Book as a multilevel space of communication: The Faith, Love, Hopeby J.G.B. Draseke interpreted by V.A. Zhukovsky.pdf Личная библиотека В.А. Жуковского - ценнейшее собрание книжныхпамятников и артефактов мировой литературы и творческая лабораторияписателя. Основной фонд изданий, сохранившийся в библиотеке Томскогогосударственного университета, получил научное описание благодаря стара-ниям томских филологов в 1980-х гг. Однако до сегодняшнего дня с завид-ной регулярностью обнаруживаются не учтенные ранее книги с пометамиЖуковского, записками и целостными фрагментами переводов художест-венных текстов. Некоторые издания имеют принципиальное значение, накоторое указывал сам поэт. Одним из таких является экземпляр знаковой длянего книги немецкого проповедника И.Г.Б. Дрезеке.Иоганн Генрих Бернхард Дрезеке (Draseke, J.H.B.; 1774-1849) был зна-менитым проповедником, одним из самых известных теологов-евангелистовГермании XIX в., епископом, государственным и политическим деятелем.Дрезеке родился в Брауншвейге в большой семье и с детства должен былсамостоятельно зарабатывать свой хлеб. Под влиянием матери он выбралкарьеру церковника. Учился и работал в Брауншвейге, Ратцебурге, Мёльне,Бремене. Дрезеке получил широкую известность благодаря религиозно-романтическим проповедям, его первое в этом жанре сочинение о «настоя-щей религиозности» вышло в 1796 г. («Zur Beforderung wahrer Religiositat»).Автор проповеди представлял христианско-телеологическое мировидение ирассматривал религию как путь к прекрасному воплощению нравственногоидеала в жизни, как разумный принцип, который он с успехом разъяснялсвоему «думающему» читателю и слушателю. Дрезеке стал мастером пропо-веди, благородный огонь и драматичность его увлекательных речей, яркийпоэтический язык, полный метких оборотов, шуток и метафор, впечатлялиприхожан Европы. Интересующая нас книга об обретении веры, любви инадежды в себе и Боге «Glaube, Liebe, Hoffnung. Ein Handbuch fur jungeFreunde und Freundinnen Jesus» (Luneburg, 1814) является четвертой и по-следней крупной работой священника в жанре христианско-религиознойпроповеди, за двадцать один год (с 1813 по 1834 г.) она переиздавалась пятьраз. Дальнейшие публикации проповедника были так или иначе связаны сполитикой, а именно с идеей внешнего и внутреннего освобождения нации.Возрождение и объединение Германии, по мысли Дрезеке, должно былопроизойти на почве религиозного обновления. Благодаря этой своей идее онбыл призван в Бремен и затем назначен епископом, а вскоре по той же при-чине подвергся гонениям и окончил жизнь, разочаровавшись в своих обще-ственно-политических национально-патриотических взглядах.Идеи Дрезеке были созвучными миропониманию Жуковского, всегдавдохновлявшемуся идеей религиозно-нравственного самосовершенствованияи возможностью гармоничного примирения идеала и действительности по-средством покорности божественному Провидению.В этом отношении особое значение имели поиски Жуковского в области«практической», моральной философии. Осмысляя труды немецких морали-стов, прежде всего И.Я. Энгеля, Х. Гарве, он акцентирует их роль в станов-лении нравственных основ психологии. Так, летом 1805 г. он записывает вдневнике: «Простой, ясный и приятный слог; порядок в предложении мыс-лей, справедливо основанных на опыте . Гарвее может назваться на-стоящим практическим философом» [1. Т. 13. С. 21-22]. Эта оценка, сопро-вождавшая чтение трактата «О уединении и обществе», распространяется ина других немецких моралистов. Дрезеке вполне вписывается в этот ряд ду-ховных наставников.