HINT in dialect linguocultural environment: folklore genre and lexical representations of the notion.pdf В настоящей статье речь пойдет о лексических единицах, обозначающих один из важнейших видов непрямого говорения - намек. Проблематика статьи тем самым относится к так называемой «лингвистике намека» (см.: [1. С. 443]), изучающей его как «сложный языковой и одновременно когнитивный феномен, позволяющий существенно расширить возможности передачи смысла в естественно-языковой коммуникации» [1. С. 443]. «Лингвистика намека» включает в себя изучение всего разнообразия многоликих способов воплощения намеков в тексте и системе языка. Нами рассматриваются прагматические и семантико-мотивационные особенности слов, выражающих понятие намека, в такой лингвокультурной среде, как русские народные говоры. Толчком для написания статьи стало знакомство авторов с ключевым словом нашего будущего текста - наветка. Знакомство произошло во время полевой работы топонимической экспедиции Уральского федерального университета (ТЭ УрФУ) в Костромской и Вологодской областях. Оказалось, что наветка, с одной стороны, является термином народной песенной культуры, за которым стоит разновидность целого фольклорного жанра - частушки «с подковыркой», а с другой стороны, «обычным» словом, функционирующим и вне фольклорного контекста и обозначающим намек. При этом данная лексема имеет неясную первичную мотивацию, выяснение которой помогло вскрыть специфику народных представлений о «непрямом говорении». Работа со словом наветка стимулировала интерес к фольклорным текстам, для которых оно служит обозначением жанровой разновидности частушек, и к фактам системы языка, которые выражают тот же смысл, что и указанное слово. Отсюда задачи данной статьи: выявить лингвопрагматическое своеобразие «наветок» как жанровой разновидности частушек в русской диалектной среде; определить первичную мотивацию (этимологию) слова наветка; охарактеризовать основные мотивационные особенности других диалектных слов, обозначающих намек. Особое внимание предполагается обратить на то, как отражается в изучаемом лексическом материале специфика деревенского сообщества, его социорегулятивный уклад, определяющий прагматику и мотивацию намека. «Наветка» как жанровая разновидность частушек: лингвопрагматический анализ Слово наветка (навёточка, навёдочка) многократно зафиксировано ТЭ УрФУ в вологодских и костромских говорах в значении 'песня, частушка, исполняемая на молодежных гуляниях и содержащая, как правило, сообщение о состоянии любовных отношений поющего с кем-либо из присутствующих': «Дружил парень с девушкой и перестал. Все об этом знают. Она всё равно идёт и поёт наветку на гулянке, штё у нее отбили милого. Секрет она не открывает, но надо спеть. Споёт про соперницу - и ей легче станет. Пусть все видят, штё она лучше, штё поёт хорошо. Вот наветку и поёт для облегчения» (Шар, Рождественское)2; «Наветки-ти парню поются и его подружке. Они догадываются, кому это поют» (К-Г, Титовщина); «Песни вот пели с подковырочкой, наветочки» (Шар, Завьялиха); «Я наветки вам напела, Милый, в хиточку возьми. От моей ты супостатки Побыстрее отойди» (Шар, Бухалкино)3. Слово часто используется в составе выражения навётки давать 'намекать (обычно в частушке) на обстоятельства личной жизни кого-л.': «Навётки давали - пели писни кому-то. В писнях выражают хоть жениху, хоть подруге чего. Чашше ругают. Про себя навётки давали. Не прямо скажут, а в писнях» (Шар, Сергеево); «Вот как раньше было? Она мне даёт наветки, а я её отмачиваю . Не надо выговаривать . Если выговаривать, то я с неё снимаю грех и принимаю на себя. Пусть говорят, чего хотят. Я лучше пойду да отпою её » (Шар, Плосково). Исполнялись наветки во время плясовых - в каждом регионе своих. Например, на юго-востоке Костромской области плясали ветлужского (все участники гулянья), сормово (парни, мужчины), двоечку (девушки, женщины), ходили шабалой (парни, мужчины): «А ветлужского плясали, тогда наветки и пели. Вот пою: "Пойду ветлужского плясать, На ногу дроле наступлю. За ним гоняется другая, Но и я не уступлю!"» (Шар, Бухалкино); «Пойду я на гулянье, вот и стану напевать, шчё разлюбил он меня. И ему напоёшь наветку, и ёй, шчё: "Перебоечка подруга, Перебила у меня". Это двоечка называлось у нас» (Шар, Сергеево). Как можно понять, поющие совершают «симметричные» - соотносимые друг с другом - речевые действия, что в диалектной лексике фиксируется антонимической парой (на)петь - отпеть (отпевать) 'спеть в ответ': «Наветки дают друг дружке, одна поёт, другая отпевает. Дружков отбивают одна