The Conflict of Liberal and Conservative Values in the Media Discourse of the Federal and Dagestan Mass Media.pdf Введение Недавний конфликт в самой многонациональной республике Российской Федерации - Дагестане - вокруг «оскорбительных» спектаклей и концертов актуализирует исследование проблематики традиционализма и религиозных норм, формирующих систему этических ценностей, в медиадискурсе. Эта задача представляется важной, поскольку поиск национальной идентичности так или иначе определяет и поиск границ допустимого в культурной сфере. Проблемой работы станут принципы развития и постоянной информационной и коммуникативной актуализации конфликтной дискурсивной практики, реализующейся в стратегиях и способах языкового конструирования. Исходя из положения М. Фуко о том, что дискурс - инструмент реализации властных, манипулятивных, в широком смысле любых императивных намерений [1. С. 47-49], можно утверждать, что необходимость рассмотрения проблемы обусловливает и социальный результат, и качественные изменения дискурсивного пространства, которое детерминирует и катализирует развитие конфликтогенной культурной среды и образа культурного врага, вторгшегося на сакральную территорию. В связи с этим цель исследования может быть заявлена в традиционном ключе КДА - проанализировать стратегии ведения и дискурсивной репрезентации околокультурной полемики, рассмотреть процесс консти- В.М. Амиров, Т.А. Глебович 314 туирования политически или религиозно ангажированных ценностных систем (картин мира) и презентации конъюнктурно востребованных образов, а также процессы конструирования этически маркированных симулякров. Теоретико-методологическая база. К медийной полемике по проблемам культурной жизни и национальных запросов применимо определение дискурса, предложенное Т. ван Дейком, который трактует дискурс как коммуникативное событие в определенном контексте [2. Р. 10; 3. Р. 352371]. Также следует выделить, наряду с уже упоминавшимися положениями М. Фуко, теорию коммуникативного действия Ю. Хабермаса [4]. Трансформация этого понятия в дискурсивных практиках дагестанских медиа может стать отправной точкой методологического подхода, так же как и положение о коммуникативном языковом употреблении. По Хабермасу, связь между высказыванием и миром направлена на реализацию трех функций языка: «воспроизводства культуры», «социальной интеграции или координации» участников коммуникативного взаимодействия и «социализации или интерпретации потребностей» [4. С. 41], которые определяют процесс вербализации ценностных установок, соответствующего им образного и пространственного конструирования и передачи представлений о мире [5]. Применительно к религиозной дискурсивной практике теоретическим обоснованием станут также работы, исследующие тенденции репрезентации исламского дискурса в зарубежных медиа [6. Р. 123-147; 7. Р. 355-366]. Среди отечественных работ необходимо назвать общеизвестные исследования Н.Д. Арутюновой, А.П. Чудинова, Э.В. Чепкиной, в которых представлены подходы к дискурсивному анализу процессов медиасреды, структурных элементов медиадискурса идеологических и политических типов коммуникаций, репрезентуемых в СМИ [8. С. 136-137; 9; 10]. Следует выделить работы, формирующие понятийный и методологический аппарат исследования конфликтного дискурса [11. С. 75-78; 12. С. 203220; 13. С. 15-20], его когнитивную базу в контексте межкультурного взаимодействия и принципы лингвокогнитивного анализа конфликтогенного высказывания [14. С. 3-15; 15; 16. С. 121-123]. Отдельно необходимо отметить работы, рассматривающие формы и способы формирования кон-фликтогенности, в частности приемы манипулирования [17. С. 47-51; 18. С. 242-252; 19. С. 236-242; 20. С. 62-69]. Именно с опорой на названные теоретико-методологические посылки будут рассмотрены материалы федеральных и региональных СМИ. В качестве методов анализа эмпирического материала выбран критический дискурс-анализ по Н. Фэркло, предполагающий классическую трехступенчатую модель (текст, дискурсивная практика, социальная практика) [21. С. 142-162; 22. Р. 213-232; 23. Р. 181-192] в контексте стратегий трансляции конфликта, а также приемов формирования ангажированных ценностных систем [24. Р. 169-189] и конструирования симулякров. В рассмотрении предпосылок репрезентации конфликтогенных ситуаций с позиций ангажемента использовались элементы исторического дискурсанализа по Р. Водак [25. Р. 149-173] и интент-анализа. Конфликт либеральных и консервативных ценностей 315 