DO THE PRESOCRATICS WERE NATURAL PHILOSOPHERS? (FALES'S «WATER» AS «TRANSCENDENTAL» PROBLEM). .pdf После работ, уже написанных на обозначенную тему и принадлежащих таким философам, как А.Ф. Лосев, Х. Ортега-и-Гассет, М. Хайдеггер, М. Мамардашвили и др., вопрос, поставленный в названии статьи, казалось бы, уже получил ответ и не может быть столь актуальным. Между тем и сегодня даже на представительных (и не очень) философских форумах, дискуссиях, на процедурах защиты диссертаций нет-нет да и проскочит настойчиво и даже агрессивно мнение о современной философии, якобы приобретающей свою идентичность именно в натуралистическом облике. Можно было бы не обращать на это внимание, если бы в аргументации подобной неправды не было бы апелляции к самим грекам, к Милетской школе (Фале-су, Анаксимандру, Анаксимену) как школе категорично натурфилософской, полагающей якобы натурально-предметное видение мира.Известно, что всякие историко-философские тексты существуют как результат сопричастности одновременно и истории, и современности. Именно поэтому они (в частности, фрагменты милетцев) не могут ответить на вопрос, что же они такое «сами по себе», каковы они «объективно», «на самом деле»? Они существуют в интерпретациях и понимании тех, кто их читает. В них обнаруживают себя не только Фалес или Анаксимандр, но и тот, кто сегодня увидел их «воду» или «апейрон». Греки нас обнаруживают через наши попытки обнаружения их. Они нас делают прозрачными, поверяют нас в нашем философствовании.Мы говорим: они были натурфилософами, поскольку имели дело с такими первоначалами, как «вода», «земля» и т.п. Это утверждение явно допускает натурально-предметное видение древних. Хотя, если проявить внимание к контекстному употреблению «воды», можно свидетельствовать, что обнаруженные первыми философами первоначала лишь обозначались терминами природных стихий (хотя были среди них и «нус», и «апейрон» - явно не натурального происхождения), не являя собой действительную предметность. Что же такое «вода» Фалеса, если она - не чисто родниковая или экологически загрязнённая, если из неё - всё, и она - во всём, но в то же время она физически, зрительно или осязаемо не видима и не ощущаема? Откуда сама мысль о том, что «нечто есть всё», не будучи ни чем-то из «всего», ни совокупностью «всего» в отдельности. Концептуальный вопрос Милетской школы, сложившейся в крупнейшем торгово-ремесленном и культурном центре Ионической части Греции, - «Что есть мир как всё?», или «Что есть мир как мир?» [1. C. 9-13]. Как может случиться подобный вопрос, если тот, кто его задаёт, сам принадлежит нутру этого мира, заключён в его границы?Но он случился. Случился у философа, который вышел из мира, но обнаружил себя как иномирное существование и приобрёл в результате возможность рефлексии по его (мира) поводу. Взгляд со стороны - отделено, - то есть рефлексивный взгляд, - это прерогатива философа. И те, кто сегодня именуется натурфилософами Древней Греции, его уже приобрели. Одновременно с рефлексией они приобрели «умное» зрение - умозрение, которое позволило им «увидеть» странное и поразительное «архе», никак не вписывающееся в натуральный мир, вовсе не говорящее об обладателях этого взгляда как о натурфилософах.А.Ф. Лосев, достаточно резко отзываясь о тех, кто хотел бы квалифицировать милетцев в плане их якобы приоритетного внимания к природно-предметному содержанию мира, писал: «Раз навсегда необходимо порвать с "научностью" таких систем, как ионийская. Здесь - первые полёты грандиозных внеэмпирических обобщений» [2. C. 105]. Взгляд «умный» действительно избыточен для того, чтобы видеть предметное содержание природы. Он не требуется, чтобы видеть воду в стакане как предназначенную для питья или ту речную, где можно охладиться в жару. Человек, обладающий этим взглядом, являл себя иноприродно, не в натуральном, физическом восприятии, но в метафизическом плане. Именно такой взгляд наличествует у Фалеса, и он свидетельствует о нём вовсе не как о натуралисте или человеке, испытывающем жажду. Он говорит о нём как о философе, увидевшем в воде «архе», то есть «начало и конец Вселенной» [1. C. 109]. В «мире мнений», то есть в эмпирическом, предметном мире, усмотрение «универсального», «всего» могло бы казаться безумием или праздным домыслом. Не случайно так смеялась фракиянка, увидев, что Фалес, заглядевшись на небо, то есть в мир бытия Истины и «архе», упал в колодец. Нельзя в материальной субстанции воды увидеть «архе» глазами любопытствующего естествоиспытателя.