у другой» (К-Г, Еловино). То же может обозначаться и формулой спеть (петь) встречную: «Мане наветку спели, а она поёт встречную. Мол, меня он теперь любит, будёт мой. Вызывают тебя - отвечай, пой встречную» (К-Г, Титовщина). Таким образом, герои действа перепеваются: «Ветлугая плясали да русского. Перепевались - одна то споёт, другая ей на ответ поёт. С частушками, да» (Вохом, Пономарево); «Перепевались: ты споёшь песню, а я отпою. Наветки давали про любовь. Мол, я у ей дружка отбиваю: "Ягодин-ка изменил, Зачем вперёд не предъявил? Я бы старого не бросила И шшас гуляла б с ним"» (К-Г, Смольянка). Каждая частушка - реплика в песенном диалоге. Импульсом к исполнению наветки становится, как правило, любовный конфликт, обида - драматическое происшествие в личной жизни: «Если какая обида, то наветка пелася» (Шар, Столбецкое). Личное становится известным всем на молодежном гулянье. С.Б. Адоньева указывает на то, что частушечное состязание - форма обнародования конфликта специфической природы: «Он не является деструктивным для социума. Он нормативен» [4. С. 152]. Таким образом, слово наветка обозначает частушку «личного» содержания, но не используется по отношению к частушкам на другие темы (например, социально-политические). Эта жанровая разновидность частушек в вологодских говорах (белозерских) именуется еще примерной частушкой [4. С. 138]; исследователи же, не имея терминологического обозначения для одной единицы такой коммуникации, называют в целом поочередное исполнение частушек словесным поединком [5. С. 156], частушечным агоном, праздничным частушечным состязанием [4. С. 152] и т.д. Значит, речь может идти о целой «частушечной акции», содержание и назначение которой определяется деревенским социумом. Как известно, в народной традиции частушки выступают как форма публичного поведения (т. е. часть естественной коммуникации) на деревенских гуляньях. Исследователи приходят к выводу о социально-возрастных различиях исполнителей частушечной перебранки: например, девки «неприличных частушек петь не могли», но могли их исполнять парни, ходившие «шатиями» (группами), и мужики с бабами, которые образовывали свои кружки, отдельно от молодежи [4. С. 139-141]. Частушка рассматривается во всех случаях, независимо от различий прагматических контекстов, как «специфическое социальное действие» [4. С. 138], апеллирующее к норме через тематику антинормы [6. С. 39]. Частушка, спетая девушкой, может адресоваться парню: «Полюбила парня, наветку о ём спела. Про глаза: "У милого серые, Веселые и смелые"» (Шар, Сергеево); «Наветки-ти - это поют песню, парню девка споёт, а то и парень девке споёт. Девка дает понять парню, что он ей нравится. Раньше любили-то тайно» (Ник, Молодежный). Помимо признаний в симпатии, частушка могла содержать и обвинение, упрек: «Дролечка, двоих-то любишь, Обеим открываешься. Сегодня обе на гуляньице, Куда деваешься?» (Ник, Байдарово). Парень поет частушки в ответ: «Наветки пели другу своему, в сердцах или дружбе, про хорошее или плохое. Наветки о том, у кого какая жизнь. Ну вот парень да девка дружат, а мать парня её не любит: "Ягодиночка моя, Скажи-ка матке-дурочке, Не ругала бы меня, Когда иду по улочке"» (Ник, Куданга); «Со весёлыя беседушки Пришёл на колуне. Сероглазая сударушка Трубу дала мене4» (Шексн, Ершово); «Мене милка изменила. Говорит: гуляй один. Я один гулять не буду, Хватит этаких падин» (Шексн, Дубки); «Раньше реченька бежала, Теперь высохла она. Раньше девушка любила, Теперь бросила меня» (Шар, Плосково); «Зарастай, моя тропинка, По которой я ходил. Забывай меня, залёточка, Которую любил» (Шар, Плосково); «Ты играй, играй, гармонь, Играй, моя певучая, А нам, милая, с тобой Разлука неминучая» (Шар, Плосково); «Ты залёточка, залёточка, Вертучие глаза. На тебя, моя за-лёточка, Надеяться нельзя» (Шар, Плосково). Адресатом может быть и соперник: «Расхороший мой товарищ, Уж ты мне не поперечь. Отобью твою красивую, Тебе не устеречь» (Шар, Плоско-во); «Не ходи, товарищ, в поле, Росы не оббивай. Не завёл своей милашки, Так мою не отбивай» (Шар, Плосково). Прямое обращение к сопернику или девушке вовсе не обязательно. Напротив, намек предполагает стратегию имплицитного обращения, т. е. такого, которое подразумевается, но не имеет вербального выражения, а текст частушки приобретает повествовательный характер: «Я иду, а мне навстречу Милый парочкой идет. Захватило моё сердце, Думала, не отойдёт» (Шар, Бу-халкино); «Я залёточке своей: Расти, залёточка, скорей! Она росла, старала-ся - товарищу досталася» (Шар, Плосково); «У милашки русы косы Ниже пояса