Стиль личностно-ориентированных дискурсов как сфера проникновения инодискурсивных стилевых влияний | Вестник Томского государственного университета. Филология. 2015. № 5 (37).

Стиль личностно-ориентированных дискурсов как сфера проникновения инодискурсивных стилевых влияний

В статье рассматривается специфика стиля повседневных и неповседневных лично-стно-ориентированных дискурсов, заданная реализацией инодискурсивных речевых форм. Дискурсивно-стилистические различия определяются положением в дискурсе обыденного человека как его участника, для которого вступление в дискурс может носить либо рутинный, привычный характер, либо иметь характер непривычной, исключительной речевой деятельности, основанной на нарушении регулярного режима общения.

The style of personality-oriented discourses as a sphere of stylistic influence of other discourses.pdf В современной лингвистике наиболее общее функциональное понимание стиля представляет его как вербальный результат «когнитивных процедур обработки знаний» [1. С. 35]. Такое понимание находит особое уточнение в понятиях «стиль функциональный» (как социально обусловленный характер речи), «стиль автора» (как индивидуальная манера организации речи) и др. При рассмотрении текста в качестве результативного речевого компонента дискурса внимание фокусируется на отражаемых в нем результатах обработки знаний, заданных особой дискурсивной интенциональностью и организованных как дискурсивная картина мира - «часть языковой картины мира, воплощенная в тексте, текстах, порождаемых в некоем типовом социально-психологическом контексте с типовыми коммуникантами» [2. С. 26]. Объектом исследования при таком подходе становится дискурсивный стиль. Цель данной статьи - представить специфику стиля личностно-ориенти-рованных дискурсов, заданную реализацией в нем инодискурсивных речевых форм. К анализу привлекались записи устной разговорной речи в объеме более 1500 текстов (ссылки на цитируемые источники прилагаются). Дискурсивный стиль формируется на основании действия определенных дискурсивных стратегий организации текста, которые «дают возможность пользователям языка производить выбор между альтернативными способами выражения примерно одного и того же значения; выбор осуществляется с учетом типа текста и контекстуальной информации (тип ситуации, уровень неформальности общения, типы участников и характер общих целей)» [3. С. 21]. В аспекте дискурсивной обусловленности организации речевой формы исследуются тексты различных дискурсивных сфер, ограниченных различными подходами к их анализу: медийного ([4, 5] и др.), политического ([6, 7] и др.), праздничного [8], научного ([9, 10] и др.), фольклорного [11] и других дискурсов. Термин «стиль» как результативная сторона социальной обусловленности речи в отечественной лингвистике в первую очередь связан с традицией его понимания как «стиля функционального» (В.В. Виноградов, Т.Г. Винокур, Д.Н. Шмелев, М.Н. Кожина и др.). Подобное понимание стиля частично сближается с позициями дискурс-анализа: функциональная стилистика направлена на изучение закономерностей употребления языка в разных сферах и ситуациях общения, при этом внимание акцентируется на обращенности к внешним условиям формирования речи [12]. Но все же данные методологические установки качественно различаются, что вызывает активную потребность у отечественных исследователей соотнести обозначенные подходы [2, 5, 9, 13-22 и др.]. Концепция стиля, приближенная к пониманию дискурса как совокупности текстовых манифестаций социальных структур данного общества (М. Фуко), сформировалась в отечественной стилистике, развивавшейся до определенного времени в отрыве от западной теории дискурса, и восходит к работам В.В. Виноградова. Функциональный стиль может быть рассмотрен в категориях дискурс-анализа в качестве особого социально обусловленного типа организации речевой структуры. При этом функциональная стилистика обращается к качествам самой речевой формы, являющейся носителем социально значимого смысла. В рамсках дискурс-анализа текст рассматривается в «перспективе субъекта, его порождающего» [2. С. 38], внимание фокусируется на выборе способов организации речевой формы конкретным участником дискурса, на дискурсивной ин-тенциональности текстопорождения, обнаруживается значимость взаимодействия «социальной и ситуативной обусловленности формирования смыслов (картин мира), а также моменты проблемности прочтения смыслов дискурса» [Там же. С. 39]. Стиль дискурса, являющийся результатом выбора его субъектом средств и способов организации речи, формируется (1) на основании дискурсивной интенции, условий и ролевой структуры общения - как результат конкретно-деятельностной обусловленности и (2) на основании опыта участия субъекта в практиках других дискурсов - как результат реализации его инодискурсивного речевого опыта. Указанные ракурсы формирования стиля дискурса качественно взаимодействуют. Стиль дискурса представляет стереомодель, в которой смыслы, диктуемые протекающим «здесь и сейчас» ситуационным (по Т. ван Дейку) дискурсом, взаимодействуют со смыслами речевых фрагментов, синтезированных в иных ситуационных дискурсах, на основании дискурсивной интенции, условий и ролевой структуры общения. Таким образом, стиль дискурса, дискурсивная системность речевой формы создается в соответствии с внешними по отношению к ней дискурсивными факторами, которые в