Metaphors of Aging and Old Age in the Lay Discourses of Contemporary America.pdf Одной из сложнейших когнитивных задач, с которыми сталкивается в своей жизни представитель современной американской культуры, является осмысление экзистенциального опыта старения. Эта сложность вызвана целым комплексом причин, одна из которых связана с универсальными особенностями восприятия собственного Я. Многочисленные исследования показывают, что человеку свойственно «вневременною ощущение себя» [1. Р. 131], и хронологический возраст часто оказывается нерелевантным для самоидентификации. По словам Дж. Сантаяны, «под коркой возраста душа всегда остается молодой» [2. Р. 105]. Это наблюдение подкрепляется многочисленными эмпирическими данными. Так, общенациональный опрос, проведенный в США в июне 2009 г., показал, что чем старше становится современный американец, тем моложе он себя чувствует и тем чаще он склонен воспринимать старость как период, который наступит несколько позже [3]. Вспомним в связи с этим известное высказывание финансиста и государственного деятеля Б. Баруха, которое давно используется как афоризм без атрибуции авторства: «Для меня старость - это всегда на пятнадцать лет старше, чем я есть» [4]. В индивидуальном когнитивном пространстве современного американца старость превращается в своеобразный «иноконцепт», заключая в себе то, что может относиться лишь к Другому и чего нет в сфере собственной экзистенции. Полноценной рефлексии собственного опыта старения препятствуют и многочисленные психологические факторы. Пожалуй, главный из них -нежелание принять факт выхода на «финишную прямую» жизни, страх неминуемо надвигающейся смерти, необходимость смириться с конечно- Метафоры старения и старости 143 стью собственного бытия. Немаловажную роль играет и культурно обусловленная предрасположенность связывать старость с внешней непривлекательностью, немощью, болезненностью, скудоумием и «выходом из социального употребления» [5. Р. 66]. Сознание блокирует эти неприятные переживания, выталкивая их из сферы субъективного опыта. Релевантными представляются и некоторые особенности национальной психологии. По меткому наблюдению К. В. Вудворта, американцы воспринимают себя как «вечного Питера Пэна среди наций» [2. Р. 103]. Речь здесь идет не столько об относительной молодости самой страны, в которой они живут, сколько об особом, чуть инфантильном, мироощущении, культе вечной юности, отрицающем старение и смерть. Сформулированное еще Р.У. Эмерсоном в середине XIX в. [6. Р. 84], это ощущение описывается многими исследователями как часть общей национальной мифологии, стержневой компонент американской культуры (см., например: [2. Р. 104; 7. Р. 346]), закрепленный в известной поговорке You’re never too old to feel young («Ты никогда не бываешь слишком старым, чтобы чувствовать себя молодым»). В этом культурном контексте принятие факта собственного старения становится актом моральной капитуляции и (в определенной степени) вызовом базовым американским ценностям. С другой стороны, осмысление опыта старения в современной Америке осложнено широкой вариативностью концептуальных ориентиров, отраженных и закрепленных в дискурсивных практиках. В настоящее время дискурсивное пространство старения и старости отличается крайней неоднородностью, предлагая носителям американской лингвокультуры множество «прочтений» этого опыта, за которыми стоят существенно разнящиеся интерпретативные схемы. В нем, например, присутствуют многочисленные отголоски викторианских рационалистских дискурсов, в рамках которых старость представляется как состояние «греховного распада», а старики - как непосильное экономическое бремя на плечах молодого поколения [8. Р. 29-30]. Сильны в нем и дискурсивные мотивы второй половины ХХ в., известной становлением консьюмеристской соматической культуры, в которой старое тело признается культурной маргиналией. Консьюмеризм породил не только пессимистическое ввдение старости, но и крайне уничижительное ее обозначение в языке. Начиная с 50-х гг. ХХ в. американские дискурсы старости наполняются пейоративами типа dinosaur, fossil, blue-hair, cotton-top, gerry и trog [9], которые до сих пор активно циркулируют в языке. Одновременно с этим все больший концептуальный вес приобретают современные «романтические» дискурсы старения, репрезентирующие старость как период новых возможностей, горизонтов и жизненных перспектив (см., например: [8. Р. 30]). Активно формируется концепция «успешной старости», важнейшими компонентами которой признаются высокая физическая и когнитивная активность и интерес к жизни [10. Р. 143-149], а старость провозглашается «лишь образом мышления» [11. Р. 46]. Дискурсивное пространство старения обогащается все более опти- А.