вились. Как за эти русы косы Мы с товарищем дрались» (Шар, Плоско-во); «Не пошёл бы на беседку Горюшко заманивать, Товарищ дролю отбивает, Замуж уговариват» (Шар, Плосково); «Мы с товарищем в беседку, Мой товарищ наперёд. Осердилась моя милка И конфеток не берёт» (Шар, Плос-ково). Поющий описывает состояние своих отношений с кем-либо: «Мы с милёночком стояли У поленницы, у дров. Развалилася поленница - И кончилась любовь» (Гряз, Болотово); «Подождите, не рубите у крылечка ёлочку. Я сама ее срублю, Когда забуду дролечку» (Гряз, Скородумка); «Отыграли мои пальцы По серебряным ладам. Отходили мои ножки За милой по следам» (Шар, Плосково). Если же речь идет об измене, пение наветки может сопровождаться ритуалом с предметными атрибутами: «"Изменил - дак не заглядывай Во личико моё. Расцвету или повяну - Это дело не твоё". Если изменит - так отсоба-чу! Он изменит - я ему вешаю ошемётки на шею. Если на него ошемётки повесят, то ешшо и отбузят его. Это как знак измены» (Шар, Плос-ково). Упоминание об обычае «помечать» повешенными на шею лаптями изменника или того, кому изменили, не единично: «Парень мой проводил другую девчонку - ну, изменил мне. Мне ошемётки навесят - лапти с оборкам. Это наветка» (Шар, Бухалкино). Как видим, наветка, будучи символически оформленным актом осуждения, может воплощаться не только вербальным способом. Чаще всего исполнителями наветок-частушек выступают незамужние девушки - соперницы, которые ведут диалог, состоящий из колкостей, острот, угроз, намеков, обещаний расправы: «Товарка, холодно на улице, Поди надень сачок, Теперь нечего надеяться На дролин пиджачок» (К-Г, Трубов-щина); «У меня парня отбила другая девка. Вот я наветку пою: Супостаточку свою Чем-нибудь уважу, Куплю вару на пятак, Всю её замажу» (К-Г, Мати-но). Реже информанты говорят о том, что обмениваться наветками могли молодые парни, споря из-за приглянувшейся девушки. Сам по себе такой песенный спор между парнями вовсе не редкость, но слово наветка для него, видимо, не годится. Иногда девушка намекает на связь с женатым мужчиной: «Я любила бедного, Любила и богатого, Признаюся, девушки, Любила и женатого. Он жену свою не любит, Я не виноватая» (Шар, Плосково); «Я постукаю, побрякаю По раме кулаком, У кого ревнива баба - Погуляю с мужиком» (Шар, Плос-ково). Наветка может содержать также условное обращение к подруге, за которым следует жалоба: «Задушевная подруга, Изменяет дорогой. Говорит, что некрасивая. Подумаешь, какой», «Задушевная подруга, Меня дроля изменил. Ну да ладно. Некрасивее Другую полюбил» (Шексн, Дубки). Но наиболее частотно в текстах наветок упоминание соперницы, чей образ выполняет здесь важнейшую роль, а именно функцию «мишени»: это объект, на который направлено обвинение. Среди лексем, обозначающих соперницу в любви, можно назвать следующие: - костр. и волог. перебойка, перебоечка: «Перебойка звонкая, Как иголка тонкая, Как с крыши перекладина, Еще смеется, гадина»; «Перебоечка идет, Идет и не поклонится. Она боится поклониться - Шея переломится» (Шар, Плосково); «Наветки всё про перебоек пели: "Перебойка нарядилась В самый тоненький батист. Она пляшет, жопой вертит, У ей в жопе ревматизм"» (К-Г, Большое Раменье); - костр. своячина: «Ты своячина моя, Своячина хвалёная. В девяти водах умоешься - Да и то зеленая»; «Я своячине своей Все равно наботаю. Два-те года не дадут, А третий отработаю» (Шар, Бухалкино); ср. новг., волог. свояня 'соперница в любви' [7. С. 329], новг. свояночка 'уменьш. к свояня' («Две свояночки собрались, скоро третья подойдет») [Там же], ленингр. своячка 'соперница; наперсница' [Там же. С. 330], новг., яросл. своячка («Со своячкой сяду рядом, на одну скамеечку. Своячку честью попрошу, не отбивай статеечку») [7. Т. 41. С. 91]; - волог. лиходейка, лиходёечка: «Много частушек. Интересное иное - про лиходеечек. Вот мы с тобой с одним парнем знакомимся, а он пошел от меня к тебе... Она-то пляшет, писни напридумывает, потом ежели другая придет, эта на отпев: "Помоги мене, подруга, Огород загородить, Чтобы этой лиходейке К нам в деревню не ходить". А она отпевает: "Я молоденькая девочка, Гуляю, где хочу. Хоть какие огороды Все равно перескочу"» (Шексн, Сизь-ма); «Лиходеечка моя Маленького ростика. Она похожа на собачку, Только нету хвостика» (Шексн, Сизьма); «Лиходейка съела пистик, Нечем яблоки толчи, Я у тебя не отбивала, Жидконогая, молчи!» (Шексн, Сизьма); - волог. супостатка, супостаточка: «Супостаточка моя Модная-премодная. А поближе подойдет - Подпора огородная» (Гряз, Семенцово); «Супостаточка моя Модная-премодная. Изогнулась, извилась, Как