Эмпирической базой исследования первоначально стали свыше 100 материалов федеральных и региональных СМИ. Отбор проводился по ключевым словам и тематической отнесенности. В результате первичного контент-анализа было выявлено, что фактологическая информация материалов, а также герои и цитированные комментарии зачастую одинаковы. В результате было выделено 10 материалов федеральных и 10 - региональных СМИ. Критерии отбора - наличие наибольшего количества текстовых приемов конструирования конфликтогенной ситуации, наибольшее количество цитируемых комментариев, глубина дискурсивной конфронтации героев. Социально-политический бэкграунд Дагестанское медиапространство отличается не только тем, что в нем во всем многообразии представлены, кроме русскоязычных, средства массовой информации на многих местных языках - аварском («Хіакикат»), даргинском («Замана»), лезгинском («Лезги газет»), лакском («Илчи»), кумыкском («Ёлдаш»), табасаранском («Табасарандин нурар»), ногайском («Шоьл тавысы») и др., но и тем, что оно представляет «поле активного диалога различных этносов, наций и культур» [26. С. 313-314]. Подоплека конфликта двух типов восприятия мира в сфере культуры связана с тем, что на протяжении достаточно длительного времени в Дагестане идет процесс политизации [27. С. 109-112] религиозных представлений и норм. События, принадлежащие культурной жизни республики, становятся в подобном контексте удобным пространством для трансляции как этических ценностей, так и политических интересов. На формирование морально-ценностных установок и, соответственно, отношение к представляемым в регионе продуктам культуры и искусства большое влияние оказывают также два важнейших обстоятельства, отчетливо просматривающихся в медиадискурсе республики. С одной стороны - нормы, зафиксированные в Коране и Сунне и предписывающие мусульманину скромность во всех аспектах его социального поведения: Стыдливость - от веры, а вера ведет в рай, а бесстыдство -от грубости, а грубость приводит в ад (ат-Тирмизи). С другой стороны, традиции, берущие свое начало от неписаных положений доисламского кодекса поведения - адата, который все еще является этической основой воспитания молодых дагестанцев. Сила адата в том, что «так было всегда», «так поступали отцы и деды», при этом положения адата и шариата в вопросах отношения к тем или иным аспектам светской культуры вступают во взаимодействие [28. С. 57-62]. Таким образом, ортодоксальное понимание того, что «можно», а что «нельзя» смотреть и слушать, имеет в местной медиапрактике двойное обоснование. Нужно учесть, что медиадискурс детерминирован в вопросах определения «своего - чужого» и границ дозволенного в искусстве политическими причинами и социальной спецификой региона. В.М. Амиров, Т.А. Глебович 316 К этому следует добавить объективно существующие процессы реис-ламизации (закрепления и укоренения «нового» более жесткого по социальным установкам ислама) и институциональной политизации религии и ее внешних проявлений. [28. С. 57-62; 29; 30. С. 62-67]. Все перечисленные выше факторы детерминируют конфликт культурных интересов, закрепляют его в дискурсе, формируют контекст отрицательных взаимодействий, который усиливается реальными фактами противостояний. Анализ материалов Идейный потенциал, форма подачи (актуальна для региональных медиа) и структура высказываний по культурной тематике позволяют предположить, что развитие конфликтогенной ситуации в культурном дискурсивном пространстве в большей мере направлена на достижение политических целей и что под культурной оболочкой продвигаются актуальные для определенных групп механизмы управления социумом. Федеральные СМИ «Мы не хотим жить так, как принято у вас». Противник аниме-фестиваля в Дагестане обозначает границы дозволенного [31]. Одним из наиболее репрезентативных примеров трансляции ортодоксальных ценностных установок и, соответственно, формирования конфликтогенного дискурсивного пространства является группа «Имамат Дагестана» в социальной сети Instagram. Рассмотрим интервью с администратором сообщества, опубликованное в «Коммерсанте». Информационным поводом для беседы стала публичная активность героя, связанная с запрещением аниме-фестиваля. Дагестанская Instagram-группа отображает виртуальные столкновения по вопросам морали и национальных ценностей. В рамках этого пространства развивается практика социально-коммуникативного конфликта и формируется медийный капитал героя публикации. Стратегии беседы и формы самопрезентации героя