The "three-dimensional" image of science. A reply to the opponents.pdf И.Т. Касавин в своей статье совершенно справедливо заметил, что за последние годы все мы - и ученые, и философы - повзрослели и осознали, что живем не в рациональном мире Просвещения, а в мире, в котором «допустимо все», как говорил П. Фейерабенд. Традиционная философия науки рисовала нам благостный образ ученого как бескорыстного искателя истины, а развитие науки представляла как смену научных идей и теорий, обусловленную саморазвитием научной мысли. Теперь мы понимаем, что наука включена в общественную жизнь, оказывает влияние на эту жизнь, но и сама испытывает воздействие общества и отвечает на социальные запросы. Для того чтобы понять феномен науки и ее развитие, нужно учитывать взаимовлияние общества и науки. Социальная эпистемология представляет собой новый этап в развитии философии науки как раз потому, что рассматривает науку в многообразных связях с другими социальными институтами и практиками. И создает благодаря этому гораздо более богатый, «объемный» образ науки. В своей статье я пытался показать, что естествознание Нового времени развивалось в тесной связи с ремесленной и промышленной практикой и свою главную цель видело в техническом усовершенствовании этой практики. Соглашаясь в целом с этой идеей, Н.А. Касавина замечает, что в этом взаимном развитии науки и техники не всегда наука играла ведущую роль: иногда научное открытие давало начало изобретению новых технических средств, но иногда какое-то изобретение стимулировало научную мысль. Интересный вопрос в связи с этим ставит Е.В. Масланов: почему именно в XVI-XVII вв. в Европе потребность в новых технологиях стимулирует рождение науки, тогда как в иные эпохи техника могла развиваться и без научных изысканий. Действительно, в Древнем Вавилоне в VII в. до н.э. строители Вавилонской башни или висячих садов Семирамиды обладали уже весьма развитой техникой. Они использовали битум (асфальт), могли в своих печах достаточно долго поддерживать температуру 1200-1300 °С, необходимую для превращения глины в облицовочную плитку, использовали нефть и т.п. Однако ни египтяне, ни ассирийцы, ни вавилоняне науки не создали. Почему на это оказались способны сравнительно дикие европейцы? Конечно, наиболее острый вопрос - это вопрос о том, дала ли что-либо наука Нового времени для духовно-нравственного развития человечества? Я полагал, что технонаука очень много сделала для удовлетворения биологических потребностей людей, но ничего не сделала для их духовного развития и роста. Коллеги показали, что я ошибался. И.Т. Касавин и П.С. Куслий высказали мысль о том, что этос ученого - бескорыстное стремление к истине, невзирая на догматы и авторитеты, опора на рациональные основания, свобода от меркантильных интересов и т.п. - постепенно получил распространение в общественном сознании европейцев и содействовал их освобождению от суеверий и предрассудков, от веры в колдунов и ведьм. Более того, в статьях моих коллег получила обоснование та мысль, что именно технонаука послужила материальной основой высочайшего взлета западноевропейской культуры. В конце концов, создание величественных храмов и прекрасных дворцов, золочение церковных куполов, изготовление витражей и многого другого было бы невозможно без технонауки. А современный симфонический оркестр разве был бы возможен без технонауки? Когда в 1942 г. в осажденном Ленинграде исполнялась 9-я («Ленинградская») симфония Д. Шостаковича и эту музыку, изредка прерываемую звуками взрывов, тысячи людей по радио слушали в Лондоне, - то этот взлет человеческого духа был бы невозможен без научно-технических достижений. Сюда следует добавить еще несколько очевидных вещей, на которые коллеги обратили мое внимание. Технонаука сделала труд людей более легким и производительным. Но это означает, что у людей стало больше свободного времени - времени, которое они могут посвятить саморазвитию и самосовершенствованию. Технонаука революционизировала средства транспорта. Но это означает, что теперь человек получил возможность своими глазами увидеть Ватикан и Колизей, Тадж-Махал и Собор Парижской Богоматери, восхититься величественным зрелищем Ниагарского водопада или Кавказских гор. Разве это не содействует развитию эстетического вкуса и чувства прекрасного в человеке? Технонаука в колоссальной мере развила средства коммуникации. Но разве общение людей, разделенных тысячами километров, не содействует их духовному развитию, не обогащает их внутренний мир? Короче говоря, именно технонаука дает современному человеку возможности и средства для безграничного духовного роста. Здесь мои коллеги совершенно правы, и я всем им благодарен за отклик на мою статью. Однако с одним я не могу согласиться. П.С. Куслий в своей статье ссылается на исследование некоего С. Пинкера, который доказывает, что люди под влиянием науки постепенно становятся лучше в нравственном смысле, что насилие в современном мире уменьшается. Да, верно, теперь мы не сжигаем на кострах ведьм и еретиков, не бежим на площадь, чтобы полюбоваться тем, как палач отрубает голову осужденному на казнь, не стреляемся на дуэлях по пустяковым поводам. Но я вспоминаю истребление армян в Турции во время Первой мировой войны, «окончательное решение» еврейского вопроса в Германии 30-х гг. ХХ в., я вспоминаю Освенцим и Майданек, атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки, когда с военной точки зрения это было совершенно ненужно, я вспоминаю, как в 1968 г. американские самолеты напалмом сжигали леса и деревни Вьетнама, и я не могу согласиться с тем, что наука сделала человека более нравственным и менее склонным к насилию. И я повторяю: наука неизмеримо увеличила мощь человека, но никак не содействовала его нравственному развитию. Этим занимались миф, религия, философия, искусство.

Скачать электронную версию публикации