From Digital Technologies to a Total Control Society?.pdf Современные технологические, информационные и социальные процессы, особенно бурно протекающие в актуальной ситуации растущей сложности и неопределенности, приводят к необходимости корректировки устоявшихся моделей поведения и форм коммуникации в различных социокультурных средах. Многие из этих процессов уже немыслимы вне цифровой реальности [1]. Информационно-сетевые технологии, модернизация коммуникационных гаджетов и программ, ситуация вынужденной дистанционной работы фактически переформатировали общество под цифровой порядок, добавили ранее неизвестные проблемы, связанные не только с новыми качественными возможностями и сложностью отбора и систематизации информации, обучением в удаленном режиме, но и появлением неоднозначных и еще неизученных психоментальных феноменов новой виртуальной и киберфизической реальности. Актуальность вопросов, связанных с разработкой, апробацией, внедрением и применением цифровых сервисов и технологий, возрастает в условиях изменяющегося мира под влиянием тотальных потрясений, в частности, пандемии коронавируса. Социальная сфера, в самом широком смысле данного понятия, претерпевает глобальные изменения: локальная и тотальная самоизоляция, «закрытие» границ и территорий, дистанционный характер обучения, работы, покупок, предоставления услуг заставляют современную науку и технологии развиваться еще большими темпами, наращивая именно цифровую оболочку. В связи с этим функционирование всех социоантрополо-гических систем становится невозможным вне цифрового формата, а значит, цифровые технологии являются уже данностью современного этапа цивили-зационного развития. Несмотря на явную необходимость и подтвержденный положительный эффект, цифровые технологии имеют целый спектр реальных и потенциальных рисков и угроз, сопровождающих практически каждую возможность, предоставляемую ими. Особенно ярко риски и угрозы проявляются при оценке долгосрочных перспектив, в частности, при стратегическом планировании и социогуманитарном прогнозировании. Реальными и потенциальными рисками и угрозами развития и применения цифровых технологий могут являться: - социальная деградация, разрушение процессов становления возрастной социализации и социальной взаимопомощи; - формирование «цифрового» поколения, риски аутичности, утраты эм-патии и сочувствия, утраты способности к анализу информации и принятию решений, и передача этих функций искусственному интеллекту; - сокращение количества рабочих мест, в том числе в сфере интеллектуального труда, транспорта и сфере обслуживания, досуговые вызовы и утрата экзистенциальных смыслов; - цифровое мошенничество и распространение вредоносного контента; - техническая, нормативно-правовая, этическая неподготовленность общества; - недостаточная разработанность цифрового инструментария, угроза «утечки» информации, взлома, хакерских атак и пр.; - сопутствующие риски, появление которых обусловлено изменением на основе цифровизации существующих ранее технологий, а также совершенствованием действующих ранее и генерированием новых моделей цифровых технологий и сервисов. Современные исследования называют нашу эпоху «гиперинформационной». Например, по данным Facebook, пользователи ежедневно обмениваются 500 терабайтами информации, 300 млн фотографий, 2,7 млрд «лайков», а Google фиксирует 5,3 млрд запросов в день [2]. Однако количество данных совсем не коррелирует с качеством и важностью сохранения этой информации, с одной стороны, и фактической возможностью защитить личностную или государственно важную информацию - с другой. Кроме того, беспрецедентные объемы информации, которую приходится искать, осмысливать, отбирать и использовать, неминуемо приведут к изменению форм взаимодействия с этой информацией. Ученые отмечают, что обработка информации современным человеком переориентируется с понятийной на образную, с текста на картинку. Изменившаяся форма подачи и приема информации формирует феномен, получивший название «клипового мышления», «клипового сознания» [3], особенно у молодого поколения появляется склонность к принятию стремительных, неотрефлексированных решений, на основе первичных внутренних импульсов и эмоциональных впечатлений. Так, цифровые технологии усиливают возможности (и не только интеллектуальные), но они в использовании как «сапоги скороходы» или «летающий ковер» или «эк-зоскелет интеллекта»: умеешь пользоваться - получишь преимущества перед другими, не умеешь - либо погибнешь, либо покалечишься. Это риск и постоянный выбор между «властью» и «рабством», между «быть всем» и «не быть ничем» - сюжет, не раз прописанный в классической литературе. Подобная двунаправленность наблюдается и в юридической интерпретации методологического и инструментального аппарата больших данных. В качестве примера можно привести разницу позиций в данном вопросе двух оппонентов: