Teleut in the System of Altai Dialects - Phonetics and Morphophonology (Based on Das Altaiturkische by Omeljan Pritsak).pdf Язык бачатских телеутов, одного из коренных малочисленных народов Сибири тюркской языковой семьи, распространен в Кемеровской области на рр. Большой и Малый Бачат в н.п. Беково и Шанда, а также городских округах г. Белово и г. Новокузнецка. В XIX в. «телеутское наречие», распространенное в Горном Алтае (у тау-телеутов) и лесостепных районах обско-томского междуречья (у степных и бачатских телеутов), использовалось членами Алтайской духовной миссии в качестве койне для написания богословской, научной и просветительской литературы. В структурно-генетическом плане современный язык телеутов Кемеровской области остается наиболее близким идиомом «алтайско-телеутскому наречию», используемому до 1922 г. на Алтае, на котором, в частности, написана известная «Грамматика алтайского языка» 1869 г. Тем не менее территориальная удаленность бачатских телеутов от носителей других южноалтайских идиомов (теленгитского и алтай-кижи), вероятные культурные и этногенетические контакты с носителями тюркских языков иного классификационного типа - шорцами, северными алтайцами, сибирскими татарами, а также предположительно нетюркское происхождение некоторых групп телеутов (прежде всего, ач-кышытмов) - всё это могло обусловить дивергентный характер развития телеутского идиома в сравнении южноалтайскими. На это указывает ряд специфических черт в телеут-ской лексике, грамматике и фонетике ([1-3] и др.), которые, впрочем, остаются слабо документированными и интерпретированными со сравни- 1 Исследование выполнено при финансовой поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации (грант № 14.Y26.31.0014). Язык бачатских телеутов в системе алтайских диалектов 159 тельно-исторической точки зрения. Следует отметить, что это явление характерно для многих (если не большинства) тюркских языков Сибири, поскольку длительные процессы конвергенции и дивергенции у них приводят к образованию диффузных зон (зон смешения разных классификационных признаков) и, соответственно, дисперсионных изоглосс - явлений, встречающихся в контактирующих тюркских языках сибирского региона, линейное распространение которых может прерываться другими языками и/или диалектами, в которых они не отмечены. Например, централизация гласных второго слога после задних в верх-некондомском диалекте шорского и нижнечулымском диалекте чулымскотюркского языков, ср. конд. шор. пала ‘ребенок’ ~ ниж.-чул. тура ‘город’ -нарушение палатальной гармонии, не отмеченное в языке бачатских теле-утов, или мозаичное распределение показателя инструменталиса -(B)(I)LA(N): мр. шор. -BA ~ конд. шор. -BIlA ~ тел. -minaq ~ хак. лит. -nAq ~ алт. лит. -IA ~ тув. лит. -bile ~ ниж.-чул. -(B)AlA (ежинский) / -(B)IlAq (кюэрик) ~ ср.-чул. -LAq (мелецкий) / -(B)lA (тутальский), причём в ряде языков и диалектов статус инструменталиса варьирует от послелога к падежу и может формально совпадать с другими падежными аффиксами, напр. -nAq как аффикс инструменталиса и одновременно аблатива посессивного склонения в хакасском. Классификационные признаки, по которым диалекты одного языка могут быть отнесены к разным группам, характерны для шорского диалекта хакасского языка, кондомского диалекта шорского языка, нижнечулымского диалекта чулымско-тюркского языка, многочисленных диалектов татар Сибири и т. д. Как отмечает О.А. Мудрак, в сибирских тюркских языках (языках «северной группы» по М. Рясянену) отмечается «довольно много неясностей из-за уровня описания языков (сейчас эта проблема во многом решена)» [4. С. 8]. Сложный, дивергентно-конвергентный, характер тюркских языков Сибири является общепризнанным фактом, ср. «В них переплетаются черты почти всех основных тюркских языковых групп: в фонетике - черты й-языков, з-языков и д-языков, в морфологии и лексике - наличие кыпчак-ских, карлукских и огузских черт» [5. С. 106]; «Вдоль границы, отделяющей восточнохуннскую ветвь от западнохуннской, в пределах Сибири и прилегающей части северной части Средней Азии, расположены зоны смешения языковых особенностей обеих ветвей» [6. С. 198]. С другой стороны, ряд исследователей фиксируют общие черты в сибирско-тюркском языковом ареале, несмотря на гетерогенность составляющих его языков и диалектов, например следы монгольского влияния в лексике и русского - в синтаксисе. В области фонологии и фонотактики исследователи отмечают наличие вторичных вокалических долгот во всех языках ареала [7. С. 404], преобладание шумных глухих в анлауте и ауслауте и общая низкая частотность шумных звонких, а также позиционное удлинение широкого открытого перед последующим узким (не во всех идиомах) [5, 8]; фарингализация гласных в ряде тюркских языков Сибири как субстратное и контактное явление [9]. На общие признаки сибирских Д.