Russian Colloquial Vocabulary of the Late 16th and the 17th Centuries.pdf Введение. Просторечие как исторически изменчивое явление Просторечие - динамическое явление, которое может быть интерпретировано в функциональном (как подсистема литературного языка) и в стилистическом (как окрашенные с точки зрения употребления языковые средства) отношении, и исследователи современного языкового материала достаточно последовательно разграничивают эти два аспекта, выделяя, с одной стороны, просторечие как подсистему национального языка, а с другой стороны, просторечие как стилистическую категорию [1, 2]. Достаточно часто понятие «просторечие» связывается с лексикой, в научной литературе распространен термин «разговорно-просторечная лексика» (см., например, [3]). Ю.С. Сорокиным была выявлена неоднородность и историческая изменчивость содержания категории просторечия [4. С. 100], см. также [5. С. 76, 77]. Это очень важный тезис: меняются не только границы просторечия в процессе развития языка, но исторически меняется содержание категории просторечия. Согласно выводам Г.П. Князьковой просторечие как функциональная система существует в русском языке с XVIII в. [6]. Предметом исследования настоящей статьи являются процессы, происходящие в языке предшествующего - старорусского - периода (XV-XVII вв.). Как показывает анализ языкового материала, памятники XVI-XVII вв. 1 Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ 18-012-00224А «Словарь обиходного русского языка Московской Руси ХУІ-ХУП вв.» (восьмой, девятый и десятый выпуски). Лексика просторечного характера в русском языке 31 демонстрируют начало сложения просторечия как набора стилистически окрашенных языковых средств, и в старорусском языке можно выделить ряд элементов (в частности, лексических), составляющих основу будущего просторечия. В настоящей статье рассматриваются вопросы: - что следует понимать под просторечием в истории языка; - каковы критерии выделения лексики такого рода в языке XVIXVII вв.; - какую лексикографическую интерпретацию эта лексика может получать в историческом словаре. Лингвистической базой исследования послужили в первую очередь материалы вышедших 7 выпусков и хранящейся в СПбГУ картотеки «Словаря обиходного русского языка Московской Руси XVI-XVII вв.» (СОРЯ) [7] -совместного лексикографического проекта межкафедрального словарного кабинета Санкт-Петербургского государственного университета и Института лингвистических исследований РАН. Задуманный Б. А. Лариным «Словарь обиходного русского языка Московской Руси XVI-XVII вв.» отражает процесс формирования общенародной обиходно-разговорной речи в сложном взаимодействии разных лексических пластов. СОРЯ, соответственно проекту Б. А. Ларина, опирается на большой круг памятников центра и периферии Московского государства: деловую письменность, демократическую светскую литературу, частную переписку, посадскую литературу, фольклорные произведения, русско-иностранные руководства для изучения русского языка того времени («разговорники») и др. [Там же. Т. 1. С. 5, 6]. Просторечие и критерии выделения лексики просторечного характера в старорусском языке, приемы лексикографирования такой лексики Просторечие в истории языка (старорусский период) Специфика исследования начального периода сложения национального языка заключается в том, что в языке этого времени отсутствует последовательное противопоставление литературных и внелитературных элементов. Это как раз время активной перегруппировки языковых средств и их стратификации в преддверии формирования литературного языка. Для этого периода едва ли возможно восстановление просторечия как системы и вообще сомнительно существование просторечия в функциональном отношении. Однако на разных языковых уровнях могут быть выделены стилистически окрашенные элементы - основа будущего просторечия. Представляется, что исходным условием формирования просторечия как стилистической категории является именно бытовая, обиходная ситуация общения, в которой используется разговорная лексика. Как будет показано ниже, в памятниках старорусского языка становится возможным выделение языковых единиц, которые в силу обиходной, бытовой семантики или ситуации употребления развивают просторечную стилистиче- 32 Е.