В. Нагорная 144 мистическими, жизнеутверждающими образами. Aging эволюционирует в sageing, подчеркивая тем самым важное преимущество старости - накопленную жизненную мудрость (от sage - мудрец) [12. Р. 4]. Старение признается совершенно естественной частью жизни, что исключает применение к нему аксиологических категорий типа «хорошо» или «плохо», «почетно» или «стыдно». Возрастные характеристики активно нейтрализуются в дискурсе в рамках борьбы с так называемым эйджизмом. Весьма любопытна в этой связи практика американских банков, которые, предоставляя особые пакеты услуг для пожилых граждан, отказываются от ставшей привычной формулировки senior accounts, предлагая взамен Classic checking или Renaissance checking. Этот эвфемистический тренд распространяется и на другие сферы. Так, специальные программы авиаперелетов для лиц «третьего возраста» именуются Young at Heart и Silver Wings Travel Club [9]. Такое реконструирование дискурсивного пространства старения и старости обусловлено, главным образом, демографическими реалиями современной Америки. Население США, как и многих других развитых стран мира, стремительно стареет. По существующим прогнозам, к 2030 г. количество граждан в возрасте старше 65 лет превысит количество лиц, не достигших 18 лет [13], причем пожилые люди «приобретают все большую культурную заметность» [14. Р. 4], активно участвуя в жизни страны. Существенно изменился, например, демографический состав властных структур. Аналитики называют современную Америку геронтократией, отмечая, что в настоящее время наиболее влиятельными игроками на политическом поле оказываются деятели, чей возраст превышает порог в 70 лет [15]. Так, ярчайшей фигурой современной политики является 79-летняя Нэнси Пелоси - один из лидеров оппозиции действующему (на момент написания статьи. - Ред.) 72-летнему президенту Дональду Трампу и влиятельная ролевая модель для миллионов американцев. Подобные демографические сдвиги вызывают мощные культурные дрейфы, которые неизбежно ведут к изменениям в дискурсивном пространстве старения и старости. Эти изменения, однако, не носят глобального и революционного характера в силу определенной инертности социокультурных практик, и дискурсивные инновации функционируют наряду с традиционными, устоявшимися и привычными дискурсивными моделями и штампами. Современный американец оказывается в весьма разнородной когнитивно-дискурсивной ситуации, имея возможность выбрать одну из многочисленных интерпретативных моделей, предлагаемых ему культурой, либо составить свою собственную комбинацию из имеющихся дискурсивных возможностей. Эта когнитивно-дискурсивная ситуация создает чрезвычайно благоприятные возможности для проведения лингвистических исследований самого разного уровня: от моделирования глобального дискурсивного пространства старения и старости до исследования отдельных лексических единиц, репрезентирующих концепт СТАРОСТЬ в современном американском английском. В данной работе представлены результаты локального исследования, цель которого заключалась в выявлении индивидуальных средств осмыс- Метафоры старения и старости 145 ления и вербализации опыта старения рядового представителя современной американской лингвокультуры. Релевантность подобного исследовательского ракурса неоднократно отмечалась специалистами в области культурной геронтологии, которые отвергают макроподходы к возрастному населению, приветствуя подходы «микрокосмические», направленные не на общество в целом, а на индивида и тот гуманитарный и социальный контекст, в котором этот индивид существует [16. Р. XIX]. С другой стороны, релевантность этого подхода объясняется общим интересом к «субъективности, рефлексивности и ин-дивидуации» [17. Р. 2-4], свойственной не только современной геронтологии, но и гуманитарным наукам в целом. Частная задача исследования заключалась в выявлении наиболее популярных метафор, используемых для осмысления опыта старения в так называемых обиходно-разговорных дискурсах (lay discourses). Выбор такой узкой исследовательской перспективы обусловлен тем, что метафора является основным механизмом осмысления и вербализации феноменов субъективной реальности. Ее эффективность объясняется особенностями переживания опыта старения, о которых мы писали выше. Метафора помогает снять несколько важных когнитивных блоков: она объективирует опыт старения, вынося его вовне и придавая ему вещественность; структурирует его, задавая определенные концептуальные ориентиры; позволяет разделить этот опыт с другими; обеспечивает континуальность общего экзистенциального опыта, предлагая смысловые связки между отдельными его фрагментами (см.: [18. С. 158-159]). Методологическую основу исследования составила концепция метафорической креативности, релевантность которой объясняется тем, что предметом нашего особого лингвистического интереса являются нестандартные, в том числе и индивидуально-авторские, метафоры. В трактовке метафорической креативности мы придерживаемся подхода, предложенного З. Кёвечешем, который определяет ее как способность к созданию новых, нетривиальных метафор на концептуальном и / или вербальном уровне [19. Р. 97]. Креативность на концептуальном уровне предполагает создание принципиально новой метафорической проекции, соединяющей