Languages in the “Light Field” of Bilingual Consciousness (Based on the Metatexts of Shor-Russian Bilinguals in the RuTu.pdf Введение Рефлексии носителями языка разных аспектов речи, языковых единиц, используемых в процессе коммуникации, относятся к сфере языкового сознания, в структуре которого выделяется глубинный, контролирующий уровень - «автоматизированные действия говорящего при порождении речи» - и уровень поверхностный, метаязыкового сознания, который «находит выражение в рефлексии говорящего по поводу языковой организации, в суждениях индивида о языке, о собственных речевых тактиках и т.д.» [1. С. 53]. Ссылаясь на работы А.Н. и А.А. Леонтьевых, разграничивающих «четыре уровня осознаваемости речепроизводства: актуальное осознавание, сознательный контроль, бессознательный контроль и неосознаваемое, между которыми постоянное реализуются взаимодействия», А.А. Залев-ская замечает, что «на уровень актуального сознавания может поступать только ограниченное число единиц... осознаваемое как вершина, или пик огромного айсберга, который опирается на массивную платформу того, что за пределами актуализируемого обеспечивает его осмысление» [2. C. 3031]. Поддерживая это положение, отметим, что обращение к данным метаязыкового сознания в нашем исследовании интерпретируется как фрагмент построения интегративных моделей сложно структурированного языкового сознания билингва, вариации функционирования которого определяются множеством факторов. Метаязыковое сознание выражается в системе метатекстов, в текстовых фрагментах, объективирующих интроспекцию носителей языка, которые определяются как выраженное «в высказывании суждение говоря- Языки в «светлом поле» сознания билингва 131 щего о своём языке, зафиксированное в графической, аудио- или видеозаписи» [3. С. 55]. Интроспективная рефлексия носителей языка может быть стимулирована в исследовательских практиках: 1) в лингвистических и психолингвистических экспериментах разного типа, когда носителю языка предлагается дать оценки каким-то языковым явлениям, в том числе с применением методик шкалирования, степени выраженности исследуемого параметра (например, [4]); 2) в широко распространённых ассоциативных экспериментах при исследования разных аспектов семантики (например, [5]); 3) при применении экспериментальных заданий на построение разного типа речевых произведений от высказываний до целостных текстов (см., например, [6-7]). Весьма важным для понимания соотношения разных уровней языкового сознания является сравнение результатов экспериментов, выстраиваемых на одном и том же материале с использованием разных методик: 1) актуализирующих осознанное оценочное отношение носителей языка к единицам языка; 2) построенных на выведении исследуемых единиц из сферы актуального внимания респондента. Так, например, в экспериментах А.В. Васильевой при анализе своеобразия восприятия и когнитивной обработки эмоциональной лексики русского языка применялись методики оценочного шкалирования и поведенческие эксперименты с измерением времени реакции при выполнении респондентами задания лексического решения [8]. Результаты такого типа исследований позволяют выявить соотношение лингвистических рефлексий, выстраиваемых учеными, и рефлексий носителей языка разных социальных, возрастных, этнокультурных, этноязыковых групп, а также соотношение элементов разных уровней языкового сознания (по А. А. Залевской). Второй путь исследований данного феномена - анализ непосредственных речевых практик, спонтанной речи носителей языка в разных дискурсивных, жанровых реализациях как среды актуализации метаязыкового сознания. О весьма значительном разнообразии аспектов рефлексии языка и речевых условий их актуализации можно судить по материалам сборников статей и коллективных монографий, опубликованных в проекте сибирских лингвистов под руководством Н.Д. Голева [9-11], который, обосновывая теоретическую и социальную значимость обращения исследователей к метаязыковому сознанию обыденных носителей языка, писал: «Обыденное метаязыковое сознание... составляет ядерный компонент ментально-языковой ситуации в современной России, поскольку с ним связан механизм синтеза онтологического и гносеологического бытия языка» [12. С. 9]. В широком спектре исследуемых лингвистами дискурсов и языковых ситуаций, актуализирующих метаязыковую рефлексию обыденных носителей языка, на наш взгляд, выделяется языковое существование личности З.