М. Токмашев 160 тюркских языков обращал внимание В.И. Рассадин: «... удалось выявить некоторые особенности в фонетике, морфологии и лексике, характерные лишь для сибирских тюркских языков, в какой-то мере объединяющие их и присущие только им» [10. С. 219]. В дополнение к отмеченным выше автор цитаты приводит такие фонетические приметы, как глухой [5] в ауслауте на месте [z] других тюркских языков, анлаутный [и]~[и] в ряду рефлексов [] как промежуточная ступень перехода [/] в [с] на фоне общей назализованности артикуляции (кроме «кыпчак-ских» идиомов, ср. шор. нагбур ~ нанмур ‘дождь’, тув. чаа ‘новый’ ~ сиб.-тат. яцгыр ‘дождь’, тел. /ацы ‘новый’); в области морфологии - система глагольных превербов в акциональных формах, уточняющих направленность и характер протекания действия (алт. ойо ат- ‘прострелить’, шор. чара тарт-‘разорвать’, тув. чедир кыл- ‘доделать’ и т.д.); также языки ареала содержат пласт ландшафтной и культурно-промысловой лексики, не имеющей соответствий в других тюркских языках, подробнее об этом см. [11. С. 35]. По географическому признаку тюркские сибирские языки образуют «сибирскую», или «северную», группу тюркских языков, состав которой остается предметом дискуссий. Например, А. Рона-Таш включает в нее следующие языки и диалекты: Siberian Tatar, D: Tobol-Irtish, Baraba, Tomsk Altai (earlier Oirot), D: Kumandu, Tuba-kizhi, Lebed, Teleut, Tolos, Upper Bij, Urjankhai (Telengut) Shor, D: Kondom, Mras, Aladag Chulim, D: Ktierik Hakass, D: Abakan, Kizil, Koibal, Kacha, Kandakov, Mador (Matar), Motor (Matir), Sagai, Salba; Tuva Tofalar, Karagass (earlier a dialect of Tuva) [12. Р. 32]. Якутский язык А. Рона-Таш выделял отдельно. Как видно из списка, диалекты сгруппированы в основном по ареальному принципу и представлены фрагментарно; их количественный состав и название отличается от таковых других классификаций (так, в шорском языке не выделяется ала-дагский диалект, в хакасском - кандаковский и салбинский диалекты, урянхайский диалект, очевидно, включен в группу алтайских ошибочно, не представлены диалекты тувинского языка, маторский и карагасский относятся с саяно-самодийским языкам и т.д.). О.А. Мудрак употребляет термин «сибирские тюркские языки» скорее не в генетическом, а в ареальном смысле, внутри которых он выделяет алтайско-киргизскую, хакасскую и тувино-тофаларскую подгруппы, а также якутский язык [4. С. 149]. По данным глоттохронологии это отдельная ветвь, образовавшаяся после распада пратюркского языка и отделения чувашского, стоящая особняком от трех других выделившихся ветвей - кып-чакской, карлукской и огузской. В классификации К. Шёнига тюркские языки Сибири объединяются в группу South Siberian Turkic, состоящую из кластеров Altay Turkic (алтай- Язык бачатских телеутов в системе алтайских диалектов 161 ские диалекты), Yenisey Turkic (хакасский и шорский), Sayan Turkic (тувинский и тофаларский) и Chulym Turkic (чулымский). К ним приближаются сибирско-татарские диалекты, сарыг-югурский и язык фуюйских кыргы-зов. Якутский и долганский образуют кластер Lena Turkic, вместе с котором вышеуказанные южносибирские языки составляют North East Turkic - северо-восточную ветвь тюркских языков. Интересно, что К. Шёниг отмечает в ряде южносибирских идиомов наличие кыпчакских черт (напр., -k как маркер 1 л. мн. ч.: тел. пар]ац ‘мы идём’, ср.-чул. парак ‘пойдём (ты и я)’), на основании чего он объединяет их в квазигруппу Kipchakoid South Siberian Turkic, т.е. «кыпчакоидные южносибирские тюркские языки», противопоставленную тувино-тофаларской группе, лишенной кыпчакских признаков [13]. Е.И. Убрятова отмечала близость киргизской и сибирскотюркской систем причастных форм: «создается впечатление, что здесь (в Сибири) распространился какой-то древний тюркский язык кыпчакского типа (форма на -ган, отсутствие форм на -мыш, -дык) [14. С. 85]. Как считает Н.