область цели с культурно не санкционированной областью источника. Примером такого рода креативной деятельности является гастрономическая метафора старости, предложенная С. Кингом: getting old was like getting a bad dessert at the end of a really fine meal [20. Р. 106]. Креативность этого типа может проявляться и в способности выявлять и обыгрывать обычно не используемые аспекты области источника. Так, использование традиционной метафоры LIFE IS A JOURNEY допускает фокусировку на способе, скорости и траектории перемещения, предоставляя человеку обширные концептуальные возможности. Примером здесь может служить авторская метафора М. Элиас: For cheerful, resilient people, aging is often a sleigh ride, even if their lives appear challenging and stressful [21]. А.В. Нагорная 146 Обыгрывание скрытых концептуальных возможностей может приводить к созданию сложных развернутых метафор, по сути - целых метафорических сценариев. Яркий пример подобного рода метафорической креативности является описание старения у Р. Ледерера, основывающееся на традиционном для американцев метафорическом понимании человека как автомобиля: Some of us try to turn back our life’s odometer. Others of us want people to know why we look this way. We admit that we have bumps and dents and scratches in our finish, and the paint job is getting a little dull. And sure, the fenders are too wide to be in style, and our seats are sagging. The battery no longer holds a charge, and the headlights have dimmed. The hoses are brittle, and much of the original tire tread is worn away. The transmission stays in low gear and doesn’t easily shift to high. Climbing any hill is liable to cause sputtering. And whenever we sneeze or cough, our radiator seems to leak. But you know what? We’ve traveled many, many miles, and some of the roads weren’t paved. Wisdom and laughter are our shock absorbers. We’ve become classics [22. Р. IX-X]. Креативность на вербальном уровне проявляется в способности выбрать нетривиальную лексическую единицу для представления старой метафорической проекции. Так, старость может описываться не как journey, а с помощью парадигматически связанных с данной лексемой единиц trip, voyage или tour. Ср.: a long trip to the unknown [23. Р. 79]. Источником всех приведенных выше примеров являются письменные тексты (художественные и научно-популярные произведения, газетные статьи), написанные людьми, профессионально работающими со словом и, как следствие, обладающими развитой метафорической компетенцией [24]. Для нас, однако, гораздо больший интерес представляет «низовая» креативность рядового представителя американской лингвокультуры, способность к созданию собственных метафор либо креативному обыгрыванию уже существующих. Методологически важной для нас является и концепция метафорического ландшафта (metaphoric landscape), предложенная Дж. Лоули и П. Томпкинс. Суть ее заключается в том, что каждый человек осуществляет символическое моделирование своей субъективной реальности собственным, только ему присущим образом. Внутренний мир ощущается и переживается как динамическое трехмерное пространство символов [25. Р. 17]. Основным инструментом символического моделирования является метафора, а совокупность метафор, организованных определенным образом, составляет уникальный метафорический ландшафт. Подчеркнем, что концепция метафорического ландшафта в авторской интерпретации относится не ко всему пространству символов, а к той части этого пространства, которая связана с осмыслением определенного опыта. В нашем случае речь идет об осмыслении опыта старения. Для выявления способов метафорического осмысления старости, к которым прибегают современные американцы, мы провели эксперимент на электронной платформе Survey Monkey1, предназначенной для проведения 1 https://www.surveymonkey.com Метафоры старения и старости 147 массовых опросов и позволяющей задать демографические параметры респондентов. К участию в опросе, который проводился 19 февраля 2019 г., были приглашены американцы старше 40 лет. Выбор возрастного параметра обусловлен тем обстоятельством, что лица этого возраста в норме обладают достаточной психологической и социальной зрелостью и развитыми навыками рефлексии, проблема старения становится для них все более релевантной, и они имеют достаточный дискурсивный опыт, обеспечивающий им знание культурно санкционированных способов вербализации феноменов старения и старости. Респондентам было предложено 10 открытых вопросов с инструкцией закончить их любым способом, который кажется им приемлемым. Вопросы были сформулированы таким образом, чтобы вынудить респондентов использовать образное сравнение: Q1: Getting old is like ... Q2: Old age means. Q3: Being old is similar to... Q4: An old woman is like a... Q5. An old man resembles a... Q6. When you are old, you mostly feel like a... Q7. An aging body is so much like... Q8. Aging can be compared to... Q9. All old people are like ... Q10. Some old people resemble... Форма