Европы и Китая. Китай рассматривает развитие цифровых технологий, в том числе большие данные как главную цель, некую кульминацию развития науки и технологий в целом, при этом сопутствующие риски и угрозы, в том числе по отношению к человеку и обществу, остаются «побочным эффектом». При этом держателем данных может быть только государство, в данном праве у него непререкаемая монополия. Европа же придерживается иного мнения на этот счет. Не случайно именно Европейским союзом был принят общий регламент по защите данных (GDPR - General Data Protection Regulation), а значит, в научной области остается неизменным приоритет социально-гуманитарной направленности и защищенности. Следовательно, возникает дилемма: развитие цифровых технологий - это Цель или Средство (в частности, для достижения цели эволюции социотехнического ландшафта). Если развитие ЦТ становится целью, а не средством достижения «высокой» цели, не возникнет ли утопия, угроза развития человеческой цивилизации? То есть маниакальное развитие ЦТ само по себе является риском, опасностью для общества. А. Генкин в докладе на круглом столе «Цифровая трансформация: новые вызовы и новые возможности для общества» поднимает злободневные вопросы: где границы доступа общества в жизнь личности? Где защитная линия нашей приватности? По мнению докладчика, возникновение и широкое распространение систем социального рейтинга является одним из ответов на эти вопросы. Так, все сведения об индивиде кумулируются в единую систему данных, в итоге формируется рейтинг благонадежности каждого человека. Целью данного рейтинга является отбор личностей, которым необходимы или которым доступны те или иные общественные блага. В качестве примера снова вспомним Китай, в котором подобный социальный рейтинг закреплен и функционирует на государственном уровне, более того, является одной из стратегий успешного развития государства. В результате наиболее благонадежные лица имеют максимальные преимущества в социальной сфере, а менее благонадежные испытывают реальные затруднения. Таким образом, в современном обществе формируются новые принципы социального расслоения и неравенства [4]. Еще одна проблема, связанная с санкционированием проникновения в персональные данные, возникает при обсуждении приоритета личных или общественных интересов в ситуации, например, крупных эпидемий, таких как вирус Эбола, H1N1 или коронавирус COVID-19. Большинство государственных регламентов направлено на защиту общественного здоровья в ущерб сохранению тайны частной жизни. В условиях пандемии коронавируса китайцы выпустили приложение, позволяющее определить факт взаимодействия с зараженным человеком. Таким образом, постоянно ведется проверка перемещений каждого человека, соответственно, нарушается медицинская тайна - сведения о заболевших гражданах доступны заинтересованным лицам. При этом данное отслеживание «прикрыто» благой целью - недопущение распространения эпидемии и возникновения новых вспышек. В связи с этим применяется иной термин - контроль, который в отличие от слежки подразумевает как дальнейшее управление, так и защиту от «внешнего воздействия». Откровенно говоря, слежка, или отслеживание, мониторирование, пожалуй, является частью контроля. Стоит акцентировать внимание на том, что контроль без целевой положительной функции, без дальнейшего анализа и синтеза во благо общества является незаконной и преступной деятельностью. И история развития цифровых технологий знает такие примеры. Проблема заключается в невозможности контролировать посторонние вмешательства в работу электронных медицинских приборов, таких как инсулино-вые насосы, мониторы глюкозы, дефибрилляторы и т.п. В то время как для обеспечения безопасности компьютеров и смартфонов постоянно выпускаются специальные программы, для медицинских приборов такая задача изначально не ставилась, они ценились прежде всего за простоту, надежность и быстроту использования пациентами и лечащими врачами. Так, именно из-за возможности несанкционированного вмешательства в работу беспроводного стимулятора сердца вице-президента США Дика Чейни кардиолог не одобрил его использование [5]. С цифровизацией банковской и торговой сферы потребления и их сращиванием на основе скоринговых и скрининговых интересов связана угроза манипулирования данными, когда банки начинают собирать информацию о клиентской базе потенциальных заемщиков не только по социальным сетям [6], но и потребительской корзине клиентов с целью определения наиболее полного личностного профиля возможного заемщика. На самом деле речь идет и о еще более полной информации, восстановленной по оплатам банковской картой в кинотеатрах, аптеках, медицинских учреждениях, вокзалах. Фактически это не только социально-психологический профиль, но и проблемы здоровья, культурных и политических предпочтений и другие факты личной жизни, которые легко