Н. Широбокова, гетерогенность сибирско-тюркского языкового ареала обусловлена динамикой миграционных волн тюркоязычного населения в Сибири. Она говорит о последовательной смене классификационных типов сибирских тюркских языков (включая якутский и киргизский) по модели: уйгуро-орхонский тип (язык рунических памятников Монголии, Саяно-Алтая и Синьцзяна; его влияние прослеживается в якутском и отчасти тувинском) > кыргызский тип (все z-языки и диалекты) > уйгуро-кыргызский тип (шорский, хакасский, среднечулымский) > кып-чакский тип (киргизский, алтайский, телеутский, сибирско-татарский), что приводит к таким «промежуточным историческим состояниям, когда какие-то признаки утрачиваются, а какие-то приобретаются» [15. С. 248]; на это же указывает А.В. Дыбо, говоря о действии волновых процессов на территории близкородственных идиомов [16]. Й. Бенцинг телеутский (алтайский) язык, вместе с шорским, хакасским и тувинским, относит к арало-саянской группе северно-тюркской ветви (Aral-Sayan group of North Turkic), он отмечает его близость с киргизским -языком арало-каспийской группы западнотюркской (кыпчакско-поло-вецкой) ветви, однако остается неясным, является ли телеутский (алтайский) «северным» тюркским языком, испытавшем влияние «западного», или наоборот [17. Р. 4]. К. Менгес также выделял арало-каспийскую группу языков, но весь кластер алтайских диалектов (Oyrot and his dialects: Altay-Kizi, Talaqat, Lebed') он рассматривал как самостоятельное образование, отдельно от других сибирских тюркских языков, каждый из которых при этом помещался им в разные группы [18. Р. 6]. Итак, тюркские языки Сибири обладают смешанными классификационными признаками, что обусловливает их классификационную лабильность, т.е. неустойчивость в границах своих подгрупп. Это характерно для контактных территорий, где сменялись миграционные волны носителей родственных языков и, возможно, одновременно существовало несколько инновационных центров (в случае Сибири - уйгуро-огузского и киргизо- Д.М. Токмашев 162 кыпчакского). Примером классификационно неустойчивого языка можно считать язык телеутов. По Н.А. Баскакову, в самих этнонимах телеут, тёлёс и теленгит содержится указание на их связь с древнеуйгурскими племенами теле, потомки которых (вместе с кыргызами) послужили этническим субстратом носителей алтайских идиомов с участием также огузских и кыпчакских племен1 [20. С. 28-29]. В статье мы попытаемся определить место телеутского языка в системе южных и северных алтайских диалектов путем сплошного сопоставления телеутского языкового материала с данными, приводимыми О. Прицаком в разделе Das Altaiturkische (т.е. «язык алтайских тюрков») энциклопедии тюркских языков Philologiae Turcicae Fundamenta, изданной в 1959 г. в Висбадене [21]. Таким образом, целью статьи является установление степени близости телеутского языка другим южным (и отчасти - северным) алтайским идиомам, основанной на общих и дифференцирующих фонологических и морфонологических признаках. Материалом исследования послужил, прежде всего, корпус полевых данных телеутского языка2 (в основном образцы разговорной речи) в формате SIL FieldWorks Language Explorer, собранный автором в ходе экспедиций 2007-2019 гг. объёмом около 30 000 словоупотреблений, а также современные3 опубликованные работы по различным аспектам языка ба-чатских телеутов (прежде всего, труды Г.Г. Фисаковой), которые привлекались к сравнению с указанным трудом О. Прицака. Звуковой строй теле-утского языка подробно описан в работах новосибирской фонетической школы4; мы привлекаем эти работы в ограниченном объеме из-за отсутствия в работе О. Прицака экспериментальных данных и, соответственно, невозможности их корректного сопоставления. Основными источниками словарного материала, помимо корпуса и работ О. Прицака и Г.Г. Фисаковой, послужили издания [32-36]. Раздел Das Altaiturkische посвящен всем шести алтайским диалектам -трём северным (кумандинскому, чалканскому и туба) и трём южным (ал-тай-кижи, теленгитскому и телеутскому) с выделением дифференциальных признаков, в первую очередь фоно- и морфонологических. Для алтайского языка в нем приводятся следующие характеристики (здесь и далее цит. по. 1 Впрочем, как справедливо отмечает Д.А. Функ, реальное соотношение современных этнонимов с компонентом теле- и более древних теле, динлин, доланьгэ и т.д., встречающихся в китайских, монгольских и персидских источниках, окончательно не выяснено и является «одним из наиболее сложных [вопросов] в истории народов Центральной Азии» [19. С. 177]. 2 Частично тексты и словники авторского телеутского корпуса размещены онлайн на платформах ELAR (https://elar.soas.ac.uk/Collection/MPI1044686) и LingvoDoc (http://lingvodoc.ispras.ru/corpora_all) и опубликованы в [22-27]. 3 Мы не сравниваем данные О. Прицака с алтайско-телеутскими материалами XIX в., в частности «Алтайской грамматикой» 1869 г. и текстами В.