On politics, economy and oeconomy (On the role of property in the monastic life of Orthodoxy).pdf В последнее время усилилось давление на Православную церковь и на православие вообще. Внешнее политическое влияние в очередной раз испытывает славянский мир на прочность, пытаясь разрушить его единство и идентичность в ключевом и стратегическом направлениях - в религиозном и культурно-национальном. Делается это по-разному. И в вероучительном, и в оргаанизационном, и в информационном, и во многих других направлениях. Одно из них связано с выяснением статуса собственности в православии. Причём почему-то та же самая сюжетная линия в рамках других конфессий сомнений не вызывает. Ничего нового в постановке подобного рода вопросов не было в прошлом. Нет и в настоящем. Просто сейчас, как и прежде, но в особо агрессивной манере, выдерживаемой, к тому же в тональности «теперь или никогда», очень часто с позиций иллюзионизма-докетизма и соматического гностицизма ставится под сомнение сама возможность экономических отношений в рамках религии, Церкви, монастырской собственности. Сама возможность строительства церквей и монастырей вызывает вопросы. «Зачем Церкви собственность, если Христианское Царство не от мира сего?» - лукаво или простодушно раздаётся из самых разных мест. Оставим противников в покое - те, кто предубеждён и призывает «встать грудью на пути у церковников», не хотят слышать вообще никакой аргументации, закрывают возможности какого бы то ни было понимания вообще, отказываются от поиска совместного герменевтического пространства. Как говорил Св. Иоанн Златоуст, «художники зла» и «чуждые сыны», т.е. люди, «отчуждившиеся от истины» [1. Т. 2. С. 681], не верят прежде всего потому, что не хотят. Но сомнения не чужды и тем, кто считает себя православным в славянском, русском мире. В чём тутдело? Отметим, что секуляризаторские настроения в истории не редкость, они не новы. И дело тут не только в православии, славянском или русском мире. Их провозвестником был, как известно, ещё Исав, променявший священное первородство на чечевичную похлёбку, и его потомки - те самые сыновья Едомовы, которые говорили: «Разрушайте храмы иерусали-мовы до основания его» (Пс., 136). Целые цивилизации, целые исторические периоды меняют священство на «чечевичную похлёбку», сакральное - на секулярное, стратегию - на тактику и периодически гибнут, как это метко отмечают науковед В.В. Налимов и богослов А.И. Осипов. Известен случай с основателем монастырской жизни в России св. Феодосием Печерским, которого ещё в XI в. древнерусский просвещённый обыватель, а именно возница, заставил сесть вместо себя на облучок, попрекая праздной и вольготно-сытной монашеской жизнью. Русская история, особенно современная, полна такого рода примерами - куда менее безобидными. Однако первыми, кто выступил в этой области - с развёрнуто-обоснованной просветительской программой, полной упрёков в тунеядстве, стяжательстве, накопительстве, ростовщичестве, эксплуататорстве и т.д., были конечно же якобинцы. В дальнейшем их последователи с системной точки зрения уже ничего добавить не смогли. Первым, кто тут же отпарировал - блестяще и с фактами в руках, был известный английский государственный деятель и, как бы мы сейчас сказали, политолог Эдмунд Бёрк. В «Размышлениях о революции во Франции», а также в «Трёх письмах против мира с цареубийцами» он резонно заметил, что история вообще и история Франции в частности неопровержимо показывают, что монастырь осуществлял массу функций, в том числе и светских, особенно касающихся благотворительной и просветительской деятельности. А вот гарантией осуществления этого как раз и является собственность. Так, Э. Бёрк полагал, что нельзя допустить полной зависимости Церкви от государственной казны, как, впрочем, и от частных взносов или влияния со стороны политиков и военных. Нельзя превращать независимое духовенство в церковных служащих, состоящих на содержании у государства или отдельных лиц. Доходы Церкви, считал Бёрк, - её постоянное достояние, так же как земля, на которой она стоит; и это будет предохранять её от тех колебаний, которым подвержены общественные фонды и ценные бумаги. Кроме того, писал Э. Бёрк, возможно, люди, незнакомые с государственным устройством Франции и слышавшие, что Церковь пользовалась привилегиями при налогообложении, вообразят, что до революции она не вносила свой вклад в государственный бюджет. Это было бы большой ошибкой, считает Бёрк: «В общей сложности от духовенства в государственную казну поступало около тринадцатой части их чистого дохода» [2. С. 102]. На Руси общежительный монастырь с внешней, экономической стороны - трудовая, чаще всего земледельческая община. И, кстати, до сих пор. По задачам иночества, писал В.