образного сравнения была выбрана для того, чтобы предотвратить использование простых предикативных структур типа Getting old is a nuisance или Getting old is boring. Отсутствие в вопросах классической метафорической рамки A is B не противоречит поставленной в эксперименте цели получения индивидуальных метафор. Сошлемся в этой связи на теорию жизни метафоры (Career of Metaphor Theory), согласно которой сравнение и метафора составляют одну общую категорию, отражающую способность человека к мышлению по аналогии [26]. Сравнение представляет собой «первоначальный акт» формирования метафорических категорий [27. Р. 762]. Оно эволюционирует в метафору по мере того, как «укореняется» (gets entrenched) в сознании и проходит процесс конвенционализации [28]. Способность сконструировать образное сравнение, по нашему мнению, свидетельствует о наличии в сознании респондента сформированной метафорической проекции. Формулировка вопросов отличается предельной лаконичностью, поскольку мы придерживались принципов «чистого языка» [25. Р. 17]. Суть их заключается в использовании максимально нейтральных, полностью лишенных метафорического компонента формулировок во избежание эффекта семантического прайминга. В опросе приняли участие 72 респондента; из них 41 человек (56,94%) -это женщины и 31 человек (43,05%) - мужчины. Представлены три воз- А.В. Нагорная 148 растные группы: от 40 до 44 лет - 7 человек (9,7%), от 45 до 60 лет -15 человек (20,8%) и старше 60 лет - 50 человек (69,4%). Из общего количества полученных ответов (n = 720) в 357 (49,58%) представлена полноценная метафора, идентификация которой производилась с помощью метода MIP (Metaphor Identification Procedure) [29]. Наибольшее количество метафорических ответов было получено на вопросы Q7 (n = 58, 80,56%), Q5 (n = 45, 62,5%) и Q4 (n = 41, 56,94%), а наименьшее - на вопрос Q2 (n = 3; 4,17%), что объясняется в том числе и особенностями используемых маркеров сравнения. Из 720 лишь 20 ответов представляют собой отрицательный материал. В их числе: отсутствие семантически значимой информации (?; ххх1); уход от ответа (I don't know; Not much; All depends; Depends how old; This is too much of a generalization); отказ от ответа (Seriously? I wouldn’t touch this question if you paid me; No comment); буквальный ответ (Not being young anymore); тавтологическое определение (Getting old; Being old); оценочно отрицательное высказывание, касающееся самого вопроса или участия в опросе в целом (Come on, what kind of questions are these?; this is stupid; This is such a waste of time; Got nothing here. Seems like a silly question to me). Один из 72 респондентов (1,38 %) не представил ни одного семантически валидного высказывания, последовательно реализуя стратегию троллинга (this is stupid; this is dumb; taking a stupid survey on survey monkey; what a ridiculous lead in; This is such a waste of time, etc.). Многие ответы, не содержащие метафоры, следует признать информативным с концептуальной точки зрения материалом. В них так или иначе отражены те особенности восприятия старости и осмысления собственного опыта старения, о которых мы писали во вступительной части настоящей статьи. Так, в ряде ответов отражена тенденция к отрицанию собственного старения: Q2/R72. The numbers that tell your age are higher than they were before. But it's still only a number; Q3/R42. Who you calling old? Респонденты склонны видеть свою жизнь как единое «биографическое целое» [30. C. 471], нечленимое на качественно отличающиеся этапы. Они ощущают себя такими же, как были в молодости, и не видят смысла в особом определении старости: Q6/R2. like the person I was 20 years ago. I think, act and reason in the same manner. I’ve aged, not changed; Q9/R20. Themselves in all their uniqueness; Q6/R43. A full alive person who has no age. В ряде ответов респонденты формулируют сущность старости как формирование новой «версии» собственного неизменного Я. Ср.: Q10/R20. Older versions of themselves; Q4/R66. older version of one's former self В некоторых ответах эксплицированы особенности этой новой версии: Q10/R2. miniature versions of their former selves; Q6/R29. Slower version from your youth; Q4/R11. A smarter version of myself. I love being my age! I’ve been around a while and have seen things change and not always for the better. Most 1 Здесь и далее все примеры приводятся в авторской орфографии и пунктуации. 