Рассматривается одна из составляющих понятия «концепт текста» - этническая компонента. Анализ текстов обрядовых песен русских и финно-угров Поволжья свидетельствует о регулярном появлении в ряду атрибутивных признаков коляды ее бороды (золотой / позлащенной / шелковой / самоленой). В текстах таусеневых песен обязательны упоминания об обрядовых угощениях в виде свиных ножек. Из двух групп русских текстов - колядных (с мотивом бороды) и таусеневых (с мотивом свиных ножек) особенно популярными в Поволжье являются последние. В результате авторы приходят к выводу, что обрядовые феномены (позлащена / самолена борода и свиные ножки) маркируют для носителей традиций принадлежность текстов к одному из типов обходов домов - рождественских или новогодних.
Object realities as genre indicators of ritual texts in the Volga region (samolena/pozlashchena boroda and svi.pdf Исследования локальных традиций не утратили актуальности в настоящее время. Это связано с тем, что они раскрывают механизмы функционирования, инерционные и новационные процессы в этнокультурных традициях у разных этносов. Фольклорный текст во многом обусловлен внелингвистической реальностью, которая является толчком для его порождения. В основании первоначального фольклорного текста лежит «концепт текста», или рефлективное ментальное образование, возникающее под воздействием экстралингвистической действительности, ситуации, которая в конечном счете определяет функциональные, структурные и семантические особенности текста [1. С. 57]. В сложном по своей природе понятии «концепт текста» важную роль играют и этнические маркеры: языковые, диалектные, фольклорно-этнографические компоненты традиции. Такие элементы действительности способствуют появлению коммуникативной единицы (текста), которая также репрезентирует принадлежность к тому или иному этносу. В настоящей статье осуществляется попытка показать, как этнические / предметные реалии становятся дифференцирующими показателями традиционных обрядовых текстов. Поволжские (финно-угорские и русские) обрядовые тексты являют собой целый мир, чрезвычайно динамичный, исполненный разнообразных звуков, неожиданных и ярких обрядовых символов. Среди составляющих этого мира особое место занимают реалии, имеющие традиционно устойчивый статус, - золотая борода и свиные ножки. «Золотая (позлащенная)» / «смоляная (самоленая)» борода - это особым образом приготовленная и украшенная свиная голова; главное блюдо рождественского стола у мордвы: сваренную отдельно свиную голову украшают: в рот кладут крашеное яйцо и распаренный березовый прутик с листьями, а под голову - в виде бороды пучок ниток, окрашенных в красный цвет [2. С. 92]. Попытка систематизации воззрений, связанных с использованием ниток в обрядовых практиках финно-угров, осуществлена Н.С. Поповым [3. С. 164]. С их помощью умерший мог, например, обустроить проход над котлом с кипящей смолой (смоляная / самолена борода). Что касается цвета ниток, обычно красного, иногда черного, то он, по мнению ученого, обусловлен символикой солнца - утреннее (красное) и вечернее (черное). Однако более убедительной в данном случае представляется точка зрения Б. А. Успенского, показавшего связи желтого / красного в первую очередь с потусторонним миром [4. С. 60-61]. «Свиные ножки» - основная ритуальная еда Нового года. Обобщая материал по Поволжью, А.Н. Розов отмечал, что в отдельных местах данного региона за «овсеньканье» одаривали круглыми пресными лепешками в виде птиц [5. С. 33]. В Саратовской области такие лепешки назывались «ка-лядашки» [6. С. 36]; в Нижегородской - «кокурки», «клюжечки-кочерюжечки» [7. С. 66]. Без уточнения формы изделия известны в данной области и «козульки», «коньки», «каракульки», «свинки», «коровки», «усеньки» «таусеньки» (в виде кренделей, булочек-витушек) [8. С. 66; 9. С. 148]. Т.М. Аниничева также называет «таусеньки», но иного способа изготовления (в виде баранок), добавляет к ним кусочки курника [10. С. 27]. В Ульяновской области популярны «кокурки» (сушки) и «таусеньки» (орешки из теста). Однако и К.Е. Корепова, и Т.М. Аниничева наряду с изделиями из теста в качестве обрядового угощения уже обязательно называют святочных поросят, кишки (домашняя колбаса из свинины), свиные ножки [8. С. 66; 10. С. 27]. В Татарстане (Тетюшский район) участниками фольклорных экспедиций Московского университета отмечено бытование «таусей» - треугольных пирожков, начиненных кишками. По свидетельству П.В. Шахова (1901 г. р., Тетюшский район, Татарстан), «таусь-ки» - пироги с кишками; у кого есть ноги поросячьи - туда же загнут» [117. Тетрадь 14. С. 30]. Можно предположить, что тексты русских колядных и кёлядных песен мордвы с мотивом золотой бороды и его эквивалентами смоляной, посконной и т.