Bioethics as one of the variants of object-oriented anthropology: Between “here” and “it’s about to come”.pdf Сегодня мы постоянно говорим о дигитальном мышлении, о биомедицинском улучшении человека, о проблеме отличения человеческого от нечеловеческого, грань между которыми стремительно истончается. В свете всех технологических достижений новая терминология усваивается нами незаметно, исподволь, ассимилируется вместе с новым стилем мышления о человеке. Одним из направлений такой ассимиляции и смещения акцентов в понимании специфически человеческого становится биотехнологический подход к человеку, об истоках и последствиях которого много и убедительно говорит в своих работах П.Д. Тищенко. Подход этот можно принимать или отвергать, но игнорировать его сегодня уже не получится. «Слово „биоэтика“ вошло в русскую речь и больше не воспринимается как заморская диковинка. Как научную дисциплину ее преподают на философских, медицинских и биоло-85 Козолупенко Д.П. Биоэтика как объектно-ориентированная антропология: между «вот» и «вот-вот» гических факультетах. Появились учебники и учебные пособия. Защищаются диссертации по биоэтическим проблемам. Вышли в свет первые номера первого отечественного научного журнала „Биоэтика“. Радио и телевидение, художественная литература и кинематограф постоянно затрагивают биоэтические темы» [1. C. 14]. Но дело даже не в том, что появилась новая область исследования и с ней - новая терминология, появился «новый чрезвычайно необычный опыт существования человека, который в массовом масштабе стихийно генерируется биомедицинскими технологиями» [Там же. С. 16] и который, говоря словами того же П.Д. Тищенко, «должен быть освоен. Превращен из дикого состояния в одомашненное. Выведен из безмолвия и без-видности стихии жизни в просвет человеческого представления. Воспринят. Прочувствован. Прощупан» [Там же. C. 17]. Конечно, освоение нового опыта, как и перевод с одного научного языка на другой, так и «работа с языком», предполагающая встраивание новой терминологии, и ее проблематизация -обязательная философская работа, которая должна быть проведена и уже проводится. Но за всей этой работой должно стоять понимание того, что «биоэтика не сводится к проблемам и не сводится к работам, подготовленным представителями различных научных дисциплин. Для нее характерен особого рода взгляд на события, особая исследовательская перспектива, в которой дисциплинарный подход доопределяется потребностью в меж- и даже трансдисциплинарном диалоге» [Там же. С. 14]. И в ситуации с биоэтической проблематикой мы имеем дело не только с новым опытом в плане экспериментальных данных о человеке и не просто с терминологией, но «мы имеем дело с освоением особого рода оснований или начал» [Там же. C. 14]. Часть из этих оснований, связанных с пониманием человека как вида налично-определенного бытия, мы разберем в данной статье. 1. «Вот» как способ (не)человеческого бытия Понятие «вот» в философской речи недвусмысленно отсылает нас к традиции «вот-бытия», к терминологии М. Хайдеггера (в переводе Борисова) [2]. Павел Дмитриевич Тищенко в своих работах неоднократно ссылается на великого немецкого философа, говоря о формах бытия-к-смерти [1, 3], о языке как доме бытия [4. С. 119-120] и рассказывании как «одной из первичных форм одомашнивания жизни» [1. С. 16], о технологиях как «поставе» [5. С. 28; 2] и т.д. Но в то же время нельзя не заметить, что П.Д. Тищенко является редким философским исключением в современной исследовательской среде, умеющим в теме биотехнологии, объектно-телесного отношения видеть не только объектное и не только наличное, не только тело как таковое, но и присутствие как обращенность к неналичному - как одну из основных проблем биоэтики. В целом же биоэтика как направление современной философской и научной мысли исходит в своем понимании «вот» скорее из Декарта, нежели из Хайдеггера. И оказывается родственно тому прочтению Декарта, которое предлагает нам современная французская феноменология восприятия [6] с ее телоцентричностью и опорой на данные экспериментальной психологии и нейрофизиологии. 