В. Радлова из тома I «Образцов народной литературы тюркских племён...» 1866 г.; это составляет предмет отдельного исследования. 4 Например, в трудах [28-31] и др. Язык бачатских телеутов в системе алтайских диалектов 163 [21]; все примеры слов из О. Прицака приводятся в кириллице и выделяются подчеркиванием, примеры звуков - в латинице): Фонология и морфонология. Вокализм. Вокализм алтайских диалектов, согласно О. Прицаку, общетюркский, 16 гласных, 8 кратких (а, э, ы, и, о, о, у, у) и 8 долгих (аа, ээ, ыы, ии, оо, об, уу, уу). Отмечается редукция узких безударных, а перед ними - позиционное удлинение широких: тел. кор(у)п ]ат ‘смотрит’, пар(ы)п ‘пойдя’, цоз(ы)р ‘крупный’; подробнее о фонетических процессах в сфере телеут-ского вокализма см. [37]. Н.В. Гаврилин при этом насчитывает в телеутском 15 фонем (без долгой /ы./ из-за отсутствия квазиомонима): «видимо, в бачатско-телеутском отсутствует долгая фонема ъ» [38. С. 73]. Как таковой, звук [ы.] в телеутском может позиционно возникать на стыке конечнослогового -ы и афф. -(А)р (тымыыр < тымы- ‘затихать’ + -ыр), но не образует, судя по всему, минимальной пары по типу эр ‘человек’ ~ ээр ‘седло’ и не имеет фонемно- і го статуса . Почти все приведенные случаи письменно отраженной долготы не являются этимологическими2, т.е. обусловлены исторической либо синхронной элизией интервокальных внутри корня (тел. цаар- ‘жарить’ < *qavur-, j-иилек ‘ягода’ < *jigellek, таай ‘дядя по матери’ < *taya) или на стыке морфов (тел. кооп- ‘распухать’ < *kop- + -ып - новообразование из стянутой деепричастной формы; пуун ‘сегодня’ < пу + кун; чочцооц ‘свинья-GEN’ < чочцо + -ныц и т.д.). На спектрограмме эти звуки часто демонстри- 1 Критерий квазиомонимов кажется нам не слишком надежным, поскольку во многом зависит от случайного подбора пар; так, долгая фонема /и./ в телеутском обоснована единичным противопоставлением пиил ‘в этом году’ ~ пил- ‘знать’, при том что долгота в пиил вторична; отсутствие пары /ы/~/ы./ обусловлено, например, сохранением /ч/ в тел. цычыр- ‘звать; читать’ и его элизией в шор. цыыр-, ср. шор. цыыр- ‘читать’ ~ цыр ‘хребет’ и тел. цычыр- и цыр или сохранением /г/ в тел. сыгын ‘марал’ и его выпадением в шор. сыын, ср. шор. сыын ‘марал’ ~ сын ‘хребет’ и тел. сыгын и сын. Таким образом, наличие в шорском /ы./ и её отсутствие в телеутском - результат работы фонетических процессов, что позволяет рассматривать «долгие» гласные как позиционные аллофоны кратких. 2 Этимологически долгие гласные в телеутском, как и большинстве тюркских языков, сократились, ср. тел. таш ‘камень’ < *da:s при як. та:с, уйг. диал. ta:s. Телеутское таамы ‘вкус’, возможно, сохранило этимологическую долготу основы *da:t ‘(сладкий) вкус’, однако нельзя исключать позиционно обусловленную долготу аа перед узким ы (посессивный аффикс 3 л. ед. ч.); при этом в тел. тату ‘сладкий’ корневой гласный краткий; таким образом, вопрос об исконной либо вторичной долготе [а] в тел. таамду ‘вкусный’ и тату ‘сладкий’ остается открытым (как и вопрос о наличии как таковой этимологической долготы гласных в современных тюркских языках Саяно-Алтая). Косвенные рефлексы исконных долгот в южносибирских тюркских языках можно отметить лишь в тувинском и тофаларском - современная фарингализация гласных соответствует исторически кратким гласным в позиции перед шумным: исторически долгие сокращаются до кратких, исторически краткие приобретают фарингальный оттенок (тув. *at ‘имя’ > *ad > at, adym; *at ‘лошадь’ > *ath > a"t, a"dym), см. [39. Р. 132]. Д.М. Токмашев 164 руют два пика интенсивности между эллиптированным согласным, что говорит об их вторичном характере (см. рис. 1-4). Таким образом, современный телеутский язык в своей основе сохраняет «классический» восьмичленный вокализм a, e, y, i, о, о, и, й, а долгие гласные можно считать вторичными, либо позиционно распределёнными вариантами кратких; аналогичная матрица соответствий пратюркских гласных отмечается в шорском, киргизском, тувинском и алтайском языках [40. С. 156]; для пракыпчакского состояние долгие гласные уже не восстанавливаются [41. С. 220]. Это согласуется с тезисом О. Прицака о вторичности долгих гласных в алтайских диалектах. Для телеутского характерна непоследовательная гармония широких и узких губных, что сближает его с северными диалектами алтайского языка и отдаляет от южных и киргизского, ср. тел. олтир- / олтур- ‘убивать’, ~ алт. лит. олтур-, ср. «если в первом слоге слова имеется широкий губной о или о, то широкие негубные гласные (а, э) второго и последующих