The event of story-telling in the narrative structure of The Boy Tar; or, A Voyage in the Dark by Thomas Mayne Reid.pdf Среди романов Т. Майн Рида, направленных на открытие эмпирической действительности («Изгнанники в лесу», «В дебрях Южной Африки», «Затерянные в океане», «Охотники на жирафов», «Всадник без головы»), роман «Морской волчонок, или Путешествие на дне трюма»35 (The Boy Tar or A Voyage in the Dark), занимает особое место. Традиционно соотнося произведения Рида с романами его современников - Р. Л. Стивенсона, Ф. Купера, Ж. Верна, следует признать, что по сюжетной конструкции рассматриваемый роман-квест писателя [4-7] не находит аналогов среди авантюрных романов своего времени. Традиционно приключенческий роман определяется диспропорцией фабулы, связанной с интенсивностью развития действия, и сюжета, связанного с осмыслением происходящих событий. Вниманию читателя предлагается ряд фабульно значимых эпизодов, исход которых, как правило, не влияет на гармоничный финал произведения [8]. Внесенный европейским (в частности, викторианским) и американским романом-путешествием (или романом-травелогом) элемент энциклопедизма превращал такой сюжет в познавательное действие, выполняя образовательные задачи (нередко в ущерб эстетическим, о чем свидетельствуют критические отзывы современников) [5]. Использование экзотических топосов, включение в сюжет большого количества разнохарактерных героев, введение фантастических элементов и т.д. - эти и другие приемы, ставшие опознавательными знаками массовой литературы и, соответственно, воспринятые творчеством Т. Майн Рида, игнорируются в его романе «Морской волчонок». Сюжетная ситуация бегства, или ухода, столь значимая для самосознания мировой литературы XIX в. [9], является инвариантной для творчества Рида. В связи с этим особенно интересным кажется соотнесение двух сюжетных вариантов, реализованных в романах одного десятилетия. Так, уход из дома и пребывание на корабле становятся «экстенсивным» событием в первой части романа «Сбежавший в море» (Ran Away to Sea: An Autobiography for Boys), при этом фабульная динамика определяется лавинообразным наращением эпизодов, завершающихся итоговой катастрофой-кораблекрушением (далее следует книга «Затерянные в океане» (The Ocean Waifs; a Story of Adventure on Land and Sea). Воспроизводя сходную модель в «Морском волчонке», Рид избирает принципиально иной вариант, отказываясь от большинства вышеперечисленных приемов. При «стандартности» хронотопа авантюрного романа, опосредованно и непосредственно связанного с морем [8], пространственная организация этого произведения является необычной. Действительно, основные события происходят в монолокусе, границы которого во многом определяются монологическим сознанием главного героя. Кроме того, в ходе развития действия актуализируются мифопоэтические коннотации сюжета. Главный герой, над которым тяготеет рок (смерть отца в море, испытание водой) проходит инициацию. Путешествуя во тьме (A Voyage in the Dark), с девизом Excelsior, он воплощает в жизнь метафору «от тьмы к свету». Финальная точка сюжета - выход героя на поверхность - определяет пересечение границы, позволяющее преодолеть проклятие и предстать в новом качестве - стать моряком и, наконец, капитаном. Разумеется, мифопоэтические коннотации содержатся и в заглавии произведения. Введение закрытого пространства как единственного и безальтернативного позволяет сосредоточить внимание на личности и внутреннем мире двенадцатилетнего Филиппа Форстера. В связи с этим допустимо предположение писателя и литературоведа А. Танасейчука, указавшего на возможную связь сюжетов Рида и философской эстетики Э.А. По36 [10]. Рассуждая о современном романе в своей «Философии творчества» (The Philosophy of Composition), По подчеркивает необходимость обновления существующего спектра литературных приемов, указывая на значение отдельно взятого эффекта в структуре новеллы [11]. Такой эффект, безусловно, обретается в нарративной структуре романа Т. Майн Рида, более того, он более органичен экзистенциальному сюжету, поскольку обнажает онтологическое противоречие, связан- 2 ное с одиночеством единичного сознания . Однако глубокое философское исследование трансцедентного и экзи-стентного в человеческой жизни мало характерно для ювенильного романа. Книга Майн Рида в большей мере актуализирует философию О. Конта, представая романом «торжествующего позитивизма». Главный герой здесь наделен совершенным человеческим разумом, избавленным от пределов человеческого бытия - инстинктивного переживания смерти и сознательного переживания своего одиночества. В связи со сказанным выше особого внимания заслуживают рассуждения героя, представленные в одной из глав произведения: Fortunately, in my school arithmetic there were a few hints upon mensuration, and the good master had instructed