В трудах о Жуковском и его собственных записях имеются упоминания отрех экземплярах брошюры о любви, вере и надежде, каждый из которыхоткрывает отдельную историю из биографии романтика. Первая книга, кото-рая и является объектом нашего внимания, была передана Жуковским МашеПротасовой в 1815 г. из Петербурга. А.Н. Веселовский предполагает, чтоизначально поэт был намерен сделать перевод Дрезеке, и указывает наимеющееся в книге четверостишие под заглавием «Маше», посвященноеМ. Протасовой («Мой друг бесценный, будь спокойна…», 1806), а также наместонахождение самого издания: «Книга эта находится в собранииА.Ф. Онегина вместе с другими, принадлежавшими Жуковскому, которыйоставил в них свои заметки, следы впечатлений, нередко имеющих биогра-фическое значение» [2. С. 198]. В 1926 г. М.Л. Гофман подтверждает дан-ные, упомянув о находящихся здесь же выписках Маши [3. С. 69]. Ту же ин-формацию повторяет автор описания личной библиотеки поэта В.В. Лобанов[4. С. 391]. В настоящее время издание, о котором идет речь, доступно ихранится в Пушкинском Доме в Петербурге [5]. Значение его в личной итворческой биографии поэта невозможно переоценить. Книга стала террито-рией интимного общения разлученных влюбленных, их утешением «здесь» ипоследней надеждой на воссоединение «там», действительным воплощениемтрех христианских добродетелей, провозглашенных в заглавии. Так, Жуков-ский просит Машу: «Ты же непременно имей положенную работу - перево-ды нашего Дрезеке, делай свои выписки и записки, будь более с собою; утебя нет особого места - уступи необходимости; когда найдешь время, гдеуспеешь, подле Катиной колыбели, рано поутру, где ни попало, пиши, читай,думай» [1. С. 121]. Как свидетельствуют пометы, просьба Жуковского былавыполнена (см. далее).Второй экземпляр книги был презентован графине С.А. Самойловой, ко-торой увлекся поэт, ко дню рождения в августе 1819 г. Об этом свидетельст-вует подробнейшее послание Жуковского в ее альбоме, который вместилсамые сокровенные мысли и заветные идеи поэта. Рассуждение о брошюреДрезеке здесь перетекает в обоснование собственного учения о воспомина-нии, философии «фонаря» как постоянного движения к счастью и др. Жу-ковский четко определяет характер издания и его предназначение: «Вы по-зволили мне сделать вам подарок в день вашего ангела: я вздумал подаритьвас такою книгою, которая могла бы служить вам вместо руководства вчтении других книг и добрым, верным товарищем на целую жизнь. Книга,которую я для этого выбрал, которой пользу отчасти знаю по собственномуопыту, по своемуиз рук Светланы, и пускай они сопутствуют повсюду Очарованному Челно-ку» [6. С. 626]. Книга представляет собой четвертое, значительно доработан-ное издание, вышедшее в 1817 г. Данный экземпляр перешел от П.И. Поле-тики в библиотеку графа В.П. Завадовского, а затем во владение В.В. Голуб-цова. Дрезеке и на этот раз возник в космосе Жуковского не случайно, но всвязи с сокровенным воспоминанием о Маше, ушедшей из жизни в марте1823 г. Весной он виделся с ней в последний раз, а в октябре специальнопосетил ее могилу в Дерпте. Автограф на книге, подаренной Политике, да-тирован 18 декабря 1823 г. К этому времени Жуковский и А.А. Воейковавернулись из Дерпта в Петербург, еще теснее объединенные общими тра-гическими переживаниями, вызванными кончиной М.А. Протасовой (Мой-ер). А.А. Воейкова была непосредственной свидетельницей печальных со-бытий и самым близким человеком для поэта в эту нелегкую для него пору[7. С. 137-140]. Именно в таком контексте становится понятным значениеподарка и смысл надписи, оставленной рукой Жуковского на экземпляреПолетики.