п. являются в данном регионе собственно рождественскими. Главное обрядовое угощение колядовщиков под Новый год - свиные ножки, орешки, их обязательное упоминание в песнях праздника тавунсямо мордвы вплоть до ХХ в., а у русских - в таусеневых песнях, возможно, также составляет их исконную черту. Другими словами, колядки в Поволжье исполнялись на Рождество и в них обязательным был мотив бороды; таусени - на Новый год, соответственно главный их мотив - свиные ножки. Подтверждается ли данное положение материалом? В первую очередь обратим внимание на ряд сюжетов, в которых термины «коляда», «овсень», «таусень» взаимозаменяемы. К ним относятся тексты, объединенные мотивами поисков Коляды / Овсеня / Таусеня (Мы ходили, / Мы искали, / По проулочкам, / Закоулочкам) и мощения мостов (Ехали бояры, / Сосенку сломали, /Мосты настилали). Первый из них зафиксирован на территории Нижегородской, Ульяновской областей, представлен в нескольких разновидностях и в издании И.И. Земцовского [12]. Формула поисков двора в них представляет собой трансформацию широко известного в обрядах обходов славян мотива прихода издалека. При этом в поволжских текстах она крайне редко бывает развернутой, выражена традиционными словосочетаниями типа «мы ходили, мы искали», «ходил-походил» и некоторых других. Искомый двор, как правило, оказывается огороженным железным тыном, в центре его (в нескольких текстах) -«трава шелковая», но чаще - три терема: В одном терему -Светит месяц, В другом терему -Ясно солнце, В третьем терему -Часты звездочки. Большинство вариантов подобной формулой и заканчивается. Лишь в отдельных текстах представлена и вторая часть известного художественного уподобления. Второй сюжет «мосты мостили...» зафиксирован на территории Владимирской, Нижегородской, Саратовской и Ульяновской областей. В рамках его закличка праздника (Бай авсень! Овсей! Таусень! Таузи! Коляда!) соединяется с формулой описания сосны: В бору, в бору Там стояла сосна, Всего вышнее, Всего зеленее. Далее появляются бояры / ребята / братья / братцы-миряне / сам Овсей и, наконец, колядовщики, действия которых однотипны: Сосенку сломали, Мостик настилали, Гвоздем прибивали. При помощи вопросительной конструкции: «Кому этот мост-от?» или «Кому этом мостом ехати» вводится основная формула, содержащая сообщение о торжественном въезде «трех святителей» (Рождества Христова, Крещенья, Василия Кесаринского), реже - «Петра, Василия, Овсеня и Нового года». Лишь в одном варианте дается сниженный образ Василия, которого «вожжают гузенной кишкой» и «погоняют цуцким поросенком» [12. С. 74]. Завершаются варианты данной группы обычно благопожелани-ями приплода скота и птицы: Туши да уши, Поросят да гусят, Девяноста утят. За исключением этих двух сюжетов имеющиеся в нашем распоряжении тексты в целом свидетельствуют о регулярном появлении в ряду атрибутивных признаков коляды ее бороды: Коляда, коляда, / Посконна борода, / Самолена борода,/ Смолена борода, / Шелкова борода, / Позлащена борода, /Золотая борода [131. Ф. 17, 26. Оп. 4, 5. № 372; Ф. 4. Оп. 4. № 54, 440; 1, 4. № 13; Ф. 6. Оп. 4. № 269; Ф. 23. Оп. 4. № 119]. Такие же атрибутивные признаки представлены в «Традиционных обрядах и обрядовом фольклоре русских Поволжья» [14]. В текстах таусеневых песен обязательны упоминания об обрядовых угощениях в виде свиных ножек: Пышки-лепешки, Свиные ножки В печи сидели, На нас летели [14. С. 12; 19. С. 32; 20. Ф. 5. Оп. 4. № 281; Ф. 4. Оп. 4. № 448, 474; Ф. 4. Оп. 23. № 132 (б)]. Из двух групп русских текстов - колядных (с мотивом бороды) и таусеневых (с мотивом свиных ножек) особенно популярными в Поволжье являются последние, а среди них - песни-просьбы об угощении. Они одновременно демонстрируют модель текстопорождения, непосредственно связанную с архаической мифологией и ритуально-мифологической практикой [15]. Указанная выше формула («Пышки-лепешки, / Свиные ножки...»), отличаясь поразительной стабильностью (название обрядовых угощений + метафорическое описание процесса их изготовления: «в печи сидели, на нас глядели»), извлекает из сюжетного континуума календарно-обрядового фольклора строго определенные содержательные и формальные мотивы и стилистические клише. Она, как правило, соединяется с закличкой праздника, может быть усилена вопросами и повелительными восклицаниями, что влечет за собой включение в ее состав просьб о вознаграждении. Как таковых благопожеланий в такого рода текстах сохранено немного, но достаточно четко прослеживается связь одаривания и богатого урожая, одаривания и возможности иметь здоровое потомство, одаривания и поддержки представителей иного мира, одаривания и уважения окружающих. Встречаются и разнообразные угрозы (увести со двора скотину, разорить жилище и даже погубить самих хозяев). Устойчивой является просьба одарить коньком, в противном случае раздавались угрозы лишить возможности продолжения рода. Органичными