Литературная репутация Гоголя: между двух канонов (на материале 200-летнего юбилея писателя в 2009 г.). Статья 1
Актуализируется проблема литературной репутации Н.В. Гоголя на перекрестке двух литературных канонов - русского и украинского. На материале юбилейных событий в 2009 г. прослеживаются механизмы канонизации и деканонизации Гоголя в пространстве украинской литературы и реактуализации статуса Гоголя в русском литературном каноне. Выявлены три стратегии формирования реноме Гоголя в русском и украинском культурных пространствах на материале юбилейных издательских проектов.
Gogol’s Literary Reputation: Between Two Canons (On the Material of the 200th Anniversary of the Birth of the Writer in .pdf В свете идей социологии искусства, активно разрабатываемых в современной гуманитаристике, сформировалось устойчивое представление о необходимости осмысления литературы как социального института - систему ролей, отношений и каналов коммуникации. Эта исследовательская установка во многом базируется на «теории полей» французского социолога П. Бурдье [1]. Одними из частных вопросов социологии искусства являются необходимость изучения динамического и исторического характера репутаций писателей и механизмов формирования и бытования национального литературного канона. В исследовательском фокусе данной статьи будет находиться проблема литературной репутации Гоголя на рубеже XX-XXI вв. как писателя, существующего на стыке двух канонов - русского и украинского. Проблема не новая и уже получившая пунктирное осмысление в целом ряде работ, в которых намечены различные методологические пути ее решения [2-12]. Эта статья ориентирована на выявление с опорой, прежде всего, на методы и подходы социологии искусства литературной репутации Гоголя, формируемой в русском и украинском контекстах институциональными читателями, являющимися представителями разных «полей». Постановка обозначенной проблемы в рамках нашей статьи требует ряда предварительных замечаний. Первое замечание связано с обоснованием избранной хронологии материала. В нашем случае критерии выбора рубежа XX - начала XXI в., ознаменованного проведением 200-летнего юбилея классика, вполне предсказуемы. Во-первых, в выбранный хронологический период повторилась культурная ситуация рубежа XIX-XX вв., которой было свойственно напряженное и интенсивное перечитывание и переписывание классики в противовес экстенсивному чтению. Этот процесс неизбежно запустил ме- В.Ю. Баль 214 ханизм смысловой ревизии художественных текстов, входящих в национальный литературный канон. Причем в этом механизме проявилось смещение с предмета - канона на метод - принцип составления канона, а точнее, критерии отбора писателей и их произведений. Во-вторых, юбилей -это знак «классикализации» писателя. Методологически данная событийная избирательность вполне оправдала себя и нашла отражение в целом ряде исследовательских работ, связанных с юбилейной репутацией писателей в целом [13-17] и Гоголя в частности [18-24]. Второе замечание связано с объемом понятия «литературная репутация», с одной стороны, и методологическими подходами к ее выявлению - с другой. Российские исследовательские практики двух последних десятилетий опираются на теоретические разработки И.Н. Розанова [25]. Методологически важными для отечественных исследовательских практик в области социологии литературы являются также работы А.И. Рейтблата и Б.В. Дубина [26-29]. Современные исследователи в этом направлении развивают идеи социального, исторического, динамического и процессуального характера литературной репутации, находящейся в прямой зависимости от оценок представителей культурного пространства. Проблема литературной репутации в современных зарубежных исследованиях - частный случай более широкой сравнительно новой области исследования - социологии репутаций. Это направление развивается в работах специалистов по экономической социологии, социологии искусства, политической социологии, социологии цифровых коммуникаций и интернета, социологии города и т.д. [30]. В рамках этого научного направления сформировался ряд устойчивых теоретико-мето-дологических идей, которые применяются для рассмотрения репутаций самых разных личностей -политиков, представителей творческих профессий, общественных деятелей и проч. Зарубежные исследователи, также ориентируясь на институциональную и историческую теории, не принимают спонтанные теории «репутации-отражения». В исследовательский оборот попадают как прижизненные репутации, так и посмертные, учитываются их социальная относительность, локальный и временной характер. Третье замечание связано с понятием «литературного канона» («Canon Theory») и исследовательскими механизмами анализа его формирования и функционирования, которые оформились в «культурных войнах» («Canon Wars») в американской академии1. Интересом, прямым следствием которого стало оформление двух основных теорий канона: социологической2 и аксиологической . 1 М. Гронас отмечает, что война за канон в американской академии в свете идей о культуре как религии Нового времени воспринималась как «цивилизованный» аналог религиозной войны. Это отношение определило факт замены привычного термина «классика» термином «канон» по аналогии с каноном Священного Писания [31]. 2 Первоначально социологическая теория канона нашла отражение в работе Д. Гиллори [32]. Канон в понимании Гиллори - это собрание канонических текстов, которые являются примером языковой и риторической нормы и как следствие претен- Литературная репутация Гоголя 215 Точкой отсчета в размышлениях о литературном каноне в российском научном пространстве является не острое столкновение «каноноборцев» и «канономольцев», а актуализация вопроса об идее классики и её социальных функциях. Сегодня теория канона в отечественных научных штудиях связана с рассмотрением истории формирования русского литературного канона [35]. Есть ряд работ, ставящих проблему воспроизводства канонического состава литературы в современной культурной ситуации [36-44]. Вопрос литературной репутации писателей, входящих в литературный канон, пока изучен слабо. Можно выделить работы, посвященные Пушкину [172, 29], а вопросу гоголевской репутации посвящена работа зарубежного исследователя Салли Моллер [24]. Исследователь прослеживает этапы посмертной биографии писателя до эпохи большого террора, когда он был включен в линейку «литературных генералов», которые должны были выступать примерами для формирования «большого стиля». Четвертое замечание связано с пониманием того, что пограничный этнический и культурный статус Гоголя, рассматриваемый в плоскости канонической репутации, - это частный случай русско-украинского вопроса. Вопроса, который является необычайно сложным и полемическим в исторических исследованиях. В рамках нашего исследования мы опираемся на работы российского историка А.