2 Здесь и далее: Q (question) - вопрос, R (respondent) - респондент. Метафоры старения и старости 149 young women want to ruin our nation but stupidity they can’t think for themselves! I don’t let anyone tell me how to think! Респонденты готовы признать старение тела, но не считают старение процессом, затрагивающим человеческую сущность: Q5/R10. Young man mentally... but without the body; Q5/R43. Young man, who has wrinkles; Q3/R14. being young except your physical strength is exchanged for greater mental strength! Некоторые респонденты определяют старость хронологически, связывая ее с достижением определенного возрастного порога и выходом на пенсию, что соответствует тенденции к «бюрократизации возраста» в современных англоязычных странах [31. Р. 8]. Ср.: Q2/R58. over 70; Q9/R9. Beyond 75 or 80; Q2/R2. your numerical age is at retirement levels or above. Заметим, что выход на пенсию упоминается в 8 ответах (1,11%). В 12 ответах (1,67 %) прослеживается ассоциация старости со смертью, о которой мы писали выше. Ср.: Q1/R52. Dying; Q2/R61. Death; Q2/R67. you are gonna die. В некоторых из этих ответов старость предстает как альтернатива смерти, приобретая тем самым положительное значение: Q8/R34. being lucky not to have died; Q2/R22. I haven't died yet!; Q1/R34. being grateful that you're not dead yet. В 4 случаях (0,56%) респонденты предлагают рационалистское викторианское определение старости, описывая ее как превращение в бремя, обузу для окружающих. Ср.: Q6/R19. Burden to others and out of touch with the times; Q6/R31. Burden to family. Q6/R15. pain in someone's ass. Многим, однако, свойственно куда более оптимистическое видение старости, и респонденты описывают преимущества этого возраста как свободу выражения, независимость от мнения окружающих, наличие знаний, мудрости и опыта, способность наслаждаться жизнью и ценить ее. Ср.: Q6/R17. free spirit, no restrictions; Q2/R43. Wisdom, Grace and Freedom!; Q2/R42. Not having to say I'm sorry; Q3/R11. To being smarter! The older I get the less I care about what people think about me! I live a good and moral life and I’m happy!; Q1R14 finally knowing how to enjoy life and do what you love. В одном ответе отражена трактовка старости, активно пропагандируемая в современных англоязычных дискурсах: Q1/R9. Part of life!. И наконец, два респондента определяют стариков как «силу, с которой нужно считаться», подтверждая тем самым реальность дискурсивных сдвигов, обусловленных современными демографическими динамиками: Q9/R25. a force to be reckoned with; Q9/R26. A group to be reckoned with. Приведенные выше примеры подтверждают релевантность теоретических выкладок, представленных во вступительной части статьи, и свидетельствуют о широкой вариативности трактовок старения и старости, санкционируемых современной американской лингвокультурой. Основным объектом нашего научного интереса, однако, являются метафорические трактовки старения и старости, представленные в ответах респондентов. Высокопредсказуемым было появление ответов, в которых так или иначе обыгрывается традиционная для англоязычной культуры метафора LIFE А.В. Нагорная 150 IS A JOURNEY. Релевантность этой метафоры для интерпретации старения объясняется отмеченной выше континуальностью экзистенциального опыта, целостностью биографического Я. В наиболее явном виде она представлена в 15 ответах (4,2 %1), три из которых репрезентируют ее с максимальной определенностью и лаконичностью: Q1/R70. Traveling to another country; Q8/R20. A long journey; Q8/R70. Travelling. Среди ответов можно найти и весьма креативные образования, в которых последовательно разворачивается метафорический сценарий путешествия. Так, один из респондентов сравнивает стареющего человека с путешественником, прошедшим большую часть пути, и подробно описывает как уже проделанный маршрут, так и еще не исследованный его отрезок: Q6/R21. Traveler with most of your journey behind you. What lies ahead is still not entirely known, the highs and lows of the trip sit with you, and you know that when you arrive at the end of your journey your tale of travel will be done. Подробная экспликация деталей, включая направление движения, наличие конечного пункта, особенности «ландшафта» пройденного пути (highs and lows), а также варьирование в репрезентации концепта ПУТЕШЕСТВИЕ на вербальном уровне (journey, trip, travel), свидетельствует о высокой степени отрефлексированности описываемого опыта и наличии развитой метафорической компетенции. Заслуживает особого внимания и ответ Q8/R21. A journey into the unknown with resources that diminish even as you learn to make better use of the resources you have. Важной частью представленного здесь метафорического сценария является пункт назначения, который описан респондентом как неизвестное, неисследованное место, что метафорически соотносится с новизной опыта. Достойно комментария и упоминание скудеющих ресурсов, которое можно рассматривать как метафору ухудшающегося физического состояния. Полученный экспериментальный материал демонстрирует возможность применения данной метафоры и к описанию стареющего человеческого тела (Q7). Так, один из респондентов называет его «дорожной картой жизни», на которой запечатлены все «рытвины» и «колдобины», встретившиеся человеку на жизненном пути, и обозначены все «аварии», от которых ему удалось оправиться: Q7/R2. A transparent map of your life. The crevices you've escaped, the pitfalls you avoided and the accidents you've recovered from. Scars, wrinkles and loose muscles are badges of experience acquired through living