для таусеневых песен являются мотивы сокола (петушка), обращения птицы к бабушке, занятой изготовлением ритуальной пищи для гостей. Появляется и некая девица. Уже к ней обращается соколок с просьбой об обрядовом подаянии. Отказы девицы осмысляются исполнителями либо отсутствием времени в связи с подготовкой к свадьбе («Недосуг подавать: /Пойду шубку шить, / Ожерелье низать...»), либо в категориях перевернутого мира («Недосуг подавать: / Я к обедне спешу, / Косырем лапшу крошу, / В решете воду ношу...»). Зачастую приготовленное для обходчиков угощение утаскивает кошка: «Поросячьи ножки / лежали на окошке, / Утащили кошки...»). Упоминаются такие локативы, как печь, окно, сени / мост. На временной аспект указывают закличка таусеня, предваряющие текст комментарии исполнителей и отдельные временные привязки типа «Я к обеденке спешу». Любопытно, что многие из перечисленных «странностей» таусеневых песен русских находят объяснение в мордовских песнях-таунсяях, дающих довольно полное представление о последовательности действий хозяев и гостей: напоминают первым о необходимости изготовления обрядовой пищи, дают ее перечень, называют главных исполнителей обряда, воспроизводят обстановку иного мира, в форме обрядовых диалогов реализуют идею обмена (гости требуют обрядовой еды и сообщают о будущем (поражающем воображение) урожае и приплоде скота, рождении детей и пр. [12]. В фольклорной коммуникации, которая, на наш взгляд, наглядно отражает речемыслительные процессы во время исполнения фольклорного текста, роль предтекстов (образы восприятия или предметно-изобразительный код) выполняют своеобразные следы опыта, которые возникают в результате отражения внешней действительности. Это могли быть образы вещей и других предметов, а также тех ситуаций, в которые попадали сами, или о которых знали авторы / исполнители. Психологи показали, что как только мысль переработана в форму натурального языка, то кодовый мыслительный прием может быть забыт. Таким образом, перед автором / исполнителем обрядовых текстов и действий возникают два плана: первый - образ ситуации (стереотипный опыт других или самого автора), второй план -«клише» текста о ситуации. Для представителей национальных культур и языка должны быть известны такие «клише», в которых отразились стереотипное восприятие персонажей и предметный код. Таким образом, вышеназванные обрядовые феномены (позлащена / самолена борода и свиные ножки) маркируют для носителей традиций принадлежность текстов к одному из типов обходов домов (рождественских или новогодних), различающихся как по смыслу, так и по характеру включенных в орбиту их влияния вербальных формул.
Красных В.В. От концепта к тексту и обратно (к вопросу о психолингвистике текста) // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 1998 С. 5-7.
Мельников С.П. Очерк мордвы. Саранск : Мордов. кн. изд-во, 1981. 136 с.
Попов Н.С. Погребальный обряд марийцев в XIX - начала XX вв. // Археология и этнография Марийского края. Вып. 5: Материальная и духовная культура марийцев. Йошкар-Ола, 1981. С. 154-174.
Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М. : Изд-во Моск. ун-та, 1982. 248 с.
Розов А.Н. Песни русских зимних календарных праздников: Проблемы классификации колядок : дис.. канд. филол. наук. Л., 1978. Т. 1-2.
Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. Л. : Изд-во ЛГУ, 1969. 143 с.
Библиографический указатель материалов фольклорного архива. Вып. 2, ч. 1: Календарные обряды. Горький : Горьковский госуниверситет, 1982. С. 66-71.
Новые поступления в фольклорный архив. 1976-1982. Календарные обряды. Горький : Горьковский госуниверситет, 1982. Ч. 1. С. 110-113.
Календарные обряды. 1983-1996 / сост. К.Е. Корепова, Ю.М. Шеваренкова. Н. Новгород : Нижегородский госуниверситет, 1997. 154 с.
Ананичева Т.М. Зимние величально-поздравительные песни с обращениями и рефренами «Таусень» и «Коляда» в русских и мордовских пограничных селах // Традиционное народное музыкальное искусство и современность. Вып. 60: Вопросы типологии. М., 1982. С. 146-157.
Фольклорный архив Московского госуниверситета им. М.В. Ломоносова.
Поэзия крестьянских праздников / вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. И.И. Земцовского. Л. : Сов. писатель, 1970. 636 с. (Библиотека поэта).
Фольклорный архив Ульяновского гос. пед. университета им. И.Н. Ульянова.
Традиционные обряды и обрядовый фольклор русских Поволжья / отв. ред. Б.Н. Путилов. Л. : Наука. Ленингр. отд-ние, 1965. 340 с.
Гилярова Н. Новогодние поздравительные песни Рязанской области. М. : Сов. композитор, 1985. 44 с.
Неклюдов С.Ю. О мифологических моделях в устной традиции. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/neckludov79.htm (дата обращения: 30.04.2017).
Золотова Т. А. Таусеневые песни русских Поволжья. Йошкар-Ола : МарГУ, 1987. 206 с.