И. Резанова, О.В. Рыжова, Р.Х. Ширинова 132 в иноязыковом окружении, особым образом стимулирующее выведение в «светлое поле сознания» элементов языковых структур. В данной статье представлены результаты анализа метатекстовых фрагментов речи билингвов, проживающих в районах активного языкового контактирования. Основная направленность анализа - отражение в метаязыковых рефлексиях языкового существования личности, имеющей коммуникативный опыт с использованием не одного языка. Полученные данные соотносятся с результатами, представленными в литературе и являющимися результатами анализа других дискурсивных практик и другого языкового опыта, что дает основание для выявления общих и различных черт в направленности метаязыковых рефлексий. Наиболее значимым для нас является сравнение с выводами, полученными в результате анализа метаязыковых рефлексий носителей сибирских диалектов, полученных А.Н. Ростовой [3]. Возвращаясь к справедливому утверждению А.А. Залевской о необходимости реализации интегративного подхода к исследованию языкового сознания, отметим, что постановка и разрешение данного исследовательского вопроса является частью комплексного проекта, в котором изучается языковое сознание билингвов с помощью экспериментальных методов и собственно лингвистических методик - по текстовым «следам», в том числе и метаязыковым рефлексиям [13]. Наличие таких данных позволяет соотнести результаты анализа метаязыкового сознания с особенностями речевой деятельности и теми аспектами языкового сознания билингвов, которые определяются своеобразием их языкового опыта, но не выводятся в поле рефлексий. Материал и источники В данной статье мы обращаемся к материалам одного варианта билингвальных языковых ситуаций: непосредственным источником наших наблюдений являются материалы записей спонтанной речи шорскорусских билингвов, представленные в базе данных бимодального корпуса устной речи тюркско-русских билингвов RuTuBiC [14, 15]. Записи были сделаны в ходе экспедиций членов лаборатории лингвистической антропологии Томского государственного университета в 2017-2019 гг. в Шере-геш и Таштагол Кемеровской области и прилегающие села. Это регион компактного проживания шорцев, носителей шорского языка. В настоящее время в шорском языке выделяются два диалекта - J-кающий кондомский и z-кающий мрасский, противопоставленные на всех уровнях языковой системы, наряду с литературной формой, сформировавшейся на основе мрасского диалекта [16. С. 5]. Языковая ситуация в регионе характеризуется как билингвальная несбалансированная. Несбалансированность языковой ситуации определяется доминированием русского языка во всех сферах общения, вытеснением шорского языка в сферу обыденной и эстетически опосредствованной коммуникации [17]. Языки в «светлом поле» сознания билингва 133 Проанализированы записи бесед с 19 респондентами, общий объем звучания - более 26 часов. Анализируемые тексты представляют собой, с одной стороны, записи интервью, направленных на сбор информации о социолингвистическом статусе билингвов на основе анкеты, разработанной О.А. Казакевич [18], и анкеты языкового опыта билингва [19], с другой - записи бесед на свободные темы. Вследствие этого исследуемые тексты, на наш взгляд, следует отнести к «третьему типу» по отношению к обсуждавшимся выше, так как беседы носили тематически направленный характер, однако речь респондента не была детерминирована вопросами интервьюера в той степени, как это происходит в процессе направленных экспериментов. При этом мы все же отмечаем, что сами условия сбора материала стимулировали метаязыковую рефлексию наших собе- 1 седников . В нашем материале представлены метаязыковые рефлексии, возникающие в двух типах дискурсов. Во-первых, в анализ были включены рефлексии, стимулированные общей направленностью беседы на анализ условий функционирования языка, его освоения. Однако в интервью не содержались вопросы о структуре языка, такие вопросы могли возникнуть