life, not a spectator. Полноценной, по мнению респондента, можно считать лишь жизнь активного путешественника, поскольку только она позволяет ему накопить опыт. О необходимости активного участия в жизни-путешествии пишет еще один респондент, не одобряющий позиции «пассажира, ожидающего последний поезд»: Q10/R21. The very best humanity is capable of being. Others 1 Здесь и далее приводится статистика относительно общего количества только метафорического материала. Метафоры старения и старости 151 are like renewable resources being ignored and underutilized. Others still are like passengers awaiting the last train. В некоторых ответах профилируются отдельные аспекты путешествия. К ним относится, в частности, средство перемещения. Так, старость сравнивается с путешествием на парусном судне или пешей прогулкой: Q3/R70. Sailing; Q1/R65. Walk; Q8/R65. Long walk. В четырех ответах респонденты фокусируются на дороге, по которой осуществляется перемещение. Однако при общности ракурса они предлагают существенно разнящиеся образы. Например, два респондента сравнивают с дорогой самого человека, вступившего в пожилой возраст, отмечая степень ее «обкатанно-сти», «изношенности»: Q4/R50. A well traveled road way; Q6/R50. Pothole or roadblock along the roadway of life. Один респондент применяет метафору разбитой дороги к процессу старения: Q8/R50. A well traveledpath/roadway that hasn’t been maintained. Наконец, четвертый респондент описывает старость как невозможность покинуть определенное место, в котором человек «застревает»: Q9/R18. Stuck in the same place with the same memories but coming at you from different angles. Четыре респондента фокусируются на скорости перемещения, единогласно описывая ее как «снижающуюся», что метафорически соотносится с физиологическими особенностями стареющего человека: Q2/R59. Slowing down; Q6/R23. Person who is slowing down, but resisting it; Q6/R25. You are moving in slow motion; Q8/R46. Slowing down. Один из респондентов профилирует цель путешествия, называя ее «отпуском», что, вероятно, метафорически реферируется к прекращению трудовой деятельности: Q8/R64. Going on vacation. В одном из ответов наблюдается профилирование способа и вектора перемещения: Q8/R12. Rolling down a hill - it happens without any effort on your part. Старение описывается здесь как процесс, которым человек не в состоянии управлять. Чрезвычайно любопытным является ответ Q8/R5. The last lap of a cross country run. Здесь эксплицируются способ и скорость перемещения (run), местность, по которой оно осуществляется (cross country), траектория (lap предполагает бег по кругу) и фаза действия (last). Старение предстает как финальная часть трудного, требующего больших физических усилий пути, перемещение по которому к тому же не лишено элемента соревновательности. Интересным с точки зрения метафорической креативности представляется и пример Q8/R66. Driving almost to the edge of the cliff. Здесь, в пределах одного компактного описания, респондент прорисовывает сразу три аспекта метафорического сценария, описывая способ перемещения (driving) и особенности ландшафта местности, в которой оно осуществляется (cliff), а также указывая конечную точку пути (edge), создавая целостный образ трудного и опасного путешествия. Избранный последним респондентом способ перемещения далеко не случаен. Анализ материала показывает, что образ автомобиля популярен в обиходно-разговорной метафорике старения и старости. Он эксплицитно упоминается в 19 ответах и представлен тремя лексическими единицами: car (n = 14), vehicle (n = 3) и automobile (n = 2). С одной стороны, его попу- А.В. Нагорная 152 лярность можно объяснить тем, что он гармонично встраивается в метафорический сценарий ЖИЗНЬ - ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ, обладая при этом значительной семантической ёмкостью и допуская профилирование множества отдельных аспектов. К ним относятся скорость, вектор, траектория движения, степень активности находящихся в нем людей (роль водителя или пассажира), марка и техническое состояние самого автомобиля и т.д. С другой стороны, появление автомобильной метафоры в дискурсах экзистенциального опыта объясняется тем, что сам образ автомобиля относится к числу ключевых в современной американской культуре. По признанию ряда исследователей, автомобиль является важнейшим фактором развития современной американской цивилизации, воплощая в себе ключевые для этой культуры индивидуалистические качества, и «на культурном уровне глубоко укоренен в американской ментальности» [32. Р. 12], что позволяет использовать его для метафоризации широчайшего спектра явлений и событий. В нашем эксперименте автомобильные метафоры представлены в ответах на 6 из 10 вопросов, причем наибольшая их концентрация (n = 13) наблюдается в ответах на вопрос Q7, в котором респондентам предлагалось придумать сравнение для стареющего тела. В ответах оно эксплицитно сравнивается со старым автомобилем с высокой степенью износа и множеством