слогов обязательно лабиализуются во всех случаях» [33. С. 230], ср. также тел. моцу ~ алт. лит. моко ‘тупой’ - пример, в котором наблюдается сужение широкого о второго слога в телеутском. При этом в телеутском отмечается и более строгая губная гармония, чем в литературном алтайском, ср. разг. тел. тогозо / тогузо / тогузе / тугозе / тугезе ‘весь, целый’ ~ алт. лит. тугезе. Сходная непоследовательность лабиальной гармонии отмечается, например, в чалканском: тортоло / тортеле ‘вчетвером’ [42. С. 254]. В чередовании а/ы непервого безударного слога в телеутском преобладает узкий гласный: тел. сацыт ‘челюсть’ ~ лит. алт. сакат/сакыт, тел. цапшыгай ‘быстро’ ~ алт. лит. капшагай, тел. айдылган ‘названный’ ~ алт. лит. айдалган. В чередовании ы/у и и/у в корневом слоге телеутский непоследователен1, ср. тел. пурч ‘перец’, пырчац ‘горох’ при этом тел. мырс ‘перец’ [36] ~ алт. лит. мырч ‘перец’, мырчак ‘горох’, тел. улы- алт. лит. улу- ‘выть’, тел. муйгак ‘самка марала’ [36], алт. лит. мыйгак/муйгак, тел. сымда / сумда [36], сында ‘рябчик’ ~ алт. лит. сымда, тел. комир / комур ‘уголь’ ~ алт. лит. комур, тел. цолтъщ ‘подмышка’ ~ алт. лит. колтук, тел. унды- ~ алт. лит. унду- ‘забывать’. Г.Г. Фисакова отмечала, что «если во втором слоге гласный узкий, то губная гармония гласных в отличие от литературного алтайского языка отсутствует» и приводила в пример пары тел. комир ~ алт. лит. комур ‘уголь’, тел. одыс ~ алт. лит. одус ‘тридцать’, тел. одын ~ алт. лит. одун ‘дрова’ и ряд других [2. С. 71]. При этом в словарях фиксируются и обратные примеры - алт. лит. отургыш ~ тел. отургуш ‘табурет’. 1 Важно отметить, что ряд телеутских вариантов взят нами из «Словаря алтайского и аладагского наречий» В.И. Вербицкого [36] с пометкой (т.), однако же сам автор словаря называл эти слова теленгутскими, отсюда не всегда понятно, является ли данный вариант специфичным для «теленгутов» Бийского либо Кузнецкого округов, т.е. для (бачатских) телеутов либо теленгитов. Язык бачатских телеутов в системе алтайских диалектов 165 Здесь необходимы несколько уточнений: 1) ойротско-русский словарь Н.А. Баскакова и Т.М. Тощаковой [33] приводит формы как с губными, так и негубными гласными: одус ‘тридцать’, но одын ‘дрова’; 2) основной автор единственного на данный момент телеутско-русского словаря Л.Т. Рюмина-Сыркашева, получившая высшее образование в ГорноАлтайске, могла придерживаться принципов алтайской морфонологии в письменной речи, отсюда орфографические нормы таких слов, как комур ‘уголь’, порук ‘шапка’, одус ‘тридцать’, отур- ‘сидеть’, зафиксированные в ее словаре, хотя встречаются и варианты с негубными - одын, сусцы, цол-тыц, ср. замечание К. Мусаева: «Правила орфографии современных кып-чакских языков недостаточно точно отражают подлинную гармонию звуков» [41. С. 294]. Возможно, противопоставление узких гласных во втором слоге по лабиализации (в парах типа комур / комир) для телеутского языка не фонологично и не систематично; ослабление данного признака может происходить за счёт компенсационного сокращения гласного второго слога и его редукции, которая, в свою очередь, вызвана удлинением первого гласного: ко:мър, по:рък. Для телеутского и остальных южноалтайских идиомов О. Прицак приводит правило падения конечного а после л при наращении аффикса с л, т.е. стяжения двух л и диссимиляции второго, переходящего в д: пала ‘ребёнок’ + -LAr > палдар ‘дети’. Однако этот пример, по-видимому, представляет собой застывший, непродуктивный фонетический процесс, ср. тел. цара цула ‘лев’ + -LAr > цара цулалар, сула ‘овёс’ + -LAr > сулалар и т.д. Согласно О. Прицаку, в части алтайских диалектов происходят переходы y > и (реже у > о в позиции перед l) и i > и (иногда в о) позиции перед uu, которое развилось из старых комплексов с гуттуральным звонким *-ig и *-agu. Например, тел. цуру ‘сухой’ < *qi'ragu, но тел., алт. лит. jылу ‘тёплый’ < *jylyg (в этом случае неясно, что имеет в виду автор, приводя пример с губным из диалекта алтай-кижи yulu ~ yolu ‘warm’ и литературного алтайского d’ilu; в телеутском, во всяком случае, гласный основы не огубляется - j^rn^). Не огубляется он, вопреки данным О. Прицака, также и в мягкорядном соответствии i > и в примерах тел., алт. лит. изу ‘горячий’ < *ysyg / isig, однако для основы тел., алт. лит. тиру ‘живой’ < *tiriy Вербицкий приводит тел. форму с губным - туру. По нашим наблюдениям, гласный первого слога в телеутском тиру ‘ живой’ сильно редуцируется (почти до полного выпадения - тру), в связи с чем лабиальный признак становится нерелевантным. Для основы *kicug ‘маленький’ телеутский и алтайский словари дают форму кичу, а Г.