяготят мои слова ия слишком осмеливаюсь, позволь мне хоть поплакать с тобой. Тереза: Подруга… Матильда: Какоесладостное имя! И что может быть достойным, чтобы возвратить тебе сказанное? Тереза: Ах, всеувеличивает, Матильда, мою скорбь! Матильда: Рассыпавшиеся волосы подбери в вуаль, на вернуюслужанку опусти свои усталые члены: мне сладок этот груз. Тебе хочется возвратиться в уединенныепокои? Или слабое тело обретет отдых в твоей кровати?.. Но что?... Ты бледнеешь? … Тереза: Здесь яне слышу того, что бы меня не оскорбляло. Матильда: О небо, прости… Верни улыбку на твои уста.Тереза: Ах, все меня либо мучает, либо приносит мне вред. Матильда: О, если покой… Тереза. Впокое мне отказывает каждая живая душа… Матильда. Попроси его у природы. Тереза. О, как сладокэтот час тишины печальному сердцу! И в его радостях также есть боль… Я слышу похоронный звук,далекий ропот… Матильда. Разбитая ветром с Адриатического берега - такова всегда морская волна,и кажется, что она плачет; прозрачна лагуна, и зеркальны здания мраморных дворцов. Тереза. Воис-тину блаженна та, кто не родилась здесь. Матильда. С верной женой, что удерживает любовь, напротивоположном берегу венецианский кормчий поет песни одну за другой. Тереза. Счастливые! (?рискованные!) Он только что покинул ее, и скоро возвращается к ней с желанием. Матильда. Онипоют про Эрминию Тереза. Несчастная возлюбленная! Это нотки скорби: песня становится стоном ипогибает среди волн. Матильда. Смотри, как темный челнок приближается к этому берегу, и тот, ктотам сидит, едва возбуждает своим веслом волны. Среди волн звучит новая гармония. Может быть,скорби, скрытые в своем сердце, ночной любовник открывает своему кумиру. Кто знает… измене-In questeMura io non crebbi; ma ti vidi appena,Bella infelice, che t'amai… se graviTi con le mie parole, e troppo ardisco,Soffri che almeno io teco pianga.TERESAAmica…MATILDEOh qual nome soave! e che far deggioChe in util tuo ritorni?TERESAAhi tutto incresce,Matilde, al mio dolor!MATILDELe sparse chiomeNel vel raccogli: alla fedele ancellaLe stanche tue membra abbandona: e dolceQuesto peso per me. Nelle segreteStanze tornar ti piace? or l'egro corpoRiposo avra nel conjugal tuo letto…Ma che? … tu impallidisci?TERESAIo qui non odoCosa che non mi offenda.MATILDEOh ciel, perdona…Torni il sorriso sul tuo labbro.TERESAAh tuttoO m'affligge, o mi nuoce.MATILDEOh se la pace…TERESAPace mi nega ogni vivente aspetto…MATILDEChiedila alla natura.TERESAроне, но полюбила тебя с первого взгля-да… если тебя тяготят слова мои, позвольмне, по крайне мере, разделить твои слезы.Тереза. О друг мой…Мат Милое имя: друг мой! Носкажи, чем мне оправдать это название?Тер Ах, Матильда, все, все толькоувеличивает мои страдания.Мат Закрой вуалем твои рас-пустившиеся локоны, облокотись на ме-ня… Хочешь, возвратимся в твои покоиили, быть может, ты хочешь отдохнуть вмоей спальне… Но ты бледнеешь?Тер Все, что я слышу здесь, всеменя мучит, беспокоит.Мат Прости, прости меня.Тер Все, все меня гнетет, терзает…Мат Если спокойствие…Тер Спокойствия мне не ожидать отлюдей.Мат Но его дает природа (выхо-дит на балкон, обращенный на лагуны).Тер О как отраден этот час молчаньяно… Тереза. О, что ты сказала! Матильда. Послушай… Антонио (за сценой) Когда, вдали от тебя,неверная, я подвернул ногу, знак вечной верности, ты прекрасную руку мне подала. Тереза. Какойголос! Я не виновна (порочна)… Он бесчестит (оскорбляет) меня, но мир жесток (суров) и угрожаетего дням, и я ненавижу его бегство. Матильда. Ты дрожишь! Тереза. Ты знаешь, что каждый раз меняпокидают силы, и меня охватывает дрожь в ногах… Ах! Поддержи меня. Матильда. И ты хочешьотсюда убежать (спастись)? Тереза. Я

Скачать электронную версию публикации