86 Социальная философия и философская антропология / Social philosophy and philosophy of humanity Декарт, устанавливая основание для всякого рассуждения о человеке и мире, в первом из своих «Размышлений о первой философии...» начинает с описательного рассуждения о собственной фактичности, говоря: «К примеру, я нахожусь здесь, в этом месте, сижу перед камином, закутанный в теплый халат, разглаживаю руками эту рукопись и т.д.» [7. C. 17]. Декарт утверждает и в то же время проблематизирует очевидность и обязательность для человека факта его собственной телесности, ибо хотя он и заявляет, что «из всего, чему учит меня природа, нет ничего более явного, нежели наличие у меня тела» [Там же. С. 64], замечание о том, что только безумец «мог бы отрицать, что руки эти и все это тело - мои» [Там же. С. 17], сопровождается затем последовательным сомнением в том, что это «безумие» было бы действительно неразумием и иллюстрацией того, что обманчивость восприятия является естественным его свойством [Там же. С. 17-28]. Полемика относительно безумия и неразумия в их отношении к мысли и восприятию, основанная на различном прочтении приведенного отрывка из картезианских размышлений, разгорелась спустя три века [8-10], протянув от Декарта ниточку к современной проблематике различения восприятия и иллюзии и проблематичности как опоры на собственную телесность как на нечто определенное, так и полного отказа от нее. Но еще более близкой к современной мысли о проблематичности человеческой телесности и в то же время - настойчиво телоцен-тричной - оказывается мысль М. Мерло-Понти, в третьей части своей «Феноменологии восприятия» буквально повторяющего методологический ход Декарта (избегая, впрочем, при этом прямого цитирования) и приходящего к прямо противоположным Декартовой философии выводам. Вот его описательной пассаж, которым открывается упомянутый текст: «Я размышляю над картезианским ^gito, хочу завершить эту работу, чувствую прохладу бумаги под рукой, вижу через окно деревья на бульваре» [6. С. 469]. Читая его, невольно вспоминается та самая (приведенная чуть выше) цитата из Декарта и «это тело, эта бумага, этот огонь» [9]. Текст современного француза - то ли симптом безусловного принятия фигуры Декарта с его пониманием тела, то ли пародия на него. Но если Декарт будет смотреть телом (подобно Сартру с его телом как продолженным сознанием) [11] и на тело, то Мерло-Понти уже в следующем предложении неожиданно (для картезианца) заключит: «Моя жизнь всякий миг устремляется к вещам, находящимся вне меня, вся целиком проходит вовне» [6. С. 469]. И этот поворот мысли представляется весьма симптоматичным. «Вот», истолкованное как описание «здесь и теперь» в его объективнообъектной данности (то самое etre la, против которого так протестовал Хайдеггер, увидев французские переводы своего «Бытия и времени» [12. С. 182]), c неизбежностью приводит не только к неотличимости истины от безумия, но и - даже прежде всякой попытки установления истины - к объектному пониманию человека как тела среди других тел, полностью задаваемого внешними воздействиями, тела-объекта, воспринимаемого через то, что им самим не является и ему не присуще, и описываемого извне. Но ведь было же еще сознание? Ведь Декарт же вводил «cogito ergo sum» и «esse est percipi» как две равновозможные (хотя и несовместные) формулы человеческого бытия? «Сознание есть бытие в отношении вещи при посредстве тела» [6. С. 186] - ответит на это М. Мерло-Понти, устранив всякую 87 Козолупенко Д.