В. Генералова скую окраску. Основой сложения просторечия выступает в первую очередь лексика, поэтому лексическое просторечие - самая заметная и в первую очередь формирующаяся часть этого стилистического пласта. Однако границы разговорной лексики и просторечия не могут быть строго очерчены в этот период, тем более затруднительно четкое отделение просторечия от собственно разговорных элементов в старорусском языке. На наш взгляд, справедлива точка зрения Б.А. Ларина, который подчеркивал, что в диахронии термин «просторечие» «означал не сниженную, а общую разговорную речь в противоположность книжному письменному языку» [8. С. 5, 6]. Массив разговорной лексики может быть намечен скорее путем отрицания, за счет выделения нехарактерных для разговорного языка элементов. XVI-XVII вв. - это время сложения стилистической дифференциации в русском языке. По сравнению со складывающейся лексикой бытового общения начинают выделяться отдельные, различающиеся по условиям использования, группы лексики. В «Словаре обиходного русского языка Московской Руси XVI-XVII вв.» для маркировки таких стилистически окрашенных пластов лексики используются следующие функциональностилистические пометы: Книжн.-церк. (книжно-церковное), Дел. (деловое), Высок.-офиц. (высокоофициальное), Флк. (фольклорное) (подробнее см. [9. С. 28-29]). Соответственно, разговорная лексика, включающая зарождающееся просторечие, выступает как немаркированный фон этих окрашенных элементов, на котором они становятся заметны. Таким образом, просторечие в донациональный период развития языка - это стилистическая категория, а не функциональная система, и даже не всегда сложившаяся стилистическая категория, а отдельные стилистические элементы (прежде всего, лексические) - разговорная лексика, использующаяся в бытовой ситуации общения. В настоящей статье сделана попытка определения ряда не отрицательных, а положительных характеристик - критериев выделения лексики просторечного характера. Критерии выделения лексики просторечного характера в памятниках старорусского языка Для дифференциации в памятниках старорусского языка лексических элементов, тяготеющих к просторечию, нами предлагаются следующие критерии. Следует подчеркнуть, что эти критерии взаимосвязаны и, как правило, имеет место сочетание нескольких признаков. Лексико-семантический критерий Лексико-семантический критерий является важнейшим при формировании просторечного характера отдельных лексических единиц. О просторечном характере лексемы может свидетельствовать ее бытовая темати- Лексика просторечного характера в русском языке 33 ка, отнесенность к сфере повседневности: например, пегашка, голублик -обозначения коней соответствующей масти (ПокраДено у него Двп пегашки три голублики а всего восемь лошаДеи разны масти) (Сл. Нерч., 1679 г.), забеливать ‘добавлять в пищу молоко, сливки или сметану' (Питье - чай, а словет невеДомо какова Дерева лист, невеДома травяной, лист в воДе варят Да забеливают молоком) (Сл. Сибир., 1639 г.), безпута ‘бездорожье, распутица' (Потому Де онъ [И. Жуков] зампшкалъ, что Иваново залпсное помпстье отъ Арзамаса верстъ со сто, а была безпута) (СиД, 73, 1633 г.), блекотать ‘об овце, козе: кричать, блеять' (И напаДе на нея бес во время переноса, учала кричать и вопить, собакою лаять, и козою блеко-тать, и кокушкою коковать) (Авв. Ж., 118, 1675 г.), кап ‘действие по глаголу капать' (Сверху кап беспрестанный) (Сл. Сибир., 59, 1652 г.). Многие тексты старорусского периода содержат значительное количество ранее не зафиксированных в письменности лексем конкретной и бытовой тематики. Е.