Необходимо заметить, что труды немецкого проповедника были извест-ны в России и популярны в богословских кругах среди представителей такназываемого «немецкого направления», ярчайшим выразителем которогобыл отец Герасим Павский (1787-1863), гебраист, долголетний профессорСанкт-Петербургской духовной академии по классу еврейского языка, про-фессор богословия в Петербургском университете, потом придворный про-тоиерей, духовник и наставник будущего Александра II. Павский был такжефилологом, переводчиком. Он и его единомышленники «исповедовали свое-образный религиозно-моралистический идеализм» [8], определяя «религиюкак чувство, коим дух человеческий внутренно объемлет Невидимого, Веч-ного и Святого, и в нем блаженствует» [8]. Предназначение религии, по мне-нию Павского, заключалось «только в том, чтобы чаще пробуждать, ожив-лять и питать это святое чувство, дабы оно укреплялось, просветлялось ивоспламенялось внутри человека, дало из себя силу, свет и жизнь всему че-ловеку, всем его понятиям, всем его мыслям, желаниям и действиям» [8]. Вкачестве учебного пособия для постижения истинного религиозного чувстваон рекомендовал своим студентам именно книгу Дрезеке «Вера, любовь, на-дежда». Как отмечает историк русского богословия протоиерей Георгий Фло-ровский, Павский вполне сходился с Жуковским, но «то было самое остроезападничество не только в богословии, но и в самом душевном самочувст-вии. То было и психологическое самовключение в немецкую традицию» [8].Однако для Жуковского эта книга имела еще и другой, почти сакраль-ный смысл. Она стала символом его чувства к Маше; эмблемой их романа,их веры, надежды и любви, а потом воплощением священного воспомина-ния о ней. 25 июня 1831 г. в своем завещании он в специальном пункте го-ворит о ее передаче своему другу А.И. Тургеневу: «Александру ИвановичуТургеневу книгу, переплетенную в корешок с белыми листами: Glaube,Liebe, Hoffnung» [9. С. 110]. Очевидно, что в данном случае речь идет осохранившемся в Пушкинском Доме экземпляре книги Дрезеке с пометамиЖуковского и Маши.На титульном листе значится, что книга вышла в 1814 г. в типографии«Герольд и Вальштаб» в г. Люнебурге и стала вторым, улучшенным издани-ем проповеди. Здесь же находим дарственную надпись Жуковского:МашеМой друг бесценный, будь спокойна!Да будущего мрак - тебя не устрашит!Душа твоя чиста! ты счастия достойна!Тебя Всевышний наградит!мая 12 1815 г.Текст был хорошо знаком адресату и не мог не вызвать у Маши воспо-минания о далеком 1806 г., когда поэт подарил ей ко дню рождения(16 января) золотообрезный альбом в красном сафьяновом переплете, а14 октября записал в него идентичное четверостишие. Именно в 1806 г. кЖуковскому пришло осознание чувства к Маше, и это стихотворение пред-ставляло собой первое его признание, а спустя девять лет воспринималоськак эпиграф к будущей истории их глубокой идеальной любви. На этом желисте в книге Дрезеке находится изображение Христа, предусмотренное ав-тором. Жуковский оставляет тут же свой карандашный портрет - карандаш-ный набросок Машиного профиля [10. С. 47].Сочинению «Glaube, Liebe, Hoffnung» предпослан эпиграф из главы 13Послания к евреям апостола Павла: «Иисус Христос вчераЖуковский и Маша штудируют книгу от начала до конца и оставляют наее страницах самые разные пометы, которые демонстрируют зафиксирован-ные на бумаге различные виды рефлексии и диалога, уровни читательскойактивности и осмысления содержания. «Glaube, Liebe, Hoffnung» отличаетсяот других многочисленных изданий, содержащих пометы и записи их вла-дельца, так как представляет ценный материал не только из истории самооб-разования молодого Жуковского-мыслителя, но из его личной биографии. Настраницах немецкой