Freedom as a philosophical concept and political practice.pdf Введение Политика в каждую минуту являет себя и как живая деятельность, и как историческая логика. Разнообразие взглядов, плюрализм мнений, всевозможные разногласия культур, традиций и, конечно, глобализация питают мысль и дух современных политических течений. Все это разнообразие, а также свойственные ему противоречия пронизывает концепт свободы. Философское осмысление свободы и ее проявлений в современном мире жизненно необходимо как политикам, так и социологам. И хотя философы ищут и находят опору в трудах своих знаменитых предшественников, зачатую наследуя неразрешенные вопросы и ход рассуждений, это не основной источник их идей. Философия со времен Гегеля акцентирует внимание на понятии предела / границы, всегда стремится помыслить свое иное, достигнуть «рефлексивного согласия со своим внешним» [1. С. 10]. Прежде всего философы изучают реальный мир, мир в котором живут. В фокусе их внимания политика, традиции, социальная организация, семья, структуры власти и т.д. Множество исследований подчинено цели найти идеи и ценности, которые должны лежать в основе этих институтов и практик. Поэтому, рассматривая концепт свободы, будем говорить о его проявлении в мире политических идей и идеологиях языком философии, а для анализа практической его реализации политическими институтами воспользуемся современными политическими теориями. Переход от теоретического обоснования концепта свободы к его практическому воплощению, зазоры и разрывы, свойственные такому переходу, составляют основную проблематику статьи. Таким образом, аналитическая ситуация обусловливается соотношением сути свободы, ее интерпретаций, ее сплетений с политическими позициями и интересами. Свобода и ее тень На протяжении многих веков для философов и политиков предметом ожесточенных дискуссий и споров являлся концепт свободы. В настоящее время актуальность темы свободы подтверждается множеством исследований и дихотомией взглядов на этот вопрос. Внимание направлено как на самый корень свободы - свободу воли, так и на различные ее проявления в социальных взаимодействиях. Нельзя не упомянуть о значительном вкладе в разработку этой проблематики, сделанном на международной конференции «Проблемы сознания и свободы воли в аналитической философии», а также на летней школе «Свобода воли и сознание», проведенной в Риге в 2016 г. Свобода соотносится с объективной определенностью, является осознанным, рациональным обособлением. Современный смысл концепта «свобода» социальный, но одновременно он когерентен глубоко личному. Например, свободная реализация желаний и потребностей не является свободой, если эти желания и потребности сконструированы извне, так как в этом случае не предполагается равноправного диалога самости с социальным. Под маской желания и потребности может скрываться выдрессированный рефлекс. Сартр в таком случае говорил о постоянном простом реагировании, замещающем свободное действие. Свобода предполагает осознанность действий и выбора. Однако такая осознанность иногда может быть просто иллюзией. Как доказывал М. Шелер в работе «Проблемы социологии знания», всякое знание носит социальный характер и предопределено существующей социальной средой [2]. Пред-данность всякому осознанию и знанию системы социальных идентификаций и классификаций ограничивает свободу принимаемого решения, но в самом процессе осознания формирование представлений, извлечение воспоминаний, связывание их с целями и устремлениями основываются на квантах свободы. Чтобы рассуждать о пределах свободы, быть способным дать достаточно точное, адекватное описание, надо отстраниться от нее, находиться в ее ином. Свобода как идеал существует только в контексте определенных законов и несвобод. О свободе можно говорить как о способе человека «отбрасывать» от себя необходимости, пред-ставлять их перед собой, отделять их от себя. Этот непростой диалог с судьбой, с фатумом, с определяющими необходимо-стями, как правило, носит трагический характер. Жан-Поль Сартр писал: «Великая трагедия - трагедия Эсхила и Софокла, трагедия Корнеля - имеет в качестве исходной точки человеческую свободу. Эдип свободен, свободны также Антигона и Прометей. Фатализм, который обыкновенно находят в античных драмах, является всего лишь оборотной стороной свободы. Сами страсти суть свобода, попавшая в собственную ловушку» [3. С. 92]. Экзистенциалисты считают принимаемое индивидом решение действительно свободным, если оно вершится в предельных ситуациях, где исходом может быть смерть. Такие исключительные решения в предельной ситуации, иногда это решения принятые за нескольких мгновений, вопрошают само человеческое естество, призывают к ответу все ценности личности. Все, чем дорожит человек, разбросанное во времени и воспоминаниях, а также все противоречия его души сходятся в одном мгновении, мгновении, способном положить предел человеческому существованию. Это сближение свободы и судьбы, когда нить судьбы обрывается решением свободы и когда свободное решение становится судьбой. Переходя от предельной ситуации для оного человека к предельным ситуациям для отдельных социальных групп или народа в целом, коснемся учения К. Шмитта и рассмотрим