М. Иссерлин подчеркивает, что основной путь обогащения языка конкретной лексикой во второй половине XVII в. выражался именно в широком усвоении народного словаря [10. С. 24]. Исследователи языка XVI-XVII вв. (см. [10-13] и др.) приходят к выводу, что складывающиеся и активно пополняющиеся тематические группы слов содержат многие слова из народно-разговорного языка: см. лексемы и устойчивые сочетания, обозначающие домашнюю утварь (высытка, Достокан, баДейка), предметы обихода (ароматник), одежду и обувь (рубашонка, армяк), украшения (Двоенцы, голубцы), кушания (буза, буженина, горох битый), постройки и их части (житница, замет) и др. Однако разграничение разговорной и просторечной лексики на материале памятников этого периода еще затруднительно. Безусловно, принадлежность слова к конкретной бытовой лексике не означает ее просторечный характер, но может указывать на него в сочетании с другими факторами. Семантический критерий К просторечию тяготели слова с комплексно-нерасчлененным значением: например, существительные всячина, Диковина, прилагательное всякий (в том числе в устойчивом сочетании всякий разный (розный)). См.: ПоДи посмотри моего товару есть в мене всячины [wsatziny] полно (Аноним. разг., 85 об., 1568 г.); Обломокъ камени Катеринка сказала Дуб лежал в воДп и окаменел а она Держала у себя Для Диковины (МДБП, 271, 1643 г.); Всякие многия началныя ратныя люДи в гороД приежжают и всячину купят (В-К V, 125, 1658 г.); Приехали те богДойские воинские люДи со всяким огненным боем, с пушки пищальми, и знамена у них всякой розной цвет (Сл. Сибир., 25, 1655 г.). В некоторых случаях просторечный характер отмечается при образовании у нейтральных слов переносных ситуативных значений. Например, глагол вынести, основная семантика которого ‘неся, удалить откуда-л.' известен в памятниках народно-разговорного языка и со значением ‘похи- 34 Е. В. Генералова тить украсть' (Лихие люДи, тати, что было у меня [крестьянки Прасковьи] хлпбца, и то все ис клити вынесли без остатку, и пить, псти мнп съ сынишкомъ стало нпчево, помираю голоДомъ) (ЧО, 87, 1673 г.), глагол выДрать, основная семантика которого ‘силой вырвать, выдернуть' известен и с переносным значением просторечного характера ‘с трудом добиться получения, взыскания (долга)' (И затп Днги хозяин ншъ Фома Билибин выДал ему Алекспю кабала на греченина на Ивана Александрова в Двухсот в Двацети в трех рублех в Двацети в пяти алтынех велел тп Днги выДарав (!) заплатит ему Мартыну) (МДБП, 75, 1667 г.). Часто у лексических единиц, тяготеющих к просторечию, наблюдается семантика интенсификации или преувеличения, что характерно для разговорной речи: Дико ‘очень, в значительной степени‘ (Дико ты уперлесь / уперси, что мнп товару не проДашь (Разг. Фенне, 357, 1607 г.), А овесъ у нас вызяб болно Да не соспплъ (Гр. № 137, 1696 г.)). Разговорный характер приобретают лексемы при ситуативно метонимическом употреблении. В таких случаях лексические единицы обиходного языка развивают контекстуально широкую, фактически же ситуативную, характерную для разговорной речи, семантику: зубы ‘зубная боль' (Трава сказала пьют от зубов) (МДБП, 1643 г.), лошаДи ‘возмещение за утерю лошадей' (И с тех мест и по ся места тех моих лошеДеи не платит) (Южн. челоб., 1644 г.) и т.