Л. Миллера [45, 46]. Работы исследователя важны, во-первых, для понимания механизмов и сценариев взаимоотношений этнических групп между собой и властями в пространстве Российской империи; во-вторых, для представления о многогранности русско-украинского вопроса. Вопроса, в котором столкнулись «проект» Российской империи, объ-дуют на доминирование. Исследователь обозначил «университетоцентризм» как образовательный институциональный механизм функционирования канона. 1 Впервые аксиологическая идея канона была представлена в работе Ч. Альтиери [33]. Для исследователя канон - культурная матрица этических норм, соперничающая с другими ценностными системами. Книга Г. Блума [34], приобретшая репутацию бестселлера, созданная с опорой на теорию аксиологического канона в его эстетическом изводе, предлагает версию западного канона, основанную на теории сильного автора (теории литературного влияния). 2 М.В. Загидуллина в своей работе усиливает теоретический фильтр разграничения понятий «литературная репутация» и «писательский миф». Репутация для исследователя - это явление динамического порядка, она может быть прижизненной и посмертной, быть ограниченной временем, пространством и социальным контекстом и бытовать именно в письменной форме. Она зависима от культурных и идеологических ценностей, формируется признанными в обществе авторитетами, создающими тексты-медиаторы. Проблему писательского мифа Пушкина исследователь рассматривает в свете теории мифов Нового времени, «когда объект проекции (автор классических текстов) выступает в качестве носителя высших ценностей и откровений (Пророка)» [17. C. 9]. М.В. Загидуллина подчеркивает, что «пушкинский миф национального масштаба един, поскольку в его основе лежит признание Пушкина в национальном классическом пантеоне» [Там же]. В этом смысле, по мнению исследователя, миф о писателе статичен, однозначен и непротиворечив, возможен в ситуации всенародной национальной известности среди большого количества социальных контекстов и воспроизводится в устной форме, приобретая шаблонно-стереотипные формулы. В.Ю. Баль 216 единявший всех восточных славян, и комплекс нациестроительных воззрений, сформировавших базу украинского национализма. Исследование Т. Мартина [47] дает представление о проблеме взаимодействия отдельных этнических групп и властей в период советской власти. Исследователем всесторонне рассмотрена уникальная масштабная политика советской власти - «коренизация», одним из частных примеров которой является украинизация в период с 1920-х до середины 1930-х гг. С методологической точки зрения для нашего исследования важны работы В.С. Киселева и Т.А. Васильевой [48-50]. Совмещая принципы литературоведческой и исторической имагологии и сосредоточиваясь на анализе идеологического, социокультурного и художественного контекстов, они вносят уточнения в понятия, используемые в нашем исследовании: нациестроительство, национальная и региональная идентичность, культурноисторический канон. Вопрос об украинском литературном каноне как о цели современной украинской культурно-политической стратегии и предмете исследовательской рефлексии достаточно сложен. Общим местом в научной рефлексии украинской гуманитаристики, по аналогии с российскими научными штудиями о фигуре Пушкина, стал вопрос о Шевченко как сердце украинского канона [51-55]. Национальной чертой «русской» теории канона, находящей отражение в школьном курсе литературы, является условное разделение его на две части: канон XIX в. и канон XX в. Ю.М. Лотман справедливо отметил, что «русская литература между Пушкиным и Чеховым представляет собой бесспорное единство» [56]. Вполне очевидно, что русский литературный канон - пушкиноцентричен, что находит отражение в программах по литературе. Канон XX в. - это открытый и дискуссионный вопрос. Своеобразную попытку ответа на него представляют работы И.Н. Сухих [57]. Основной принцип формирования литературного канона отражает влияние «поля власти» на «поле образования», которое происходит через ФГОС по литературе. ФГОС по литературе не содержит списка художественных произведений, но дает критерии их отбора. В этой его рекомендательной части обнажается аксиологическая теория канона, связанная с нравственнодуховным и патриотическим воспитанием российских школьников на примере литературных произведений1. Формирование украинского литературного канона осуществляется также под влиянием «поля власти», которое воздействует на «поля культуры», «науки» и «образования». В этом смысле все государственные программы ориентированы на украиноцентристскую концепцию образования, в которой важное место занимает литература как предмет, который может быть нагружен этическими и эстетическими образцами. Украинский школьный литературный канон формиру- 1 Приказ Минобрнауки России от 06.10.2009 № 413 «Об утверждении и введении в действие Федерального государственного образовательного стандарта среднего общего образования». URL: https://fgos.ru/ (дата обращения: 10.12.2019). Литературная репутация Гоголя 217 ется на стыке двух стратегий. С одной стороны, его создатели отказываются от ядра русской классической литературы, которая переводится в статус зарубежной, что отражает культурные практики постсоветской украинской реальности. С другой стороны, проявляются и «каноноборческие» тенденции - значительное место в литературном образовании Украины занимают не прошедшие проверку временем произведения современной украинской и зарубежной литературы. Что идет вразрез с идеей классики как базовым компонентом преподавания литературы в школе. В целом украинское «канонотворчество» и российское «каноносохранение» роднит представление о нациесозидающей и нациеобъединяющей идее литературы. В рамках нашей статьи разговор о школьном литературном каноне будет лишь исходной точкой для рассмотрения литературной репутации Гоголя на перекрестке двух культурных пространств. В российской примерной программе основного общего образования по литературе для образовательных учреждений с русским языком обучения Гоголь - это безусловный национальный классик, к произведениям которого обращаются в разных классах. В 5-6-х классах