рамках конкретно-речевой деятельности субъекта определяют выбор речевых фрагментов и их организацию. Смысловая нагруженность и характер использования этих фрагментов, хранящихся в доречевых структурах памяти, усвоены им из опыта участия в других дискурсах. Опыт участия в других дискурсах, с одной стороны, уникален для каждого субъекта (что определяется конкретно-коммуникативными условиями его получения), а с другой - социален (что определяется этнокультурными факторами существования языкового коллектива). В процессе конкретно-дискурсивного переживания речевой формы социальные компоненты опыта индивидуализируются, в результате чего формируется особый стиль ситуационного дискурса. Его системно-структурирующим основанием является особый дискурсивный код, обеспечивающий коммуникативное взаимодействие. Этот код на основании дискурсивной и субъектной интенциональности перерабатывает и включает кодовые элементы социальных дискурсов («дис-курсных формаций», по М. Фуко). Рассмотрим пример: И. ... и меня э... Вахтанг Иванович Мчеделов/ готовил/ в/ дублерши Тарасовой/ которая была премьершей/ в молодежном с... спектакле/ «Зеленое кольцо»//Имевшем тада большой успех//Но тут подоспело/ воззвание партии и правительства/ к молодежи/ заменить/ пустовавших/ э-э . .. учителей начальной школы// - М. Угу// - И. И/ я/ принесла такую жертву революции/ я бросила Художественный театр/ с почти готовой ролью/ и пошла/учить детей// Я была такая дура/ но что с меня взять/ мне еще/ было восьнадцать лет// [23]. Ситуационный личностно-ориентированный дискурс допускает использование речевых форм, выработанных в практиках институционального политического дискурса в соответствии с его интенциональностью (воззвание партии и правительства/ к молодежи; принести жертву революции). В советском политическом дискурсе-источнике эти речевые формы являются носителями позитивнооценочного содержания, выражая приверженность советской идеологии в соответствии с особым дискурсивным эмоциональным пафосом. Субъект рассматриваемого дискурса, реализуя ироническую интенцию, подвергает содержание отмеченных речевых форм аксиологической переориентации. Кодовые элементы стиля советского политического дискурса подвергаются трансформации, подчиняясь речевой системности стиля дискурса ситуационного. Обращение к социальным основам дискурсивного кода, определяющего стиль конкретно-дискурсивной деятельности, возвращает к идее соотнесения теории дискурсивного стиля с функционально-стилистической теорией, различающей и устанавливающей взаимоотношения между «функциональным стилем языка» и «стилем речи». З.И. Резанова, интерпретируя соотношение терминов «дискурс» и «функциональный стиль» в указанных терминологических сочетаниях, определяет данное соотношение следующим образом: «Стиль языка - это тип кода, используемый в дискурсах. Стиль речи - тип текстовой структуры, являющийся результатом определенного типа дискурсивной деятельности» [2. С. 38]. Таким образом, в рамках дискурс-анализа следует учитывать наличие особых стилей социальных дискурсов, вырабатывающих принципы организации речевой формы, отвечающие их социальной интенциональности, а также стилей ситуационных дискурсов, определяющих принципы организации речевой формы в соответствии с ситуативной интенциональностью и перерабатывающих социальные дискурсивные коды. Социальные дискурсы (дискурсные формации) в своей кодовой системе содержат речевые фрагменты, получающие стабильное смысловое содержание, образуемое типом социальной интенции. Эти единицы составляют систему стилистических ресурсов социальных дискурсов и при трансляции в инодискурсивные сферы, с одной стороны, сохраняют статус стилистических знаков дискурса-источника, а с другой - используются в соответствии с требованиями конкретно-ситуативной субъектной интенции, обеспечивающей определенные смысловые трансформации. Формирование стиля ситуационного дискурса осуществляется субъектом дискурса на основании «образа правильной речи» [16. С. 175] - когнитивной категории, отражающей его представления о том, как следует говорить в данной ситуации с данным собеседником на данную тему. С позиций дискурс-анализа наличие такого представления рассматривается как результат адаптации его дискурсивного опыта к условиям ситуационного дискурса. Его реализация проявляется в выборе речевых средств, хранящихся в эпизодической памяти говорящего, их особой организации, «установлении некоторой формы стилистической связности» [3. С. 21]. Это отражает воплощение речевой кодификации на уровне этносоциальных систем (стилистические ресурсы дискурсных формаций) и на уровне конкретно-коммуникативном (стиль ситуационного дискурса). Таким образом, стиль дискурса - это характер организации речевой формы дискурса, формирующийся в процессе деятельности его участника на основании образа правильной речи, заданного взаимодействием интенций ситуационного и социального дискурса. Стиль личностно-ориентированных дискурсов отражает специфику вне-институционального общения. Обращение к дискурсивным основам внеинституционального существования человека, к анализу разговорного стиля речи проявилось в ряде западных работ в 70-е гг. XX века (например, [24, 25]) и - в эти же годы - в отечественных исследованиях разговорной речи (работы Т.Г. Винокур, В.Д. Девкина, Е.А. Земской, М.В. Китайгородской, Е.Н. Ширяева, Л.А. Капанадзе, Н.Н. Розановой, Е.В. Красильниковой, О.