раскрывают семантическое наполнение понятий «черта» или «норма» в контексте культурной полемики. Так, герой, обозначая свою позицию, вписывает ее в систему представлений о современном человеке, погруженном в мультикультурную цифровую среду: Я бы хотел, прежде всего, прояснить: негативное отношение к таким мероприятиям - это не признак отсталости. У меня самого лежат на полке комиксы по Warcraft, по «Звездным войнам», книга по Skyrim. Но главное - не переступать грань. Если это увлечение в пределах нормы -то никаких проблем вообще не будет. Герой интервью продолжает представлять конфликт со своей точки зрения, для чего использует стратегию создания угрозы (опасного прецедента). В дальнейших ответах корреспонденту «Ъ» идея сохранения «гра- Конфликт либеральных и консервативных ценностей 317 ни» и пресечения выхода за нее, т.е. «разврата», останется ключевой. В структуре высказывания можно проследить традиционный манипуля-тивный прием «создание угрозы», несколько адаптированный под национальный менталитет. Во многих исследованиях подчерчивается важность прецедента для формирования норм традиции (адата) [28. С. 57-62; 26. С. 313; 32. С. 1-5]. В логике героя фестиваль чреват формированием отрицательной социально-культурной нормы: Сегодня аниме-фестиваль в театре, а завтра везде ходят с крашеными волосами. Вот чего мы не хотим. Противостоять растлению молодежи (по мнению героя) должен человек, получивший правильное воспитание. Стремление к этическому доминированию в республиканском социуме вынуждает Нугаева презентовать себя как авторитетного человека, лидера мнений и создавать собственный медиаобраз в контексте и в рамках медиаобраза целого народа. Перечислим стратегии речевого конструирования. Коммуникативная суггестия: Вы не сможете нас понятъ, вы воспитаны по-другому, у вас другая ментальность; заявленная дезинтеграция: Я прекрасно понимаю ваши аргументы, но мы с вами разные; оправдание речевой и поведенческой агрессии в отношении «чужих»: Когда человек... может сгоряча нагрубить. Лично я отношусь негативно к таким вещам (о запугивании детей). Но есть такое понятие - горячая кровь; провокативный запрет на социализацию культурных потребностей, апелляция к базовым этическим ценностям, перенос ответственности на родителей за поведение взрослых детей: Мы считаем, что дагестанцы не должны были там (на фестивале) присутствовать. Если они туда пошли - значит, родители не занимаются их воспитанием, не объясняют, что хорошо и что плохо. Речевые стратегии Нугаева направлены на разрушение коммуникативного пространства, на создание ситуации коммуникативной неудачи и формирование дискурса культурно-политического конфликта, где каждый участник вербализует только ему понятную точку зрения. Элементы мани-пулятивной риторики нарушают логику традиционных сценариев социального и культурного диалога, публичного взаимодействия различных ценностных систем и традиций. В целом на конфликтогенную дискурсивную практику (репрезентованную журналистом «Ъ» без комментариев) работают и содержательный компонент, и речевая форма, и фоновый текст локации (Instagram), представленный в интервью в виде скриншотов и полностью доступный в Сети. Военизированный логотип сообщества, креолизованный текст призыва (братьям и сестрам) отсылают к пропагандистским (плакатным) текстам войны. Посты участников, содержащие оскорбления и призывы к незамедлительной (агрессивной) реакции на поведение близких и контролю их личной территории, репрезентируют пространство противостояния и его коммуникативные тактики в рамках микросоциума (семейного сообщества). В качестве «врага» в дискурсе сообщества фиксируются слабейшие члены семьи. В этом случае культурные практики и различия становятся В.М. Амиров, Т.А. Глебович 318 началом глобального противостояния, основанного как на семейных и гендерных ролях членов социума, так и на политических, религиозных, поведенческих предпочтениях. Стращать и не пущать! Волна запретов накрывает Дагестан [33]. Дагестанское пуританство санитаров морали, или Сказ о том, как молодежь республики попала под запреты и ограничения. Стилистически и литературно маркированные концепты (стращать, не пущать), а также указание на жанр (Сказ о том...) направляют семантическую игру в русло интенций медийной сатиры и связанного с ней ореола публицистических войн. Концепт «санитары морали» - метафорическое определение поборников религиозных ценностей - не только представляет собой продукт выражения политических смыслов, но коррелируется