п. Здесь применительно как к фактам истории языка, так и к современной разговорной речи следует говорить об использовании имен ситуаций, значение которых мотивировано употреблением. Функциональный критерий При выделении лексики просторечного характера важна ее обиходность, отнесенность к сфере повседневного общения, и продуктивным в будущем было бы выделение набора таких ситуаций. См., например, фиксацию формул речевого обихода: В составе формул речевого этикета. > Жив здоров. Пожелание здоровья при прощании. Miley moy nemtzin po gedi sbohom da siw sdorow [милый мой немчин, поеДи с Богом Да жив зДоров]. Мйп lUwer dytzer ReUse Ihn namen gottes vnd lewe gesund [пожелание доброго пути] (Аноним. разг., 43, сер. XVI в.) > БуДь зДоров. То же. Budi sdorow [буДь зДоров] Lewe gesunndt (Аноним. разг., 21, сер. XVI в.) > ЗДоров парился. Пожелание в бане. Sdorow parylsa [зДоров парился] Gott gesegne die dat badt [пожелание в бане] (Аноним. разг., 20 об., сер. XVI в.), ЗДоров ты парившись [sdoroff ty paryffzis, woll bekahme idt dy na dem bade] [пожелание в бане] (Разг. Фенне, 196, 1607 г.). В жанровом отношении выделяются памятники, в которых часто фиксируются лексемы просторечного характера в связи с конкретными ситуациями. Ценнейшие тексты - это разговорники, составленные иностранными купцами, руководства по изучению русского языка. С.И. Котков под- Лексика просторечного характера в русском языке 35 черкивал, что наиболее информативным является исследование частной переписки и допросных речей [14. С. 4]. Стилистический критерий С одной стороны, стилистическая окраска является важным признаком просторечия как стилистической категории (в частности, признаком просторечной лексики), с другой стороны, стилистический критерий сложен для учета при анализе диахронического материала, так как само формирование употребительности, прикрепленности лексических единиц к определенным контекстам происходит именно в этот период. Что касается эмоционально-экспрессивной окраски лексем в этот период, в ряде случаев наличие экспрессивности очевидно: так, в памятниках народно-разговорного языка фиксируется целый ряд тяготеющих к просторечию ситуативно использующихся экспрессивных лексем и устойчивых сочетаний, обладающих тенденцией преимущественно бранного употребления (дурак, черт, шишимора деревенский, жюпик) и, напротив, использующихся в функции ласкательных обращений (голубчик, голубушка, дитятко). Такая лексика, очевидно, обладала оценочностью, где категорию оценочности, вслед за В. Н. Телия, интерпретируем в широком аспекте: «... оценочное значение в самом общем понимании - это информация, содержащая сведения о ценностном отношении субъекта речи к определенному свойству обозначаемого» [15. С. 110]. Словообразовательный критерий Достаточно показателен словообразовательный критерий, т.е. обнаруживаются определенные морфемы, а также словообразовательные модели, предопределяющие просторечный характер лексики. Так, именно в разговорном языке идет образование существительных женского рода от соответствующих лексем м.р. с суффиксом -их-: доктуриха ‘жена доктора' (И в то де время увидела доктуриха что она [Марфа] соль украла) (МДБП, 286, 1671 г.), бобылиха ‘ж. к бобыль' (Во Дворе вдова ФеДосьица^ во дворе Ефимко Горохов да бобылиха непашенная) (А. Солов. м., 201, 1583 г.). Примерами характерных разговорных моделей может служить образование приставочных эквивалентов наречий (забыль ‘по-настоящему, как полагается, на самом деле', заДавно, заДалеко, вполинно), глаголов с двойными приставками (поза-, неДо-), существительных женского рода с суффиксом -к- (забирка, завертка, заварка, завеска) и т.