это повесть «Ночь перед Рождеством» (на выбор учителя допускается и другая повесть), в 7-8-х классах «проходят» повесть «Тарас Бульба», комедию «Ревизор» и повесть «Шинель», в 9-м классе рассматривается поэма «Мертвые души» (том 1). Можно говорить о монографическом подходе к изучению творчества Гоголя, дающего представление о разных его этапах. Поэма «Мёртвые души», венчающая изучение гоголевского творчества в школьном курсе литературы, создаёт репутацию Гоголя как национального писателя, выразившего пронзительную глубину размышлений о национальном мире. В украинском образовательном пространстве с начала 2000-х гг. существуют программы для обучения в школах на русском языке и отдельно на украинском1. В программе для украиноязычных школ есть курсы зарубежной и русской литературы, для русскоязычных школ - украинской и совместный курс русской и зарубежной литературы. Изучение творчества Гоголя в обоих направлениях происходит в курсе зарубежной литературы. Рассматриваются повесть «Ночь перед Рождеством», комедия «Ревизор» и повесть «Шинель» (для дополнительного чтения предлагаются «Портрет» и «Нос») и поэма «Мертвые души». Исключение составляет повесть «Тарас Бульба». В программе для украиноязычных школ повесть изучается в „2 курсе украинской литературы и в переводе на украинский язык , а русскоязычные школы изучают ее в оригинале. 1 Информация на момент написания статьи взята с сайта Министерства образования и науки Украины: URL: https://mon.gov.ua/ua/osvita/zagalna-serednya-osvita/navchalni-programi/navchalni-programi-5-9-klas; https://mon.gov.ua/ua/osvita/zagalna-serednyaosvita/navchalni-programi/navchalni-programi-dlya-10-11-klasiv (дата обращения: 10.12.2019). 2 Это перевод Н. Садовского и М. Рыльского в редакции И. Малковича. Об этом переводе мы расскажем далее. В.Ю. Баль 218 Таким образом, обзор школьного канона обнажает школьное образование как подсистему репродукции интерпретационных смыслов канона национальной литературы. В случае с обоими контекстами, российским и украинским образованием, наблюдается, с одной стороны, отказ от рецептов социологического литературоведения, с другой - актуализация риторики неотрадиционализма для интерпретации канонических художественных произведений. Во многом последняя тенденция определяет избирательный подход в отношении гоголевских произведений как базовых для школьного литературного образования: Украина - это повесть «Тарас Бульба», Россия - повесть «Шинель», комедия «Ревизор» и поэма «Мертвые души», именно они занесены в кодификаторы для подготовки к ЕГЭ.. Хотя изучение повести «Тарас Бульба» также предусмотрено программой. Система школьного преподавания - это важный инструмент для формирования национального института литературы, но она скорее по своему функционалу вторична, так как является своеобразной «группой поддержки» создателей новых культурных смыслов, воспроизводя их. Мы попытаемся рассмотреть вопрос литературного канона как проблему, существующую за пределами школьного канона и связанную с гипотетическими конструктами институализированного читателя. При расхождениях между русским и украинским школьным каноном можно наблюдать типологическую схожесть в отношении литературной репутации Гоголя в пространстве Больших канонов. Беря в исследовательский оборот теорию сильного автора Г. Блума, мы можем выявить следы Пушкина и Шевченко в литературной репутации Гоголя. Само вхождение Гоголя в оба литературных канона сопровождалось разными типами отношений со старшими коллегами по цеху. Элемент канонического соперничества, но не в плоскости личных отношений, а в плоскости размышлений сторонних наблюдателей об их роли в отечественном литературном процессе, можно отметить между Гоголем и Пушкиным. Согласно справедливому замечанию И. Розанова «Бог-отец» литературного пантеона - В.Г. Белинский. Комплексное рассмотрение это замечание получает в работе А. Вдовина, который определяет В.Г. Белинского как «организатора» русской словесности 1830-1840-х гг. [58. C. 2190]. Наблюдения современного исследователя связаны с литературнокритической деятельностью «неистового Виссариона». Именно Белинский обозначил завершение пушкинского периода в русской словесности («литературную смерть» Пушкина) и присвоил Гоголю статус «глава литературы». Такой почетный статус от Белинского Гоголь получает как автор «Вечеров» и «Миргорода» [Там же. C. 34-52]. Но к тому времени, когда «неистовый Виссарион» в последнем литературно-критическом обзоре лишил Гоголя титула «глава литературы», сам Гоголь уже достаточно активно сформировал о себе миф с элементом трикстерского сюжета как о непосредственном наследнике Пушкина. Открыто обыгрываемое писательское самозванство Гоголя было связано с его признанием о щедрости Пушкина на сюжеты, из которых выросли комедия «Ревизор» и поэма «Мертвые души». Литературная репутация Гоголя 219 Иначе выглядят основания для вхождения Гоголя в украинский национальный канон. В.Я. Звиняцковский отмечает, что первоначальная инициатива включения Гоголя в украинское культурное пространство принадлежала Шевченко, который на тот момент обладал уже бесспорным поэтическим авторитетом: «Тарасу Шевченко канонизированный украинский Гоголь, в качестве его «великого друга и брата», был необходим именно для полноты канона рождающейся украинской литературы» [4]. В процессе этой канонизации Шевченко созидает репутацию Гоголя как автора «Вечеров» и «Миргорода», типичного «украинского романтика», чтящего старинную казацкую «волю» [4]. Как можно заметить, на начальном этапе включения Гоголя как в русский, так и в украинский канон осуществляется внутрицеховая канонизация. Институциональные читатели в лице литературного критика - Белинского и первого поэта нации - Шевченко ввели Гоголя в литературный пантеон. В целом их выбор прошел проверку временем, но в то же самое время подверглось корректировке обоснование присутствия Гоголя на обоих литературных иконостасах на рубеже XX и XXI вв. Литературный юбилей как социальный жанр занимает особое место среди остальных коммеморативных практик. Всего в истории юбилейных практик, как российских, так и украинских, можно выделить три периода. Первый период - это дореволюционные коммеморативные практики, связанные с установкой памятников писателям и проведением по этому поводу торжественных мероприятий. В случае с пантеоном русских писателей точкой отсчёта становятся пушкинские торжества 1880 г. Пушкинский памятник открывает страницу «памятникам гражданским лицам, условно