Г. Фисакова - кучу (а также jулу ‘тёплый’, узу ‘горячий’ и туру ‘живой’ - см. выше), объясняя это «регрессивным действием гармонии гласных» [2. С. 71]. Данные нашего корпуса подтверждают форму кучу, но не туру и jулу -в последних словах начальный гласный не губной. Это, впрочем, не исключает случайной фиксации губного как негубного и наоборот при расшифровке; кроме того, огубленность гласного перед рефлексами *-ig и *-agu может носить факультативный характер и зависеть от речевой при- Д.М. Токмашев 166 вычки информанта, а письменная словарная норма - не отражать реального звучания. Вопреки данным Прицака, рефлекс *bilagu ‘точильный камень’ в телеутском не огублен - пиле- ‘точить’, ср. алт. лит. билу ‘оселок’ (он приводит тел. yuluu. но алтай-кижи pilu и алт. лит. bilu). Переход a > о перед u для телеутского характерен как и для всех алтайских идиомов: тел. одук ‘сапоги’ < *etuk. В качестве еще одной особенности алтайской морфонологии О. Прицак указывает нарушение нёбной гармонии в следующих типах многосложных слов: 1) компоненты сложных слов сохраняют исконный вокализм: алт. лит. пешіылдык ‘пятилетка’, колкѵчилеіаткан ‘рабочий’, кунбадыш ‘запад’, что логично, поскольку сингармонизм привел бы к нарушению фонемного состава лексических основ, ср. тел. цолартцыш ‘полотенце для рук’, абонош ‘тетка (жена старшего брата отца)’; 2) палатализация (в разговорной речи) і > i в окружении y, d’, s и с; в письменной речи предпочтителен вариант с і: алт. лит. айил ~ айыл ‘деревня’, ыйла- ийла- ‘плакать’, каліы-мак ~ каліимак ‘дикий’. В алтайских словарях [33, 34] приводится форма ыйла-, в телеутском - ийла-. Также в телеутском отмечается переход u > u и о > о в аналогичных вокально-консонантных комплексах, ср. алт. лит. уй ~ тел. уй ‘корова’, алт. лит. уйат ~ тел. уйат ‘стыд’; ср. выше формаіулу ‘тёплый’, отмеченная Г.Г. Фисаковой. О. Прицак отмечает, что в диалектах согласные y, d’, s и с также палатализуются под влиянием мягких гласных: алт., чалк., тел. кОйон ‘заяц’ < цойон (нами не отмечено), алт. іулун ‘костный мозг’, ср. тел. іилик ‘ костный мозг’, іулун ‘ спинной и костный мозг’, іулук ‘ сок’ и алт. лит. дьулук /дьилик ‘костный мозг’,іулук ‘сок’; ср. также тел. чой ‘чугун’ ~ чОйгон ‘чайник’ (расщепление семантики) и алт. вариант без палатализации - чой ‘чугун’. В разговорной речи также существует переход [а] > [и/э] аффикса настоящего времени на -ат в форме 3 л. ед. ч., что не отражается на письме, однако ср. мнение Г.Г. Фисаковой о полном запрете на ассимиляцию данного гласного: «Вспомогательный глагол -hat, выступающий в роли аффикса, при образовании настоящего времени данного момента не подчиняется нёбному сингармонизму, напр. kelham ‘иду’, ojnophat ‘играет’, korhat ‘смотрит’, kelbejat ‘не идёт’» [37. С. 95]. По нашим наблюдениям, в 3 л. ед. ч. настоящего времени на --'ат допустимы параллельные варианты пар jит / пар jат ‘уходит’ (но пар jам ‘ухожу’, пар jагар ‘уходите’, пар jалар ‘уходят’), корун jет / корун jат ‘виднеется’, причем для первого примера характерна диссимиляция, т.е. данный переход не является проявлением палатальной гармонии. Далее, О. Прицак отмечает строгое соблюдение лабиальной гармонии в первом и втором слоге основы после узких губных в литературном алтайском: тулку ‘лиса’, кумуш ‘серебро’, кѵѵѵт ‘сыр’ и т.д., а после широких губных - её вариантность: отур ~ отыр ‘сидеть’, бору ~ бори ‘волк’. В аффиксах (кроме конвербов на -Xp) лабиальная гармония отсутствует: кул-ди ‘зола-ACC’, цон-ды ‘ночевать-PST’, но: кор-уп ‘видеть-CVB’, тудуп ‘хва- Язык бачатских телеутов в системе алтайских диалектов 167 тать-CVB’. Как отмечено выше, по данному признаку телеутский отличается от других алтайских диалектов непоследовательной гармонией после как после широких, так и после узких губных: цолтыц ‘подмышка’, полыш ‘помощь’, сусцы ‘ковш’. Широкие губные о, о в литературном алтайском влияют на последующие широкие негубные а, а в основах: кочкор ‘дикий баран’ < кочкар, конок ‘ведро’ < конек, но: куран ‘самец косули’; в аффиксах (прежде всего, форма на -LA, плюралис, датив, локатив, аблатив, инструменталис, форма на -GAn, футурум, отрицание и вопросительная частица). В телеутском присутствуют все перечисленные проявления сингармонизма, кроме инструменталиса, имеющего форму -мынац, ср. атмынац ‘(с) лошадью’, сутмынац ‘(с) молоком’ и т.