А. Лаптевой, О.Б. Сиротининой и др.), в социальной психологии и психолингвистике (см. работы Л.С. Выготского, И.Н. Горелова, К.Ф. Седова, Т.М. Дридзе, Н.И. Жинкина, А.А. Леонтьева и др.). Специфические характеристики внеинституциональных дискурсов нашли отражение в работах [13, 14, 16, 26, 27, 28, 29, 30] и др. Несмотря на интенциональную неоднородность, политематичность, по-лисубъектность личностно-ориентированных дискурсов, открывающие их границы для инодискурсивных стилевых влияний, их речевая форма представляет собой определенное стилистическое единство; результаты этих влияний подчиняются ситуационной дискурсивной интенциональности. Дискурсы рассматриваемого типа в рамках социолингвистического подхода В.И. Карасик определяет как личностно-ориентированные, противопоставленные дискурсам институциональным [13], и это противопоставление является при анализе дискурсов такого типа определяющим. Фактор инсти-туциональности оказывает стабилизирующее воздействие на дискурсы (часто условия общения в рамках институциональных дискурсов оговариваются специально в различных предписаниях, законах, инструкциях, руководствах и под.). Индивидуально-личностная коммуникация же характеризуется принципиальной открытостью границ. В ее рамках действуют стереотипные дискурсивные правила, основанные на практическом опыте участников общения, отработанные в данном национально-культурном сообществе и освоенные ее субъектами индуктивным способом. Стиль личностно-ориентированных дискурсов формируется как результат действия экстралингвистических дискурсивных факторов - условий общения, его ролевой структурой, спецификой дискурсивной картины мира, которые, в свою очередь, определяются интенциональной спецификой личностно-ориентированной коммуникации, в целом направленной на внеинституциональ-ное общение как таковое. Условия общения, дифференцирующие институциональные и личностно-ориентированные дискурсы по уровню его формальности, определяют, соответственно, и уровень формальности их речевой составляющей. Шкала формальности общения, дифференцирующая его по степени внешней - внесубъектной, социально-дискурсивной - обусловленности, реализуется и в дифференциации стилистических принципов институциональных и личностно-ориентированных дискурсов. Речевой форме личностно-ориентированных дискурсов «свойственны меньшая структурированность, эллипсис, повторы слов, хезитации, более высокий темп и ритм речи, а значит, меньшая длина ее единиц, тематическое разнообразие, снижение уровня когезии и т.д.» [16. С. 212]. Граница между личностно-ориентированной и институциональной сферой на этой шкале определяется, во-первых, степенью допустимости выбора элементов и способов организации речевой формы (для институциональных дискурсов заданной соответствующей интенцией); во-вторых, консолидирующим/ситуативным характером обоснования этого выбора (институциональные дискурсы предполагают относительное единство дискурсивного стиля - личностно-ориентированные дискурсы более разнообразны в стилистическом проявлении). Более низкая, чем в институциональных дискурсах, формальность речевой составляющей личностно-ориентированных дискурсов, проявляется в отсутствии внешней заданности использования речевых средств формального общения. В институциональных дискурсах каждый их социальный тип формирует специфические средства стилистической формальности: например, специфические речевые конструкции, термины и им подобные средства, обязательные в дискурсе документа. В личностно-ориентированных дискурсах использование подобных средств допустимо, но не обязательно. Открытость информационного содержания (как свойство дискурсивной картины мира) личностно-ориентированных дискурсов, нейтрализация институционально-ролевых позиций его участников определяют возможность изменения функции речевых форм, произведенных в институциональных дискурсах с целью трансляции институционально значимого содержания (тематически обусловленные номинации производственной сферы, в том числе обладающие общеупотребительными аналогами, конструкции, выражающие специфику институционально-ролевого распределения: Прошу разрешить мне.; К NN (дата) необходимо представить... - и т.п.). В личност-но-ориентированном общении использование обозначенных речевых форм определяется ситуационно-дискурсивными и субъектными интенциями. В результате их функции могут быть как трансформированы на основании институционально заданных, так и кардинально изменены. Так, функция маркирования тематической специфики институционально значимого предмета обсуждения при «добровольном» использовании таких речевых форм субъектом внеинституционального общения может быть расширена за счет функции повышения статуса его речевого произведения, реализующего особый статус темы общения и позиции говорящего: Я не могу себе представить/ чтобы люди / администрация президента / да и сам президент добровольно сложили с себя все полномочия / как бы ушли в сторону [31]. В данном примере выделенные речевые формы, заданные институционально значимой тематикой личностно-ориентированного общения, используются в контекстуальном взаимодействии с речевыми формами, общеупотребительными и разговорными (люди - администрация президента; сложили... полномочия - как бы ушли в сторону). Их функция - маркирование «осведомленности» говорящего, реализация его субъектной интенции, но не интенции дискурсивной, не