Book Review: Kuleva, A.S. (2017) Istoriya Usechennykh Prilagatel'nykh v Yazyke Russkoy Poezii [The History o.pdf Проблема формирования русского литературного языка анализируется лингвистами обычно как проблема лексикологическая, «проблема словаря» [1. C. 6], т.е. прежде всего в аспекте соотношения старославянских и собственно русских элементов. Однако отличия между двумя книжнолитературными традициями самими грамматистами-нормализаторами и мастерами слова в их языковом сознании связывались, скорее, с грамматическим строем: поэтическая лексика и фразеология «высокого штиля», перенятые из церковнославянской и древнерусской книжности, не исчезают и с победой «нового слога» над «старым»: усвоив лучшие образцы классицистической традиции, карамзинская школа, разумеется, опиралась на них в своих языкотворческих исканиях, и потому не столько лексический, сколько грамматический строй языка оказывался тем благодатным полем, на котором было возможно развертывание авторских новаций эпохи сентиментализма, романтизма и далее. Г.О. Винокур отмечал: «Можно думать, что в области морфологии граница между “славенским” и “простым русским” обнаруживалась нагляднее всего. Простые прошедшие времена... формы именительного падежа единственного числа причастий мужского 316 Рецензия рода без звука щ в настоящем времени и звука ш в прошедшем времени типа Даяй, Давый и т.п. для русского человека первой половины ХУІІІ в. были наделены гораздо более сильной экспрессией старины и церковности, чем церковнославянские слова, из которых многие стали уже вполне привычными и, главное, могли даже не иметь русских эквивалентов в бытовом языке» [2. С. 126]. Ставшие главным предметом исследования в рецензируемой монографии усеченные формы имен прилагательных представляют собой как раз не только факт словаря, но и грамматический элемент, который позволяет представить в динамике развитие как лексического и морфологического, так и синтаксического строя языка. Важность и релевантность поэтических текстов для понимания как магистральных, так и периферийных тенденций формирования русского литературного языка не вызывают сомнений: от Кантемира, Тредиаковского и Ломоносова до Карамзина и Пушкина целое столетие прошло под знаком языковых споров «архаистов» и «новаторов», когда главенствующее место в словесности принадлежало именно стихотворным жанрам, когда судьбы русского литературного языка и поэзии были теснейшим образом связаны, а реформаторами языка становились поэты. Выбор автором рецензируемой монографии поэтических текстов для манифестации с разной степенью активности протекавших в русском литературном языке процессов представляется адекватным поставленной в работе задаче описания происхождения и функционирования усеченных прилагательных также и потому, что именно поэзия давно признана основной сферой использования подобных адъективных форм: как отмечает А.С. Кулева во введении к своей книге, «усеченные прилагательные можно назвать одной из констант языка русской поэзии» (с. 6). Первая часть монографии «Место усеченных форм в системе имени прилагательного» содержит экскурс в историю кратких (нечленных), полных (членных) и усеченных дериватов в русском языке древней, старшей и новой поры, а также описание состава, способов образования и функций усеченных имен прилагательных и причастий в русской поэзии на протяжении всех четырех веков ее развития. Автор монографии, исследовав обширный материал, приходит к выводу о разнообразии способов образования так называемых «сокращенных» форм и о богатой их функциональной палитре, менявшейся в направлении от XVII столетия к началу XXI («поэтические вольности» использовались не только в целях версификации, как об этом часто пишут специалисты в области языка поэзии, но и для фольклорной или исторической стилизации, формирования «высокого», торжественного регистра речи, иронической или пародийной языковой игры). А.