только как уточняющие. Отметим, что в анализ не включались ответы респондентов на прямые вопросы о знании языков самим респондентом и членами семьи по восходящей и нисходящей линии, об их использовании, об оценках качеств родного и приобретенного языка. Во-вторых, анализировались метаязыковые рефлексии, отмеченные в контекстах бесед на разные темы, не связанные с языком. В записях представлены беседы на темы детства, семейной жизни, отношений с соседями, традиционной духовной и материальной культуры, социальных аспектов языкового существования шорцев на протяжении более чем полувековой истории - с 30-х гг. прошлого века по настоящее время. Доминируют жанровые формы беседы, рассказа, воспоминания. Во второй половине XX в. шорский язык переместился в сферу домашнего и дружеского общения, замещаясь русским языком со все нарастающей интенсивностью во всех разнотипных социальных коммуникациях, обретая черты херитажного языка (в другой терминологии - эритажного, наследованного языка, наследуемого языка, языка семейного наследия, языка семейного общения). При этом в последние годы и эта функция де-актуализируется. Язык в первую очередь поддерживается в центрах культуры, в меньшей степени - в образовании. Многие из наших респондентов являются участниками народных коллективов, общественных организаций, 1 И в этом аспекте наш материал схож с материалом, полученным в ходе диалектологических экспедиций, в практике проведения которых также стимулируется метаязыковая рефлексия диалектоносителей. Может быть, поэтому именно материал диалектологических экспедиций послужил основой обобщающих работ по метаязыковому сознанию, как, например, работы А.Н. Ростовой [3], О.И. Блиновой [20]. З.И. Резанова, О.В. Рыжова, Р.Х. Ширинова 134 направленных на сохранение шорского языка и культуры, участвуют в исследовательской экспедиционной работе, некоторые из респондентов получили высшее образование в сфере шорского языка, вследствие чего обсуждаемые в наших беседах вопросы зачастую были глубоко и разносторонне ими отрефлексированы ранее. При этом многие аспекты шорского языка осознаются нашими респондентами независимо от уровня образования и профессии (далее приводимые контексты сопровождаются нотацией, в которой маркируется образование респондента и отнесение к одной из возрастных групп)1. Результаты анализа Как показал анализ, наиболее активно рефлексируются следующие аспекты онтологии родного языка и его функционирования: 1) своеобразие шорского языка, его вариативность; 2) включенность его в тюркское языковое единство; 3) сравнение родного языка с русским языком - вторым языком билингвов; 4) отдельные языковые, прежде всего лексические, единицы. 1. Рефлексия шорской языковой идентичности, вариативности шорского языка. В рассуждениях наших собеседников о шорском языке одной из ведущих является тема значительной степени вариативности шорского языка, своеобразие литературного шорского языка и его диалектов. Наши респонденты отмечают наличие значительных различий шорского языка у жителей разных поселков: У нас здесь... вот, например, здесь деревня Суета есть... они тож шорцы, но у них язык другой. Вот. В сторону Кабырзы, за Таштаголом там - у них тоже друг... они шорцы тож. У них тоже язык другой. Ну, и это... и другие есть. Т- Кумандинцы есть и это... ну, всякие-всякие есть. Много. И вот у них языки все разные (М.Н., н., 3); Вот в сторону Кабырзы они.... Да. И, по-моему, этот, в Мысках тоже шорцы уже не те, не так (Н.Н., с, 2); ...потому что... вот дети со 1 Здесь и далее фрагменты речи приводятся из базы данных корпуса текстов тюркско-русских билингвов Южной Сибири, хранящейся в лаборатории лингвистической антропологии ТГУ. Вследствие обязательств о конфиденциальности информации, имена респондентов не приводятся. В корпусе информация хранится под кодовыми обозначениями, пользователю корпуса будут доступны только социолингвистически и психолингвистически релевантные характеристики информанта, личная идентификация недоступна. В данной статье контекст сопровождается инициальным идентификатором, дополнительно фиксируются возраст на время записи; отнесенность к возрастной группе: 1 - до 35 лет, 2 - от 35 до 65 лет, 3 - от 