Revolutions and Democracy. Why Do Revolutions Take Armed or Unarmed Form?.pdf Введение Исследования последних лет показали, что революционные выступления имеют существенно разные результаты в зависимости от того, какую форму они принимают - вооруженную/насильственную или невооруженную/нена-сильственную [1-3]. Появилось и несколько количественных кросс-национальных исследований, посвященных проблеме исследования факторов того, почему революционные выступления принимают насильственную (вооруженную) или ненасильственную (невооруженную)25 форму [3, 5]. Так, Чено-вец и Ульфелдер [6] или Батчер и Свенсон [2] находят, что уровень политических свобод является ключевым предиктором ненасилия. Однако никто из них не изучает этот вопрос предметно, т.е. не рассматривает политический фактор в отдельности. Отметим, что большинство перечисленных авторов предпочитают обозначать революции как «максималистские кампании». Вслед за П. Акерманом и К. Крюглером [7], Э. Ченовет и М. Стивен определяют «кампанию» как «серию наблюдаемых, непрерывных, целенаправленных массовых тактик в преследовании политической цели». Более того, в вышеупомянутых исследованиях рассматриваются кампании «с целями, которые воспринимаются как максималистские (фундаментальное изменение политического порядка); мы намеренно выбираем только кампании с целями, которые воспринимаются как максималистские по своей природе: смена режима или национальное самоопределение» [8. P. 68]. В свою очередь, мы понимаем революции и изучаем их в рамках «четвертого поколения» (см.: [9]) и, таким образом, говорим о революциях XX-XXI вв., опираясь на такие определения революций, как: (I) «революция - антиправительственные (очень часто противозаконные) массовые акции (массовая мобилизация) с целью: (1) свержения или замены в течение определенного времени существующего правительства; (2) захвата власти или обеспечения условий для прихода к власти определенных сил; (3) существенного изменения режима, социальных или политических институтов» [10. С. 856]; (II) «попытка преобразовать политические институты и дать новое обоснование политической власти в обществе, сопровождаемая формальной или неформальной мобилизацией масс и такими неинституцио-нализированными действиями, которые подрывают существующую власть» [9. С. 61]; и (III) «коллективная мобилизация с целью быстрого свержения существующего режима для преобразования политических, экономических и символических отношений» [11. P. 5]. Таким образом, мы видим, что «максималистские кампании» - это не что иное, как революции (в том числе сепа-ратистские/национально-освободительные); следовательно, вышеупомянутые работы реально изучают именно революции, а их результаты оказываются совершенно актуальными для нашего понимания хода и итогов революционных процессов. Возвращаясь к политическому фактору революционной нестабильности, стоит сказать, что мысль о том, что демократичность и инклюзивность институтов сокращают возможное насилие, не нова. Так, в 1949 г. Карл Поппер говорил, что называет «тип правления, который можно устранить без насилия -демократией, а другой - тиранией» [12. P. 90]. У современных исследователей можно увидеть схожий вывод: вероятность мирной протестной мобилизации в демократиях выше, чем в автократических режимах [11, 13, 14]. Другими словами, чем демократичнее режим, тем меньше там вероятность насилия по сравнению с недемократическими режимами. Объясняется такая зависимость несколькими причинами. Во-первых, недовольным гражданам легче предъявить свои требования правительству или мобилизоваться в демократической стране, где структура институтов предполагает включение широких масс в управление [15]. Во-вторых, относительно высокий уровень свобод, а точнее, их неподавление через репрессивный аппарат, неразвитый в демократических странах, также приводит к увеличению вероятности ненасильственного протеста [16]. Другими словами, более высокий уровень политических репрессий влечет за собой увеличение вероятности насильственного восстания в силу невозможности использования иной тактики [17]. Таким образом, демократия сама по себе не ведет к росту недовольства, но открывает путь для его выражения посредством мирной массовой мобилизации на избирательных участках и улицах [14], а не с оружием в руках. Однако такие революции, как Украинская революция 2013-2014 гг. (Евромайдан) или Армянская бархатная революция 2018 г., демонстрируют, что они вполне могут свергнуть демократически избранных президентов, но в рамках даже частично демократической системы революция с гораздо большей вероятностью примет невооруженный вид, чем при полной автократии. Однако было бы