чрезвычайные ситуации. В этих ситуациях привычный порядок жизни нарушен, некоторые нормы закона теряют свою силу, с другой стороны, появляются новые нормативные ограничения и требования, вызванные чрезвычайными условиями. Необходимым становится рассмотрение решения об исключении. Карл Шмитт так говорит об исключениях: «Решение об исключении есть именно решение в высшем смысле. Ибо всеобщая норма, как ее выражает нормально действующая формула права, никогда не может в полной мере уловить абсолютное исключение» [4. С. 15]. Тут мы подходим к вопросу практической реализации свободы. Свобода не является всего лишь представлением и содержит в себе зачастую не одни только негативные смыслы разрыва. Свободу деятельности можно ощущать и как реальную власть. Например, Джон Дьюи требование свободы понимает как требование власти [5]. Свобода дается под залог власти, власть дается под залог свободы. Свобода связанна с осознанностью, рациональностью, предполагает рефлексивное знание, способность действовать, изменять и влиять. Однако если говорить о свободе и осознанности действий, из теории игр известно, что последовательность рациональных действий может дать иррациональный результат. Свободны ли мы, когда приходим к случайному, неожиданному результату? Свободен ли был Эдип? Рациональность и «свобода» его поступков в будущем раскрывается как иррациональность и предначертанность. Одним из подходов к исследованию свободы является изучение динамической связи между мотивацией и интенциональностью. Здесь надо рассмотреть различные уровни мотивации, необходимо понимать, насколько глубоко затрагивается личность, изучить корреляцию с интенциональностью. Анализ мотивации и интенциональности уже был затронут Э. Гидденсом, при этом необходимо учитывать «нерефлексивный цикл обратной связи», «причинно-следственные петли» [6. С. 54]. Говоря о связи мотивации, свободы и интенциональности, необходимо уделить внимание различным эксцессам. Возможна как осознанная отрешенность, например у Арто: «Жизнь создаст саму себя, события произойдут, духовные конфликты разрешатся - я не приму в этом участия» [7. С. 9], так и мнимая заинтересованность, поверхностная погруженность в жизнь и, следовательно, такая же поверхностная свобода выбора, о такой мотивации Ницше напишет: «... интересы есть - но как бы не глубже эпидермы; глубокая холодность, безразличие, постоянно пониженная температура сразу же под тонкою поверхностью, на которой - теплота, оживление, «буря», игра волн» [8. Т. 12. С. 420]. Мысля свободу как таковую, определяя, признавая ее, тут же и упускают ее, замыкая ее горизонты, теряют ее сущность в частном. Понятие свободы присваивают, нормализуют, располагают им в соответствии с собственным, сформированным и определенным. Понятием «свобода» пользуются как карманом: в него вкладывают и достают различные смыслы. Однако можно определенно сказать, что концепт свободы неразрывно связан с методами, с помощью которых эту свободу планируют достичь. На практике средства, которые используют в борьбе за свободу, незаметно трансформируют саму концепцию свободы, изменяя комплект смыслов в концепте «свобода». Речь о том, что, выступая за свободу как идеал, пользуются методами подавления свободы как средством для достижения этого идеала. Свобод, сведенная до простого лозунга, свобода, используемая только как призыв, свобода, превращенная в миф, все чаще и чаще используется в политической практике. Запутанный путь свободы Концепт свободы стал политическим вопросом для философов и философской проблемой для политиков. Говоря о свободе, мы неизбежно затрагиваем и политику и философию. Говоря о свободе, с необходимостью говорим и о ее жизненном пути - политической реализации концепта свободы в наше время и в нашем обществе. Интерес вызывают философские основания процесса конструирования проблематики свободы, а также факторы, обусловливающие вектор и специфику различных интерпретационных моделей концепта свободы для различных политических движений. Опыт реализации концепта свободы в политической сфере демонстрирует нам множество противоречий. Одной из причин является антиномия идеи свободы, порождаемая ее интерпретациями в рамках обыденной практики. Кант говорил об «антиномии» в том случае, когда разум, основываясь на чувственном опыте, выносит суждения о «вещи в себе», когда он идею абсолютного рассматривает как обычное явление. В таких суждениях разум приходит к противоречиям, логически обосновывая как тезис, так и антитезис. Следуя логике Канта, низведение идеи абсолютной свободы к практике обыденных ситуаций является источником противоречивых пониманий свободы, а также внутренне логичных, но разнополярных теорий. Теоретические тонкости концепта свободы становятся излишними в стремительных потоках политической жизни, проблема свободы по необходимости упрощается и подводится под рамки субъективных предпосылок. Переходя к практике, переходим и к контекстной обусловленности абстракции свободы. Нередко о свободе говорят как о политическом инструменте, а не как о проблеме для каждой личности. Что же касается личности, то многие декларируют свою свободу, при этом находясь в состоянии тотальной неопределенности, не осознавая своего истинного