требующей экспликации стилистических средств формальности. Кардинальное изменение функции институциональных речевых форм проявляется, например, при их использовании вне заданной источником тематики общения. Так, институционально заданные речевые формы достаточно активно используются субъектом личностно-ориентированных дискурсов для реализации шутливо-иронических интенций: В. Бабушка с нами живет// Да она щас пошла... она у нас... общественный деятель/Л. Да? В. Общественный деятель большой/ да// То она идет на... на совет пенсионеров/ то она идет в кружок/ то она идет в библиотеку... помогать/ щас вот она на кружке/ как раз вышивальном// [32] // [В ответ на критику недошитого платья]: Сама просила «примерь-примерь», а слова доброго от тебя не услышишь! Это, между прочим, только демонстрационная версия, в конечном продукте я буду неотразима! (РРТ ). Отсутствие прямой ориентации на общественные институты определяет негомогенность дискурсивной структуры личностно-ориентированных дискурсов. Совокупность личностно-ориентированных дискурсов рассматривается, с одной стороны, как единая сфера общения, противопоставленная институциональным сферам, а с другой - как палитра конкретных коммуникативных ситуаций, которые, в свою очередь, могут быть объединены в особые классы, каждый из которых характеризуется спецификой стиля. Сложность внутренней организации личностно-ориентированных дискурсов определяется множественностью дискурсивных целей и локальностью их характера [16. С. 175]. В перспективе субъекта стиль ситуационного дискурса регулируется типом субъектной интенции, преломляющей национально-культурно обусловленные принципы повседневного общения, усвоенные говорящим. Характер реализации субъектной интенции определятся положением в дискурсе его субъекта, для которого вступление в дискурс может либо носить рутинный, привычный характер, либо иметь характер непривычной, ис- * ррт - здесь и далее: записи текстов городской разговорной речи, сделанные в г. Томске и Томской области в 2003-2014 гг. автором, а также студентами в рамках учебных практик (2008-2015 гг.). ключительной речевой деятельности, основанной на нарушении регулярного режима общения. Коммуникация, протекающая в привычном либо непривычном для ее участника русле, формирует особые дискурсы, что определяет специфику их стиля. Дискурсы, привычные для обыденного человека, в которые он вступает регулярно, мы определяем как повседневные, а дискурсы непривычные, исключительные для него - как неповседневные. Характер реализации целей субъектов дискурсов, реализуемых в обозначенных коммуникативных сферах, различается. В повседневных дискурсах «наличные цели» субъектов направлены на поддержание отработанного порядка дискурса, что обеспечивает его протекание по относительно стабильным моделям. В сфере институционально нерегулируемой неповседневной дискурсной деятельности, участвуя в реализации непривычного для него сценария общения, субъект вынужден дополнительно искать пути восстановления дискурсивного порядка. В процессе реализации интенций неповседневного общения, пытаясь «удержаться» в дискурсе, субъект испытывает особые трудности, в том числе в связи с отсутствием «речевой безопасности» (как возможности свободного, раскованного производства речевой формы). Несмотря на единство стилистической организации речевой формы лично-стно-ориентированного общения (противопоставленной в этом аспекте речевой форме дискурсов институциональных), стиль личностно-ориентированых дискурсов не монолитен. Стилистические принципы повседневных и неповседневных дискурсов рассматриваемого типа различаются. Рассмотрим специфику внутренней дифференциации стиля личностно-ориентированных дискурсов в аспекте реализации в нем инодискурсивных стилевых влияний. Внутренняя стилистическая неоднородность текстовых форм личностно-ориентированных дискурсов мотивируется многообразием локальных дискурсивных целей, в свою очередь определяющих (1) условия и (2) ролевую организацию общения, характер (3) информационного содержания дискурса. Стиль повседневных личностно-ориентированных дискурсов характеризуется отработанностью принципов организации речевой формы. (1) Условия общения в повседневных дискурсах характеризуются признаком комфортности, который в личностно-ориентированных дискурсах определяет низкий уровень формальности общения и, соответственно, неформальность стиля. Кроме того, комфортность общения определяет снижение уровня речевого контроля, также выступающего как фактор стилевого своеобразия. Образ правильной речи, формируемый субъектом повседневного дискурса, допускает максимальную свободу в выборе речевых средств, активность реализации субъектных интенций при их использовании. Речевая организация повседневных дискурсов не только допускает использование речевых форм самых различных дискурсов (как проявление общего свойства стиля личностно-ориентированных дискурсов любого типа), но и наиболее частотно подвергает речевые средства дискурсов, соответствующих более высокому уровню формальности, функциональной трансформации, отражающей специфику ситуативной субъектной интенции: [А, жен, 40] Дома иногда говорят по-английски сыновья. Там очень много об искусстве разговоров / литературе и всего всего прочего. [Б, жен, 30] Угу. [А, жен, 40] И руководство все мамино. Все мамино. [Б, жен, 30] Ну конечно. [А, жен, 40] И конечно / жену подобрать очень трудно [31] // [№ 1, муж] Ну что / внедрим что ли пивка? [№ 2, муж] нет / я сегодня воздержусь. [№ 1, муж] А что так? Что-то на тебя не похоже [Там же]. (2) Повседневные дискурсы отличает сложившийся характер ролевого распределения. В отсутствие стремления «завоевать» ролевые позиции субъект дискурса использует прямые субъектные формы выражения ролевой дифференциации. Субъект дискурса, позиционирующий себя как «лидер» («родитель», «старший», «осведомленный» и под.), активно привлекает глаголы в повелительном наклонении (сначала думай, а потом говори; не бери пример с. ), в том числе - повелительно-запретительные конструкции (не смей так говорить; не вздумай этого делать), используются особые - субъектные - формы прямой оценки «неосведомленного» собеседника (А ты прямо в этом разбираешься! // Ты ничего в этом не понимаешь! // Откуда тебе знать, что...), личные местоимения 1 лица в функции подлежащего при выражении собственной позиции, особые формы самооценки (Я знаю, как... // уж я-то, понимаю, как... //Долгую жизнь я прожил, много повидал...) и под. Активность прямых средств оценки интерпретируемой реальности определяется в повседневных дискурсах стабильностью ролевого положения говорящего (комфортность дискурса определяет активность реализации ролевой позиции). Оценочные модусы (как ведущие в дискурсах рассматриваемого типа) в соответствии с ролевой лидерской позицией говорящего приобретают конфигурацию категоричности, дидактичности, «воспитательности» и под. Это выражается не только в высокой частотности собственно-оценочных средств, но и в их особом отборе: использовании полярных в содержательном отношении оценочных номинаций, предпочтении средств эмоциональной оценочности и под. Так, снисходительно-оценивающий, «воспитательный» модус проявляется в общении представителей старшего и младшего поколений: Был урок -Вавилонская башня, ишшо не убедились. Вот, а теперь что? Неправильно эта политика идёт, неправильно. Нельзя так делать. И ишшо можно так сказать... Теперь каждый чцеловек это понимает... На земли порядка нету, теперь хлеба не сеем, ничё... ну пусь там где-то что-то, а здесь хоть бы животноводство можно держать ведь - всё прекратили. Да не только здесь, дак и по всей России. Всё-всё [31]. Категоричность и эмоциональность проявляются в использовании прямых оценочных средств (неправильно), негативно-ориентирующих риторических вопросов (...а теперь что?), обобщенных характеристик негативных ситуаций (ишшо не убедились; порядка нету; хлеба не сеем; всё прекратили), конструкций долженствования (Нельзя так делать) и др. Ролевая позиция «обладателя знания» формирует модус дидактический: Вот в Троицю тожо нельзя выгонять скотину. Надо если дак уж, до Троици выгонить. Или после Троици выгонять скотину на пастбищё [31]. Категоричность оценки выражена в использовании конструкций долженствования (нельзя выгонять; надо выгонить). (3) Открытый характер информационной структуры личностно-ориентированного общения предполагает его обращение к диктумному содержанию как институционального, так и бытового характера. При этом образ правильной речи, формируемый субъектом повседневных дискурсов при трансляции институционально заданного содержания, значительно меньше, чем в неповседневных дискурсах (см. далее), зависит от модусов источника, выраженных в нем определенными стилистическими средствами. Кроме того, в повседневных дискурсах стилистические ресурсы институциональных дискурсов достаточно активно используются при выражении бытового содержания, подвергаясь при этом активной содержательной трансформации. Стилистические принципы, заданные институциональным источником для выражения выработанного в нем содержания, в повседневных дискурсах могут (а) игнорироваться; (б) трансформироваться; (в) сохраняться. (а) Игнорирование стилистических принципов формальности источника при передаче институционально заданного содержания проявляется в активном использовании речевых средств неформального общения (сниженная лексика, разговорные конструкции, нарочитое использование номинаций, активизирующих бытовые смыслы, использование оценочных средств, содержание которых не соответствует оценке источника, и под.). Так, в приведенном тексте говорящий интерпретирует содержание романа Э. М. Ремарка «Три товарища»: Ну он да / он... (пропуски заменяют нецензурные лексические единицы. - И. Т.) стимулирует такой //Дома есть "Три товарища" /где три чувака вернулись с войны после первой мировой короче // ... /Германия просто разрушена вся на ... там // полный ... творится / там пивные путчи ... / мордобой на улицах / бунты короче //расстрелы ... / ну го... голодовка голодовка ... в смысле что ... жрать нечего короче / кризис в стране экономический [31]. Стилистические принципы самого текста-источника, принципы передачи художественного текста и принципы передачи исторически значимого содержания, отработанные в институциональных дискурсах, субъектом повседневного общения игнорируются. При этом активно используются стилистические средства неформального общения: жаргонные и просторечные номинации (три чувака, мордобой, жрать нечего), номинации, актуализирующие бытовое восприятие институционально значимых событий (пивные путчи), нецензурная лексика и др. (б) В комфортном повседневном общении активно проявляются креативные субъектные интенции, выраженные в особом - непрямом, интерпрета-тивном - использовании речевых средств, в том числе речевых средств институциональных источников, созданных в них для фиксации институционально заданного содержания. В результате стилистические средства институциональных дискурсов (как дискурсов с более высоким уровнем формальности общения) подвергаются функциональной трансформации, например используются в иронической функции при выражении бытовых смыслов: А. ...