говоря, учителям» [59. С. 8-9]. Причем установка Пушкинского памятника в 1880 г. сопровождается торжественными мероприятиями, в которых начинает оформляться ритуальный сценарий будущих юбилейных праздников. Как отмечает М. Левит, «сам тип “литературного праздника” был заимствован из-за границы и восходил, по меньшей мере, к знаменитому Шекспировскому юбилею, проведенному в 1769 г. Д. Гарриком и впоследствии служившему образцом для других подобных празднеств, которые к 1880 г. стали обычными на сцене европейской культуры» [60. С. 8]. Установка юбилейных памятников Пушкину в украинском простран-стве1 происходит на фоне усилившейся языковой ассимиляции, которая не носила массовый характер на практике, но была достаточно четко прописана в правительственных документах властей Российской империи. В 1880 г. была предпринята попытка пересмотра Эмского указа, который, несмотря на отсутствие единства российской бюрократии в подходе к «украинскому вопросу», не был изменен. Более того, в царствование Александра III цензурная политика в отношении украинских изданий стала более жесткой, и, как следствие, Эмский указ оставался в силе вплоть до революции 1905 г. [45]. 1 Памятники Пушкину были установлены: Одесса - 1889 г., Киев - 1899 г., Харьков - 1904 г. В.Ю. Баль 220 В продолжение разговора о Пушкине как о сердце русского канона следует упомянуть об отмене юбилея Шевченко в 1914 г. Это решение было обусловлено целым рядом фактов биографии Шевченко, в том числе участием в Кирилло-Мефодиевском обществе, члены которого подверглись репрессиям со стороны царского правительства. Причем, как отмечает А. Л. Миллер, жестокость наказания Шевченко во многом была связана не только с его членством в братстве, но и с авторством стихов, звучавших оскорбительно для царской семьи. Их Николай I воспринял как личную неблагодарность «холопа», выкупленного при его участии из крепостной зависимости. Но можно заметить, что отмена юбилея имела и знаковый характер в ситуации нарастания украинского национализма в этот период. Так обозначилось вмешательство «поля власти» в «поле литературы». Оно во многом стало реакцией на запуск механизма литературного каноностроительства как в русском, так и украинском варианте. Второй период - это советские культурные практики, сформировавшие свой регламент литературного юбилея. Юбилейные ритуальные практики писателей на Украине, как и в других союзных республиках, в этот период складываются в достаточно своеобразных условиях. С одной стороны, в 1920-ех- первой половине 1930-х гг. осуществляется политика «коренизации», в рамках которой одной из главенствующих тенденций стала украинизация пространства, административно подчинённого УССР. Именно в это время в рамках осуществляемой «культурной революции» созидается пантеон национальных писателей союзных республик. На Украине таковым стал культ Шевченко. Именно его советская культурная политика определила на роль классика украинской литературы. С другой стороны, с конца 1930-х гг. заканчивается политика «империи положительной деятельности» (Т. Мартин), которая теперь клонится к «реабилитации» русской культуры и повышению её статуса и значения во всем СССР. В этом смысле глубинный символический смысл имеет пышное празднование Пушкинского юбилея в 1937 г. Гоголевский юбилей в 1952 г., посвященный 100-летию со дня смерти, тоже прошел с необычайным размахом. Советским правительством была сделана ставка на сатирическое перо писателя. Д.Р. Невская в своей статье приводит отрывок из статьи газеты «Правда», в которой настойчиво подчеркивается, что Гоголь вслед за Пушкиным посвятил свой талант разоблачению уродств эксплуататорского строя [18. С. 130]. В целом юбилейная логика этого периода явила очевидное «присвоение» русских классиков XIX в. для политической пропаганды. Третий период связан с возрождением традиции литературного юбилея в начале 2000-х гг. после затишья постперестроечной эпохи, ставшего реакцией на идеологически нагруженные советские примеры чрезмерного использования этого социокультурного конструкта. В данной ситуации реактуализации прежних культурных практик безусловно произошли жанровые трансформации юбилея. В обеих странах проявляется реставраци- Литературная репутация Гоголя 221 онная тенденция «огосударствления юбилеев» и использования их в политических целях. Нновой вехой российской практики прахднования литературных юбилеев можно опять считать юбилей Пушкина, который с грандиозным размахом отмечался в 1999 г. Масштабное чествование «солнца русской поэзии», достигшее общенационального размаха, стало логическим продолжением Указа Президента РФ «О 200-летии со дня рождения А. С. Пушкина и установлении Пушкинского дня России». В этом контексте вновь актуализировались управленческие механизмы подготовки юбилеев классиков: составление плана мероприятий специально организуемыми комитетами и его реализация на средства государственного бюджета. Форма юбилея имеет не меньшее значение и для украинского пространства. Но акцент больше смещен в сторону исторических и политических деятелей, избираемых «полем власти» для конструирования национальной идентичности. Этот вектор вполне очевиден в ситуации обретения Украиной государственной независимости и изначального дистанцирования от интеграционных тенденций на пространстве СНГ. В случае же с литературным юбилеем в лидерах - Шевченко, определяемый как главный певец независимой Украины. Вполне очевидно, что фигура Кобзаря является ключевой в нациестроительной идее украинского литературного канона. Гоголевский 200-летний юбилей в 2009 г. стал не только событием государственной важности для России и Украины, но и приобрел мировое значение. Юбилейный год был объявлен ЮНЕСКО Годом Гоголя. Но несмотря на это масштабирование статуса виновника торжества, дискуссии в СМИ как российских, так и украинских были сфокусированы на вопросах именно межнационального подтекста грядущего события: Гоголь русский или украинский писатель, юбилей русского и украинского классика будет отмечаться, совместно или раздельно будут праздновать Россия и Украина и т. д.1 В этом смысле политическое и культурное реноме Гоголя попало в поле крайне напряженных политических отношений между Россией и Украиной. Гоголевский юбилей стал оружием в информационной войне между двумя странами особенно в 2009 г. В случае с обоими национальными контекстами происходило увеличение символического политического капитала Гоголя, нужного для «поля власти». В итоге Гоголь в свой 200-летний юбилей, как и любой другой писатель русской и украинской литературы, попал 1 Помимо внешнеполитических проблем в СМИ активно обсуждались и «внутригосударственные» проблемы празднования гоголевского юбилея. В российской прессе большой резонанс приобрело обсуждение плана юбилейных мероприятий. В процессе подготовки обнажилось противоречие между оргкомитетом, созданным правительством РФ, и Региональным общественным фондом сохранения творческого наследия Н.