технических неисправностей, требующим постоянного обслуживания и ремонта. Приведем наиболее интересные ответы: Ср.: Q7/R8. A car breaking down not kept running good; Q7/R28. An old car, need constant attention to keep it going; Q7/R43. A car.... if you don't take care of it... breakdowns come fast and frequently; Q7/R71. An aging automobile. Classic but not always reliable. Обратим особое внимание на определение classic, содержащееся в последнем примере. В современной американской лингвокультуре classic, 1 как правило, ассоциируется с высоким качеством, проверенным временем , и, как следствие, с высокой ценностью и привлекательностью. В нашем случае classic предстает как полифоничная метафора, с помощью которой определяются как внешние признаки тела, так и его возраст. Это определение встречается еще в двух ответах, в одном из них подкрепляясь синонимом «винтажный»: Q7/R47. Classic car; Q5/R6. Classic vintage car. Такая повторяемость свидетельствует о том, что ассоциация с автомобилем классической марки санкционирована лингвокультурой. В шести ответах респонденты описывают старение в терминах технической неисправности автомобиля. Ср.: Q7/R40. A rundown vehicle less one exercises; Q3/R8. A car breaking down as it is not kept running good. В двух из них используется формулировка needs tender loving care, широко применяемая в рекламе подержанных автомобилей и являющаяся по сути эвфемизмом для обозначения плохого технического состояния транспортного средства. В одном из примеров она представлена привычной для американцев аббревиатурой TLC: Q7/R55. an aging vehicle that needs tender loving 1 Ср.: classic: a work of enduring excellence [33]. Метафоры старения и старости 153 care; Q8/R10. An old dependable car... that needs lots of TLC. В трех случаях респонденты предлагают более креативные решения, описывая характер неисправности: Q3/R50. Being a rusted out, broken down vehicle. Q5/R32. Car that’s lost it’s shine; Q6/R45. Car beginning to leak and squeak. Особое место среди ответов, использующих автомобильные образы, занимает сравнение старения с изучением устройства автомобиля: Q1/R21. Understanding how your car works just as it starts breaking down. В данном случае автомобиль предстает не просто как метафорическое средство передвижения по метафорической же дороге жизни, но и как сама жизнь отдельной личности, понимание смысла которой требует знаний и опыта, приходящих со временем. К автомобильной метафорике тяготеет и интерпретация старости как аварии, которая представлена в двух ответах: Q6/R35. Person that has been run over by a truck; Q1/R13. Watching a crash in slow motion, knowing eventually your number will come up. В первом случае пожилой человек описывается как ее реальная жертва, причем тип транспортного средства (truck) не оставляет сомнения в значительности нанесенного ему физического ущерба. Второй образ более динамичен, приближение старости описывается как неотвратимое событие катастрофических масштабов. Один респондент креативно обыгрывает доменную область источника, описывая старение тела как «езду с пустым баком»: Q7/R36. Running on empty. Очевидно, что отсутствие топлива метафорически реферируется к недостаточности физических ресурсов, невозможности поддерживать полноценную «работу» тела. Пожалуй, самым остроумным «автомобильным» прочтением старости следует признать следующий ответ: Q7/R4. An engine that doesn't like oil and passes extra gas. Респондент избирает неожиданный концептуальный ракурс, фокусируясь на неисправности самой главной части машины - ее двигателя - и описывая ее в том числе как пропускание газа. За этим описанием легко узнается многократно обыгранный в анекдотах старческий метеоризм. Учитывая реакции, непосредственно не содержащие лексические единицы car, automobile и vehicle, мы насчитали в ответах 23 автомобильные метафоры, что составляет 6,44 % от общего количества метафорического материала. В своих ответах респонденты упоминают и другие механизмы, представив в общей сложности 14 примеров (3,92%). В ряде случаев эксплицитно указывается тип механизма: Q7/R10. A clock winding down... but you can still wind it back up, on a good day; Q1/R41. Turning off the faucet slowly, the water continues but it slows and becomes less. Чаще, однако, в ответе содержится указание на техническую неисправность механизма, тип которого не уточняется. Ср.: Q7/R50. A non maintained piece of equipment; Q3/R32. A machine that’s nearing its end; Q6/R66. Worn out piece of machinery. Несколько респондентов креативно обыгрывают тип неисправности, описывая механизм как ржавеющий, дающий протечки или издающий нехарактерные А.