Которому я можно сказать сам того не желая/ отомстить не отомстил но воздал по его делам вот в «Литературной России». [33] // [Об игрушке «железная дорога»] Б. - Вот пойдешь работать и купишь себе// А. - Будет ли в надежде на светлое будущее? //Б. - Сразу иди работать на железную дорогу// [32]. В основе использования выделенных стилистических средств - зеркальная трансформация образа правильной речи (субъект намеренно формирует образ «неправильной» речи), что является одним из стилистических качеств повседневного общения. (в) Сохранность отдельных стилистических элементов институциональных дискурсов в повседневном общении определяется в основном интенцией передачи институционально заданного содержания: рассказ об институционально значимых событиях, потребность в номинировании институционально значимых реалий, не имеющих общеупотребительных аналогов, и под. При этом в речевом стиле повседневного общения рассматриваемые элементы занимают подчиненную позицию, а организация речевой формы в целом соответствует принципам неформального общения: [продолжает рассказ о своей защите] [№ 1, муж, 40] Вот. Ну / слушай что дальше значит. Ну я ему... он зачитал /я ему ответил / он сказал три четыре фразы на мой ответ / и сел. Потом второй оппонент значит начинает / я [пауза] толкаю [пауза] председателя / [мэ?] "Алексей Се-меныч /тут вот написано / что мнение зависит.... суждение зависит от того как я отведу / как мол я его удовлетворил своими ответами? Он же не сказал в сущности». Значит кончил второй оппонент /Пигарев обращается к этому самому... к Машовцу /"Владим Петрович / вот тут у вас сказано то-то и то-то / как вы считаете /диссертант ответил на ваши вопросы?" Он сказал "да /я считаю что ответил". Ну и тут у меня камень с души свалился... [№ 6, муж, 30] Да уж [31, 33]. В данном тексте стилистические средства формального общения в основном используются для номинирования смыслов, выработанных институциональным дискурсом, опыт участия в котором представляет говорящий (зачитал; второй оппонент; диссертант и др.). В основном среди них отдельные лексические единицы и словосочетания, развернутые формально-стилистические конструкции (диссертант ответил на ваши вопросы и под.) используются только в цитатных высказываниях. В целом же организация рассматриваемой речевой формы подчиняется стилистическим принципам неформального общения, диктуемым повседневным дискурсом: активно используются личные формы местоимений (Ну я ему. ), неформальные средства прямого обращения к собеседнику (Ну / слушай что дальше значит), разговорные местоимения и частицы (то-то и то-то; мол), средства разговорной фразеологии (тут у меня камень с души свалился) и под. Специфику стиля неповседневных личностно-ориентированных дискурсов определяет субъектная установка на восстановление дискурсивного порядка, формирующаяся в условиях нарушения привычных сценариев общения. (1) Изменение условий общения и формирование признаков дискомфортного общения, определяющих переход от повседневности к неповседневности, сопровождается повышением уровня субъектного речевого контроля при организации речи: повышением частотности использования метатекстовых средств оценки речевых средств в аспекте их уместности/неуместности (здесь лучше сказать...; как бы грамотно выразиться.; простите за базарное выражение, но это называется.; выражаясь простым языком.), точности/неточности номинирования (правильнее будет сказать.; как бы это вернее выразить.); авторитетности/неавтори-тетности (специалисты называли бы это.; как умные люди говорят.; официально это бы прозвучало как.) и под., различных средств хезитации, отражающих процесс подбора речевых форм. В таких условиях субъект проявляет особое предпочтение в выборе речевых средств, которое отдается средствам, с его точки зрения, формального общения - стилистическим ресурсам институциональных дискурсов, которые способствуют повышению уровня речевой безопасности в силу социальной авторитетности их источника: [№ 1, муж, 32] Ну /я так. понимаю... в смысле/думаю / что все-таки перепись населения / основная ее задача направления переписи населения / это. полностью ревизия населения / для того / чтобы. как я уже раньше говорил / более грамотно и оптимально вести... проводить социальную политику [31]. (2) В неповседневных дискурсах незавершенность ролевого распределения не предлагает стабильных социально-ролевых позиций (лидер, знаток в определенной области и под.) и нейтрализует идентифицируемые социально значимые индивидуальные характеристики собеседника (гендерные, возрастные и под.). Это реализуется в формировании субъектом особого образа правильной речи и выражается в специфике стиля. Находясь в состоянии адаптации к дискурсу, субъект оказывается ограниченным в использовании отработанных в повседневных дискурсах субъектных средств прямого выражения позиции «осведомленного»: ограничение накладывает незавершенность процессов статусно-ролевого распределения. Субъект дискурса, находящийся в дискомфортных