с весьма жесткой языковой прецедентной формулой - «санитары леса» и ее негативным саркастическим смыслом. Текстовая структура заголовка и лида, противоречивая в плане организации смысловых единиц и ироничная, провоцирует читателя сделать выбор в пользу одной из сторон конфликта. Цитатное письмо позволяет создать вторичное пространство дискурсивного и социального конфликта, снабдив его накалом эмоций «от первого лица». Противники культурных событий транслируют уже отмечавшиеся ценностные установки в рамках стратегии создания вымышленной угрозы этическому благополучию и национальной идентичности, а также используют ограниченный целями набор концептов (священная земля, оскорбление, мужчины): Деятельность подобных заведений на священной земле наших предков - это оскорбление народа, оскорбление всех, кто здесь проживает. Элементом стратегии выступает отсылка к личному пространству читателя (оскорбление всех), направленная на эмоциональное включение в ситуацию, на создание внутреннего конфликта, базирующегося на заложенном в менталитете чувстве чести. Усиление положительных качеств героев на отрицательном фоне можно охарактеризовать как ситуативно актуальную форму речевой агрессии и еще одну, сознательно выстраиваемую манипулятивную стратегию, основанную на контрасте старых (прецедентно обусловленных) и новых моделей поведения «настоящих мужчин»». Приём рассчитан на формирование представлений о нравственной деградации общества и на продавливание косвенной угрозы в адрес организаторов культурных мероприятий (цитируется высказывание блогера): Когда в Дагестане было мало видеонаставников, а были неравнодушные мужчины, которые просто вставали и ехали туда, где, «к примеру, рок-концерт», и накалывали там всех - тогда и не было подобного... Берите пример с Чечни, там ребята с пейнтбольными ружьями заставили женщин нормально одеваться. Стержнем речевой стратегии является апелляция к представлениям об образе жизни настоящих мужчин, к личному гендерному опыту читателей и к резонансным событиям в соседней республике. Комментарии сторонников культурной интеграции (в том числе автора материала) имеют противоположную направленность, но столь же агрес- Конфликт либеральных и консервативных ценностей 319 сивны с точки зрения формы, провокативны с точки зрения контекстного содержания: Здесь (в проекте «Нетипичная Махачкала» - Авт.) размещались компрометирующие фото- и видеоматериалы, которые набирали десятки и сотни тысяч просмотров. А в комментариях безгрешные пользователи с нимбами над головой устраивали объектам критики адский марафон. Страшный сон, безгрешные пользователи, с нимбами над головой, адский марафон становятся не просто системой смыслообразующих концептов-метафор, но формой авторского мнения, авторской иронической эмоцией в дискурсивном масштабе. Автор полемизирует с ортодоксами и невольно уравнивается с ними в степени вербально выраженной агрессии (о чем свидетельствует тенденция к использованию иронических моделей высказывания [34. С. 111-114]), превосходит противников в мастерстве трансляции негативных посылов, трансформируется в столь же активного участника конфликта. Комментарии участников полилога строятся по такому же принципу: Слово рок для них, как красная тряпка для быка. У них в голове сразу возникают стереотипные образы: сатана, кровь девственниц и сердца младенцев», - прокомментировал ситуацию музыкант. Жесткие характеристики музыкальных предпочтений встраиваются в парадигму конфликтной риторики и в образно-метафорический ряд публичной дискуссии, дополняются ироническим противоречием понятий «рок» и «стереотипные образы». Названные характеристики лишены манипулятивной направленности, но привлекают внимание к разнице ценностных систем и картин мира. Авторский вывод возвращает читателя к стратегиям непримиримого противостояния, которые базируются на этических концептах (греховность, развращение, наследие предков, нравственность), к ироническим компонентам текста, сформированным выразительными средствам (с лупой в руках, узреть, местные санитары), и как следствие к эскалации конфликта за рамками медийной площадки: Противники всего и вся с лупой в руках пытаются узреть во всём, что идёт вразрез с их видением мира, развращение и деградацию молодёжи, греховность и нечисть, неуважение к исламу и наследию предков. И большой вопрос, чего здесь больше: стремления сохранить нравственность или банального самопиара на популярной теме. Поставленная проблема остается открытой, финал материала не ведет к разрядке социально-коммуникативного конфликта. «Мрази! Будете гореть в аду!» [35]. Конфликтная ситуация представлена в материале через сопоставительный анализ мнений участников. Соответственно, его (материала) семантическая структура поляризована, построена на равноправном включении негативных (бранных - мрази, быдло) и этических или чувственноэмоциональных (законы шариата, шок, защита, угроза) концептов. Заголовок представляет собой цитату одной из противостоящих сторон, наглядно демонстрирующую уровень накала страстей и степень речевой агрессии. В.