В. Нагорная 154 звуки: Q3/R13. A rusting out machine, it keeps slowing down, springing leaks, and making more noise; Q7/R32. An old clunking appliance. Один респондент сфокусировался на внутреннем устройстве механизма, выделив неисправные части и описав характер повреждения: Q7/R29. Cogs & gears that need oiling. Некоторым диссонансом прозвучал ответ респондента, который описал стареющее тело как «хорошо смазанный механизм» (Q6/R63. Well oiled machine), таким образом представив его как находящееся в состоянии высокой функциональной пригодности. Обилие механической метафорики (10,36 % от общего количества метафорического материала) и ее высокая концентрация в той части опросника, где упоминалось человеческое тело, совершенно закономерно, поскольку представление о человеке как о машине прочно укоренено в сознании носителей англоязычной культуры начиная с эпохи Просвещения (см.: [18. C. 102]). Респонденты представили и альтернативный взгляд на тело, предложив множество метафор, описывающих характерные для старческого возраста изменения внешности. Основная их часть фокусируется на важном атрибуте старости - морщинах. В 18 ответах (5,04 %) стареющее тело сравнивается с сухофруктом или высохшим яблоком. Ср.: Q4/R1. Dried prune; Q10/R50. Dried fruit; Q10/R53. Wrinkled prunes; Q7/R72. Dried out raisin; Q10/R8. Withered up apples. Во всех этих случаях релевантным для сравнения является не только внешнее сходство, но и динамика процесса: некогда гладкая поверхность теряет упругость и начинает покрываться морщинами. Такой же экспериенциальный сценарий, но в совершенно другой концептуальной и вербальной оболочке представлен в следующих описаниях: Q10/R6. A ball of aluminum foil - they are all crunched up and can't be straightened; Q10/R25. Crumpled, wrinkled dollar bills; Q4/R67. Wrinkled shirt. Особенно интересным представляется первый пример, поскольку автор эксплицировал созданную им метафорическую проекцию и подчеркнул необратимость произошедших изменений. Более статичный образ представлен в ответе Q10/R29. A sharpei. Его автор обыграл наиболее характерную особенность собак этой породы -наличие глубоких складок на коже, составляющее сущностное их свойство с момента рождения. Достаточно частотна в ответах респондентов ассоциация старения с вянущим или завядшим цветком (n = 6). Ср.: Q3/R48. Watching a flower wilting; Q4/R5. wilting rose; Q9/R42. Wilted flowers. Ее появление в ответах респондентов было высокопредсказуемым, поскольку в западной культуре начиная с Эпохи Возрождения вянущий цветок является широко распространенным символом старения, используемым как в вербальном, так и в визуальном формате [34. C. 459]. В одном из ответов представлен развернутый экспериенциальный сценарий, в котором старость метафорически осмысляется как финальная фаза жизненного цикла цветка: Q8/R28. A flower that starts as a seed, bloosoms and then loosing its pedals. Метафоры старения и старости 155 Не все респонденты, однако, видят в цветке символ увядания. Для некоторых из них важна не динамика образа, а статичная эстетическая его составляющая. Так, один респондент сравнивает стареющую женщину с прекрасной, хрупкой розой: Q4/R7. Rose,beautiful,delicate looking,but full of wisdom. Эстетическая привлекательность стареющего человека отмечается и в одном из неметафорических ответов: Q5/R11. Wisdom sometimes... handsome version of their young self!! . Заметим попутно, что еще одним культурно санкционированным ассо-циатом, встречающимся в ответах респондентов, является дерево (n = 19, 5,32%). Ср.: Q4/R30. Beautiful tree; Q7/R58. An aging tree. В англоязычной культуре дерево издавна является символом жизненной силы человека и жизни в целом [35]. Эта ассоциативная связь эксплицируется в ответах нескольких респондентов. Ср.: Q8/R7. The tree of life the older it gets the stronger and more knowledge it absorbs; Q7/R12. An old tree - lots of character, but likely to collapse at any time. Примечательно, что пять респондентов упоминают дуб, который в англоязычной культуре ассоциируется с мужеством и мощью. Ср.: Q10/R55. Strong majestic oak trees. Совершенно логичным представляется то, что три из пяти упоминаний дуба встречаются в ответах на вопрос Q5, где речь идет о стареющем мужчине. Ср.: Q5/R7. Strong oak tree, big and majestic looking, and protective. Возвращаясь к вопросу о телесных признаках старения, отметим, что характерные для пожилого возраста изменения внешности описываются респондентами и с помощью дескриптора worn (поношенный, изношенный) (n = 11; 3,08%), что также является вполне ожидаемым результатом. Ср.: Q3/R71. Being well worn; Q6/R64. Young person who's worn out. Респонденты, однако, демонстрируют креативность в выборе области источника, привлекая такие домены, как архитектурные сооружения, одежда, обувь, спортивное снаряжение, а также механизмы и их части. Ср.: Q7/R25. A worn out home that needs a lot of tender loving care; Q4/R25. a well loved worn out sweater; Q4/R53. Well worn shoe; Q7/R54. A worn-in baseball mitt; Q6/R66. Worn out piece of machinery; Q3/R66. A worn out tire. В одном из ответов стареющее тело сравнивается не с поношенной, а с плохо сидящей, мешковатой одеждой: Q7/R66. A saggy suit. Примечательно само появление «одежной» метафорики в дискурсе старения, поскольку в ней репрезенти

Скачать электронную версию публикации