д. В диалекте алтай-кижи О. Прицак отмечает также огубление а, а после и (уктонуп алды ‘навьючил’ < ]уктен- ‘навьючивать’). Автор приводит два важных морфонологических закона в алтайских диалектах. Первый выведен В.В. Радловым в отношении губной гармонии после и, которая нехарактерна для телеутского. Тем не менее, данные как текстов XIX-XX вв. (В.В. Радлова, Н.П. Дыренковой, А.В. Анохина), так и словаря Л.Т. Рюминой подтверждают спорадическое явление гармонии такого типа в телеутском: ср. тел. кулку ‘кочерга’, куруц ‘бурый’, но при этом куски ‘осенний’, ]угуриш ‘бег’. Согласно второму закону, предложенному Н.А. Баскаковым, в целом южные алтайские диалекты отличаются от северных наличием губной гармонии, однако фактически она нехарактерна лишь для кумандинского. В настоящее время эти две тенденции (отсутствие губной гармонии после и в телеутском и нерегулярная губная гармония в северных диалектах в целом) конвергентно ослабляются. Консонантизм. Одной из характерных черт телеутского консонантизма является рефлекс пракыпчакского сонорного щелевого *j в виде пары j ~ t’ в зависимости от их дистрибуции. В анлауте *j- реализуется как переднеязычный палатализованный [t’], в литературном алтайском он характеризуется меньшей напряженностью и большей звучностью, из-за чего в ранней ойротской орфографии он обозначался как дь (дьылу ‘тёплый’, дьорык ‘поездка’), а в тексте у О. Прицака - как d’. В современной алтайской и теле-утской орфографии оба звука в анлауте обозначаются графемой и восходят к соответствующему пракыпчакскому. Инлаутный и, в частности, интервокальный -j- в телеутском может быть графически обозначен как , так и , восходя к этимологически разным фонемам. О. Прицак отмечает, что инлаутное -d’- в алтайском может быть переходом монгольского j в заимствованных основах (алт. лит. олjо ~ олдьо, тел. олjо ‘плен’ < монг. olja) и пратюркского *-с (алт. лит. надьы ~ наjы, тел. найы ‘друг’ < др.-тюрк. *inanc). Как видно из телеутского примера, -й- передает как рефлексы древнетюркского инлаутного *-j-, не отличаясь в этом от других алтайских диалектов (напр., айт- ‘сказать’, мойын ‘шея’), так и - в редких случаях - *-с, ср. также шор. пачат ~ тел. Д.М. Токмашев 168 пайат ‘р. Бачат’, правда, данный пример отражает рефлексацию интервокального -с- на синхронно-фонетическом уровне, поскольку шор. пачат имеет нетюркское (енисейское) происхождение. Можно согласиться с наблюдением Г.Г. Фисаковой, что смычный [й] и щелевой [/] являются аллофонами одной фонемы, вариантной в анлауте и распределенной как [й /j] в прочих позициях [43. С. 162]. В телеутском отмечается палатализация l в позиции после у, что приводит к некоторой централизации и последующих задних а и и (последнее отражено в графике): тел. айлан- ‘вращаться’ (произн. айлян), ааль ‘поселок’ < айыл, пайлан- ‘богатеть’ (произн. пайлян), ср. также тел. ойлу ~ алт. лит. ойлу ‘умный’, тел. пойлу ‘статный’ ~ алт. лит. бойлу ‘незамужняя женщина’. Возможно, графический облик тел. ийла- ‘плакать’ при алт. лит. ыйла- (см. выше) обусловлен регрессивной ассимиляцией централизованным конечнослоговым а первого гласного из-за запрета на стечение гласных разных рядов в одном слове. О. Прицак говорит об озвончении всех интервокальных глухих в северных диалектах, а в южных - всех, кроме -с- (южн. качан ~ сев. кащан ‘когда’). При этом в устной речи телеутские интервокальные зачастую не озвончаются, на что указывал Д.М. Насилов [1. С. 179], напр. кушул ‘мышь’, киши ‘человек’, аба-сы ‘отец-POSSJSG’ (при орфографической норме кижи, кужул и т.д.). Предположительно этот процесс неозвончения распространяется на шипящие и свистящие, но не на губные и зубные, ср. тел. кодур- ‘поднимать’, сыбыр- ‘прогонять’1. Очевидно, для телеутских интервокальных s(z) и s(z) признак глухости/звонкости нерелевантен и нефонологичен. Это же свойство О. Прицак отмечает и в кумандинском: «Im QmdSt. hat -z- (< -z-) die Tendenz zur Stimmlosigkeit: usun ‘lang’ (< uzun), qisicaq ‘Madchen’» [21. Р. 580]. Не озвончаются внутри корня также «старые» геминаты (тел. jети ‘семь’ < *y^ddi, эки ‘два’ < *e’(k)ki) и стянутые комплексы одинаковых согласных на границах морфем (тел. jетире ‘до’ m- в северных диалектах (туба и ку-манд. мору < *bori), а в южных - о спорадическом, не приводя конкретных примеров: слово ‘горох’ (< *burcak) как будто иллюстрирует этот переход в алтайском, но не в телеутском, ср. алт. лит. мырчак ~ тел. пырчац ‘горох’, однако слово ‘перец’ (< *myrc < санскр. marica), если принимать версию о первичном m- в тюркской форме, говорит об обратном переходе, т.