В. Гоголя, президентом которого является И. Золотусский. Суммируя все замечания И. Золотусского в отношении программы празднований, можно сказать, что столкнулись два возможных подхода в современной культурной ситуации к празднованию юбилея: развлекательно-популяризаторский со стороны оргкомитета от правительства и академический, продвигаемый фондом. В.Ю. Баль 222 не только под струю очищения своей литературной репутации от вульгарных социологических идеологем, но и в ситуацию смысловой ревизии реноме классика, входящего в национальный литературный канон. Естественным образом фигура Гоголя, обладающего пограничным этнокультурным статусом, оказалась на стыке двух канонов - русского и украинского. В пространстве юбилейных российских практик вопрос о возможности исключения Гоголя на основании его польско-украинских корней не поднимался. Особую сложность приобрел вопрос украинского канона, как уже было нами отмечено выше, в силу необходимости его формирования в ситуации опоры на национальную идентичность при формировании государственной идеи современной Украины. Предъюбилейные украинские дискуссии порой балансировали на грани между украинизацией и деукраинизацией Гоголя. События гоголевского 200-летнего юбилея, проявившийся вокруг них смысловой континуум стали логическим продолжением не юбилейных событий 1952 г., а именно 100-летнего гоголевского юбилея. Первого юбилея, который обозначил ключевую черту гоголевской литературной репутации, связанной с его этнокультурной раздвоенностью [18]. Украинская мысль, формирующая репутацию Гоголя в плоскости, отстоящей от советской интерпретации, происходит в диаспоре украинской эмиграции. Достаточно подробное и объективное освещение этот срез украинской гоголианы получил в обзорных статьях Ю.В. Барабаша [61-65]. Общий пафос этой диаспоральной версии гоголевской репутации - это сосредоточенность на раздвоенности Гоголя, которая рассматривается и как беда, и как вина писателя, и изучение факта этой раздвоенности происходит в фокусе вопросов украинской национальной идентичности. В период 200-летнего юбилея вопрос гоголевской культурной и этнической идентичности приобретает масштаб научной проблемы в свете популярности постколониальных исследований. В этом смысле именно научный институциональный контекст стремится предложить объективную интерпретацию культурно-языковой пограничности Гоголя. Как отмечает Ю. В. Барабаш, вся история украинской гуманитаристики, посвященной гоголевскому вопросу, начиная от украинского «эмигрантского», продолжая «диаспоральным» контекстом и завершая современными научными штудиями, постоянно колеблется в пространстве между «антиколониальными», «колониальными» и «постколониальными» версиями прочтения гоголевской дихотомии [64]. Но по факту все не так благополучно, как хотелось бы. В обзорных статьях, посвященных гоголевским штудиям юбилейного периода [5, 6, 66, 67], обозначились разные тенденции украинского и российского гоголеведения. Ведущие научные центры по изучению гоголевского наследия - это Гоголевский центр в Нежинском государственном университете им. Николая Гоголя (Украина, г. Нежин) и Дом Гоголя (Россия, г. Москва). С переменным успехом в современной напряженной политической ситуации центры стараются сохранить научные связи. Редким исключением является проведение совместной 14-й Междуна- Литературная репутация Гоголя 223 родной конференции «XIV Гоголевские чтения: Творчество Гоголя в диалоге культур», которая состоялась в 2014 г. В остальном же состав участников ежегодных гоголевских конференций обоих центров однороден: российский исследователь - «редкая птица» в программе украинских гоголевских чтений, и наоборот. Тематический диапазон конференции высвечивает разницу между «гоголеведением» и «гоголезнавством». В силу вполне очевидных причин особое место в работе ежегодных нежинских чтений занимает секция «Гоголь и украинская культура / литература». И. Булкина отмечает, что пик интереса к «украинскости» Гоголя обозначился в научной украинской го-голиане в череде юбилейных конференций: «Излишняя ангажированность современного украинского гоголеведения, его сосредоточенность на проблемах не столько историко-литературных, сколько национальных, перенос современных культурных и политических категорий в совершенно иного порядка исторический контекст не лучшим образом сказываются на качестве работ украинских литературоведов» [66]. В то же время И.И. Колесник подчеркивает, что базовый недостаток российского гоголеведения - абстрактный анализ и оценка гоголевского творчества в отрыве от национальных корней и почвы писателя [67. C. 138]. Очевидно, что украинский вопрос - это не центральный вопрос российских гоголеведов. В конференциях Дома Гоголя акцент делается на масштабности и феноменальности творчества Гоголя - его вписанности в мировое культурное пространство и отзвуках его наследия в различных контекстах (славянский, современная культура, русское зарубежье, общественная мысль и проч.)1. В общем, говорить о приобретении в научном контексте единого либо русского, либо украинского ключа для расшифровки гоголевского пограничного культурного статуса не приходится. На текущий момент можно обозначить лишь возможную перспективу разработки постколониального российскоукраинского гоголеведения. Но в череде юбилейных мероприятий обнажилась не только научная институциональная версия гоголевского творчества в формате сборников научных конференций и монографий, но и в виде собраний сочинений Гоголя как результате научных изысканий гоголеведов. Подготовленные к юбилею гоголевские собрания сочинений представляют для нас интерес как верный знак состоявшейся и продолжающейся классикализации и канонизации писателя. Гоголевский издательский сюжет в юбилейные даты получился весьма разнообразный. Выделились три крупных издательских проекта, каждый из которых претендовал на новое слово в эдиционной гоголевской судьбе. Первый издательский проект - это Полное академическое собрание сочинений и писем в 23 томах под редакцией Ю.