М. Амиров, Т.А. Глебович 320 Журналист уделяет особое внимание жертвам морально-религиозных притеснений, раскрывает обыкновенную (для светского общества) логику тех, кто организовывал фестивали, концерты, театральные постановки и не имел целей, кроме культурных, интегративных, развлекательных: Ким оказался одним из участников махачкалинского фестиваля азиатской культуры. И вот уже сутки он пребывает в шоке. Состояние гостя обусловлено военной риторикой в культурном пространстве, сценами издевательств с элементами насилия по отношению к участникам фестиваля, угрозами. В пересказе героя вербализуется не эмоциональная реакция на срыв AniDag, но политическая интерпретация события: ...Из Дагестана пытаются сделать исламское государство, заставив всех жить по законам шариата. Образ радикально настроенных представителей социума обрастает подробностями атаки на культурное событие: Защита от правоохранительных органов? Да что вы! Полиция сама вела себя совершенно по-хамски даже по отношению к детям. Они, такое впечатление, не нас защищали от быдла, а быдло от нас! Было страшно... В этом и других комментариях участников фестиваля хорошо прослеживаются модели поведения и коммуникации борцов за нравственность: Пока мы ждали такси возле театра, вокруг нас ходили толпы непонятных заведенных молодых людей, снимающих нас на телефон, а кого-то они вовсе звали «поговорить» - особенно девочек с крашеными розовыми и зелеными волосами. Описание «культурного» столкновения не несет ничего качественно нового, значимым оказывается только определение нападавших («быдло»), контрастирующее с общим впечатлением от участницы несостоявшегося фестиваля. Агрессивность эпитета объясняется эмоциональным напряжением говорившей и лишний раз подчеркивает конфликтогенную природу риторик обеих сторон. Авторский комментарий строится на саркастической репрезентации идеи конфликта: Как это бывает в подобных случаях, все эти милые люди решили пойти самым простым путем: запретить все, что не укладывается в их понимание прекрасного. Метафорическое обозначение поборников нравственности (милые люди) звучит мягко, не затрагивает характеристики смыслообразующих концептов текста, а сам иронический посыл теряется за демонстрацией сценария культурной войны и хронологией конфликтогенных действий. Автор не ставит целью продемонстрировать негативный потенциал в высказываниях героев. Нейтральная тональность материала и сдержанная позиция автора работают на постановку проблемы и формируют достаточно жесткое, но все же коммуникативное пространство, представляющее конфликт с разных сторон. Борьба с современной культурой вписывается в контекст исторической проблемы - непростого взаимодействия традиции (адата) и ислама, в конфликт культур, развивавшийся задолго до появления мультипликационных фестивалей. Названную проблему репрезентует цифровой контекст материала, его гипертекстовые ссылки на другие публикации Lenta.ru по ключевым словам. Неоднозначные и громкие инфоповоды с броскими заго- Конфликт либеральных и консервативных ценностей 321 ловками формируют отрицательный эмоциональный фон дискурсивного пространства, объединенного тематикой республики. Врезки со ссылками на негативные публикации становятся элементом креолизации рассматриваемого материала, образуют аксиологический контекст [36. С. 776-794] и формируют манипулятивную стратегию репрезентации культурных и социально-этических проблем республики. Эта стратегия базируется на классическом приеме создания угрозы. Подтверждением служат анонсы врезок: 1) Их хоронят отдельно, как самоубийц. Почему на Кавказе не прекращаются убийства чести; 2) Ведут девочек под нож в угоду мужчинам. Как и для чего проводится женское обрезание в Дагестане; 3) Женщины России просят обрезать язык муфтию Северного Кавказа. Как в соцсетях ответили на предложение Бердиева о тотальном женском обрезании. Кликбейтовые ссылки становятся краткими вставными историями