П. Биоэтика как объектно-ориентированная антропология: между «вот» и «вот-вот» возможность дуализма и сведя вопрос о сознании к вопросу о восприятии, а также заранее оправдав телоцентричность и объектный характер современного биоэтического дискурса. Телоориентированность - характерная черта современного биотехнологического подхода к человеку, отмечаемая различными его исследователями [3, 13, 14]. Биотехнологическое отношение к человеку предполагает, что его тело важнее, чем его сознание. Что человек определяется, подобно вещи, собственной фактичностью. «Вот» - указующий жест, помещение Я как объекта, здесь и сейчас данного в окружении других объектов и этой данностью заданного. А потому неудивительно превращение человека в артефакт [15]. «Проблема человека в эпоху технической воспроизводимости - это прежде всего проблема поиска „золотого сечения“ между природой и артефактом» [13. С. 106], - констатирует О. Попова. И в этом золотом сечении не остается места сознанию. Человек, понятый биотехонологически, превращается в «вот», в некотором роде даже противоположное «вот-бытию» Хайдеггера, так как «воспроизводя себя как артефакт, человек отчуждает себя от своей смертной уязвимой сущности» [Там же], становясь тем, что сам Хайдеггер именовал «неприсуствиеразмерным способом бытия» [16. С. 114-115]. Биотехнологическое «вот» - это вид налично-определенного бытия. Того, что, с точки зрения Хайдеггера, присуще вещам в отличие от человеческого способа быть [Там же] или же того, что, как полагал Сартр, присуще трупу человека в отличие от самого человека [11]. И если Хайдеггера упрекали в деантропологи-зации философии в связи с отказом от телоцентричности в понимании человека и растворения его в бытии [17. С. 525], то телоориентированную и натуралистическую философию биоэтики можно упрекнуть в андрогиниза-ции и киборгизации, приводящей к потере самой специфики человеческого. Человек без тела (Хайдеггер) превращается в своем «вот-бытии» в тело без человека (биоэтика). П.Д. Тищенко называет такое движение мысли в современных биотехнологических исследованиях «деструкцией человеческого в человеке» [1. С. 38], чутко улавливая это превращение «вот-бытия» как специфически человеческой формы неналичного присутствия в нечеловеческий способ (не)человеческого бытия. 2. «Вот-вот» бытие: в ожидании новой объектности Наряду с объективированным «вот-бытием» человеческого тела для биотехнологических изысканий, как и для всей современной мысли, характерно и еще одно движение, наиболее полно выражающееся в определении «вот-вот» [18]. «Вот-вот бытие» - это понятие, введенное П.Д. Тищенко [19] и презентующее нам мысль о том, чего еще нет, но что того и гляди оформится. Станет из проекта (прожекта, фантастической научной идеи) - объектом, на который можно указать и с которым можно будет привычно манипулировать, как со всем прочим горизонтом «вот». Казалось бы, «вот-вот бытие», как и «бытие на пороге» [20], предполагает становление, отнесение к тому, чего нет, настающее (опять же в духе Хайдеггера) - и тем самым выходит из парадигмы объектного мышления, 88 Социальная философия и философская антропология / Social philosophy and philosophy of humanity смещаясь в сторону мышления «присутствующе-отсутствующего». Казалось бы, «захваченность «вот-вот бытием» предполагает, что в обществе... присутствует ориентация на будущее» [21. С. 1213], и потому человек в нем никак не может мыслиться, исходя из парадигмы «вот-бытия» - парадигмы, абсолютно центрированной настоящим. Однако биоэтический дискурс исходит вовсе не из того промежутка, что находится между уже-бывшим (как тем, что составляло объектность человеческого вот-тела до манипулятвного и/или технологического изменения) и еще-не-ставшим (как тем, что еще только предвосхищается в своей объектности. Напротив, этот зазор, это движение ускользания, характерное для любого человеческого бытия, биоэтическим дискурсом абсолютно игнорируется: он (данный дискурс) строится таким образом, как будто это самое «вот-вот» уже превратилось в свершившийся факт оформления в то новое «вот», которое мы всего лишь предрекаем. Как если бы никакого зазора и вовсе не существовало. И разговор о человеке ведется все в том же объектном ключе, не акцентируя внимания на том, что объект, рассматриваемый как «вот», как наличная данность, пока вовсе не является таковым. А возможно, и никогда не будет являться. «Вот-вот», помещаемое в перспективу «вот», приводит к неизбежному появлению темы «недочеловека», так же характерной для биоэтических исследований, как и сама объектная парадигма. Исходящие из понимания человека как ставшего, определенного, обнаруживаемого в указательнообличительном жесте «вот-человек!» «технологии