условиях незавершенного ролевого распределения, при попытке обозначить себя как «лидера»/«знатока» чаще использует непрямые, несубъектные формы выражения ролевой дифференциации, за которые «прячется» субъект в отсутствие речевой безопасности. К ним относятся безличные конструкции с возвратными глаголами с семантикой предположительности и личными местоимениями в косвенном падеже (мне думается; мне кажется), модальные конструкции в значении вероятности (вероятно; возможно), различным образом оформленные ссылки на источники (как это обычно говорится; как вон по телевизору сказали; в одной умной книге написано) и др. Стремление субъекта представить себя наиболее выгодным образом реализуется не только за счет аргументативной структуры высказывания, не только за счет содержания аргументов, но и за счет повышения статуса продуцируемого им речевого произведения, что обеспечивается описанными выше способами реализации речевого контроля (особым предпочтением в выборе речевых средств, использованием метатекстовых средств оценки выбранных речевых средств, предпочтением в использовании средств формального общения и т.д.): ... А счас в нашей деревне молодежи маленькая количества (СГ ); [.Почему в вашей бригаде остается много демобилизованных воинов?] -/./Ну, и затем то количество воинов, которые попадают в бригаду, они сразу попадают, так надо сказать, ну, в такой объем внимания, что ли, или как там [31]; // Попадаются иногда экземпляры. Но чтобы такое произведение хорошее, мне один только экземпляр достал, Достоевского * СГ - здесь и далее: записи текстов, собранных в рамках экспедиций студентов и сотрудников Томского госуниверситета в районы бытования среднеобских говоров (60-80-е гг. XX в.). и все, и его прочитаю, а так - нет, если его постоянно читать, понимаешь смысл того времени, а так, если ты. Ну, так, не могу сформулировать, очень мало из этой, из того поколения писателей читал. /./ Я читаю все эти книги, которые мне попадаются вот так, ну, которые щас считаются, не знаю, как это сказать, ну это, ну, разнообразную литературу, какая мне попадется, ну, интересные романы, рассказы, повести, ну, которые относятся к сегодняшнему времени [34]. (3) Стиль неповседневных личностно-ориентированных дискурсов в большей степени, чем стиль дискурсов повседневных, зависит от характера их информационного содержания. Речевая форма неповседневных дискурсов, содержательно направленных на институционально значимую информацию, более последовательно ориентируется на стиль дискурса, являющегося онтологическим источником этой информации. Формируя образ правильной речи и руководствуясь при этом заданной дискурсом интенцией повышения статуса речевого произведения, субъект в качестве «правильного» способа говорения выбирает тот, который был задан в источнике его институционального опыта. В качестве иллюстрации рассмотрим пример, содержание которого онтологически связано с политическим дискурсом: Мне кажется / двухпартийная система вполне достаточна для России. А лучше вообще без партий. Это только лишняя трата средств. [Светлана:] Сюда нельзя вкладывать плановые данные. Всё должно определяться людьми. Партия должна регистрироваться только тогда /когда у неё определённое количество членов. А 2/ 3/ 4/ это уже детали [31]. В приведенном тексте корректность представления субъектами неповседневного личностно-ориентированного дискурса собственной позиции верифицируется использованием отработанных в дискурсе-источнике стилистических средств представления политически значимого объекта (двухпартийная система; регистрация партии; члены партии). Оценочный модус политического дискурса сохраняется в средствах оценки этого объекта, реализованных в виде безличных и пассивных конструкций, представляющих эту оценку как социально значимую, с позиции социальной группы (лучше вообще без партий; нельзя вкладывать плановые данные; Всё должно определяться людьми; Партия должна регистрироваться.). Ощущение собственного участия в борьбе политических сил также реализуется субъектом в использовании форм долженствования (нельзя; должно). Активно проявляется и свойственный политическому дискурсу модус категоричности, выраженный в указанных формах долженствования, а также в других дискурсивно-стилистических средствах, например в использовании оценочных прилагательных и наречий (лучше, лишняя), усилительно-ограничительных наречий и частиц (вполне, вообще, только) и др. Кроме того, для повышения статуса реч

Ключевые слова

дискурс, дискурсивный стиль, личностно-ориентированный дискурс, discourse, discourse style, personality-oriented discourse

Авторы

ФИООрганизацияДополнительноE-mail
Тубалова Инна ВитальевнаТомский государственный университетканд. филол. наук, доцент кафедры общего, славянорусского языкознания и классической филологииtina09@inbox.ru
Всего: 1

Ссылки

Leech G. Language in Literature: Style and Foregrounding. Longman Pub Group, 2008. 222 p.
Резанова З.И. Дискурсивные картины мира // Картины русского мира: современный ме-диадискурс / З.И. Резанова, Л.И. Ермоленкина, Е.А. Костяшина и др.; ред. З.И. Резанова. Томск, 2010. С. 15-84.
Дейк Т.А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связанного текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. М., 1988. С. 153-211.
Кибрик А.А. Обосновано ли понятие «Дискурс СМИ»? // Жанры и типы текста в научном и медийном дискурсе. Орел, 2008. С. 6-11.