д. Типично образование разговорных уменьшительных синонимов к нейтральным словам (с суффиксами -к-, -ец, -ик, -ок, ушк, -еньк- и др.); это характерная примета разговорной речи (например: ПоДголовокъ окованыи а в нем^ мошенка тафтяная сшита мешечкомъ, снурочковъ золотных Два остаточка) (Якут. а., карт 5, № 8, сст. 4, 1643 г.). Такие слова часто не имеют уменьшительной семантики, это псевдоуменьшительные лексемы, типичные и 36 Е. В. Генералова для современной разговорной речи (например, печка - печь). В ряде случаев затруднительна дифференциация таких лексем со словами, включающими суффиксы, имеющими действительно уменьшительное или уничижительное значение (см. заборец ‘уменьш. к забор' или ‘то же, что забор'?). Критерий соотнесенности Дополнительным критерием выявления лексики просторечного характера может быть наличие синонимичного более нейтрального слова в аналогичных контекстах (Денежки - Деньги, бабенцо - баба), но этот критерий не может быть абсолютизирован для русского языка периода XVI-XVII вв. Лексикографирование лексики просторечного характера в историческом словаре толкового типа Постановка таких помет, как просторечное, простонародное и т.п., в историческом словаре донационального периода не представляется возможной в силу того, что в языке донационального периода просторечные лексические элементы характеризуются не сниженностью (по сравнению с литературным языком - как в современном языке), а разговорностью (по сравнению с маркированными книжными и деловыми элементами). При этом выводы о составе разговорной речи этого периода делаются исключительно по письменным источникам, т.е. разговорная речь не может быть восстановлена как полноценная система, соответственно, недостаточно аргументов для очерчивания границ разговорной речи в языке XVI-XVII вв., тем более, для разграничения просторечия и разговорной речи. Слова с нерасчлененным значением, которые приложимы фактически к любому объекту разговорной речи, должны получать лексикографическое описание в соответствии с их общей, свойственной разговорной речи семантикой, т.е. максимально широкое, неконтекстное толкование: всячина ‘разные вещи, предметы; всё что угодно', диковина ‘нечто удивительное, необыкновенная вещь', всякий ‘различный, разнообразный‘. Разговорная семантика должна быть обязательно выделена в семантической схеме слова, вполне обоснована постановка при таких значениях пометы перен., например: ВЛЕПИТЬ _ 2. перен. Нанести удар. Воевода Никита Олферьевичь о том велми печаловал что ево [строителя] тща опустил и кнута в спину не вліпил (Гр. № 454, 1699 г.). В словарях современного русского языка такие экспрессивные переносные значения могут интерпретироваться уже как оторвавшиеся от первоначального, т.е. как омонимы, и справедлива постановка пометы прост., простореч. при них: см. выделение омонимов больно ‘причиняя боль, Лексика просторечного характера в русском языке 37 ощущая боль (физическую или душевную)' и больно ‘очень, весьма, сильно' в «Словаре современного русского языка» [16. Т. 1. С. 106]. В историческом же словаре, в частности в словаре, демонстрирующем сложение национального языка, принципиально как раз представление формирования полисемии и рассмотрение расходящихся значений в рамках одной словарной статьи. Отдельного внимания в связи с лексикографической практикой заслуживают разговорные употребления: они должны быть выделены в корпусе словарной статьи и интерпретированы по возможности с описанием ситуации, позволяющей восстановить контекстуальную семантику. См.: ДРОВИШКИ и ДРОВИШКА, мн. (7) Уничиж. → дрова 1. -О заготовке Дров. Умилостивися, г[осударь], надо мною [курмышани-ном Н. Саймоновым], вели г[осударь], пустить крестьянишек моих в свой в боярской лес для дровишок (АХБМ II, 1660 г.). Если в языковом материале фиксируются формулы речевого обихода, то следует подробно описывать условия бытования таких формул. Лексикографическая интерпретация эмоционально-экспрессивного просторечия может осуществляться с помощью соответствующих стилистических помет (например, бран., ласк., уничиж.) или описательного толкования (брякнуть ‘ с силой бросить, вызвав шум', грянуть ‘с грохотом упасть'). Выводы 1. Таким