неправильным предполагать, что уровень свобод определяется лишь демократичностью выборных процедур. Так, инклюзивность институтов определяется и степенью вовлеченности всех граждан в управление. Другими словами, даже если в стране есть формализованные демократические институты, но при этом часть населения лишена права управления, то можно справедливо предположить, что вероятность насилия там будет довольно высока. Так, в большинстве работ по теории гражданских войн, которые можно считать крайней формой насильственной мобилизации, обнаруживается, что вероятность возникновения вооруженного восстания положительно связана с этнической дискриминацией [17-21]. Объясняется это тем, что дискриминируемая часть населения скорее выберет именно вооруженную тактику действий, потому что: во-первых, у них обычно нет возможности для успешного ненасильственного восстания из-за того, что доминирующие этнические группы владеют большей частью ресурсов и используют государство для ограничения доступа меньшинств к различным благам, необходимых для успешного мирного протеста (например, к образованию или высокооплачиваемой работе) [18]. Во-вторых, затраты на коллективные насильственные действия для дискриминируемых групп меньше, потому что: (1) существуют стабильные социальные связи и доверие между членами угнетаемой группы; (2) альтернативные издержки для них не так велики, так как благосостояние дискриминируемой группы обычно низкое и ее члены, как правило, не имеют большого количества накопленных инвестиций в человеческий капитал. Следовательно, их возможная выгода от успеха насильственной кампании перековывает все риски потери их небольшого капитала [22], чего нельзя сказать про остальную часть населения, которой есть что терять. Таким образом, в тех странах, где уровень демократичности институтов низок, а степень дискриминации высока, с большей вероятностью революция примет вооруженную форму. Однако при этом важно учесть, что корреляция между демократичностью режима и отсутствием дискриминации довольно высока: даже усеченные демократические процедуры априори предполагают включение большинства граждан в участие в политической системе. Поэтому цели дискриминируемых групп скорее не в смене режима, а в самоопределении. Другими словами, при анализе революционных событий необходимо рассматривать в отдельности сепаратистские/национально-освободительные революционные выступления, чтобы, с одной стороны, не принизить влияние демократичности институтов, а с другой - не преувеличить влияние дискриминации на выбор протестующими тактики - вооруженной или невооруженной. Таким образом, наши гипотезы можно сформулировать следующим образом: H1: Чем выше демократичность институтов, тем ниже вероятность для социально-политических (несепаратистских) революций принять вооруженную форму. H2: Чем больше доля дискриминируемого населения, тем выше вероятность для сепаратистских/национально-освободительных революционных выступлений принять вооруженную форму. Данные и методы Мы опираемся на информацию, предоставляемую базой данных Nonviolent and Violent Campaigns and Outcomes (NAVCO) 1.3 [23], которая идентифицирует 622 революционных выступления/«кампании», происходивших с 1900 по 2019 г. Она описывает многочисленные случаи насильственных и ненасильственных революционных выступлений с целями смены режима, национального самоопределения или важных социальных изменений (например, ликвидации апартеида). Исходя из гипотез нашего исследования, мы будем делить революции по целям: на сепаратистские/национально-освободительные, что объединяет цели «самоопределение» и «сецессия» по классификации используемой базы данных, и на социально-политические (несепаратистские) революции с целями смены режима и (или) важных социальных изменений (но без цели национального самоопределения). В качестве зависимой переменной мы берем другую переменную из этой же базы данных - было ли революционное выступление/«кампания» вооруженной или нет. Это бинарная переменная, где «1» - это невооруженное революционное выступление, а «0» - вооруженное. При этом авторы особо замечают, что «кампании являются в первую очередь ненасильственными, когда подавляющее большинство участников не вооружены, и когда они используют в основном ненасильственные методы . Кампании являются преимущественно насильственными, когда большинство участников применяют силу, особенно вооруженную, против режимов и их сторонников» [24. Р. 6]. Кроме того, мы берем эту переменную с лагом в один год, потому что независимые политические переменные подвержены сильным изменениям в процессе самой революции/«кампании». В качестве первой независимой переменной мы берем индекс электоральной демократии из базы данных V - Dem, которая принимает значения от 0 до 1 и формируется путем: (1) взятия среднего и средневзвешенного значения индексов, измеряющих свободу объединений, качество выборов, свободу слова, выборные должности и избирательное право; и (2) добавления мультипликативного взаимодействия между этими показателями [25]. В качестве второй независимой переменной выступает доля дискриминируемого населения из этнополитической базы данных Ethnic Power Relations (EPR), которая дает следующее описание этой переменной: «.