66 лет; образование: н. - начальное, с. - среднее, в. - высшее, нв. - неполное высшее. Таким образом, социолингвистическая характеристика данных групп, выделяемых при описании корпуса, представлена в [21]. Записи речи в корпусе и в данной статье не редактируются, в них отражены в орфографической (не в транскрипции) отклонения от норм литературной речи, в том числе в произношении (включая произношение имен собственных), а также особенности устной речи, обусловленные спонтанным, неподготовленным характером говорения неканоническая редукция, хезитация и под.). Языки в «светлом поле» сознания билингва 135 стороны Шерегеша, Усть-Анзаса, там поселок есть, вот там у них другой говор. А вот здесь дети, которые именно Таштагол, Кабырза, поселки, которые у нас есть, оттуда у них другой (Э.Н., в., 1). Респонденты по-разному маркируют варианты шорского языка: «другой язык», «другой говор», «другой диалект». Данные именования не используются в строго терминологическом обозначении, не коррелируя с оценкой степени вариаций от «немножко другой» до указания на уровень, препятствующий успешной коммуникации носителей разных диалектов: ...допустим в Кабырзе, тоже немножко диалект другой, но хотя вот этот район Тоштагульский, ааа, Кабырза, Кичи, Тоштагул, мы совпадаем по диалекту, а Мрассу, Усть-Янзас, у них немножко диалект другой вот, говорят немножко по-другому (Г.Н., нв., 2); Через тридцать километров отъедешь, и уже там совсем по-другому говорят (В.С., сс., 3). Естественно, терминологически корректное определение внутриязыковых вариантов мы находим в речи наших собеседников, получивших высшее филологическое образование или вовлечённых в культурно-просветительскую, исследовательскую деятельность в регионе. Особой темой обсуждения становится уровень понимания и говорения на родном языке в зависимости от территориального варианта: Ну в зависимости, у нас есть нижнемратский диалект... и есть кондомский диалект, ну наверное, проценто сем... семьсят у меня есть понимание. Каждого диалекта. А нижнемратский свой, ну процентов девяносто. Понимаю я кон.. больше, чем говорю (Р.С., в, 3); ...акцент у меня кондомский диалект... я не считаю, что у меня акцента нет, и я разговариваю на своем диалекте, то есть на кондомском диалекте. Я не разговариваю. Я понимать знаю мрасский диалект. Поскольку наши ученые словарь составили на мрасском диалекте (Р.С., в., 3); У меня младший брат женился, девушку привёл оттуда, со стороны Кабырзы - мы, знаете, как над ней хохотали дома? Если вот к нам приедет в деревню, к маме, эй-это, она начнёт говорить - мы или сидим молчим, не знаем, чё, чё делать, чё она говорит, или чё-нить скажет - если поймём, дак это переспрашиваем (М.Н., н., 3). Отмечаются основные параметры различий вариантных форм на разных уровнях языковой системы: - лексические несоответствия: Слушаю, я даже...так... строго себя держу, думаю, ну, понять, какие слова понимаю, какие не пойму...подразделение у нас вишь по посёлкам... по-разному говорят. Вот, например, «платок» мы «плат» говорим, «пля» - почти матершинное слово говорят они. Вот такое «пля», «пля» как-то говорят они. Ну, как «плять» говорят (Н.Н., с, 2); Ну слова у нас бывают некоторые совсем разные. Вот допустим, эти мрастинские говорят дом, они говорят м-м э:м называют дом, а мы называем здесьууэ. Совсем слово другое (М.А., в., 2); - лексические несоответствия как причина коммуникативных неудач: Ну, она говорит, мол: «Ну, давай мы расправлять койку и на пол стелить». Так З.И. Резанова, О.В. Рыжова, Р.Х. Ширинова 136 она, это, сказала так, а я оторопел, грю: «Чё, - грю, - сказала?». «Ну, вроде как, матрас надо вытаскавать, стелить надо». «Тык ты, - грю, - чё сказала, какое слово-то сказала, это же, - грю, - это... пол». Ну, тахтэ. Они грит: «Давай, грит, тахтэ, - грит, - это... разбирать». Я грю: «Кого ты собралась, - грю, - с пол разбирать, что ли?». «Ну почему, - грит, - стелить я буду матрас». «Так это же, - грю, - не... не так». «Ну, мы, - грит, - так говорим». Ну то есть, тахтэ - это пол (М.Н., н., 3); - фонетическое своеобразие: Вот в Усть-Янзасе: ай, эйзе. Угу, эйзе, вот такой эйзе, вот это вот, вроде да, вот вместо да, вместо того, что правда или чё тама, согласие у них одним эйзе. А Кабызе уже кептыдыр ошындай тыдыр, там Р. Мы их рыкалки зовём (В.