вица огородная» (Гряз, Семенцово); «Наветки, наводки-то пели. Делят парня две девушки. Поют обе, щё на ум пришло. Одна другой поют меньше хорошего, чем плохого: "Супостатка - девка бойкая, Да и я девчонка-бой. Ты не думай, супостаточка, Не будет дроля твой"» (К-Г, Скородум). Ср.: новг., ле-нингр., свердл. супостатка, новг. супостаточка 'соперница в любви' («Я надену ремешки, подтянусь потуже, неужели, милый мой, я супостатки хуже»; «Супостаточка черна, Я ее белее») [Там же. Т. 42. С. 256]. Ср. в других регионах: пенз. посестря 'соперница' [Там же. Т. 30. С. 152], иркут., свердл. супера, том. сопера, соперка 'соперница в любви' («Я свою суперу Веру посажу на небеса, посиди, моя супера, повыпучивай глаза») [Там же. Т. 39. С. 330], иркут. супротйвница 'соперница в любви' («Супротивница сидит на стуле у заборочка, захочу, и полетят из головы гребёночки») [Там же. Т. 42. С. 262] и др. Когда в частушечном агоне встречаются две девушки-соперницы либо двое парней-супротивников, можно говорить о состязании: «Одна поёт наветку, другая - наперекор» (Шар, Плосково). Об этом свидетельствуют следующие коммуникативные тактики, к которым прибегают поющие. Вызов. Исполнение частушек организуется на народных гуляньях так, что кто-то из собравшихся выходит на круг и поет, вызывая другого участника на разговор. К примеру, обиженная девушка приглашает к себе в пару соперницу. Инвектива - оскорбление. Частушка в коммуникации такого рода служит заместителем формул прямого личного обвинения, которые непременно были бы произнесены, если бы между противницами завязался «бытовой» разговор вне «художественных» коммуникативных практик. Не случайно информанты комментируют содержание наветок с помощью слов ру-гать(ся), отсобачивать, напевать острее, злее, унижать, униженные песни и др., при этом поясняя, что «раньше не ругались, а вместо этого пели»: «На-ветки - униженные песни. Одна одну немного унижала. Такой был обычай, так было заведено. Ругаться не ругались, как теперя. Теперя в волосы могут въехать. А тогда поумней были. Песни вот пели с подковырочкой, наветочки. Пели на пару» (Шар, Завьялиха); «Ругаются, дак дают наветки - кто хорошие, кто плохие, вот это наветки» (К-Г, Смольянка). В острой частушке разлучницу позорили, ей давались обидные характеристики: она и «тощая гадина», и «последняя из всех», и уродлива: «Супостатка звонкая, Как иголка тонкая. С крыши перекладина, Ешшо смеётся, гадина!» (Ник, Байдарово); «Изменил меня милёнок, Думал, в гору поднялся. Ниже среднего спустился - За последнюю взялся» (К-Г, Смольянка). Ср. том. соперка 'соперница': «Ох, соперка моя, коротенькие ножки, голова, как у мыша, голос, как у кошки» [7. Т. 39. С. 330]. Угроза. В продолжение упреков и оскорблений сопернице сулилось уничтожение или по меньшей мере досадные неприятности: «Наветки напевали своей сопернице: "Я свою соперницу Увезу на мельницу. Ты крутися, мельница, Мелись, моя соперница"» (Шар, Завьялиха); «Перебоечка за миленьким По бережку бежит. Догоню и рассчитаюсь - Две недели пролежит» (Шар, Плосково). Объявление себя жертвой. Весьма важной стороной исполнения наветок является представление себя пострадавшей стороной, именно поэтому поступок милого открыто квалифицируется как измена: «Ягодинке за из-менушку Чего и подарить? Вересовой ветки жалко, Хоть еловую сломить» (К-Г, Косково). В этом не стыдно признаться, но и важно объявить обо всем во всеуслышание, поскольку положение жертвы позволяет снискать расположение и сочувствие слушателей, ср. запись речи информанта: «Изменил мне парень, я-то плачу, а про себя знаю, что сама лучше той-то девки. Душа рвётся сказать. Парню чего скажешь - без толку. А при людях скажу. Навет-ку в песне дам, все поймут, меня-то пожалеют» (Шар, Быниха). Высказывая упреки изменщику и сопернице, девушка не только рисует их образы в черном цвете, но и создает собственный облик «честной девушки». Все эти коммуникативные тактики нацелены на то, чтобы в глазах слушателей, составляющих общину, стяжать славу победительницы (победителя) в частушечном состязании, ср. описание информантами поражения соперницы: «Быват, так отпоют, что даже уходит, убежит» (Шар, Столбецкое); «Соперница наветки давала, пела. Вот ты ей какую частушку напеваешь, она слушает, заплачет да и пойдёт» (Шар, Печенкино). Победительница уверена в своей силе: «Отбивай, подруга, друга, Тебе с ним не совладеть. На твои колени сядет - На меня будет глядеть» (Шар, Плосково). Победе пострадавшей стороны может воспрепятствовать только большая острота и убедительность ответных частушек. Ср.: «Умение "отпеться" высоко