члены группы подвергаются активной, преднамеренной и целенаправленной дискриминации со стороны государства с намерением исключить из политической власти. Такая активная дискриминация может быть формальной или неформальной, но всегда относится к сфере государственной политики (исключая дискриминацию в социально-экономической сфере)» [26. Р. 6]. Обе независимые переменные мы, в свою очередь, разбиваем на несколько групп. Индекс электоральной демократии разделен нами на шесть типов режимов путем деления общемировой выборки на шесть равных частей (секстилей): 1. Полные автократии (от 0 до 0,071). 2. Частичные автократии (от 0,071 до 0,141). 3. Закрытые анократии (от 0,141 до 0,218). 4. Открытые анократии (от 0,218 до 0,412). 5. Частичные демократии (от 0,412 до 0,73). 6. Полные демократии (от 0,73 и выше). То же самое мы делаем и с долей дискриминируемого населения, однако будем делить страны уже на три группы: 1. Отсутствие дискриминации (=0). 2. Заметная дискриминация (от наименьшего значения, отличного от нуля, до 0,08). 3. Высокая дискриминация (от 0,08 до наибольшего значения). В качестве основного метода анализа мы будем использовать бинарную логистическую регрессию для определения силы эффектов независимых переменных и их взаимодействия между собой. Анализ и результаты На рис. 1-6 представлены распределения групп стран, выделенных по уровням демократии и дискриминации, по всем революционным эпизодам и в отдельности по сепаратистским и несепаратистским соответственно, а также по процентам невооруженных революционных кампаний в них. Так, если рассматривать все эпизоды в совокупности (рис. 1, 2), то видно, что с увеличением уровня демократии, с одной стороны, и снижением доли дискриминируемого населения - с другой, происходит заметное снижение процента вооруженных выступлений. Разница между полными автократиями и полными демократиями - порядка 70 п.п. Примечательно, что если переход между разными типами автократий и демократий оказывает существенное влияние на процент ненасилия, то такого же тренда нет в случае с анократиями -можно видеть «плато» с изменением лишь в 5 п.п. При этом в случае с уровнем дискриминации нет столь явных переходов: разница между странами с нулевой дискриминацией и высокой дискриминацией всего 20 п.п. 100% Рис. 1. Любые невооруженные революционные выступления по шести группам стран, выделенных по индексу электоральной демократии, % Рис. 2. Любые невооруженные революционные выступления по трем группам стран, выделенных по долям этнически дискриминируемого населения, % Однако если обратиться к анализу сепаратистских эпизодов (рис. 3, 4), то видна совершенно иная ситуация. Так, разница в проценте невооруженных кампаний между полными автократиями и полными демократиями остается существенной - 55 п.п., но при этом нет четкой поступательной тенденции к увеличению процента ненасилия при переходе между другими группами стран. В данном случае видно «плато» между частичными автократиями и всеми анократиями. При этом переход от закрытой к открытой анократии даже будет характеризоваться увеличением насилия, чего не наблюдалось при анализе всех революционных эпизодов (рис. 3). дискриминации дискриминированного дискриминированного населения населения Рис. 4. Сепаратистские/национально-освободительные невооруженные революционные выступления по трем группам стран, выделенных по доле дискриминируемого населения, % Совсем иная ситуация обстоит с долей дискриминируемого населения (рис. 4). Тут видно заметное падение процента ненасилия при переходе от заметной дискриминации к высокой - около 20 п.п. При этом сильной разницы между странами с нулевой и заметной дискриминацией нет, что объясняется тем, что выделенная граница для второй группы (8% населения) является ключевой для предсказания революционного насилия. Если обратиться к анализу социально-политических (несепаратистских) революционных выступлений (рис. 5, 6), то видна та же тенденция, что и для любых революций. Однако примечательнее то, что дискриминация потеряла свою объясняющую силу: значимых переходов между разными группами стран нет. При этом демократия лишь подтвердила описанный ранее позитивный тренд - чем выше индекс электоральной демократии, тем выше процент революционного ненасилия. 