образом, по материалам памятников русского языка XVIXVII вв. возможно и продуктивно изучение лексики народно-разговорного языка, элементов просторечия, складывающегося как система в русском языке XVIII в. На наш взгляд, просторечие в донациональный период развития языка - это еще не функциональная система, а стилистическая категория в виде отдельных стилистических элементов, прежде всего лексических. В период, предшествующий образованию литературного языка, невозможно отделение разговорной лексики, использующейся в бытовой ситуации общения, от формирующегося просторечия. 2. При выделении лексики просторечного характера следует принимать во внимание ряд критериев: лексический (принадлежность к группе бытовой и конкретной лексики), семантический (комплексно-нерасчлененная семантика лексем, образование у нейтральных слов переносных ситуативных значений, ситуативные употребления), функциональный (отнесенность к сфере повседневного общения, обиходность ситуации), стилистический (сфера функционирования, наличие эмоционально-экспрессивной окраски), словообразовательный (образование по определенным моделям), критерий соотнесенности. 38 Е. В. Генералова 3. В историческом словаре донационального периода невозможна постановка пометы простореч. Обязательно должны выделяться в корпусе словарной статьи ситуативные переносные значения и ситуативные употребления как зачатки зарождающихся и обнаруживающихся в современном языке структур. Допустимы стилистические пометы (экспр., бран., ласк., уничиж.), экспрессивный компонент значения может передаваться также с помощью описательных толкований. 4. Важно, что отмеченные свойства во многом являются универсальными свойствами разговорной речи как отдельной языковой разновидности, поскольку они отмечаются и в диахронии, и в современной разговорной речи. Сокращения названий источников Авв. Ж.: Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения / под. ред. Н. К. Гудзия. М., 1960. Аноним. разг.:, «Ein Rusch Boeck...» Ein Russisch-Deutsches anonvmes Worter- und Ge-Sprachsbuch aus dem XVI Jahrhundert / hrsg. von A. Falowski. Koln ; Weimar ; Wien, 1994. А. Солов. м.: Акты Соловецкого монастыря 1572-1584 гг. // Акты социальноэкономической истории Севера России конца XV-XVI вв. / сост. И.З. Либерзон. Л., 1990. АХБМ II: Акты хозяйства боярина Б. И. Морозова / под общ. ред. А. И. Яковлева. М. ; Л., 1945. Ч. 2. В-К V: Вести-Куранты 1651, 1652, 1654, 1656, 1658, 1660 гг. / изд. подг. B. Г. Демьянов ; отв. ред. В.П. Вомперский. М., 1996. МДБП: Московская деловая и бытовая письменность XVII в. / изд. подг. C. И. Котков, А.С. Орешников, И.С. Филиппова. М., 1968. Разг. Фенне: Tonnies Fenne's Low German Manual of Spoken Russian. Pskov, 1607 / ed. bv L.L. Hammerich, R. Jakobson. Vol. 2: Transliteration and Translation. Copenhagen, 1970. Сл. Сибир.: Словарь русской народно-диалектной речи в Сибири XVII - первой половины XVIII в. / сост. Л.Г. Панин. Новосибирск, 1991. СиД: Новомбергский Н. Слово и дело государевы: Процессы до издания Уложения Алексея Михайловича 1649 г. Т. 1 // Зап. Моск. археолог. ин-та. М., 1911. Т. 14. Сл. Нерч. 1: Исторический словарь Восточного Забайкалья: по материалам нерчинских деловых документов XVII-XVIII вв. / сост. Г. А. Христосенко, Л. М. Любимова. Чита, 2003. Т. 1. ЧО: Арсеньев Ю. П. Ближний боярин князь Н. И. Одоевской и его переписка с Га-лицкою вотчиною (1650-1684 гг.) // Чтения ОИДР. 1902. Кн. 2, отд. 1: Челобитные из Покровской вотчины к кн. Н. И. и Я. Н. Одоевским. Южн. челоб.: Памятники южновеликорусского наречия: Челобитья и расспросные речи / изд. подгот. С.И. Котков, Н.С. Коткова, Т.Ф. Ващенко, В.Г. Демьянова. М., 1993. Якут. а.: Якутские акты 1638-1647 гг. // НИИ СПб ИИ РАН. Ф. 160. Оп. 1. Карт. 1-7.

Скачать электронную версию публикации