us in these. I have often wondered that the simple, but useful, problems of this branch of science are so much neglected, while the most useless and irrational rhymes are hammered into the heads of poor unfortunate boys. I have no hesitation in giving my opinion, that a knowledge of simple mensuration, which may be obtained in a week's study, is of more value to an individual - or to the whole human race, if you will - than a perfect scholarship in all the dead languages of the world. Greek and Latin! These have been very barriers to the advancement of knowledge!37 [1. P. 174]. Разделяя научное знание (branch of science) на полезное и бесполезное (useful / useless), герой относит гуманитарные науки (и, в частности, классическую филологию) ко второму разряду. Тем не менее именно на «мертвом языке», препятствующем, по логике повествователя, развитию прогрессивного человечества (barriers to the advancement of knowledge), Филипп Форстер описывает свои основные шаги, именно латынь становится средством характеристики его достижений. Действительно, основными шифтерами романа становятся: Quod erat faciendum в завершение арифметической задачи и Excelsior, являющееся лейтмотивом всего «путешествия во тьме». Таким образом, в цитируемом фрагменте зафиксирован один из нарратологических парадоксов «борьбы языков» - язык описания события конфликтует с очевидцем события и носителем этого языка [14]. Далее, продолжая свои рассуждения, герой сообщает: I could tell the solid contents of a cube, of a parallelopipedon, of a pyramid, of a globe (nearly), of a cylinder, and of a cone. The last was the figure that now interested me. I knew that a barrel was a pair of cones, - (hat isjtruncated cones, or frustums, - with the bases resting against each other. Of course, when I was taught how to measure a cone, I was also instructed to do the same with the frustum of one38 [1. P. 174]. Вопреки бессистемному обучению мальчика (о чем сообщается в начале произведения), таблица мер и жидкостей, наряду с основными стереометрическими формулами, входит в сознание маленького героя, демонстрируя триумф педагогической системы описываемого периода. В то же время на протяжении всего повествования у героя не возникает ни одной ассоциации, связанной с предшествующим культурным опытом, что существенно отличает его от героев современной беллетристики (в частности, мальчиков М. Твена39). Так, например, очевидные аллюзии с робинзонадой не актуализируются в переживаемых ситуациях. В сущности, любая бесполезная информация (часто не связанная с эмпирикой) оказывается вытесненной за пределы сознания героя, чистый и практический разум (по И. Канту) совпадают в функциональном тождестве. При этом Филипп Форстер обладает уникальным набором знаний, что особенно выделяет его из общей галереи персонажей Майн Рида. Ключевым эпизодом, открывающим одну из закономерностей повествования в романе, становится следующий по ходу развития действия выбор единицы измерения: I was myself that standard! You will now remember my having submitted myself to a measurement, which showed me to be four feet in length. Of what value that knowledge now proved to me! Knowing, then, my own height to be very nearly four feet, I could notch off that measure upon one of the sticks, which would give me a measuring rule offour feet in length. I proceeded to obtain this result without delay. The process was simple and easy40 [1. P. 186]. Несмотря на то, что рассказчик не приводит известной сентенции, данное им рассуждение актуализирует софизм Протагора: «Человек - мера всех вещей» (I was myself that standard!). Именно Homo - mensura становится определяющим в событийной ткани романа, соответствуя одной из апорий позитивизма О. Конта и нового эмпиризма Ф. Бэкона41. Как уже отмечалось, сознание героя, при его телеологизме, существует вне каких-либо предельных оснований. В этом отношении boy tar предстает носителем ненормативного сознания, для которого не существует категорических императивов: поэтому он спокойно размышляет о самоубийстве, уничтожает крыс с холодностью и цинизмом взрослого человека и, наконец, ест убитых им животных. Морской волчонок Т. Майн Рида предстает квинтэссенцией героя массовой литературы (в том числе квазилитературы XX в., так называемых «графических романов», или комиксов [16]), утверждая безграничность человеческих (и сверхчеловеческих) возможностей, не знающих этических, а тем более эстетических ограничений. Этот взгляд существенно корректируется при нарратологическом анализе произведения [14, 17]. В самом начале текста, в первой главе романа, представлена коммуникативная ситуация рассказывания. Рассказчик Филипп Форстер - находящийся в отставке шкипер, повествует о себе: I have said that my fellow-villagers know very little about me, and you are no doubt surprised at this; since