проповеди о вере, любви и надежде открывается самаясокровенная в жизни поэта история взаимоотношений «со своим жизненнымидеалом». Жуковский предстает перед нами как читатель, переводчик, учи-тель и тонко чувствующий и страдающий от разлуки влюбленный. Как ми-нимум три специфически отличающихся друг от друга измерения коммуни-кации инициируются одной книгой. Первое и самое очевидное измерениеможно назвать образовательным, педагогическим, так как книга предназна-чена Жуковским для филологического и нравственного самообразованияюной Маши, которая должна научиться читать. Во-вторых, на страницахнемецкой брошюры открывается пространство коммуникации между влюб-ленными, для которых проповедь Дрезеке оказывается интертекстом в мета-тексте личных отношений и обстоятельств; и наконец, тут же разворачивает-ся общение между автором и читателем - о Боге, человеке и главных хри-стианских добродетелях. Конечно, эти три сферы не отделены друг от другачеткими границами. Они сосуществуют как в сознании читателей Дрезеке,так и в оставленных ими на страницах книги пометах, переводах и коммен-тариях.Маргиналии Жуковского появились раньше, поскольку комментарии еговозлюбленной часто относятся к размышлениям, оставленным им на полях.Следы его чтения более разнообразны и в то же время отличны от Маши-ных: это стихотворное посвящение, перевод текста, комментарий, собствен-ное поэтическое творчество, навеянное читаемым сочинением, маргиналииразличного типа, выражающие согласие или несогласие читателя с автором.Эти заметки следует рассматривать в первую очередь как приглашение кдиалогу с собой и с книгой. Конечно, не всегда возможноды на воссоединение с любимой, решительный отказ на брак Жуковскийполучил в апреле 1814 г., после чего роман мог развиваться только на бума-ге. Со второй половины 1814 г. поэт начал создавать свои письма-дневники,обращенные к Маше Протасовой, а в августе он покинул Муратово. ПометыМаши сделаны, скорее всего, в том же 1815 г., до помолвки с И.Ф. Мойером,которую благословил сам Жуковский в январе 1816 г. Но это чтение и длянее не было кратковременным. Книга Дрезеке сопровождала Машу на еетрудном жизненном пути и после свадьбы с И.Ф. Мойером. Так, в письме кЖуковскому от 13 ноября 1819 г. она сообщала: «Я читаю твоего Draseke иговорю - sogar das Wunschen verlernt das Ihm ergebene Herz!» [11. С. 233].Перевод: «даже желать разучится Ему преданное сердце!».На страницах издания разворачивается диалог между двумя влюбленны-ми, находящимися в вынужденной разлуке. В такой ситуации оба уповаютна мистическое воссоединение в ином мире. Мотивы коммуникации иден-тичны лейтмотивам писем-дневников поэта, создаваемых в то же время, ноони более откровенны и остры. Жуковский «вчитывает» в проповедь Дрезе-ке свое разочарование и отчаяние, здесь же пытается обрести надежду иfugt sie mir zum Heil.Ich empfange sie gehalten, trage sie geduldig,und uberwinde sie durch Glauben und Hoffnung[5. S. 61-62].Я ценю даже свои страдания, потому чтоне месть приготовила их, добрый Отец посы-лает их мне во благо.Я принимаю их выдержанно, выношу ихтерпеливо и преодолеваю их посредствомверы и надежды.в ином мире, не здесь4) Der gute Engel will ich sein, o hilf mirGott! der die Verlornen sucht, die Schwachenstarkt, die Strauchelnden ergreift und die Gefallenenemporhebt [5. S. 74].Я хочу быть добрым ангелом, о, Боже,помоги мне! который ищет потерянных, ук-репляет слабых, обращает отступников иподнимает упавших.|| Das bist du ja [5. Л. 89 об.].Это ведь ты.5) Und meine Hoffnung hat noch andreStutzen [5. S. 125].И моя надежда имеет еще другие упова-ния.