С., сс., 3); Да. И, по-моему, этот, в Мысках тоже шорцы уже не те. Не так. Мож, они говорят, они правильно говорят, а я думаю, мы правильно говорим. Окончания, ударения не те. (Н.Н., с, 2); - отражение в графике фонетического своеобразия: В деревне, где я учился, ближе к сельсовету, в поселке, все языки сходятся шорски, а чуть подальше, у них уже разница. Окончания, они какие-то букву. букву добавляют. Уже... ниже Кабарзы поселок есть, Тайга, вот там уже тоже язык как-то нечисто или как там сказать.Мы вот так говорим по-шорскому, а они чуть-чуть по-другому. Какие-то буквы изменяются или, наоборот, добавляются, да. Уже разница есть немного (П.Н., сс., 3); Там-то, если на шорский писать, там какие-то буквы изменяются же, там, вот например, «у» с двумя точками, типа как двойное ударение или че там. ну бывает, там, иногда я сам замечаю (П.Н., сс., 3). Особая тема рассуждений - системное отличие современного литературного шорского языка, который создавался в практике языкового строительства на базе мрасского диалекта. Нашими собеседниками, которые в большинстве своем являются носителями кондомского диалекта, отмечается отдалённость литературного от их разговорного языка: Я живу здесь, у нас кондомский диалект. Я передачу веду на кондомском диалекте. Понимать, все меня понимают, все знают (Р.С., в., 3); ...пока считается литературным это мрасский диалект. У нас основных два диалекта - мрасский и кондомский, а вот мы-то кондомский диалект, поэтому не все слова там сходятся (М.А., в., 2). Вследствие этого отмечаются затруднения как в общении с жителями соседних деревень, говорящих на другом диалекте, так и в понимании литературного языка: ...мысковские шорцы, у них свой эээ своя лексикон, эээ у счаньжанских -своя, у нас своя, ну в общем, в каждом логу каждый по-своему чирикает, вот ну, да, диалект, всё это разное, да. Ну я совсем не понимаю мыс-ковский прямо. Я лучше киргизов понимаю, ка. алтайцев, ааа своих шорцев, мысковский литературный не могу понять (В.С., сс., 3). Противопоставляется привычный, «свой» разговорный язык и «новый» шорский язык молодых шорцев, изучающих его в центрах шорской культуры, иногда - на факультативных школьных курсах и в университете: Языки в «светлом поле» сознания билингва 137 И это какие-то слова, видать, пишут иль говорят ли. Вот понапишет, принесёт мне: «Пап, - говорит, - переведи вот это». Я, посмотрю, мь... я говорю: «Ничё я не пойму, на, иди, у кого, это, там кто тя заставил писать, у того, - грю, - спрашивай». Ну, непонятно, чё эт такое, что за слова пишут (М.Н., н., 3); И от кто учителем, от это... выучился - он ток будет на свой язык тянуть, вот ...А у нас совсем по-этот, по-другому. Вот чё. (М.Н., н., 3). Степень сходства литературного шорского и родного диалекта может интерпретироваться как подобная той, которая существует между шорским и другими языками тюркского единства: Не-не-не, не можете читать на шорском... Потому что лексикон этот московский и я также владею и эээ литературным шорским так же, как и могу разговаривать с алтайцами, с у... киргизами, на таком же уровне, угу, угу (В.С., сс., 3). 2. Вторая большая тема метаязыковых рефлексий - шорский язык в составе тюркского языкового единства. Доминантная линия в развитии данной темы - близость тюркских языков. Частными темами являются: - общая идея близости языков: ...телеуты тоже больше, ну, телеуты у нас, ну, они языки все схожи просто, я не знаю, почему они телеуты, почему мы шорцы, я не могу объяснить. Я не знаю! (Г.Н., нв., 2); С крымскими татарами, с астраханскими татарами у нас очень язык схожий, вот мы жили с казахами, они тоже откуда, с самарской области, у них казахи на... больше сходится (Р.С., в, 3); - возможность понимания и говорения на родственных языках в бытовых ситуациях: ... для общения. С другими народами тюрской группы. Вот так можно. Тюрской группы именно. Потому что там же языки же понимаешь. Они разговаривают когда (Е.Н., в, 2); Ну, алтайский тоже, у них же тоже диалекты немного разные. Много мы понимаем по-алтайски, что говорят основное, ну процентов пятьдесят алтайского языка (Р.