among them I began my life, and among them I have declared my intention of ending it. Their ignorance of me is easily explained. I was but twelve years of age when I left home, and for forty years after I never set foot in my native place, nor eyes upon any of its inhabitants42 [1. P. 3]. Достоверность повествуемого, определяемая репутацией рассказчика, с самого начала наррации поставлена под сомнение: фактически никто из обитателей деревни не помнит Филиппа Форстера, а следовательно, отсутствует возможность верификации его рассказа. Репутация рассказчика определяется в первой главе тремя основными координатами: great traveler, wonderful scholar, great reader. Отказываясь от первой и второй роли, Форстер подчеркивает свою страсть к чтению, в то же время указывая на ценность практического опыта (коррелирующего с позицией мыслящего позитивиста, о чем сказано выше). Знаменательно, что единственными слушателями Филиппа Форстера являются школьники, находящие особый интерес в рассказах старого моряка. Рассказывая о таких беседах, Форстер фактически сознается в том, что повествование для него эквивалентно про-(или пере-)живанию некогда произошедшей ситуации: I am not ashamed to declare that I, too, felt pleasure in this sort of thing, like all old soldiers and sailors, who proverbially delight to «fight their battles o'er again»43 [1. P. 5]. Все эпизоды, последовательно изложенные в главах романа, формально рассказываются Форстером в один из дней, избранных школьниками для беседы. Следует отметить, что далее по тексту экзегетический и диегетический планы не соприкасаются, в силу чего возникает иллюзия синхронности рассказывания и рассказываемого в сюжете. Отметим, что этим определяется и интрига как важная составляющая нарративного приема, организующего действие авантюрного романа [8]. В то же время позиция экзегетического нарратора определяет архитектонику романа. Наращение эпизодов, осуществляемое по принципу от простого к сложному, предполагает последовательное усложнение задач, стоящих перед маленьким героем. В этом отношении день рассказывания заменяет день учения, а происходящее с двенадцатилетним мальчиком в своей логике и последовательности в большей мере соответствует композиции учительной книги [18]. Не вызывает сомнения, что все действия и обстоятельства поданы в этом рассказывании с позиции опытного и стареющего человека, уповающего на силы человеческого разума и возможности человеческой природы, с легким пренебрежением относящегося к гуманитарному знанию и воле Провидения. Безусловно, структура художественного текста не может имитировать сознание человека. В силу этого дискретное сознание рассказчика Форстера как бы подменяется на выходе континуальным смысловым пространством текста. Идеальное сознание героя, равно как и невероятные, происходящие с ним приключения, воспринимаются в рамках определяемых текстом конвенций: 1) событие не рассказывается, а происходит в настоящем времени (время героя = настоящее время); 2) двенадцатилетний Филипп Форстер обладает разумом опытного человека (сознание рассказчика = сознание героя); 3) все случайности в романе носят непреднамеренный характер. Таким образом, само удовольствие от чтения [14] неразрывно связано с конвенциями, принимаемыми читателем. Отступление от любой из этих конвенций «обнажает» прием, демонстрируя условность нарратива, ненадежность наррации (inreliable narration), ставит под сомнение диегетический план повествования и разрушает иллюзию достоверности произведения. Исходя из эстетики Э.А. По, можно считать наиболее вероятным сознательное использование Т. Майн Ридом этого приема. Имея значительный опыт создания произведений для массового читателя, Рид создает роман, предполагающий наличие взаимоисключающих интерпретаций, что создает и усиливает напряжение между планами повествования. В заключение отметим: и сознание двенадцатилетнего ребенка (the boy tar), и трюм, и путешествие во тьме (Voyage in the Dark) существуют исключительно в повествовании. Верифицировать данную информацию, равно как и определить достоверность сообщаемых о рассказчике сведений, невозможно. Однако текст демонстрирует «презумпцию доверия», построенную на внимательном отношении мальчиков к рассказам стареющего моряка. Таким образом, дискредитирующий себя нарратор (и, соответственно, нарратив) в то же время «оправдывается» наррататором - собирательным портретом юношества (establishment for young gentlemen), читающего книгу молодости стареющего капитана, писателя, фантазера. Подлинным чудом коммуникации здесь становятся фактичность и результативность рассказанного события не только для идеального, моделируемого адресата, эксплицированного в тексте фигурами слушающих мальчиков из английской школы, но и действительного, безусловно верящего читателя44.

Скачать электронную версию публикации