Жуковский:Keine andre Stutze, als die, die nie zerbrochenwerdend! und die himmlische Hoffnungenund nicht fur mich allein! [5. Л. 147].Никакого другого упования, кроме того,которое никогда не разрушится! и надежды нанебеса и не только для одного меня!6) Es gibt au.ere Belohnungen [5. S. 125].Есть внешние вознаграждения.Жуковский:Was au.ere Belohnungen? Glaube an Gottund in ein gottliches Herz und Selbstbewusstsein- das ist die einzige Belohnung! [5. Л. 147]Что внешние вознаграждения? Верую вБога и в божественное сердце и самосозна-ние - это единственное вознаграждение!7) Die Sehnsucht….Sie ist das Heimwehnach dem Vaterlande [5. S. 126].Томление… Оно есть тоска по родине.Жуковский: und nach welchem Vaterlande! wo allesreines, hier nie ersehntes Gluck wird zu Wirklichkeitim Schosse eines Liebendes Vaters undohne Ende? und mit wem! [5. Л. 147]. и по какой родине! где все чистое,здесь желанное счастье никогда не станетреальностью, в лоне Любящего Отца и безконца? и с кем!Записи поэта имеют исповедальный характер и адресованы Маше; в нихотражаются душевные переживания поэта, которому размышления пропо-ведника обсочинения о вере, любви и надежде следует воспринимать в контексте «бе-лой книги» Жуковского, как он называл свои дневники 1814-1815 гг. Этапринципиально новая эпистолярно-дневниковая форма также создавалась,чтобы стать «лучшим товарищем, верным поверенным, подпорою на буду-щее» [11. С. 110] для ее автора и в то же время предназначалась для МашиПротасовой. С этой точки зрения переданная ей Жуковским книга Дрезекеуникальна, поскольку содержит ответные комментарии и заметки Маши. Всвоих записях она старается подбодрить поэта, уверяет в своих чувствах и внеобходимости продолжать жить, сохранив память об их светлом союзе. Ср.:1) Und beide sind ein Ganzes. Wie ich hierende, so beginn' ich druben. Mein Leben, undkein andres, setz' ich fort [5. S. 127].И обе суть одно целое. Когда яокончу здесь, то начну наверху. Моюжизнь, и никакую другую, я продолжу.Жуковский:«Это все у меня украдено» [5. S. 148].М. Протасова:«Ihr Leben und kein Andres setzen Siefort!».Вашу жизнь и никакую Другую Вы про-должаете!2) Fest steht mein Gluck, fiel' auch die Weltin Trummer. Es ist unsterblich, gleich wie ich*[5. S. 145].Мое счастье прочно, если даже разру-шится мир. Оно бессмертно, так же, как я.М. Протасова:«* (wir)» [5. S. 145].Мы.3) Ich bin noch auf der Erde, aber ich lebenicht, wie ein Irdischer; ich lebe im glauben desAngebeteten, der mich geliebt hat [5. S. 122].Я еще на земле, но я не живу, как зем-ной, я живу с верой в Возлюбленного, кото-рый любил меня.М. Протасова:«вопреки всему» [5. Л. 143 об.].4) so will ich, von Stund' an, mir einTagebuch halten [5. S. 120]. так я хочу с этого часа вести свойдневник.М. Протасова:«unter deiner Leitung» [5. Л. 143 об.].под твоим руководствомВторое измерение коммуникации, разворачивающейся на страницах не-мецкого издания, определяется содержанием книги: это диалог читателя савтором, хотя и в свете той же личной драмы. Мы имеем в виду, прежде все-го, отчеркивания Жуковского, которые открывают желание снова обрести ве-ру в себя, в чистое и духовное человеческое начало. По содержанию эти за-метки более жизнеутверждающие и оптимистические, чем диалог с Машей.