восстанавливаются в таком расширенном скрининге, нарушая этические нормы вторжения в приватные пространства личности [7]. Фактически наши приватные данные, собранные полулегально через банковско-маркетинговый скрининг, все больше становятся товаром, что не может не вызывать чувства протеста. Несмотря на угрозы, сопровождающие развитие цифровых технологий, сегодняшняя ситуация в мире диктует свои условия, в том числе связанные с развитием и применением цифровых технологий и сервисов. Транслируемая повсеместно фраза, которая стала уже «слоганом» настоящего - «мир уже не будет прежним», формирует не только настроения в обществе, но и новые условия существования человека и общества в изменяющемся мире. И обойтись без цифровых технологий в новых условиях будет невозможно. Переход фактически уже состоялся. Особенно остро встает вопрос о внедрении и применении цифровых сервисов в кризисных ситуациях, в рамках которых ограничено перемещение человека. И положительный эффект цифровизации в таких условиях очевиден. Однако общество не всегда находится в стадии кризиса. Существует точка зрения, что при спокойном течении жизни человека и общества тотально негативное применение благ цифровизации можно снизить до минимума. Но нам представляется, что это ошибочное представление. Механизм запущен, он постоянно находится в работе. И мы наблюдаем нежелательную статистику. По данным «Лаборатории Касперского», за 2019 г. 40% российских детей в возрасте до 10 лет почти постоянно находятся в сети, в возрасте 14-18 лет практически все подростки в мире 60-70% времени проводят онлайн [8]. И данная среда отнюдь не безопасна. Подрастающее поколение все чаще и чаще сталкивается с проблемами социальной коммуникации, социализации. При этом процесс происходит на фоне развития и все более глубокого внедрения цифровых сервисов и инструментов. Подтверждением статистических данных является выступление научного руководителя Лаборатории нейронаук и поведения человека Сбербанка, психотерапевта Андрея Курпатова на Всемирном экономическом форуме в Давосе в рамках делового завтрака Сбербанка. По мнению А. Курпатова, «то, что мы имеем сейчас, - это, по сути, эпидемия цифрового аутизма. Цифровой аутизм - состояние, при котором молодые люди не могут поддерживать длительный психологический контакт друг с другом. Они не интересуются внутренним миром другого человека. Люди для них фактически стали заменяемы, поскольку они не видят ценности каждого человека в отдельности» [9]. Каким же образом можно избежать так называемого цифрового аутизма? А. Курпатов предлагает простые и одновременно очень сложные для современного человека меры: цифровая гигиена и расширение реальных социальных связей. Вместе с тем современный человек проводит 8 часов в виртуальной реальности и лишь 2,5 часа в сутки тратит на личное общение [10. Р. 15], что приводит к постепенной утрате навыков социального взаимодействия, дисфункции дефолт-системы мозга. Идея «цифровой гигиены» доктора Курпатова не нова, однако в современных реалиях актуальна и обязательна к применению. В 2018 г. вышла книга «Цифровая диета. Как победить зависимость от гаджетов и технологий» Дэниэла Сиберга, ставшая бестселлером в области психологии и «спасения» от цифровой зависимости [11]. Автор расписал в подробностях «цифровую диету», ключевым «продуктом» которой является «живое» общение, а ключевым методом не отказ, а умеренность в обращении с цифровыми сервисами и гаджетами. Д. Сиберг справедливо отметил, что отказаться от цифровых технологий общество уже не может, и в этом нет необходимости, поскольку цифровизация многих социотехнических задач существенно облегчает и упрощает жизнь современного человека. Однако быть удобным инструментом для решения текущих проблем и заменить саму жизнь человека - это разные вещи, которые нельзя ставить одновременно на чаши весов. Человеческая жизнь не должна и не может быть замещена цифровыми гадже-тами и виртуальной реальностью, поскольку в таком случае мы говорим уже не о человеке, а о киборге. В связи с этим тотальный перевод социальных кластеров на «цифровые рельсы» губителен для всей социоантропологи-ческой системы. Насыщение цифровыми технологиями основных социальных кластеров неотвратимо будет происходить под влиянием тотальной цифровизации. Однако резкие движения в этой области абсолютно противопоказаны. Это может привести к необратимым последствиям, которые поставят под угрозу жизнь и здоровье человека и общества. А значит, внедрение цифровых технологий должно происходить планомерно и постепенно, чтобы была реальная возможность не только оценить риски, но и научиться управлять ими. Только в таком случае имеется возможность сохранить и преумножить положительный опыт прошлого и снабдить его необходимым цифровым инструментарием. Ключевой аспект состоит именно в коррекции, а не в полной замене системы. Мы же сейчас можем наблюдать