В. Манна. Работа над этим проектом началась еще в середине 1990-х гг. на базе Института мировой 1 Подробно с материалами всех конференций можно ознакомиться на сайте музея: http://www.domgogolya.ru/readings/ В.Ю. Баль 224 литературы им. М. Горького Российской академии наук и продолжается сегодня. К гоголевскому юбилею были выпущены - том 1 (2001 г.), том 4 (2003 г.), том 3 (2009 г.), а на настоящий момент - том 7 в двух книгах (2012 г.) [68]. Ю.В. Манном при описании общей концепции Полного собрания сочинений подчеркивается несколько важных позиций. Во-первых, «насущное требование к новому изданию - внимание к сегодняшней ситуации, определяющей место Гоголя в современной мировой культуре» [69. С. 205]. Во-вторых, в Полное собрание сочинений составители стараются включить все, что не только написано Гоголем и то, что ранее не было опубликовано в Полном академическом собрании сочинений1. Запланирован отдельный том «Рукою Гоголя», в котором будут собраны произведения, имеющие определенную печать вмешательства Гоголя, хотя и не принадлежат ему. В-третьих, научный аппарат издания - это коллективный труд авторитетных филологов-гоголеведов, которые при комментировании произведений учитывают всю палитру исследовательских версий. В-четвертых, при подготовке этого издания проводится тщательная текстологическая работа, которая позволяет проанализировать соотношение различных редакций и тем самым выявить «развитие гоголевской художественной мысли» [Там же]. Исключительно положительный отзыв о масштабной текстологической работе, проделанной в процессе подготовки издания поэмы «Мертвые души», дает Рита Джулиани, итальянский славист: «Том, посвященный поэме “Мертвые души”, стал подлинным триумфом филологии, и это утверждение - не только дань уважения гениальному автору, это и дань восхищения научным подвигом его издателей и комментаторов» [70. С. 380]. Многочисленные отклики зарубежных коллег на этот масштабный научный издательский проект, которые приводит Ю.В. Манн в своей статье, верный знак признания Гоголя в мировом научном поле. Второй крупный издательский проект - это Полное собрание сочинений Гоголя в 17 томах [71], подготовленное с опорой на исследовательские подходы православного гоголеведения2. Это был совместный русскоукраинский проект, осуществленный под протекцией Московской Патриархии. В отличие от предыдущего собрания сочинений он завершен. Первые тома были опубликованы в юбилейный 2009 г., а последние в 2010 г. Это издание также заявлено как полное: оно включает все художественные, литературно-критические, публицистические и духовно-нрав- 1 В исследовательский контекст в советскую эпоху было включено Полное собрание сочинений в 14 т., выпущенное под редакцией Н. Л. Мещерякова, АН СССР, Институтом литературы (Пушкинский Дом) в 1937-1952 гг. Полнотой это собрание сочинений не отличалось. «Воинствующий атеизм», нашедший отражение и в литературоведческих принципах, определил исключение из корпуса гоголевских текстов последнего «заветного сочинения» - «Размышлений о Божественной Литургии». 2 Это направление отечественного гоголеведения связано с именами таких исследователей, как И.П. Золотусский, В.А. Воропаев, И.А. Виноградов. Впервые этот термин был предложен П. В. Михедом [72]. Литературная репутация Гоголя 225 ственные произведения писателя. В состав собрания сочинений включены незавершенные произведения, записные книжки, черновые записи по истории, фольклору, истории и этнографии, выписки из творений Святых отцов и их Служебных миней. В. В. Лепахин отмечает, что уникальные качества издания связаны со свойствами представленных в нём комментариев. Во-первых, «к особенностям комментария надо отнести заметный акцент на духовно-христианской проблематике всего творчества Гоголя» [73. С. 65]. Во-вторых, «впервые столь тщательно и подробно прокомментированы ботанические интересы и занятия Гоголя, опубликован прекрасный по качеству цветной вкладки гербарий, собранный Гоголем» [Там же]. В-третьих, «профессионально прокомментированы духовно-нравственные сочинения писателя. Особенно выделяется богословский комментарий к «Размышлениям о Божественной Литургии», специально подготовленный для данного издания; в нём учитывается современная богослужебная практика» [Там же]. Достаточно подробно описана концепция этого собрания сочинений В.А. Воропаевы
Ключевые слова
Н.В. Гоголь,
литературный канон,
юбилей,
социология литературыАвторы
Баль Вера Юрьевна | Томский государственный университет | канд. филол. наук, доцент кафедры общего литературоведения, издательского дела и редактирования | bal-verbal@gmail.com |
Всего: 1
Ссылки
Бурдье П. Поле литературы // Новое литературное обозрение. 2000. № 45. С. 22-87.
Михед П.В. Гоголь в канонах украинской и русской культур (замечания о проблеме). URL: http://domgogolya.ru/science/researches/1133/ (дата обращения: 24.12.2019).
Михед П.В. «Приватизация» Гоголя?: Возвращаясь к «русско-украинскому вопросу» // Вопросы литературы. 2003. № 3. С. 94-112.
Звиняцковский В. Я. «Дополнительный канон» Гоголя: стратегия украинизации // Новое литературное обозрение. 2010. № 104. С. 148-159.
Ковалева Ю.Н. «Мученик перекрестков»: споры о Гоголе и русско-украинском вопросе в публикациях последних лет // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 8. Литературоведение. Журналистика. 2006. Вып. 5. С. 142-148.
Видурите И. Украинский Гоголь // LITERATURA. 2006. № 48 (2). C. 56-65.
Рыбаков С. Николай Гоголь между Украиной и Россией // Урал. 2009. № 12. URL: https://magazines.gorky.media/ural/2009/12/nikolaj-gogol-mezhdu-ukrainoj-irossiej.html (дата обращения: 24.12. 2019).
Барабаш Ю.Я. Диалектика национального и общечеловеческого как гоголеведческая проблема. URL: http://domgogolya.ru/science/researches/1494/ (дата обращения: 24.12.2019).
Барабаш Ю.Я. «Своего языка не знает..», или Почему Гоголь писал по-русски? URL: http://domgogolya.ru/science/researches/1429/ (дата обращения: 24.12.2019).
Воропаев В.А. Гоголь и «русско-украинский вопрос» // Московский журнал. История государства Российского. 2002. № 1. С. 12-15.
Воропаев В. А. Жива вера - жив народ: Н. В. Гоголь и русско-украинский вопрос // Православная беседа. 2002. № 1. С. 53-55.
Акимова М.С. «Гоголь, или Провинциал в столице»: от Малороссии к Петербургу // Научный диалог. 2017. № 6. С. 113-124.
Вдовин А.В. Годовщина смерти литератора как праздник // Festkultur in der russischen Literatur (18. bis 21. Jahrhundert) / hrsg. von A. Graf. Munchen : UTZ Verl., 2010. С. 81-93.