в основной текст с тенденцией усиления негатива и трансляции извращенных форм покушения на человеческие ценности и неприкосновенность жизни, конструируют образ варварства, обусловленного далекими от цивилизации обычаями. Подобная коммуникация ведет к невозможности конструктивного публичного диалога о традициях и культуре республики, о роли традиций в формировании идентичности на современном этапе развития. Г и-пертекст представляет картину этической (уже не культурной) войны с реальными человеческими жертвами. Региональные СМИ Трансляция культурно-политических взглядов в федеральных СМИ представляет собой полемическое пространство, в дагестанских электронных СМИ события, связанные со срывом фестиваля аниме, представлены как хроника с линии противостояния, в которой коммуникативный успех равен победе в определенной социально значимой ситуации. «Дагестан становится ареной борьбы за нравы» [37]. В материале Теймура Гаджиева «Дагестан становится ареной борьбы за нравы» и постановка проблемы материала, и языковые средств конструирования образа события и его участников, и, соответственно, функционал языковых средств направлены на культурную дезинтеграцию и проведение той самой «черты», о которой говорил Ислам Нугаев в интервью «Ъ». В названном и еще ряде материалов (они будут рассмотрены далее) дискурсивное пространство изначально поделено на социально-коммуникативные области «своих» и «чужих» с соответствующими маркерами. Последовательность событий защиты детей от фестиваля представлена через наиболее значимые эпизоды (разгон фестиваля, участники разгона, инициатор и его роль): В воскресенье 25 ноября в Махачкале сорвали фестиваль азиатской культуры. Основным контингентом мероприятия должны были стать дети и подростки. Мероприятие... привлекло внимание консервативно-религиозной части махачкалинцев, которые оперативно сорвали фестиваль в тот момент, когда он уже начался. Смыслообразую- В.М. Амиров, Т.А. Глебович 322 щие концепты представлены двумя типами: концепты-понятия (контингент, активисты, позиция, показания, инцидент) и этические концепты-образы (консервативно-религиозная часть махачкалинцев, народный протест, конфликт нравов, моральная чистота, духовные ценности). Первые формируют картину общественно значимого, законного, силового мероприятия, направленного на сохранение устойчивых сценариев жизни социума. Они фиксируют будничный характер события, его нормативную обусловленность и положительную социальную значимость, транслируемую для «своих». Вторые обеспечивают этический фундамент дезинтегративных моделей поведения, формируют условно «высокие» цели и искусственный пафос спасения национальных ценностей. Особого внимания требует демонстрация области «чужих»: Участники фестиваля для этого вырядились в одежды аниме-героев, то что называется косплеем... для тинейджеров с волосами и париками цветов радуги, в костюме пикачу и юбками выше колен... отменить шабаш малолеток. Конфликт нравов представляется в дискурсивной практике через осуждаемые образы (современная манера одеваться), через узнаваемые отрицательные формы социализации потребностей (волосы и парики цветов радуги) и через кросскультурные аллюзии (шабаш), которые должны совместить картину современных нравов и цифровой культуры с устрашающими сознание культурными архетипами. Эти приемы презентации манипуля-тивны по своей сути (запугивание, аналогия с культурными прецедентами), но их основное отличие в стратегии конструирования «чужого» пространства. Эту стратегию можно назвать стратегией карнавализации. По М.М. Бахтину [38], карнавал предполагает обязательное наличие ролей, ритуализацию действий участников, нарушение (тотальное) всех этических запретов. Собственно культурный и этический перфоманс участников фестиваля - подростков как раз и предстает карнавальным принятием ролей и сломом норм, а показательное преследование «организаторши» фестиваля становится сценарно предусмотренной охотой на ведьму. Провокативное по содержанию и форме высказывание Эльдара Иразие-ва (цитата из видеоролика) свидетельствует о расширении пространства морального конфликта за рамки культурных предпочтений. Иразиев не только продвигает идеи определенного общественного сегмента, но и готов сформировать для этих идей глобальный этический контекст: Сегодня читаю на некоторых прозападных СМИ то, что в Махачкале отменили концерт японской культуры. Такой детский безобидный концерт был и его отменили исламисты. Значима сама манера эмоциональной подачи рассуждений