С., в., 3); У татара, казахи. Казахи - я тоже улавливаю, вот, когда они говорят. Вот зять у меня, когда в гости в Казахстан приезжали, они начинали говорить с дедом, я уши на востро держу. «Амарат, я-то понимаю, - говорю, - что говоришь ты». Который слова я уловлю (Н.Н., с, 2); Мы общалися с этими, там же в основном узбеки, вот. Так я вот запросто могла вот, как на рынок пойти, по-узбецки тоже, ну и много слов, как бы и сходилися, вот это. Как вот, э, хлеб там, эта, нож, что у нас это, что у них тоже. Также татарский вот это (Г.П., с., 3); - проявления единства и различия языков на лексическом уровне, при этом доминирует фиксация близости звучания слов как основная тактика в демонстрации единства: Да, видите вот, м... хакасов, чай мы говорим щай, они говорят сяй вот, а в Усть-Янзасе, у них будет звучать, более грубее ещё (Г.Н., нв., 2); Я вот три недели жила в Казахстане, вот когда гостила, я уже как-то вот это, прислушалась и уже видела, что есть... и счет у них. У них, например, «бир», у нас «пир». ага, у них «еде», у нас тоже «еде». они говорят «уч», а у нас «уш» (Н.П., в., 2); Тюркский язык - очень З.И. Резанова, О.В. Рыжова, Р.Х. Ширинова 138 близкий, но, например, мы говорим баш, а они - анчалы, они говорят бас, мы говорим ээ аргыштад, а они говорят аргызштат, а у них аргустав, а у нас авгастов по-шорски значает лодырь (И.А., нв., 2); - собственно фонетические соответствия (установление таких соответствий в нашем материале представлено единичными примерами: Ну язык хакасский - на с произношение, а у нас на ш, а с казанскими татарами у нас языки не сходятся (Р.С., в, 3); - установление лексических соответствий как основание рассуждений о происхождении: Аа, ну вот серьезно говорю, есть такое. А персидский, ну вот самое главное слово, какое, знаете?.. Пайрам... Это персидское же слово. Калык у вас есть? Нет? Ну, у нас есть, и вроде у остальных так-то... народ. Это из персидского тоже. . Персидских слов много и в русском языке. Даже у финн есть персидские слова, то есть они были продвинутые ребята такие (Н.С., в., 2). 3. Появление третьей темы метаязыковых рассуждений наших респондентов - соотношение шорского и русского языков - определяется как общими условиями языкового опыта в сфере двух языков: родного и приобретенного, функционально доминирующего, так и ситуативными условиями диалога между русскоязычными интервьюерами и двуязычными респондентами. В рамках этой общей тематики выделим следующие подтемы [20]: - лексические соответствия шорского и русского языков: ...и в восемь-сят восьмом году у нас вот здесь в тештегольском районе начала выпускаться газета, которая называлась «Кызил шор», в переводе на русский означает «Красная шория»; Библия есть на шорском языке. э-э «Бичик» -это значит букварь по-русски, то есть он и на русском, и на шорском языке, да (Н.С., в., 2); Это русские называют шаман... по-шорски-то Кам (И.А., нв., 2); А камлать и шамла... шаманить и камлать, ну, это мы камлаем, так говорим. Камла - это, ну, вон как бубен ходит и ... как... ну, через бубен э-э он общается с духами что ли, ну вот попроще вам объясняю, это тоже сложно (Н.С., в., 2); ... а это, солили и вешали в теньке, как бы объяснить, это были, по-шорски скажем чапе, а по-русски это будет, ну типа, наверное, шалаша (Г.Н., нв., 2). Такие комментарии появляются «по случаю»: в рассуждениях респондент может переходить от шорского наименования к переводу на русский и комментарию или в обратном направлении - от русского к шорскому: Духи... Мы идём, как грится, заходим, чтоб очищение, идём, вначале очищение идёт, как грится, а потом заходит все и проводят «Чил Паж», то есть «Рождение Года» (З.И., с., 2); ... имя журавля Турун. Ту-рун - это как эта, когда огонь обгара... вот конец палки или еще чего-нибудь обгоревшая головешка, это называется турун. И вот у птицы, журавля название турун, то есть потому что он принес для людей (С.Г., в., 2); Ну, эта, например, это обряд, это обряд поклонения воде, обряд поклонения, эта, как земле, обряд поклонения, эта, горе, да, эта. Ну, это по-шорски это называется сюэзинге, доэзинге, эта (С.Г., в., 2); Ну, эту Языки в «светлом поле» сознания билингва 139 Калинную гору, я его перевожу с шорского. Это Калинная гора, а по-шорски он звучит, эта, Шаншта (С.