оценивается обществом» [4. С. 143]. Удивительно, что носители народной культуры истолковывают исполнение наветок как необидную форму выяснения отношений в сравнении с личным разговором: «Вроде поют - и не обидно. В глаза-то обидно будет. Парень слушает, молчит уж, виду не показывает, вывод сделает» (Шар, Плосково). Вряд ли носитель городской культуры может согласиться с тем, что скрытый от чужих ушей упрек обиднее, чем открытое публичное выступление. Не случайно участники экспедиции, формулируя дефиницию для слова наветка, подчеркивали, напротив, кажущееся им очевидным свойство частушки - быть «обидной для адресата», исходя из своего понимания навет-ки как жанровой разновидности частушек. В толковании частушки информантами как необидной формы сообщения-намека нам видится точка пересечения традиционной этики и народной эстетики. В восприятии представителя деревенской культуры взаимодействие может быть прямым и опосредованным: грубость прямого, предельно ясного обвинения противопоставляется неопределенности, неясности очертаний намека: «Наветки пели. Как вроде критикуешь, но не прямым текстом. Наветки были про подружек-супостаток: "У милёночка одиннадцать, Двенадцатая я. Скоро всех он перелюбит, Будет очередь моя"» (Ник, Байдарово). Песенно-игровая форма, вероятно, ощущается как плоскость искусства, отличная от плоскости бытовых взаимодействий, т. е. интуитивно точно осознается символичность художественной формы - жанра частушки. Элемент сценической театрализо-ванности сообщает частушечному изложению личной драмы неличный характер, обобщенность, опосредованность, помещает индивидуальное в контекст повторяющегося в жизни разных людей, обеспечивая дистанцию между личным и общественным, внутренним и внешним. Иначе говоря, частушки, отражающие тип любовного конфликта достаточно прямо, именуются наветками (т. е. намеками), поскольку эти тексты характеризуются прагматической соотнесенностью собственной, личной жизненной истории поющего с типовой ситуацией, обобщенной на определенном уровне и подвергнутой эстетическому закреплению. Содержание наветки как разновидности песенного жанра весьма условно можно определить по основному значению этого слова, которое формулируется диалектными словарями как 'намек, предостережение' [7. Т. 19. С. 153]. Песенные наветки имеют мало общего с той трактовкой намека, которая представлена в литературном языке (намек ' слово, выражение, в котором не полностью высказывается мысль, но дается возможность догадаться о том, что имеет в виду говорящий, пишущий' [8. Т. 7. С. 326], 'слова (а также жест, поступок), предполагающие понимание по догадке' [9. С. 386]), хотя информанты и заявляют о том, что в частушках содержатся намеки: «Наветки давали. Я чего-то знаю про тебя, буду всяким примерам говорить, штёб не обидеть: "Если делом не поверишь, Я на песнях выпою!"» (Ник, Полежаево). Приведенный контекст дополним записанным от этого же информанта частушечным диалогом: - Задушевная товарка, Знаю новость про тебя. Не хочу тебе рассказывать, Расстраивать тебя. - Задушевная товарка, Говори, не бойся. Если суженые есть, Гуляй, не беспокойся. - Задушевная товарка, Начинаю говорить. У тебя духаня Миша (Петя и др.), Он уж хочет изменить. - Ну и пусть он изменяет, Миша-ягодиночка. Но и он не расцветёт, Повянет, как травиночка (Ник, Полежаево). Куплеты, как видим, содержат недвусмысленную информацию, которая вовсе не нуждается в расшифровке и будет понята всеми слушателями. О конкретной адресности частушечного текста свидетельствует упоминание имен, событий, высказываний, узнаваемых деталей одежды (голубая рубашка, серые глаза), места, где живет возлюбленный (далёко, недалёко), и подобных частностей: «Полюбила недалёко, Недалёко и идти. Только под гору да в гору Ручеёчёк перейти» (Шексн, Сизьма); «Хорошо, да и не больно Подалёку с дролей жить. Нету вести никакие. Письмецо одно лежить» (Шексн, Дубки); «Поиграй повеселее Веселее этого. Ваши серые глаза Любила из-за этого» (Гряз, Погиблово); «Сенокосила, косила, Шевелила валики. Сероглазого милашку Забываю навеки» (Шексн, Починок); «Сероглазая залёточка, Глазами не води! Ты сама неладно сделала, А сказала: "Не ходи!"» (Шар, Плосково); «Изменил мне ягодинка, Думал, что на выгоду. Полно, серенькие глазки, Я чёрные найду» (Шар, Плосково). Для понимания таких намеков, т. е. «для вывода информации из буквального смысла текста», слушающему вовсе не требуются «нетривиальные мыслительные операции» [10. C. 465]. Частушка с намеком - это условное непрямое театрализованно-песенное действие, заданное традицией, которое