шоумена. Его ирония перетекает в жесткий сарказм и далее в откровенную подтасовку смыслов, трансформирует конфликтное содержание высказывания в буффонадный пассаж: И главный исламист - актёр Эльдар Иразиев. Если же, по вашему мнению, человек, который выступает за сохранение моральной чистоты, за сохранение духовных ценностей, является исламистом, то самый главный исламист в нашей стране - это патриарх Кирилл. Это также ролевой месседж, карнавализованная форма вы- Конфликт либеральных и консервативных ценностей 323 сказывания на службе политических целей. Иразиев педалирует карнавальную модель сатирического смеха: перебранки с противником и «переворачивания» общеизвестных истин. Ему необходима ситуация карнавала для девальвации моделей социального поведения оппонентов, гротескного усиления картины падения нравов и перенаправления и подчинения общественного сознания. Карнавализация культурно-этического конфликта имеет совершенно прозрачную политическую подоплеку. В данном случае религиозно адаптированные нормы поведения должны стать не столько этическим ориентиром, сколько идеологической парадигмой. Следующая проблема материала - ночные клубы и связанные с ними поведенческие стандарты - иллюстрирует идеологизацию религиозных истин. Религия с ее поведенческими ритуалами должна стать единственно возможной моделью социального поведения, обслуживать политические интересы и цементировать социум. Религиозные представления должны встроиться в идеологическую парадигму: Заведения, являющиеся местом для посиделок, зачастую не супружеских смешанных пар с алкогольными напитками, кальянами, а в некоторых случаях и с наркотиками, давно стали вялотекущей темой обсуждения и объектом порицания в дагестанском обществе. Проблема ночных клубов связывается с фестивалем мультфильмов контекстом развращения молодежи и необходимостью восстановления традиционных ценностей. Вывод автора о наличии противостояния и непримиримых общественных противоречий подчеркивает, что религия в данной ситуации - инструмент политики, форма идеологического структурирования социального конфликта и дискурсивных форм его проявления. Дагестан и блюдуны морали [39]. Провокационный заголовок представляет собой иронический выпад в адрес оппонентов, направленный на активное эмоциональное вовлечение в конфликт. Само метафорическое определение «блюдуны морали» (продукт двухуровневой языковой игры) становится смыслообразующим концептом. Этот концепт делит пространство отражаемого в материале события на два лагеря: морально неустойчивой общности любителей культуры и избранный круг поборников нравственности. Рассуждения журналиста построены традиционно: Это бесконечно разнообразная республика. Кто-то увлекается народными промыслами, кто-то - джазом. Прихожане молятся в мечети, а меньше чем в километре от них шумит дискотека. Задача автора - создать картину мультикультурного пространства республики, подчиненного закону невмешательства в интересы другого. Эмоциональный посыл рассуждений предельно спокойный, доброжелательно приглашающий к совместным размышлениям. Контрастирует с эмоционально корректными рассуждениями авторский комментарий к действиям чиновника: Но чиновник Министерства по делам молодежи объявил в интернете, что праздник не соответствует религии и традициям республики, а значит, его надо запретить. Призыв подхватили всевозможные блюдуны морали - дающий исчерпывающую В.М. Амиров, Т.А. Глебович 324 характеристику поборникам нравственно-религиозных норм. Резкая, газетная оценка отсекает перспективу диалога и репрезентует интенсивность конфликта: Недавно «моралистам» повезло - на их сторону встал чемпион Хабиб Нурмагомедов. С таким духовным авторитетом запреты полетели, как из пулемета. Средствами языковой репрезентации становятся метафора (духовный авторитет), структуру которой образуют смысловой конфликт профессиональной принадлежности героя (боксер-чемпион) и его социальной функции (духовный лидер) и образное ироническое сравнение (как из пулемета), девальвирующее значимость публичных высказываний конъюнктурно востребованного духовного законодателя. Языковые средства выразительности (метафорические определения, образные, подчеркнуто «газетные» сравнения) обусловливают наглядность и саркастичность высказываний. Последние (наглядность и саркастичность) стимулируют дискурсивное развитие конфликта, его трансформацию в набор запоминающихся общеупотребительных фраз и мемов. Таким образом, происходит прецедентное закрепление конфликтогенных