е. о *m-> b- в телеутском, но не в алтайском, ср. алт. лит. мырч ~ тел. пурч ‘перец’; переход *m- > b- скорее характерен для северных алтайских диалектов. В целом же можно отметить некоторую тенденцию к рефлексу анлаут-ного *b- в виде m- в южных диалектах (*burgut ‘беркут’ > алт. лит., тел. муркут), хотя алтайский и телеутский не проявляют четких правил ре-флексации b*- по линии b-/m-, ср. также тел. палта ~ алт. лит. малта ‘топор’ < *paltu, при этом ср. туба и чалк. палта, куманд. малта; тел. миис / мис / пис [36] ~ алт. лит. мис ‘лезвие; острие’ < *bi: ‘острие’, *bi:z ‘шило’, при этом ср. шор. пис ‘шило’. Как отмечается в [44. С. 131], «формы с начальным м-, по всей вероятности, вторичные», возникшие в результате ассимиляции начального *b- павшим носовым р после гласного основы: тел. миис ‘острие’ < *bi:z ‘шило’ < *binz; это же приводит к вариативности *bu:z ~ *mu:z ‘лёд’ > тел. мус ~ туба, шор. пус /мус. Монгольские заимствования с начальным b- в телеутском и алтайском сохраняют b-, ср. тел. поко, алт. лит. боко ‘силач’ < монг. boke, в северных диалектах переходящий в m-, ср. шор., туба моко. Начальный *m- в монго-лизмах северных и южных алтайских диалектов показывает обратное распределение, ср. алт. лит., тел. макта- куманд., шор. пацта- < *magta-‘хвалить’, тел. мерген < *margan ‘ловкий, удалой, мудрец’, ср. шор. перген. Медиальный -m- в южных диалектах устойчив, переходя в -b- или -v- в северных: тел., алт. лит. семис ~ туба семис, чалк., куманд. севис, шор. себис < *semiz ‘жирный’; тел., алт. лит. теермен ~ туба теермен / тервен, чалк. тервен /тервеен, куманд., шор., хак. тербен < *degirmen ‘мельница; зернотёрка’, где переход -m- > -b- может объясняться «тенденцией к диссимиляции -рм- > -рб-» [45. С. 177], ср. также тел. цармац ‘удочка’ ~ туба цармац / царбац / царвац, куманд. царбыц; тел. созурме ‘невод’ ~ шор. созурбе. О. Прицак, возможно, ошибочно говорит о спорадическом переходе инлаутного -b- > -m- в примере тел. тамыр ‘жила; кровеносный сосуд’ < *tabyr; в действительности праформа восстанавливается с -m-: *damor ‘корень’ с рефлексами -m- как -b- / -v- в северных диалектах, ср. туба, чалк. тамыр/тавыр ‘вены’, шор. табыр ‘пульс; жила’. 1 Г.Г. Фисакова пишет, что в телеутском отмечается употребление п на месте алтайского м в начале слов ‘топор’ (палта~малта), ‘горох’ (пырчак~мырчак) и ‘перец’ (пурч~мырч) [2. С. 72], но не комментирует эту вариативность. Д.М. Токмашев 170 Ауслаутный *-с в позиции после гласного в телеутском, как и в остальных алтайских диалектах (и сибирских тюркских, кроме хакасского), переходит в -s: тел. агаш ‘дерево’ < *yyac, отглагольные производные на -GUe - тел. отургуш ‘табурет’, цащыш ‘ухват’, цолартцыш ‘полотенце’, цол]унгуш ‘умывальник’, пасцыш ‘лестница’ и т.д. В северных диалектах отмечаются реликты исконного *-с, ср. туба цысцач, чалк. цысцащ, куманд. кыскыч ‘щипцы’, туба очоргыч ‘табурет’, чалк. айры-ващ, куманд. айрымач ‘вилы’. Для сочетания ql в телеутском, как и в прочих южных диалектах, характерна десоноризация > qd, ср. тел., алт. лит. ацда- ‘охотиться’ ~ куманд., шор. ацна- < *aqla-, аналогичный процесс десоноризации в южных диалектах происходит в сочетании qn: алт. лит. макдай ‘лоб’ (тел. цамац) ~ туба, куманд. мацнай < монг. magnay. Конечнослоговой *-q в телеутском в единичных случаях может переходить в -m: тел.]ум ~ алт. лит. jyw ‘перо’ < *juq. Вторичные долготы В основах вторичные долготы в телеутском и других южных диалектах возникают по ряду причин, в числе которых: - падение конечных *-y и *-g и их переход в -й / -и : тел., алт. лит. туу ‘гора’ < *ta:y, тел., алт. лит. jyy ‘война’ < *jayy, иногда с неслоговым йотированием после долгого i: тел., алт. лит. тий- ‘трогать’ < *deg ‘нападать; достигать’ ; вторичные долготы из-за падения конечнослоговых гуттуральных в неодносложных основах могут затем сокращаться: тел., алт. лит. черу ‘войско’ < черуу < *cerig, тел., алт. лит. туну ‘насест’ < тунуу < *tunug (?), ср. шор. тунег ‘насест’, тел. узу, алт. лит. изу ‘горячий’ < узуу < *ysyy, но: тел., алт. лит. цуу ‘лебедь’ < *kogu, куу ‘мотив, мелодия’ < *k0:g, тел., алт. лит. чуу ‘пелёнка’ < *cug. - падение конечных *-b ~ *-v, *-d и *-y: тел. суу ‘вода’ < *su:b, тел. уй (у О. Прицака - уу) ‘дом’ < *eb, тел. суу- ‘любить’ < *sev-, тел. кий-(у О. Прицака - кии-) ‘носить (одежду)’ < *keS; - выпадение медиальных *-y-, *-g-, *-q-, *-b-, *-d-, *-y-. Комплексы *-ayy и *-oyu в телеутском при стяжении совпадают всегда в -й, в алтайском литературном изредка дают рефлекс -о: тел., лит. алт. уур ‘тяжелы

Скачать электронную версию публикации