заменяет выяснение отношений один на один. Привязкой к конкретной любовной истории служит в большей степени персона исполнителя или исполнительницы, чем текстовые детали. Благодаря этому свойству частушки поются многократно, повторяются на разных территориях и всякий раз несут сообщение о частном случае вечного сюжета - «любовного треугольника». Именно поэтому информанты редко говорят о том, что частушка сочиняется, - она обычно воспроизводится. Собственно намеком и является не столько иносказание или упоминание детали, по которой слушатели должны восстановить весь смысл, всю ситуацию, сколько применение «старой», известной частушки к «новым» отношениям. Частушка - идеальная неиндивидуализированная форма изложения личной информации. Под общеизвестным куплетом маскируется личное, и маскировка эта в силу привязки текста к поющему весьма условна, поскольку в деревенской общине всё обо всех известно. Условие исполнения частушек с намеками в замкнутом коллективе, каким является молодежь одной деревни, объясняет отсутствие подобного явления в городской культуре, где любовная частушка утрачивает способность выразить намек на конкретную личную историю, так как слушатели не могут соотнести содержание частушки с определенной парой или любовным треугольником. Именно поэтому «любовное» содержание частушки само по себе не может служить основанием ее отнесения к типу «наветка»: намек как социально-коммуникативная стратегия реализуется исключительно при условии адресного исполнения любовной частушки внутри микроколлектива, а в прочих обстоятельствах пение таких частушек имеет развлекательную функцию и не оказывает влияния на отношения и роли людей, образующих социальную группу. Наветка же содержит намек в том его варианте, который А.Н. Баранов обозначил как «регулярный намек», т. е. «легко вычисляемый, реконструируемый» (прозрачный намек, прямой намек, обычный намек, открытый намек, явный намек, несомненный намек, недвусмысленный намек, грубый намек), противопоставленный по параметру тривиальности / нетривиальности «истинному», или «сложному», намеку [1. С. 451-452]. Характеризуя намек как способ косвенного информирования, И. М. Кобозева и Н. И. Лауфер называют в числе его основных мотивов такой: «... буквальное выражение некоторого смысла может быть расценено как поступок, нарушающий те или иные социальные нормы» [10. С. 463]. В приложении к исполнению наветок это утверждение означает, что в деревенском крестьянском социуме публичная апелляция к мнению общины и обнародование изменения состояния любовных отношений в своей возрастной группе составляют социальную норму. Исполнение наветок «встроено» в систему «общественного (общинного) реагирования». Во-первых, мотивом к вступлению в песенный поединок может быть переданный кем-либо и дошедший до ушей девушки или парня слух об измене милого или возлюбленной. Сплетни оказывают в малом социуме весьма ощутимое влияние на общественное мнение. В этой «системе оповещения» и зарождается конфликт: межличностное становится предметом наблюдения и обсуждения в общине. Во-вторых, показателен сам факт обращения человека, испытывающего любовные страдания, к обычаю как выработанному народной традицией инструменту воздействия, желание заручиться поддержкой окружающих. Сознанию современного городского жителя такая установка незнакома. Личные неудачи скорее будут скрыты от чужих глаз, чем вынесены на всеобщее обозрение - даже в песенно-игровой форме. Однако в деревенском социуме взаимодействие влюбленных опосредовано общиной. По верному замечанию С.Б. Адоньевой, исполнение частушки «не является свободным действием: к нему принуждают нормы традиционного поведения в группе», «придя на беседку, девушки и парни должны плясать и петь, а следовательно, высказываться на тему своих отношений» [4. С. 160]. В-третьих, намерение исполнителя наветки заключается в обнародовании знания о слухе и публичном ответе. Ср.: «Частушка - публичная форма оповещения о том, кто и с кем в качестве милого / милой и кто кому соперник в группе на данный момент, чьи любовные отношения обществу следует считать недействительными, кто считает себя "свободным", кто - "занятым"» [Там же. С. 156]; «Предмет частушечных сообщений - оглашение распределения отношений между членами молодежного сообщества» [Там же. C. 145]. Личное и общинное, тайное и явное балансируют здесь так же, как предполагаемое и достоверное (поющий часто «авторизует» информацию, указывая на то, что узнал об измене от кого-то другого, помещая этот факт посередине между правдой и вымыслом). Межличностные отношения и «общественные» не образуют два разных плана коммуникации, они не сосуществуют параллельно, а сливаются, переплетаются и оказывают взаимную поддержку. Личные отношения выносятся на игровую сцену, но за форматом плясовой песни и игровых перепевок скрыта апелляция к мирскому суду. Исполнитель, если он сторона страдающая, взывает к общине как хранительнице норм одобряемого и порицаемого, надеется на ее соучастие безвинно обиженному и честному: «Обнародование личного - чувства, оценки, потребности - призывает публику в свидетели, вручая сообществу право контролировать, ратифицировать, одобрять или осуждать» [Там же. С. 179]. Соответственно, «супротивник» или «супостатка», отвечая на обвинение или намеренно, с вызовом затевая игровое пение, прилюдно заявляет право и готовность пойти против мнения общины, любить вопреки, невзирая на свою неправоту. Роль адресата наветки определяет коммуникативную функцию рассматриваемой разновидности жанра. С одной стороны, частушка обращена к сопернице («супостатке»), с другой - она исполняется с учетом того, что все слышит возлюбленный, стоящий тут же, среди присутствующих, а третью сторону представляет публика, принадлежащая той же возрастной группе, и свидетели из числа старших членов общины, соседей, поскольку частушки исполнялись во время гуляний молодежи по улицам деревни. Ср: «Обязательная публичность частушки предполагает, что у нее есть и "прямой адресат" / слушатель, на кого непосредственно направлено сообщение-текст, и "коллективный адресат" - аудитория, которой предлагается "авторский" взгляд на события»; « делит ответственность за сказанное с коллективом» [6. С. 38-39]. Публичная частушечная перебранка имеет своим предметом репутацию: «Стяжание "славы" - социальная задача девушки и парня, ибо "слава" - то, что она или он вынесут из этого возрастного сообщества в следующее - взрослое, то что в значительной степени определит возможность членов этой группы стать хозяевами (брак) и их позицию в среде хозяев» [4. С. 154]. Наветка как жанровая разновидность частушек, таким образом, имеет назначение не развлекательное, а глубоко прагматическое, связанное как с тактическими рокировками на сцене складывающихся предбрачных отношений в молодежной среде, так и с реализацией стратегических задач приобрести и закрепить за собой в будущем доминирующие позиции в своей социальной среде, доказать свою состоятельность. О происхождении слова наветка Обратимся к самому слову навётка. Каково его происхождение? На первый взгляд здесь нет проблемы: наветка кажется образованием от лит. навет 'наговор, ложное обвинение', восходящего к праслав. *navetb, образованному от *navetiti 'наговаривать, клеветать' [11. Т. 19. С. 229-230], которое, в свою очередь, выводит на глагол *vetiti 'говорить, оповещать' [12. С. 46-47] (в гнездо этого глагола входят слова вече, завет, обет, ответ, привет, совет и др. [Там же. Т. 7. С. 67]). Но версия относительно связи с наветом встречает два возражения. Во-первых, слово навет трактуется в словарях современного русского языка как книжное, что несколько ослабляет возможность появления у него диалектных производных. Во-вторых (и это главное возражение), в русских говорах наряду с формой навётка отмечается и навёдка (СРНГ считает последнюю форму основной, помещая оба слова на алфавитное место наведки [7. Т. 19. С. 153]). В значении 'намек, предостережение' слова отмечены в следующих говорах: амур., арх., волгогр., вят., забайк., казан., костр., краснояр., морд., моск., перм., прибайк., пск., сарат., свердл., твер., тобол., том., р. Урал, яросл. [13. Т. 2. С. 475; 14. Т. 19. С. 250; 15. Т. 5. С. 26; 16. Т. 2. С. 8; 17. Ч. 1. С. 577; 7. Т. 19. С. 153; 18. Т. 2. С. 320; 19. Т. 2. С. 159]). При этом т и д могут стоять не только в слабой позиции - перед к, но и в сильной, в формах навёдочка и навёточка: волог., перм., пск. фольк. навёдочку (навёточку), навёточки давать 'намекать на что-л.': «Послушай, ягодка, припевочки, Подруженька поет; В припевочках миленочку Наведочку дает» (пск.) [7. Т. 19. С. 153; 14. Т. 19. С. 250]. В нашем полевом материале форма наветочка отмечена 4 раза, а наведочка - 2; ср. примеры: «Надушёная товарка, Не давай навето-чек! Мне и так проходу нету От твоих соседочек!» (К-Г, Маслово); «Наведочку дала, что парень изменил» (Шар, Рождественское). Конечно, при потере этимологических связей варьирование д // т возможно, но какую форму считать первичной? Есть аргументы в пользу того, чтобы трактовать так именно наведку, для которой в этом случае следует предположить связь с глаголом ведать 'знать'. Эта версия вполне состоятельна в плане словообразования, поскольку есть навёдки с другими значениями, в составе которых корень вед- выделяется весьма убедительно: пск., твер., сев.