инхенсмента строятся так или иначе на проведенном различии между человеком как личностью, обладающим правом на жизнь и защиту целостности своего существования, и еще недочеловеком - некоторой вещью, которую как неудачную «заготовку» можно выбросить или подвергнуть весьма рискованным для существования биотехнологическим манипуляциям» [5. С. 25]. Но и «имеющий право» человек рассматривается как объект, как вещь, как «вот» в его нормальности или ущербности, поскольку «базовая ценность, которая лежит в основе желания создавать и использовать биотехнологии инхенсмента - это власть над телесностью человека со всеми его моральными и физическими качествами» [Там же. С. 24], их изменение и контроль (в духе М. Фуко) [22. C. 2], что оказывается формой манипулирования и владения, формой объектного отношения, центрированного парадигмой «вот». И, поскольку «вот» недочеловека и «вот» постчеловека оказываются в равной степени объектно понятыми и помещенными в одну и ту же перспективу пространственно-настоящего усмотрения, то критериев предпочтения того или другого и установления его в качестве нормы человеческого не обнаруживается. Человек, понятый как «вот» (независимо от фактического наполнения данного «вот» и времени его становления-наличным), невозможен без отгра-ничительного жеста от иных объектных образований, от иных «вот» (не)человеческого мира - и от концепта недочеловека. И в то же время - обнаружившийся как объект, устанавливаемый не жестом собственного самоучреждения (ибо никакие объекты не учреждают себя сами), а взглядом со стороны - человек как «вот» или как «вот-вот человек» становится предметом договора, человеком «договорным». Тем, относительно кого было принято некое волюнтаристское решение (постановим вот это «вот» считать «человеком») в ходе процедуры делиберации [23]. 89 Козолупенко Д.П. Биоэтика как объектно-ориентированная антропология: между «вот» и «вот-вот» Заключение Биоэтика - это объектно-ориентированная антропология, помещающая человека в зазор между «вот» наличного тела конечного человека и «вот-вот» ожидаемой определенной материальности не(сверх/пост)человеческого. В полном соответствии с основными постулатами объектно-ориентированной онтологии Г. Хармана, в объектно-ориентированной антропологии биоэтических исследований люди становятся просто «одними из многих других объектов» [24]. И хотя само понимание объекта в первом и втором случае -принципиально разное, сама «доминанта объектности» остается главенствующей в обоих случаях, так как человек понимается в биоэтике как наличное существо, заданное перспективой собственной телесности и колеблющееся между указательно-данным «вот» человеческого тела и проспективно-становящимся и манипулятивно-доступным «вот-вот» его преобразовательного самоустранения. Что при этом не учитывается, так это то, что «есть такая самоидентификация целеполагающего субъекта, которая не тождественна субъективности, воплощенной в смертном теле» [1. C. 23] - и если мы игнорируем существование и даже первостепенную важность такой самоидентификации для человека, то это означает не что иное, как то, что «наше сознание больше не реализовано в человеческом масштабе, оно больше не настроено на антропоцентризм» [25. С. 226]. Опасность всякого улучшения и манипулирования человеческим в человеке, связанная с его технологическим, телесно-ориентированным и объектным пониманием, заключается в том, что благодаря парадигмам «вот» и «вот-вот», сливающимся в биотехнологическом подходе к человеку, как очень точно замечает П.Д. Тищенко, «за спиной реконструкций, конструкций и деконструкций неприметным образом разворачивается тотальная деструкция человеческого в человеке» [1. С. 38], что, в свою очередь, приводит нас к неутешительному выводу, что «новейшие достижения биотехнологий инвестируют в существо человека лишь еще одну (из бесчисленных - бывших, наличных и будущих) тенденцию «преступить себя». Еще в одном плане своего существования человек находит себя стремительно скользящим по ту сторону человеческого в человеке...» [Там же. C. 40].

Скачать электронную версию публикации