100% Рис. 5. Социально-политические (несепаратистские) невооруженные революционные выступления по шести группам стран, выделенных по индексу электоральной демократии, % 80% дискриминации дискриминированного дискриминированного населения населения Рис. 6. Социально-политические (несепаратистские) невооруженные революционные выступления по трем группам стран, выделенных по доле дискриминируемого населения, % Полученные результаты подтверждаются и при анализе логистических регрессий (таблица). Так, в первой модели, где анализируются все случаи, демократия и дискриминация являются значимыми предикторами, но значимость дискриминации при этом ниже. Во второй модели с сепаратистскими кампаниями видно, что демократия теряет всякую предсказательную силу, в то время как дискриминация остается очень значимым предиктором. Отметим, что из-за резкого падения числа случаев (в более чем 5 раз) значимость тоже закономерно падает. Однако если дискриминация остается маргинально значимой, что показывает хорошую предсказательную силу, то демократия уже не играет существенной роли при анализе. При этом в третьей модели с социально-политическими (несепаратистскими) революционными выступлениями видны прямо противоположные результаты: демократия является единственно значимым предиктором, тогда как дискриминация не является определяющим фактором. Логистическая регрессия по разным типам революционных кампаний Показатель Невооруженный (=1) или вооруженный (=0) тип M1 (Все) M2 (Национальноосвободительные) M3 (Социальнополитические) Индекс электоральной демократии 2142**** 0,984 3,009*** (0,556) (1,291) (0,705) Доля дискриминированного населения -1,627** -5,893f -0,998 (0,694) (3,709) (0,728) Константа -0,254 -1,121* -0,221 (0,219) (0,594) (0,253) N 409 76 333 AIC 531,957 84,449 405,779 ****p < 0,001; ***p < 0,01; **p < 0,05; *p < 0,1; fp = 0,1121. Таким образом, при анализе любых революционных выступлений следует учитывать, что доля дискриминируемого населения и уровень демократии являются совершенно разными самодостаточными переменными. Так, если при анализе всех революционных выступлений оба фактора являются значимыми, то это лишь от того, что смешиваются кардинально разные типы революций. Однако если разделить революционные выступления на сепаратистские и социально-политические (несепаратистские), то становится очевидным, что для каждого из этих типов подходит только один из нашего набора предикторов. Так, для национально-освободительных/сепаратистских революционных выступлений главным фактором является доля дискриминируемого населения, в то время как для социально-политических несепаратистских революционных эпизодов значительно более важен индекс электоральной демократии. Обсуждение и заключение В целом наши гипотезы полностью подтверждаются: доля дискриминированного населения и индекс электоральной демократии - качественно разные предикторы, релевантные для разных типов революционных выступлений: сепаратистских и социально-политических (несепаратистских). Так, если анализировать все революционные эпизоды сразу, то оба фактора кажутся значимыми на приблизительно одинаковом уровне, но если поделить выборку, то становится очевидным разная объясняющая сила демократии и дискриминации. Для сепаратистских революций определяющим фактором ненасилия является низкая доля дискриминируемого населения (до приблизительно 8%), а для несепаратистских - высокий индекс электоральной демократии. Хотя, как это было показано в настоящей работе, демократичность институтов и уровень дискриминации являются чрезвычайно важным фактором при выборе протестующими тактики действий, однако этим все не исчерпывается. Есть и другие немаловажные причины, почему одни революции принимают вооруженный характер, а другие - мирный. Так, в недавнем исследовании Р. Чинкотта и Х. Вебер [27] показали, что вероятность вооруженных революций значительно выше в странах с очень высокой долей молодежи в общей численности взрослого населения данного общества, т.е. в странах c так называемым выраженным молодежным бугром. Среди других факторов, предлагаемых в качестве благоприятствующих мирным, а не вооруженным формам революционных действий, можно упомянуть более высокие значения валового внутреннего продукта на душу населения [28] или урбанизации [29]. Также в последнее время появляется все больше работ, выделяющих образование в качестве главного фактора, понижающего насильственность революционных выступлений [5, 30].

Скачать электронную версию публикации