Орлова О.В. Дискурсивно-стилистическая эволюция медиаконцепта: дис.. д-ра филол. наук. Томск, 2012. 465 с.
Серио П. Русский язык и советский политический дискурс: анализ номинализаций // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М., 1999. С. 337-383.
Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса: дис.. д-ра филол. наук. Волгоград, 2000. 440 с.
Тубалова И.В., Эмер Ю.А. Текстовое пространство дня города и дня рождения вузов: к проблеме праздничного миромоделирования // Вестн. Том. гос. ун-та. Филология. 2009. № 2. С. 11-22.
Баженова Е.А. Научный текст в дискурсивно-стилистическом аспекте // Вестн. Перм. гос. ун-та. Российская и зарубежная филология. 2009. Вып. 5. С. 24-32.
Мишанкина Н.А. Лингвокогнитивное моделирование научного дискурса: дис.. д-ра филол. наук. Томск, 2010. 409 с.
Эмер Ю.А. Миромоделирование в современном песенном фольклоре: когнитивно-дискурсивный анализ: дис.. д-ра филол. наук. Томск, 2011. 458 с.
Кожина М.Н. Функциональный стиль (функциональная разновидность языка) // Речевое общение: (Теоретические и прикладные аспекты речевого общения). Специализированный вестник. 2006. Вып. 8-9 (16-17). С. 150-154.
Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. 477 с.
Кибрик А.А. Модус, жанр и другие параметры классификации дискурсов // Вопр. языкознания. 2009. №2. С. 3-21.
Кожина М.Н. Дискурсный анализ и функциональная стилистика с речеведческих позиций // Текст - Дискурс - Стиль: сб. науч. ст. СПб., 2004. С. 9-33.
Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. 280 с.
Орлова О.В. Проблема соотношения понятий стиля и дискурса в лингвистике начала XXI в. в контексте идей М.Н. Кожиной // Вестн. Том. гос. ун-та. Филология. 2013. №4 (24). С. 19-25.
Приходько А.Н. Таксономические параметры дискурса // Язык. Текст. Дискурс: межвуз. науч. альм. / под ред. Г.Н. Манаенко. Вып. 7. Ставрополь, 2009. С. 22-29.
Степанов Ю.С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности // Язык и наука конца XX века. М., 1995. С. 35-73.
Хазагеров Г.Г. В поисках новой дискурсивной стилистики (о слабостях функционально-стилистического подхода и перспективности риторических теорий стиля) // Язык. Текст. Дискурс: межвуз. науч. альм. Вып. 3. Ставрополь, 2005. С. 13-22.
Чернявская В.Е. Интерпретация научного текста. М.: URSS, 2005. 124 с.
Чернявская В.Е. Открытый текст и открытый дискурс: Интертекстуальность - дискур-сивность - интердискурсивность // Лингвистика текста и дискурсивный анализ: традиции и перспективы. СПб., 2007. С. 7-26.
Китайгородская М.В. Речь москвичей: коммуникативно-культурологический аспект. М.: Научный мир, 2005. 493 с.
Labov W. The Transformation of Experience in Narrative Syntax // Language in the Inner City. Philadelphia: University of PA Press, 1972. P. 354-396.
SacksH., Schegloff E.A., Jefferson G. A simplest systematics for the organization of turn-talking for conversation // Language. 1974. P. 696-735.
Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое лит. обозрение, 1996. 348 с.
Лебедева Н.Б., ЗыряноваЕ.Г., ПлаксинаН.Ю., ТюкаеваН.И. Жанры естественной письменной речи: Студенческое граффити, маргинальные страницы тетрадей, частная записка. М.: КРАСАНД, 2011. 256 с.
Силантьев И.В. Газета и роман: Риторика дискурсивных смешений. М.: Языки славянской культуры, 2006. 224 с.
Тубалова И.В. Специфика организации дискурсов повседневности // Вестн. Том. гос. ун-та. Филология. 2011. № 4 (16). С. 41-52.
Тубалова И.В. Институциональные речевые модели в личностно-ориентированных дискурсах различного типа // Вестн. Том. гос. ун-та. Филология. 2014. № 5 (31). С. 38-52.
Национальный корпус русского языка // www.ruscorpora.ru.
Живая речь уральского города. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1995. 206 с.
Русская разговорная речь / отв. ред. Е.А. Земская, Л.А. Капанадзе. М.: Наука, 1978. 306 с.
Русская разговорная речь европейского северо-востока России: сб. текстов / под ред. Н.С. Сергиевой, А.С. Герда. Сыктывкар: Изд-во Сыктывкар. ун-та, 1998. 158 с.
 Стиль личностно-ориентированных дискурсов как сфера проникновения инодискурсивных стилевых влияний | Вестник Томского государственного университета. Филология. 2015. № 5 (37).

Стиль личностно-ориентированных дискурсов как сфера проникновения инодискурсивных стилевых влияний | Вестник Томского государственного университета. Филология. 2015. № 5 (37).