Черняк М.А. Литературный юбилей как форма культурной памяти в современной России: случай Всеволода Иванова // Сибирский филологический журнал. 2015. № 3. С. 27-36.
Анисимова Е.Е. В.А. Жуковский между двух юбилеев (1883-1902). Ст. 1: Время юбилеев, пространство власти, механизмы конструирования поэтической биографии // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2013. № 4 (24).C. 71-89.
Анисимова Е.Е. В.А. Жуковский между двух юбилеев (1883-1902). Ст. 2: Торжества 1902 г.: совмещение юбилеев, стратегии автоканонизации // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2013. № 6 (26). C. 53-60.
Загидуллина М.В. Классические литературные феномены как историкофункциональная проблема: Творчество А.С. Пушкина в рецептивном аспекте : дис.. д-ра филол. наук. Екатеринбург, 2002. 552 c.
Невская Д.Р. Три фазиса увенчания Гоголя: К истории первых юбилеев Гоголя // Новый филологический вестник. 2013. № 1 (24). С. 106-139.
Полонский В. Взгляд на столетие сто лет спустя, или Гоголь в 1909 году: вековой юбилей писателя по материалам русских газет // Новое литературное обозрение. 2010. № 3. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2010/3/vzglyad-na-stoletie-sto-let-spustya-ili-gogol-v-1909-godu-vekovoj-yubilej-pisatelya-po-materialam-russkih-gazet.html (дата обращения: 24.12.2019).
Грякалова Н.Ю. ХХ век открывает Гоголя (Гоголевские дни 1909) // Феномен Гоголя: Материалы Юбилейной международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя. СПб., 2011. С. 681-696.
Муравьева О.С. Два юбилея: (Пушкин, Гоголь и русское общество) // Феномен Гоголя: Материалы Юбилейной международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Н.В. Гоголя. СПб., 2011. С. 667-681.
Черняк М.А. Гоголь как национальный проект: взгляд из 2009 года // Библиотечное дело. 2009. № 8 (98). С. 44-48.
Колесник (Дрогобыч) А.В. Н.В. Гоголь в современной Украине // Н.В. Гоголь и славянские литературы. М., 2012. С. 201-206.
Moeller-Sally S. Gogol’s Afterlife: the Evolution of a Classic in Imperial and Soviet Russia. Evanston, 2002. 208 p.
Розанов И.Н. Литературные репутации. М., 1990. 485 с.
Гудков Л.Д., Дубин Б.В., Страда В. Литература и общество: введение в социологию литературы. М. : РГГУ, 1998. 80 с.
Дубин Б.В., Гудков Л.Д. Литература как социальный институт: Статьи по социологии литературы. М. : Новое лит. обозрение, 2004. 350 с.
Рейтблат А.И. От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы. М. : Новое лит. обозрение, 2009. 448 с.
Рейтблат А.И. Как Пушкин вышел в гении. М. : Новое лит. обозрение, 2001. 330 с.
Шовен П.-М. Социология репутаций // Отечественные записки. 2014. № 1. URL: http://magazines.russ.rU/oz/2014/1/6sch.html (дата обращения: 24.12.2019).
Гронас М. Диссенсус. Война за канон в американской академии 80-90-х годов // Новое лит. обозрение. 2001. № 51. С. 6-17.
Guillory J. Cultural Capital: The Problem of Literary Canon Formation. Chicago : University of Chicago Press, 1993. 659 p.
Altieri C. Canons and consequences: Refl ections on the ethical force of imaginative ideals. Evanston, 1990. 370 p.
Блум Г. Западный канон: Книги и школа всех времен. М. : Новое лит. обозрение. 2017. 672 с.
Acta Slavica Estonica IV. Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение, ІХ. Хрестоматийные тексты: русская педагогическая практика XIX в. и поэтический канон. Тарту, 2013. 345 с.
Дубин Б. В. К проблеме литературного канона в нынешней России // Классика, после и рядом: Социологические очерки о литературе и культуре : сб. ст. М., 2010. С. 66-76.
Проблемы каноничности русской литературы: теория, эволюция, перевод : сб. статей / под ред. К. Ястшембской, М. Охняк, Э. Пилярчик. Краков : Scriptum, 2017. 173 c.
Мегрелишвили Т. Русский литературный канон в зеркале современности // Toronto Slavic Quarterly. 2013. № 44. С. 35-49.
Рыбальченко Т.Л. Жизнь канона в разных формах апелляции к русской классике современных русских писателей (стилизация, метатексты, деконструкция, римейк и пр.)// Toronto Slavic Quarterly. 2013. № 44. С. 75- 90.
Манолакев Х. Многоликий канон: история русской классической литературы после перестройки // Toronto Slavic Quarterly. 2013. № 44. С. 301-311.
Киселев В.С. Что почитать, или Осколки канона: классика в коммерческих электронных библиотеках рунета // Текст. Книга. Книгоиздание. 2016. № 3. С. 57-77.
Веппе Л.А. Школьный «литературный канон»: стоит ли вносить изменения? // Вопросы педагогики. 2019. № 5-1. С. 41-49.
Павловец М.Г. Школьный канон как поле битвы. Ч. 1: историческая реконструкция // Неприкосновенный запас: Дебаты о политике и культуре. 2016. № 2. С. 71-92.
Павловец М.Г. Школьный канон как поле битвы: купель без ребенка // Неприкосновенный запас: Дебаты о политике и культуре. 2016. № 5. С. 125-145.
Миллер А.И. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб. : Алетейя, 2000. 260 с.
Миллер А.И. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М. : НЛО, 2010. 248 с.
Мартин Т. Империя «положительной деятельности»: Нации и национализм в СССР, 1923-1939. М. : Рос. полит. энцикл., 2011. 664 с.
Киселёв В.С., Васильева Т.А. Эволюция образа Украины в имперской словесности первой четверти ХГХ в.: регионализм, этнографизм, политизация (статья первая) // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2013. № 3 (23). С. 63-79.