Г., в., 2); - соотношение грамматических систем попадает в сферу рассуждений гораздо реже. В нашем материале только один респондент обратился в своих размышлениях к этому аспекту соотношения языков: Ну у нас, например, у шорцев, он, она, оно. У нас нету средний род, там мужской, там женский род. Да, ол. Он. Вот и всё. И если сказать она, то катки-же - женщина, если сказать мужчина, он, то эргище (В.С., сс., 3). Рассуждения респондента о наличии уменьшительно-ласкательных слов в шорском языке было непосредственно стимулировано вопросом интервьюера: Ну, бала, бала - ребёнок, угу. Ну, балачак как-то не звучит, как-то, ну, ребёночек. Как-то так не говорят, бала и всё. Ну, балачак. Да-да-да-да, если есть, то их мало по сравнению с русским, их ну не такое количество ...Хотя вот, допустим, вот я, допустим, смотрю, вот солнце, да - кун. А уже солнышко... уже такого я не слышала, чтобы солнышко говорили. Ну, бывает, что кунижек можно тоже так сказать. Ну, я думаю, просто это думать надо. Просто вы такой вопрос задали, я над ним никогда не задумывалась (В.С., сс., 3); - различия языков на разных уровнях: ...я не люблю писать, но мысль-то такая есть, конечно, писать я не пишу, помочь кому перевести - пожалуйста... сложно, сложность, потому что это как бы своеобразно, на русском языке можно сказать, три-четыре предложений можно сказать, а я скажу просто двумя словами... да, или даже могу одно слово сказать, это все будет понятно... или наоборот, русское предложение маленькое, а мне надо вот сказать вот столько, но бывает можно не добавлять, если мо... мы, то есть это мой - ым добавляется, это мой, а могу сказать мел, номым, то есть я могу подтвердить, что именно это мой, моя книга, по-разному, да. А одно слово вот, номым, это понятно, ым добавляется, моя книга, а если конкретизировать что-то, моя, мем, номым есть эн, а есть ым, мем (Р.С., в., 3); ...у нас в шорском языке 39 букв, а в русском языке 33, а у нас 39, вообще 43 было. Вот к по-шорски: к есть и есть кэ, есть у и есть ую, есть о, есть оэ, и в отличие от русского языка у нас есть слова, которые начинаются на ы , например, самое главное слово это ыныс -это счатье. Ырыс, ырыстых - это счастливый, ырыстыхчи - осчастливленный... И еще у нас есть ырымар, ы-ры-мар - это находящийся на другой стороне, бегущий со стороны (И.А., нв., 2). Обсуждение Наши материалы позволяют выявить общее и специфичное в метаязыковых рефлексиях билингвов в сравнении с рассуждениями о языке представителей других типов носителей русского языка и проявленных в других вариантах дискурсивных практик. Сравнение с результатами анализа метаязыковых рефлексий носителей русских сибирских диалектов, представленного в монографии А.Н. З.И. Резанова, О.В. Рыжова, Р.Х. Ширинова 140 Ростовой [3]1, свидетельствует о ярком отличии нашего материала. Факт билингвального существования определяет включенность в сферу рефлексий не только родного языка, его вариативности, нормативности отдельных единиц, что отражено в исследовании А.Н. Ростовой, но и разные аспекты включенности родного языка в более широкое единство родственных языков и в поле сопоставлений со вторым, приобретенным русским языком. Возвращаясь к вопросу о соотношении языкового сознания, его глубинного уровня, уровня регуляции речевой деятельности и уровня метаязыковой рефлексии, отметим, что наши данные подтверждают утверждения А.А. Залевской о том, что на уровень осознания выводится только незначительная часть айсберга, обеспечивающего владение языком, речевую деятельность [2. C. 30-31]. 1. В «светлое поле сознания» носителей тюркско-русского билингвизма вовлекаются прежде всего лексикон, фонетика языка и ее отражение в графике. И в данном случае проявляется общая тенденция: практически во всех работах, отражающих метаязыковую деятельность различных типов говорящих рассматриваются прежде всего лексические единицы (см., например, работы, представленные в уже упоминавшихся коллективных монографиях и сборнике статей, в которых анализируются проявления метаязыкового сознания в разных дискурсах (поэтическом - Н.А. Кузьмина [11. С. 279-304], А.