ситуаций в массовом сознании. Каждое последующее обращение к спорному культурному событию заранее обеспечивается готовой коммуникативной и когнитивной базой для развития социального и дискурсивного противостояния. Подобный результат не связан с авторским намерением и логически обусловленными, абсолютно корректными и справедливыми выводами журналиста: Главных подстрекателей к противозаконным действиям должна ждать повестка в суд. Тогда эти «поборники морали и нравственности» наконец-то начнут себя вести не столъ безнравственно и аморально. И не спешите списывать все на кавказские нравы. Это, увы, проблема не Кавказа, а России в целом. Он (результат) представляет собой продукт дискурсивной трансформации репрезентуемых в коммуникативной среде событий и мнений, продукт дискурсивного конфликтогенеза социально значимой ситуации. В целом материал, принадлежащий региональному представительству [40], соответствует стратегиям дискурсивной трансляции конфликта федеральных СМИ, выделенным ранее тенденциям репрезентации социально значимых конфликтогенных ситуаций. «В Дагестане начался сезон “Охоты на мужчин”» [41]. Наиболее интересный по стратегиям трансляции и целям материал, в котором меняется вектор взаимодействия политических амбиций и религиозных ценностей. Материал представляет собой площадку высказываний - текст состоящий из цитат известных людей Дагестана - чемпиона UFC Хабиба Нурма-гомедова и главы отдела фетв при ДУМД Зайнуллы Атаева. Риторика этих высказываний достаточно стереотипна и сводится к требованиям не задевать национальные ценности, не унижать самим фактом проведения спектакля дагестанский социум и мужчин и не развращать общественные нравы: Что вы все молчите? Они назвали этот спектакль «Охотой на мужчин». Это Конфликт либеральных и консервативных ценностей 325 ведь прямое оскорбление нас! (Нурмагомедов). Бесконечная хвала Всевышнему, что наш народ сохранил духовный иммунитет и способен отличать мерзкое, плохое от хорошего (Атаев). Лаконичные, побуждающие к немедленному действию высказывания бойца и констатирующие, но столь же однозначные и четкие представителя духовенства образуют некий диалог «своих» в рамках дискурсивного пространства, представляют две модели речевого и социального поведения, два типа реакции общества на вторжение инородного культурного кода, либеральных моделей сознания. Идеи и эмоции высказываний далеко отходят от медийного факта и затрагивают область этических основ жизни общества. Цитатный текст представляет собой дискретный диалог о моделях построения нового мира. Можно предположить, что таким образом происходит мифологизация [42. Р. 1-18] реактуализированных духовных скреп. Подобно персонажам древнего эпоса, лидер культа тела и духовный лидер конструируют идеальные образы и новый миф о настоящих людях своей страны. Каждое высказывание заслуживает отдельного внимания. Призывы Нурмагомедова за предельной экспрессией и откровенным использованием чувства личного достоинства и ментальных приоритетов пропагандируют определенные модели поведения, мотивируют на спешное необдуманное решение и действие. Их арсенал выразительных средств (в частности, интонация, обращения, синтаксический строй) направлен на активизацию понятий чести, роли мужчины в обществе, на активизацию архетипических для менталитета моделей поведения, когда за оскорблением (реальным или мнимым) немедленно следует расправа. Эти высказывания, представленные в дискурсивном пространстве, становятся конструктивными элементами образа настоящего героя, человека «своей» культуры, шире -образа дагестанского социума - брутального и традиционного. Констатации и размышления Атаева направлены на принятие продуманных, идеологически и религиозно мотивированных решений, на осмысление человеком своей культурной, социальной и неизбежно политической позиции. И та и другая стратегии конструирования образа положительного гражданина, уважаемых моделей поведения и адекватных реакций представляют собой форму языкового манипулирования культурными предпочтениями и отношением к явлениям культуры ради далеких от культурного дискурса целей, формой дезинтеграции на уровне речевого и социального поведения, формой запрета на любые проявления культурной индивидуальности или культурных потребностей в рамках социума. Кроме того, диалоги подобного рода формируют своего рода медийный эпос, дидактическое пространство, направленное на манипулятивное «воспитание» социума, создание новых ку

Скачать электронную версию публикации