общественного положения и социальной роли, зачастую будучи идеологически окрашенными. В практической политике либерализм провозгласил своей целью воплотить в жизнь идеал свободы. Приоритет индивидуальных прав и свобод, минимальное влияние государства на частную жизнь стали лозунгами либеральных партий. Теоретики либерализма призывали держать критическую дистанцию от навязываемых общественных норм и социальных ролей, бросать вызов предписываемым индивидуальным и групповым отождествлениям. Однако как и всякий идеал, идеал свободы «предполагает любовь и ненависть, почтение и презрение» [8. Т. 12. С. 415]. Попытки политиков-идеалистов сделать из жизни земной рай нередко превращали ее в ад для простого обывателя. Идеал свободы отразился во множестве своеобразных интерпретаций, которые были зачастую противоположны, а их создатели противововлеченными, находясь в различных складках социального бытия. Внутри либерального движения существуют различные взгляды на роль государства и оправданности использования методологического индивидуализма. В этом отношении классическому либерализму, теориям Хайека и М. Фридмана противостоит социальный либерализм Джона Дьюи и Мортимера Адлера. Эти два направления имеют принципиально несовместимые позиции в вопросе социальных асимметрий. Теоретики классического либерализма отстаивают принцип невмешательства государства, принцип саморегуляции рыночной системы. Экономическая свобода, по их мнению, должна обеспечить социальное равновесие. Сторонники социального либерализма доказывают невозможность свободы в условиях сильных социальных асимметрий. По их мнению, тот, кто обладает изначальным превосходством в экономических и социальных ресурсах, обладает и большей властью и большей свободой, а тот, кто не располагает экономическими ресурсами, не обладает никакой властью, свободен лишь в своей беспомощности и бессилии. Получив огромную поддержку по всему миру, благодаря позиционированию себя как противника тоталитарных режимов, продвижению демократических принципов, расширению прав и свобод либерализм не избежал и определенной критики. Критика обвиняла либерализм в реализации концепта негативной свободы. Теоретически такая критика подкреплялась использованием тезисов Ф. Ницше, С. Амартия, П. Рикёра. В философии этих мыслителей свобода обретала позитивный, созидательный смысл. Рикёр понимал свободу как возможность, закрепленную в правовой системе, для реализации лучшего человеческого потенциала, видел в концепте свободы путь к раскрытию индивидуальных способностей, которые будут востребованы обществом [9]. В настоящее время либерализм передал эстафету неолиберализму. Хотя неолиберальные программы успешно реализовывались еще при Рейгане и Тэтчер, повсеместное распространение они получили только в последние десятилетия. Неолиберализм имеет ряд существенных отличий от либерализма, на них в основном и сфокусирована современная критика. Например, Хом-ский, комментируя «неолиберальный сдвиг», акцентирует внимание политиков на том, что при господстве такой модели решения принимает не общество, а рынок; неолиберализму вменяется в вину снижение роли общественных институтов, разрушение социальной солидарности, способствование чрезмерному увеличению влияния финансовых институтов, а также «тирания частного и корпоративного секторов» [10]. Критики неолиберализма фокусируют внимание на асимметрии «экономических свобод», без которых социальные, политические свободы мало чего стоят. Ведь уже при Тэтчер началась борьба с профсоюзами, а также любыми другими формами солидарности, продвигалось утверждение, что «общества не существует», а есть лишь отдельные индивиды. При Тэтчер индивидуализм получал всяческую поддержку, а социальная солидарность подвергалась критике. Однако учения о саморегуляции рынка, рыночном равновесии, свободной конкуренции имеют множество противников. Современная практика неолиберализма значительно расходится с теорией его первых основателей. Свободная конкуренция в обществе радикальных экономических и социальных асимметрий, где монополии через непрямые финансовые методы, непрозрачные схемы, офшоры, лобби способны достигать своих целей, остается иллюзорным идеалом. Хайек много написал о «топорных методах» государственного планирования, но при отсутствии приемлемых общественных механизмов контроля свободная конкуренция быстро лишится своей свободы. В сущности, Хайек, критикуя планирование и централизованное управление, выступая под лозунгами свободы и индивидуализма, хотел бы максимально затруднить возможность осуществления целенаправленного государственного вмешательства в существующую систему общественных отношений, направленного на внесение радикальных изменений, в том числе реализацию политической воли национального государства, имеющую целью сглаживание социальных противоречий и асимметрий. Таким образом, требование свободы в данном случае звучит как требование невмешательства, требование сохранения существующей социальной иерархии. И, как мы видим, методы неолиберализма направлены на воспроизводство условий его воспроизводства. Свобода всегда предполагает выбор, возможность нового начинания и нового пути. Есть ли этот выбор сейчас?

Скачать электронную версию публикации