Текст, отмеченный Жуковским Перевод текста, отмеченного Жуковским,характер помет1) Ich bestimme mich dem au.ern Drangzuwieder. Ich kann Ich selbst sehn und michdurchsetzen gegen alles, was mich daran zuhindern wagt [5. S. 7].1) Я способен на самоопределение вопре-ки внешнему натиску. Я могу сам видеть себяи противостоять всему, что отваживается мнепротивостоять.2) Ich bin mir selbst als Wesen edlerer Naturgewiss [5. S. 7].2) Я сам осознаю себя как существо бла-городной натуры.3) Den Glauben nahrt und grundet meineSehnsucht [5. S. 7].3) Вера питает и дает основание моемутомлению.4) Es wohnt demnach in meines LeibesHutte ein Leben, niederm Staube fremd, einGeist; und dieser geist bin ich [5. S. 8].4) В хижине моего тела обитает жизнь,чуждая низкому праху, дух, и он есть я (от-черкнуто одной чертой на полях).5) Sinn' ich dem Schicksal nach: so mahntmich an den unsichtbaren Lencker das heilgeBand, das unsre That an ihre Folgen knupft, derWechsel von Lust und Leid, in jedem Lebenslauf,der Eintritt wunderbarer Hulfen bei drohenderGefahr. - Ja, selbst die Wege, die sichanfangs nicht begreife, enden allemal nur damit,dass ich, von ihrem Ausgang hochentzuckt, vormeines Gottes Herrlichkeit verstumme [5.S. 45].5) Когда я размышляю над судьбой, менявлечет невидимыми знаками святая лента,которая связывает наши поступки с их послед-ствиями, смена радости и страдания, на каж-дом жизненном пути, поступление чудеснойпомощи в угрожающей опасности. - Да, дажете пути, которых я сначала не понимаю, всеоканчиваются только тем, что я, глубоко пора-женный их исходом, немею перед господствоммоего Бога (отчеркнуто одной чертой на полях).6) O, leite mich. Ich bin auf ewig Dein! [5.S. 152]6) О, направь меня. Я навеки Твой! (от-черкнуто одной чертой на полях)Диалог с книгой выражается ярче всего в начатом Жуковским переводе(до настоящего времени работа Дрезеке не имеет русского перевода). Стили-стически проповедь Дрезеке напоминает логическую задачу, где из опреде-ленных оснований с необходимостью следует то или иное заключение. Пе-ревод из главы «Я есть человек» обнаруживает просветительскую антропо-софскую идею о центральной роли человека в мироздании. В тексте Дрезекеи переводе Жуковского эта сентенция обретает космогонический контекст:от утверждения «Я живу» взгляд обращается к окружающим существам, со-седним народам, затем положению Земли во Вселенной и познанию другихнебесных тел. Более внимательное рассмотрение человека открывает уни-кальность человеческой натуры, внешней и внутренней, и ее превосходствонад иными живыми существами, из чего следует вывод о неземном проис-хождении человека. Далее приводим текст Жуковского параллельно с ори-гиналом - так, как это выглядит в описываемой книге:Оригинал И.Г.Б. Дрезеке Перевод В.А. Жуковского1. Ich bin da, und lebe2.2. Ich bin anders als die Dinge um michher.3. Auch sie sind unter sich verschieden.4. Die Gattungen kann ich nicht ubersehen;das Heer der Einzelnen noch weniger.5. Manche sind so klein, dass nur die Kunstsie mir erst sichtbar macht. Andre sind so gro.,dass nicht die weiteste Entfernung sie meinemAug' entruckt.6. Ich komme mir in einer solchen Welt geringvor.7. Die Erde selbst, die ich bewohne, verliertsich, wie ein Punkt, im grenzenlosen Ganzen.8. Fur mich ist sie gleichwohl ein wichtigerGegenstand.9. Schon ihre naturliche Beschaffenheit regtmeine Wissbegierde auf.1. Я в мире; я живу.2. Я отличен от созданий, меня окру-жающих.3. И они между собою различны.4. Я не могу объять все роды; еще менеевсе единицы.5. Иные так малы, что одно только ис-кусство может их сделать ясными. Иные такогромны, что и с величайшим отдалением неисчезают из глаз моих.6. Сколь малозначащим кажусь я себе втаком мире.7. Сама земля, на которой живу, теряетсякак точка необъятного целого.8. Подле меня она есть предмет, достой-ный всего моего внимания.9. Ее состав освежает мое любопытство.2 Подчеркнуто Жуковским. В тексте перевода оставлено без помет.10. Nicht minder lehrreich wird mir ihr Zusammenhangmit andern