-двин. 'посещение, наведывание кого-либо'5, костр., сев.-двин. 'узнавание чего-либо, наведение справок о чем-либо': «Сделай наведку, там ли он» [7. Т. 19. С. 153]; можно напомнить и о слове с другой приставкой - разведка. Что касается семантики, то здесь сложнее: в гнезде глагола ведать, кажется, нет значений, связанных с наговорами, клеветой и проч. (см.: [12. Т. 6. С. 162-166]). Изучая формы на д, можно выдвинуть и другое предположение - о связи наведок с глаголом навести (наводить). На это наталкивает приведенная выше формулировка одного из значений наведки: 'узнавание, наведение справок о чем-л.'. Глагол навести семантически «подходит» нам больше, чем предыдущий, поскольку среди его значений есть такие: арх. 'наговаривать', пск., твер. 'клеветой смущать кого-либо', арх. 'напеть' [7. Т. 19. С. 172], ср. также мурман. навести сплетни 'насплетничать', костр. наводить на обман 'провести, обмануть' [Там же]. В русском просторечии есть слово наводка (от наводить), которое, как и наведка, часто употребляется в сочетании давать наводку 'дать какой-либо ориентир'. В истории русского языка у слова наводка было важное для нас значение - 'ложное обвинение, донос' [20. Т. 10. С. 36]; фиксируется также интересное сочетание, актуализирующее связь глагола и образованного от него существительного: навести наводку на кого-л. 'донести на кого-л.' [Там же]. Будучи убедительной с точки зрения семантики, эта версия слабее предыдущей в плане словообразования: в гнезде глагола вести (водить) существительные с суффиксом -к- имеют корневое о (наводка, проводка, обводка и т. п.), а не е. Итак, предположения о первоначальной связи наветок-наведок с ведать или вести встречают возражения. Несмотря на них, ЭССЯ включает интересующие нас наветки-наведки в значении 'намек, предостережение' (среди других значений этих слов) в гнездо *птёёъ [11. Т. 23. С. 222], считая их, таким образом, связанными с ведать 'знать'. Однако, как нам кажется, стоит вернуться к версии относительно происхождения этого слова от навет и поискать дополнительные аргументы в ее пользу. Они обнаруживаются в истории русского языка. Интересующее нас слово отмечается в источниках с XVII в.: навЪтка 'наущение, подстрекательство, козни', 'косвенное обвинение, намек, поучение обиняками': «Кошку бьютъ, а невЪстке навЪтки даютъ» (Симони. Пословицы. XVII в.) [20. Т. 10. С. 32]. Словари, фиксирующие лексику XVII-XIX вв., не дают форм с д. При этом иллюстративные контексты позволяют судить о том, что наветка встречалась за пределами «высокого штиля» речи. Так, большинство контекстов XVIII в., представленных в [21. Т. 13. С. 140; 22; 23. Т. 1. С. 1036], несут на себе черты разговорной языковой стихии: это отрывки из комедий Е.Р. Дашковой и Я.Б. Княжнина, из письма М.В. Ломоносова. О «народности» этого слова свидетельствует и его пословичное употребление: приведенная выше пословица о невестке и кошке из сборника Симони отмечена (с вариациями) в «Словаре Академии Российской», в словаре В.И. Даля и в ряде современных диалектных словарей (в статьях на слово наветка). Таким образом, наветка с момента самых ранних своих словарных подтверждений была народно-разговорным словом, что говорит об органичности фиксации его в говорах. С точки зрения семантики предположение о его про-изводности от навета выглядит вполне убедительным, ср. навЪт 'навет, наговор, клевета', 'наущение, подстрекательство', 'тайные враждебные умыслы и действия, козни, посягательства', 'нападение, вылазка, удар (?)' [20. Т. 10. С. 31-32]; значение 'клевета' отмечено и у наших вологодско-костромских наветок: «Я на тебя наговорила что-то плохое, пустила сплетню, наветку» (Ник., Большой Двор). Сам навет, воспринимаемый сейчас как слово «высокого штиля», раньше не был сугубо книжным: к примеру, в словаре В.И. Даля фиксируются паремии «Конь не без навета», «Одному вред - всем навет» [24. Т. 2. С. 390], в псковских говорах есть навет 'плохое качество чего-либо, порок' [14. Т. 19. С. 263]. Что касается формальной стороны этой версии, то ее подкрепляют другие слова, представляющие собой фонетически и словообразовательно убедительные производные от навета, которые имеют также и явную смысловую связь с ним и с наветками: навОтник 'наводник, смутник, наговорщик, клеветник' [23. Т. 1. С. 10351036], навечать, наветовать, наветничать, наветить 'наговаривать, наклеветать, обносит

Скачать электронную версию публикации