Киселёв В.С., Васильева Т.А. Эволюция образа Украины в имперской словесности первой четверти XIX в.: регионализм, этнографизм, политизация (Статья вторая. «Необходимо снизойти под кровлю селянина..») // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2013. № 6 (26). С. 61-77.
Киселев В.С., Васильева Т.А. Эволюция образа Украины в имперской словесности первой четверти XIX в.: регионализм, этнографизм, политизация (Статья третья. «Между Польшей и Россией») // Вестник Томского государственного университета. Филология. 2014. № 1 (27). С. 102-123.
Бак С., Кодола В., Шовкопляс Г. Тарас Шевченко і украінський літературний канон // Украінська література в загальноосвітній школі. 2014. № 6. С. 39-41.
Грабович Г. Шевченко, якого не знаемо. Киів, 2000. 317 с.
Забужко О. Шевченків міф Украіни: Спроба філософського аналізу. Киів, 2009. 146 с.
Байдалова Е.В. Тарас Григорьевич Шевченко в современной украинской культуре: попытка «перезагрузки» // Славянский мир в третьем тысячелетии. 2014. № 9. С. 141-151.
Ковбасенко Ю.И. Тарас Шевченко і украінський літературний канон (традиційність і новаторство поетичноі саморефлексіі) // Рідна мова: освітній квартальник Украінського вчительського товариства у Польщі. Валч, 2014. № 21. С. 29-35.
Лотман Ю.М. О русской литературе классического периода: Вводные замечания // Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997.
Сухих И.Н. Русский литературный канон XX века: формирование и функции // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2016. Т. 17, № 3. С. 329-336.
Вдовин А.В. Концепт «глава литературы» в русской критике 1830-1860-х годов. Tartu, 2011. 238 с.
Еремеева С. Бронзовый век российской словесности: памятники писателям в рамках практики монументальной коммеморации. М., 2009. 52 с.
Левит М.Ч. Литература и политика: Пушкинский праздник 1880 года. СПб. : Академический проект, 1994. 265 с.
Барабаш Ю.Я. «Наш» или «не наш»?: Гоголь в литературном сознании украинского зарубежья // Вопросы литературы. 2004. № 1. С. 144-180.
Барабаш Ю.Я. От берега - к горизонту: Гоголь в литературном сознании украинского зарубежья // Вопросы литературы. 2005. № 1. С. 135-165.
Барабаш Ю.Я. Гоголь в литературном сознании украинского зарубежья. (восприятие и интерпретации). Ч. 1 // Литературное зарубежье: Лица. Книги. Проблемы. М., 2005. С. 123-161.
Барабаш Ю.Я. «Анти-» и «Пост-»: Гоголь в литературном сознании украинского зарубежья // Вопросы литературы. 2006. № 2. С. 165-201.
Барабаш Ю.Я. Гоголь в литературном сознании украинского зарубежья. Ч. 2: Три Юрия, или пейзаж после битвы // Литературное зарубежье: Лица. Книги. Проблемы. М., 2007. С. 65-96.
Булкина И. Нежинский круг и «фантастическая реальность»: Обзор юбилейной украинской «гоголианы» // Новое литературное обозрение. 2010. № 1. URL: https://magazines.gorky.media/nlo/2010/1/nezhinskij-krug-i-fantasticheskaya-realnost.html (дата обращения: 24.12.2019).
Колесник I.I. Гоголь у культурно-інтелектуальній історіі украіни:міфи та стереотипи (до 200-річчя Миколи Гоголя) // Украінський історичний журнал. 2009. № 2. С. 135-160.
Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений и писем : в 23 т. М. : Наука, 2001. Т. 1. 918 с.; 2003. Т. 2. 911 с.; 2009. Т. 3. 1015 с.; 2012. Т. 7, кн. 1. 804 с., 2012. Кн. 2. 886 с.
Манн Ю.В. Гоголь: академический, полный // Studia Litterarum: научный журнал. 2016. Т. 1, № 3-4. С. 205-215.
Джулиани Р. Новое академическое издание «Мертвых душ», или Торжество Филологии / пер. О. Лебедевой // Вопросы литературы. 2014. № 4. С. 369-380.
Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений и писем : в 17 т. / сост., подгот. текстов и коммент. И.А. Виноградова, В.А. Воропаева. Москва ; Киев : Изд-во Московской Патриархии, 2009-2010.
Михед П.В. «У истоков “православного гоголеведения”: Пантелеймон Кулиш» URL: http://domgogolya.ru/science/researches/1564/ (дата обращения: 24.12.2019).
Лепахин В.В. Важнейшее событие в гоголеведении в юбилейном году писателя // Челябинский гуманитарий. 2010. № 3 (12). С. 63-66.
Воропаев В.А. Новое о Гоголе: источниковедческий обзор // Литературный факт. 2017. № 5. С. 427-438.
Гоголь Н.В. Собрание сочинений : в 9 т. М. : Русская книга, 1994. Т. 1-2. 496 с.; Т. 3-4. 560 с.; Т. 5. 608 с.; Т. 6 559 с., Т. 7. 617 с., Т. 8. 864 с., Т. 9. 784 с.
Гоголь М.В. Зiбрання творів : у 7 т. Киев : Наукова думка, 2008. Т. 1. 257 с.; 2008. Т. 2. 240 с.; 2008. Т. 3. 200 с.; 2008. Т. 4. 232 с.; 2009. Т. 5. 343 с.; 2009. Т. 6. 353 с.; Т. 7. 376 с.
Прохоренко С.С. Про видання творів Миколи Гоголя украінською мовою на рубежі 20-30-х років XX століття // Література та культура Полісся. Ніжин, 2008. Вип. 41. С. 23-36.
Барабаш Ю.Я. Почва и судьба: о языковой дихотомии у Гоголя // Известия Российской академии наук. Серия литературы и языка. 1993. Т. 52, № 5. С. 3-10.
Вайс Р. Современный еврейский литературный канон: Путешествие по языкам и странам М. : Мосты культуры, 2007. 512 с.
Будугай О.Д. Діалог у часі й просторі героів твору М. Гоголя «Тарас Бульба» та В. Шкляра «Елементал»: аксіологічний та історіософський аспекти. // Література та культура Полісся. 2009. Вип. 53. С. 30-38.