О. Ключевский, монахи должны питаться от своих трудов, свои труды ясти и питии, а не жить подаяниями мирян. Среди основателей и собравшихся к ним рядовой братии пустынных монастырей встречались люди из самых разных классов общества - бояре, купцы, промышленники, ремесленники, военные, иногда люди духовного происхождения, очень часто крестьяне. Общежительный монастырь (например, преп. Сергия Радонежского) представлял рабочую общину, производственную артель, в которой занятия распределялись между всеми: каждый знал своё дело и работы каждого шли «на братскую нужду». Здесь сверх религиозноиноческого воспитания главными житейскими науками были умение отдавать всего себя на общее дело, навык к усиленному труду и привычка к строгому порядку в занятиях, помыслах и чувствах. Что, кстати, ставило монастыри, монастырский труд, по признанию известного историка Русской церкви А.В. Карташева, «вне конкуренции». Наставник вёл постоянную работу над каждым отдельным братом, его особенностями, приспосабливал их к целям всего братства. Так воспитывалось и само монастырское братство, и и население, жившее вокруг монастырей, на которых иноки, по современным тому времени свидетельствам (например, агиографическим, т.е. житийным), производили глубокое назидательное впечатление. И для этой «воспитательной работы» тоже требовалась собственность! И если, по Ключевскому, с 1240 по 1340 г. возникло всего три десятка монастырей, то в следующее столетие под непосредственным влиянием самоотверженных трудов преп. Сергия - до 150. В том числе и Саввино-Сторожевский. Как отмечает прот. А. Шмеман, с «социологической» и «экономической» точек зрения можно, конечно, говорить о политическом и образовательнопросветительском значении огромной сети монастырей, основанных учениками преп. Сергия Радонежского и его продолжателями. Но не это главное в нём, а тот, если хотите, ««абсолютизм» христианства, тот образ совершенного преображения человека Духом Святым, устремления к горнему, к высшему, «жизнь в Боге». Это сделало преп. Сергия средоточием русского православия в тёмные годы его истории, проложило столько дорог к Троице-Сергиевой лавре [3. С. 354-355]. Добавим - не только русского православия, но и славянского. Это, собственно, и есть то, что называется «икономия» . И здесь не исключение и преп. Савва Звенигородский, постриженик и ученик преп. Сергия. Он монашествовал, как известно, в обители Св. Троицы, где даже был, но недолго, игуменом. Удалясь оттуда в пустынь на Москве-реке, проводил жизнь в посте и молитве. К нему стекались монахи, простолюдины. Вскоре Юрий (Георгий), сын великого князя московского Димитрия, княживший в Звенигороде, выбрал Савву духовником и умолил его выстроить близ Звенигорода на урочище Сторожи церковь во имя Рождества Пресвятой Богородицы. Это - 1377 г. Новая обитель скоро умножилась. Появляется каменная соборная церковь. Савва управлял в течение 36 лет устроенной им обителью. В 1407 г. он умер. В старинных грамотах монастырь писался «Саввин на Сторожах», потому что на горе, где он воздвигнут, становилась некогда «опасливая» стража для остережения Москвы от нашествия неприятеля, войско которого можно было увидеть с горы ещё издалека. По сути, кроме сакральных и традиционно-благотворительных, монастырь выполнял ещё и политическую оборонительно-пограничную функцию. Но и это ещё не всё. Нельзя обойти вниманием и особое его отношение к правящей в России политической элите. И здесь уже речь идёт не только о представительских функциях власти, поскольку Саввинский монастырь был часто посещаем царём Михаилом Фёдоровичем и его сыном Алексеем. Они живали там по несколько дней, им монастырь обязан своим улучшением. В 1650 г. его обнесли каменной оградой с семью большими башнями. Здесь царевна Софья Алексеевна с собратьями Петром и Иоанном нашли убежище в 1682 г., когда был донос на старшего князя Хованского, что он покушеается на их жизнь. Алексей Михайлович дарит монастырю рукописную псалтирь, царские одежды. Здесь же и царские одежды Софьи Алексеевны. Итак, какие же функции подкрепляла монастырская собственность? Многие обители, как это уже отмечалось, являлись рассадниками просвещения, очагами благотворительности и добровольных пожертвований, центрами религиозного и национального самосознания. Саввино-Сторожевский монастырь в этом отношении не был исключением. Но не только это. Именно в монастыре проводилась кадровая политика, поскольку именно там брали игуменов и иерархов для епархий. Вспомним один из основных доводов Иосифа Волоц-кого, стоявшего во главе «стяжателей» против «нестяжателей» Нила Сорского. По мнению С.