С. Кулевой приводятся подробные данные, отражающие динамику падежной парадигмы усеченных форм прилагательных и причастий: наиболее употребительные формы Им. падежа всех родов и чисел, а также омонимичные им аккузативные образования; уже реже встречаются формы Р. и Д. падежей м. и ср. рода; к маргинальным относятся формы Р. падежа ж. рода, Тв. и Пр. падежей (Дарованьями различны, на месте пусте и т.п.). Рецензия 317 Интересны доводы исследователя, доказывающие не версификационную, а стилистическую прагматику «сокращенных» имен, имеющих то же количество слогов, что и полные аналоги: «Например, из 143 форм в силлабической поэзии XVII в. 25 равносложных: многоковарен, безгласен, страшен, земен, разумен, верен и др.; из 35 форм в силлабической поэзии XVIIXVIII вв. одна равносложная: благодатен; из 38 форм в 150 текстах XVIII в. - 4: развратен, пребезумен, приятен, светел; в поэзии Пушкина из 133 форм - 26 (в основном полупредикативных): прекрасен, прозрачен, благороден, мрачен, полон, грозен и др. С точки зрения версификационной техники такие равносложные формы ничего не дают (нет даже разницы в ударении), трудно отметить в них яркую стилистическую окраску» (с. 54). Судя по приведенным данным, тенденция к стилистическому использованию усеченных форм усиливалась, и она станет ведущей в новейшей поэзии. В третьей и четвертой главах первой части А.С. Кулева подробно анализирует формообразование и функционирование усеченных атрибутов в языке русской поэзии XVII-XXI вв., скрупулезно фиксируя и разграничивая их экспрессивные потенции и версификационную роль, выявляя частотность морфологических и функциональных подгрупп, показывая, как с течением времени усеченные формы превращаются в одну из ярких доминант идиостиля (например, В. Сосноры, В. Кривулина, М. Степановой) на фоне становящегося все более редким использования «сокращенных» дериватов в русской лирике в целом: согласно проведенным автором книги подсчетам (табл. 8, с. 518-519), если в виршевой и силлабической поэзии усеченные прилагательные встречаются практически в каждом из привлеченных к анализу текстов, то в стихотворных произведениях пушкинской эпохи средний показатель падает примерно до одной десятой доли, а век спустя и далее не превышает 3%. Пятая глава, завершающая первую часть монографии, освещает принципы составления словаря усеченных имен прилагательных, описания словника, построения статьи. Затем вниманию читателей предлагается сам словарь усеченных прилагательных, содержащий около 2 тыс. лексем, более 10 тыс. поэтических контекстов, извлеченных из стихотворных произведений XVIII - начала XXI столетия, - первый лексикографический опыт, специально посвященный истории одной грамматической формы в русской поэзии1. Каждая словарная статья содержит хронологически (в соответствии с литературной эпохой автора) выстроенные контексты, сопровождающиеся морфологическими пометами (указываются формы падежа, рода и числа усеченных прилагательных), указанием рифменной позиции. Вокабулой служит полная форма соответствующего прилагательного для оптимизации поиска слова. Контекст позволяет пользователю увидеть синтаксическую позицию и определить функцию адъектива, например: Я в 1 Еще один опыт грамматического словаря, описывающего происходившие в русской поэзии процессы на синтаксическом уровне, посвящен синтаксису стихотворных произведений малых и средних жанров, см.: [3]. 318 Рецензия сердце зрю алмазну гору (Державин). Столь богатый материал, представленный в монографии, позволяет проследить изменение словаря усеченных форм на протяжении золотого века русской поэзии, судьбу грамматического архаизма, который не перестает быть интересен и новейшим авторам (на смену библеизмам и поэтизмам благ, росски, небесны, томны и т.п., фольклоризмам белу, красна, сине и пр. приходят окказиональные пластмассовы, чайны, музыкальны и др.). Выражаем надежду, что увенчавшиеся успехом усилия автора рецензируемой монографии будут продолжены : представляется важным и перспективным дальнейшее изучение усеченных форм на материале прозы и драматургии, что позволило бы подтвердить или опровергнуть гипотезу об особой роли этих образований именно в языке поэзии.

Скачать электронную версию публикации