Himmelskorpern.11. Noch naher liegen mir die Einrichtungender Volker auf ihrer Oberflache.12. Wie sollt' ich endlich die tausendfachenGuter nicht bemerken, die sie fur die Lebendigenerzeugt!13. Ich nehme die Umgebung durch meineSinne wahr, und nenne sie insofern Sinnenwelt.14. Die nahere Betrachtung meiner Sinneenthullt mir ein Gemalde tiefer Weisheit.15. Mein ganzer Leib ist eine Welt vonWundern. Er ist die Krone der irdischen Natur,der Vorhof in ihr Allerheiligstes. Das Ehenma.der Teile; der Glieder staunenswurdige Beweglichkeit;der innre Bau, der nun das Einzelne sozart und doch so kraftig fest verknupft; dies alles,wenn ich's denke, versenkt mein Herz in namenloseRuhrung.16. Vergleiche ich mit andern meinen Leib:so find' ich, dass er manchen zwar sehr ahnlichist, doch auch von diesen merklich abweicht.17. In vieler Hinsicht scheint das Tier mirvorgezogen.18. In andrer bleibt es hinter mir zuruck.19. Am meisten erhebt mich uber alle meinaufrechter Gang, mein ausdruckvolles Antlitz,meine kunstfahigen Hande, meine unvergleichlichenSprachwerkzeuge.20. Ich stehe hoher, als die Geschopfe nebenmir.21. Ich beherrsche sie sogar. Ich verandrenach Gefallen ihren Zustand. Ich zwinge sie, mirzu dienen. Selbst solche, die nur ungern mir gehorchen,erfahren meine Ubermacht.22. Wer gibt mir diese denn? Nicht die Gestalt.Die Hand nicht, nicht der Blick, das Wort,die Stimme. Sie waltet im Verborgnen.23. Ich bin ein Wesen letztrer Art. Ich binein Mensch. [5. S. 3-4]10. Столь же любопытно для меня ее от-ношение к другим телам небесным.11. Но еще любопытнее состояние оби-тания народов на ее поверхности.12. Могу ли не заметить того великогомножества благ, которые находят в ней всеживущие.13. Обо всем окружающем мире я полу-чаю понятие посредством чувства и потомуназываю его миром чувственным.14. Рассматриваю ближе своими чувствамии развивается творение великой мудрости.15. Мое тело есть мир чудес. Оно венецземной природы, оно преддверие к ее святи-лищу; сопряжение частей, чудесная движи-мость членов, внутреннее строение, которымвсе отдельное соединяется так нежно и в тоже время так сильно и плотно - все сие, когдао нем размышляю, производит в сердце моемумиление невыразимое.16. Сравнивая тело мое с другими, нахо-жу, что оно сходно с многими и во многом отних отлично.17. В ином звери, кажется, имеют надомною преимущество.18. В другом они должны мне уступать.19. Но главное мое наибольшее преиму-щество над ними дает мне моя возвышеннаяпоступь, мое выразительноеные и конечные пункты перевода напрямую перекликаются с рассуждениемо божественном происхождении и различии человеческих душ, отмеченнымЖуковским в тщательно проштудированном труде Ш. Бонне «Созерцаниеприроды» [14. С. 331-346].Перевод Жуковского предельно точен и не содержит сколько-нибудьзначимых отклонений от оригинала. Особенность начальных разделов изда-ния заключается в отсутствии ссылок на священные тексты, в которых чита-тель может найти подтверждение тем или иным мыслям автора. Они пред-ставляют собой полностью оригинальные, предельно ясные и декларативноубедительные, жизнеутверждающие тексты. По этой причине, вероятно, Жу-ковский решился сначала на перевод проповеди. Но не все дальнейшие мыс-ли Дрезеке вызывали его читательское согласие. Так, к примеру, вопроси-тельным знаком отмечено утверждение «Я должен исполнять долг, свободнои радостно; чтобы быть добродетельным» [5. S. 49]. К тому же от раздела кразделу очевиднее становится жанр справочника-пособия, не совсем «удоб-ный» для художественного перевода, поэтому после первого целостногофрагмента редкие

Скачать электронную версию публикации