М. Соловьёва, Нил смотрел на монастырь как на общество людей, отказавшихся от мира, это общество, в глазах его, было тем совершеннее, чем менее оно имело столкновений с миром; Иосиф же, кроме этого значения монастыря, предполагал ещё другое: он смотрел на монастырь так же, как на рассадник властей церковных; Нил имел в виду отшельника, желающего укрыться от мира, от всех его отношений, в болотах и лесах белозерских, Иосиф имел в виду также и владыку, епископа, который, будет взят из монастыря: «Если у монастырей сёл не будет, говорит Иосиф, то как честному и благородному человеку постричься? Если не будет честных старцев, то откуда взять на митрополию, или архиепископа, или епископа? Если не будет честных старцев и благородных, то вера поколеблется». Вообще же противопоставление стяжательства и нестяжательства - дело совершенно надуманное. И не случайно оба подвижника были согласно канонизированы русской Православной церковью. Противопоставлять их - всё равно что противопоставлять фундаментальную и прикладную науки. Нил Сорский делает акцент на сакральности, а Иосиф Волоцкий большое внимание уделяет институциональному обеспечению и осуществлению и догматики, и аскетики, и массовому распространению веры, вообще смягчению нравов в широкой народной среде. Иосиф Волоцкий, таким образом, был чужд высокомерного отношения к тому, что сейчас у политологов называется «работа с электоратом». Более того, он отчётливо представлял и все экономические стороны этой очень сложной, включающей в себя, повторяем, самые разные сферы деятельности. Здесь и просвещение, и образование, и обучение, и переподготовка. Как священников, монахов, так и мирян, паствы. Иосиф Волоцкий чётко понимал, что монастырская собственность служит гарантом осуществления не всей, конечно, но довольно существенной части нравственнопросветительной, образовательной деятельности Церкви. Действительно, генерирование идеи - это одно, а вот организация информационно-коммуникационных процессов, способствующих распространению этой идеи, как говорил Исаак Сирин, «по всей силе жизни» - это уже несколько другое, но тоже очень важное, трудное, хотя и менее заметное, как всякое хорошее управление, а подчас и неблагодарное дело. Хорошая политика всегда сама собой разумеется. Заметна лишь плохая политика. Тем не менее от этого в очень большой степени, и Волоцкий это тоже прекрасно понимал, зависит, насколько успешно осуществляется перевод, если можно так выразиться, «массовой культуры», т.е. внешнего богопочитания, поверхностного усвоения веры, даже обрядоверия, означающего (как это не раз показано в истории, истории России в том числе) оскудение, профанацию, угасание веры; перевод, повторяем, в глубокое и органическое осознание основ исповедуемой религии православного христианства. И чистота веры зависит от этого не в меньшей степени, чем от подвижничества. Да и сама организационно-экономическая деятельность, принимая во внимание все связанные с ней искушения, которым несть числа, - что это, как не подвижничество! Каковы эти «чудовища» политики? Вот некоторые из них, о которых говорит св. Иоанн Златоуст в работе «О священстве»: тщеславие, гнев, обман, лицемерие, козни, негодования на людей невинных, удовольствие при неблагополучии служащих, печаль при их благосостоянии, желание похвал, пристрастие к почестям (оно более всего вредит душе человеческой), учение с угождением, неблагодарное ласкательство, низкое человекоугодие, презрение бедных, услужливость богатым, предпочтения неразумные и вредные, милости, опасные как для приносящих, так и для принимающих их, рабский страх, недостаток дерзновения, степенный вид смиренномудрия, но без истинного смирения, уклончивые обличения и наказания. Или, добавляет св. Иоанн, лучше сказать, перед незначительными людьми - чрезмерные, а пред сильными людьми - безмолвные. А чего стоят, как сейчас говорят, опасности гендерных отношений! И многое, много, другое. При этом последствий и опасностей у светских властей гораздо меньше, чем у церковных. Всё это уподобляет политику Евриппу. Употребляя эту метафору, праведник имеет в виду Еврипп - узкий пролив в Средиземном море, в котором вода, по сказаниям греков, прибывает и убывает семь раз в день и семь раз ночью. Да и сама организационно-экономическая деятельность, принимая во внимание все связанные с ней искушения, - что это как не подвижничество! А вспомним, насколько затратны были информационно-коммуникационные услуги того времени, учитывая, что и сегодня это одно из самых дорогих удовольствий. Обучить грамотных переводчиков, переплётчиков, вообще обеспечить культурно-филологическое обеспечение книжно-издательского дела, доставку и правильное хранение информации - это далеко не одна лишь техника. Как известно, история раскола в России подтвердила эту истину в полной мере. Но ведь культурная миссия монастырей не ограничивалась книгоизданием -сначала рукописным, потом типографским. После большого московского пожара 1547 г., когда погорели московские церкви, Иван IV послал за иконами, кроме Новгорода, Смоленска, Дмитрова, и в Звенигород - в тот же Саввино-Сторожевский монастырь. Повторяем, основой деятельности Церкви как раз и явилась собственность, точнее - земельная монастырская собственность, поскольку она была главной в России, по крайней мере до XVIII в. Почему? С.