постепенное разрушение привычной системы социального устройства, в том числе социальных кластеров, и конструирование новой социальной сферы, которая имеет в качестве базиса именно цифровые технологии, которые, по сути, должны стать инструментом-проводником в новый формат общества. Ярким примером, высветившим плюсы и минусы тотальной цифровизации, стало российское образование периода первой волны пандемии коронавируса. Цифровая среда из дополнительного обучающего инструмента превратилась в единственную образовательную среду, которая заменяет весь образовательный процесс. А в условиях пандемии коронавируса цифровизация образования особенно актуальна. В России и за рубежом образовательная деятельность на всех уровнях в период обострения пандемии была переведена в дистанционный формат. Практика виртуальной школы существует на базе цифровых платформ, работающих в условиях виртуальной реальности: Teaching, Cyberworlds/ Digital Studies, Public Anthropology. Однако особенностями данного перевода являются высокая скорость перевода, неподготовленность цифровых платформ, отсутствие необходимых технических средств, масштабность, отсутствие определенности в действиях и перспективах, отсутствие навыков работы с компьютером и интернетом, что логичным образом повлияло на качество образования. Каждая цифровая технология (не только в аспекте социального кластера «Образование») может быть оценена в качестве рискогенного фактора для различных функциональных тел обобщенной телесности, что может быть еще одним пространством рискогенных критериев в построении социально-технологических ландшафтов [12, 13]. Следовательно, для поддержания функциональных статусов привычной конституции человека понадобятся серьезные компенсаторные практики, которые займут большое время в жизни личности и могут свести на нет многие преимущества, рекламируемые адептами цифровизации. Эти проблемы носят не столько технический, сколько антропологический характер и с особой остротой подчеркивают вечные экзистенциальные вопросы о смыслах и ценностях человеческой жизни. Возможности и угрозы социального конструирования технологий цифровой реальности неразрывно связаны между собой и, к сожалению, не находятся в балансе. В связи с этим процесс внедрения цифровых технологий в социально-антропологическую сферу должен быть предсказуемым. Только при соблюдении этих условий будет возможность управлять рисками и угрозами, преумножая положительный эффект. Обратим внимание на еще один важный аспект прививки повсеместной цифровизации в масштабе всей планеты. Согласно теории смены технологических укладов Кондратьева-Глазьева [14], их смены в экономике обычно сопряжены с серьезными конфликтами носителей новых и старых технологий в борьбе за рынки и производственные мощности, вплоть до крупных войн, в том числе торговых, между основными акторами мировой экономики. Наше время напоминает именно такую ситуацию с непримиримой торговой войной США и Китая в условиях глобального экономического кризиса. И если раньше экономические конфликты разрешались военным образом, то сегодня ускоренный переход к шестому цифровому технологическому укладу происходит фантастическими темпами за счет процессов самоизоляции миллиардов людей и почти всех стран в состоянии перманентной пандемии COVID-19. Когда люди всех возрастов вынуждены перейти на удаленный способ работы, получения образования, коммуникации, а капитализация простенькой цифровой платформы ZOOM для коллективных мероприятий в одночасье становится больше капитализации крупнейших авиаперевозчиков Boeing и Airbus, разрушаются национальные экономики и сложившиеся глобальные связи. Транснациональные цифровые гиганты Google, IBM и сетевые платформенные сервисы Alibaba и Amazon, наравне с Big Pharma, становятся основными выгодополучателями кризиса и законодателями нового цифрового образа посткризисного мира. Человек, живущий ранее преимущественно в умвельтах природы и материальной техники, резко переходит в умвельты виртуальной и дополненной реальности, сетевые миры цифровой коммуникации, получая цифровой стресс, тотальный контроль в приватной сфере и деформацию своей антропологической и социальной природы [15]. В связи с вышесказанным подчеркнем, что внедрение цифровых технологий в социальную реальность возможно лишь под контролем систем социо-технической экспертизы, в процессе постоянного мониторинга изменяющихся ландшафтов антропотехносферы [16], исключительно с приоритетом соблюдения законов, этических норм, прав личности и обоснованного блага общества. Развитие технонауки, разумеется, неизбежно определяет успешность той или иной цивилизационной стратегии, но и от гуманистических оснований человечества отказываться преступно, что и должен убедительно прояснять комплексный философский анализ сложных процессов в современной антропотехносфере.

Скачать электронную версию публикации