Н. Черняков [11. С. 325-335], Н.А. Николина [11. С. 336-353], философском - Ю.С. Паули [11. С. 239-253], медицинском -Н.В. Гончаренко [9. C. 357-364], интернет-коммуникации - Н.Б. Лебедева [9. С. 297-310] и др.). Единичные работы, посвященные метаязыковым рефлексиям грамматики и текстуальности, например грамматического рода (В.О. Макавчик [9. С. 123-129]), жанра (О.П. Сологуб [11. C. 254-278]), представляют результаты направленных экспериментов. Актуализация же аспектов фонетики и графики родного языка в метатекстах наших респондентов определяется, на наш взгляд, спецификой данного типа билингвальной ситуации, которую представляли наши респонденты, - значительное варьирование фонетических систем основных диалектов шорского языка, наличие отличий в алфавите шорского языка, построенного на основе кириллицы с введением дополнительных элементов. Вместе с тем практически не попадают в сферу осознания нашими респондентами вопросы грамматики, в том числе в общей тематике сравнения систем родного и второго - русского - языков. При этом, как показали результаты проведенных исследований, в речевых практиках шорскорусских билингвов преобладают речевые сбои, связанные с грамматиче- 1 Отметим, что выводы А.Н. Ростовой построены на материале, собранном в аналогичных условиях, аналогичными способами - в ходе интервью и свободных бесед, при этом она включала в анализ и ответы на прямые вопросы, направляющие тему метаязыковых рефлексий [22], в данной статье, как уже было отмечено нами, такой материал не анализировался. Языки в «светлом поле» сознания билингва 141 ской категоризацией по роду (отсутствующей в материнском языке наших респондентов) и падежу (имеющему значительные различия в частных значениях и системе формального маркирования) [23], аспект родовых различий был отмечен только одним респондентом, проблемы падежного управления не попали в сферу рефлексий вообще. Эти данные коррелируют с результатами психолингвистических экспериментов, фиксирующих влияние определенных аспектов языкового опыта на процессы когнитивной обработки единиц второго языка, проведенного в рамках общего проекта исследования языкового взаимодействия языков Южной Сибири. Результаты экспериментов показали доминирование лексико-семантических, а не формально-грамматических стратегий обработки грамматического рода тюркско-русскими билингвами [24]. В докторской диссертации А.Н. Ростовой отмечены гендерные различия в характере метаязыковых рефлексий, особенности женского и мужского типов метаязыковой деятельности [22. C. 36]. Наши материалы, гораздо более ограниченные по объему, не позволяют подтвердить или опровергнуть данные выводы, как и зависимость направленности рефлексий о языке от типа темперамента, экстравертированности / интравертированно-сти, когнитивного стиля мышления, как это сделано в исследовании А.Н. Ростовой. Однако согласимся с утверждением данного автора о значительной степени индивидуальных различий в этом типе когнитивнокоммуникативной деятельности билингвов. При том что все наши респонденты отвечали на прямые вопросы, касающиеся разных аспектов функционирования языка и его оценки (анализ этих ответов был представлен в публикациях [17, 21]), только некоторые из них возвращались к метаязыковым рассуждениям в свободной беседе: были проанализированы записи интервью и бесед 19 респондентов, однако метатекстовые вкрапления в свободных беседах отмечены у 11 респондентов со значительным различием в обращении к данной общей теме. Таким образом, наши материалы подтверждают наблюдения исследователей, анализирующих метаязыковое сознание на материале больших выборок респондентов, о том, что метаязыковая деятельность определяется «внутренней, личностной предрасположенностью к анализу языка» [3. C. 73]. Данная склонность не зависит напрямую от уровня образования, которое влияет скорее на характер рассуждений, которые могут нести в себе следы филологического образования, практики преподавания родного языка, но не на наличие предрасположенности к этому типу рефлексивной деятельности. При наличии такой расположенности значительное влияние на характер рефлексий оказывает специфика языкового опыта.

Скачать электронную версию публикации