М. Соловьёв писал в этой связи: «Вспомним, что в описываемое время (заметим, что расцвет Саввино-Сторожеского монастыря как раз до XVIII в. - Авт.) обеспеченное содержание могло предоставляться не иначе как в виде владения земельной собственностью, служилые люди получали содержание в виде поместий, следовательно, вопрос о содержании монашествующих мог ставиться только в такой форме: или владеть сёлами, или кормиться подаянием и работою рук». Зададимся вопросом: а что означало последнее? По реальным историкоэкономическим особенностям России, и не только России того времени, работа наймом означала добровольное похолопление. Следовательно, вопрос стоял так: или монастырям владеть земельной собственностью, или попадать в полную материальную, затем моральную зависимость, рабство. Земельная монастырская собственность делала Церковь морально независимой от государства. Без собственности отделение Церкви от государства -не более чем декларация. Собственность давала Церкви связь с гражданским обществом, позволяя с помощью благотворительности заниматься социальной политикой. Кроме того, живя рядом с мирянами, духовный пастырь лучше знал их интересы, а главное, имел экономические возможности для помощи. Чёрное священство могло поддерживать белое священство, поскольку монастырская собственность, монастырские крестьяне освобождались от торговых пошлин. Приходские священники, как известно, с точки зрения налогообложения были в куда менее выгодном положении. Но тут важно иметь в виду очень важную особенность, которую чётко отмечал Иосиф Волоцкий: монастырь - стяжатель; монах - нет. Именно монастырь - «коллективный собственник», так как обеспечен в средствах содержания недвижимостью, дающим доход имением. Монах в политике и экономике - это, если угодно, менеджер, который только распоряжается этой собственностью, организует её наилучшее использование в интересах широкого круга мирян-акционеров. Но экономической стороной светская жизнь монастыря не ограничивалась -были и юридические отношения с окружающим гражданским обществом, поскольку игумен мог судить монастырских крестьян (кроме крупных уголовных дел). И занимаясь всеми видами внутреннего спасения человека, т.е. икономикой, монастырская братия спасала мирян и от пожаров, и от нашествий неприятеля, и от голода в случае недородов. Из истории Русской православной церкви доподлинно известно, что обители иногда годами кормили из своих житниц обнищавший народ. А борьба Церкви, особенно монастырей, с моровой язвой 1654 г.! А поставка припасов, снабжение русских войск! Вспомним 1000 воинов, которых сформировал Никон, фактически управлявший государством, когда Иван IV был на войне. Не говоря уже о многочисленных пожертвованиях Русской православной церкви во время Великой Отечественной войны. О пограничной службе уже говорилось. Но в ведение монастырей входили - и Саввино-Сторожевский монастырь в этой связи один из самых показательных - больничное дело, приюты, церковно-приходские школы с общежитиями, типографии, заготовительные, художественные и прочие мастерские. И всё это без учёта постоянного и многотрудного внутреннего молитвенного делания братии - в тиши и безвестии, а подчас и в огульных осуждениях, поношениях, упрёках и злословии, клевете. Даже - в преследованиях. Но, заметим, что обители, разделившиеся, как известно, на городские, приходские и пустынные, даже когда они приходили со временем в упадок - от грубости нравов, гонений властей, доходящих до богоборчества или ещё по каким-то причинам, но даже тогда (и современность на примере Саввино-Сторожевского скита это снова подтверждает), когда монастырь практически исчезал, превращаясь в светское сооружение (музей, склад, столовую, военное училище, общежитие и т.д.), что-то от него всё-таки обязательно оставалось. Это крестьянский приход, церковь, часовенка, тот же скит, родничок - любое напоминание, что «не хлебом единым, а всяким Словом Божьим» жив человек. И это «зацепка» для последующего восстановления и расцвета. И пример Саввино-Сторожевского монастыря и его роль в русской и славянской культуре, без сомнения, тут не исключение. Дело теперь только в нашем совместном усердии каждого на своём месте, как говорил П. Сорокин, «солидарном альтруизме», направленном на благополучие этой обители, и не только этой, но и всего русского и славянского мира.

Скачать электронную версию публикации