Важно понять, что так называемая натурфилософия милетцев уже была философией сознания, Логоса - «чистого Разума», - ибо через указание на универсалии она уже начинала традицию трансцендентализма. Трансцендентализм был представлен лишь в принципе, но уже как техническая заявка. И это был интеллигибельный принцип, и первая форма философии - так называемая натурфилософия - уже была интеллигибельной формой. В истории в намеченной перспективе ей предстояло приобретать всё новые рефлексивные практики и специфически философский категориальный аппарат, предназначенные для обозначения неопределиваемых границ-пределов, ненатурально-материальных и не-предметных.«Вода», «воздух», «земля» - это не природные элементы, но метафизический принцип предела, через который только и открывалось бытие. «Предел», «первоначало», «архе» не являли собой ни предметную натуральность, ни чистую внепредметную мысль. Они - точка их пересечения, где завязывалось и открывалось бытие. Пармениду удалось испытать онтологическиймиг лишь потому, что он смог обнаружить себя в этой точке пересечения, зафиксировать её и, испытав от собственного открытия восторг, сказать: «одно и то же - быть и мыслить».Натура, то есть природа, в философии обнаруживается как мир, который есть одновременно бытие и мышление. У древних она оказывалась не прерогативой «научных» форм познания, она располагалась «над» ними, являла себя не в физике, но в метафизике. Как выражение времени начала философии, только-только ещё категориально оформляющейся, древнегреческие научные картины мира кажутся наивными. Но это была «умная» наивность, интеллигибельная «нелепость». То и другое закладывали стратегические основы «умного» зрения философии - узревания того, чего нет в физике. Они выводили в меон - в «бытие» как «не-это-сущее». До «умного» субъекта Канта было ещё далеко. Ему надо было ещё вырасти. Но без «воды» Фалеса он бы не появился. Если эта «вода» не имела и не имеет значения в смысле Н2О, то ведь Фалес и не пытался выстроить о воде какое-то естественнонаучное представление. Но предложенной техникой усмотрения «воды» как «предела», субстанции, метафизического основания всего сущего он первым стал взращивать субъекта, узнавать и познавать бытие. Он не открывал картину природы, он открывал бытие. Древнегреческое «архе» не имело сверхзадачей познать законы природы, не давало физического знания о ней и не высказывало специфику научного знания. Оно заявляло о философии.Итак, уже в милетском вопросе об «архе», в его постоянных поисках, выражавшихся в желании найти то, что как предметная реальность не существует, сказалось истинно философское настроение: «Я знаю, что я ничего не знаю». Не знаю, ибо то, что существует откровенно, что я вижу и ощущаю, не есть истина. Философия, таким образом, существует благодаря невежеству: она отказывает - вот уж где сумасбродство и безумие - миру в его истине, законченности и полноте, несмотря на очевидность его природной видимости, вещественности и предметности. «Философское невежество» вносит постоянное сомнение, не позволяет что-либо категорично утверждать, точит и беспокоит. Оно вызывает постоянное желание знать - узреть, схватить полноту бытия - и одновременно свидетельствует о бессилии это сделать. Философия есть только там и тогда, где и когда утверждается о том, чего не достаёт, что не поддаётся быть предметно схваченным.Всё сказанное достаточно известно. И если бы сегодня не ссылались на греков, когда пытаются протащить в философию натурально-предметное видение, не свойственное ей ни по техникам работы, ни по способу мышления, ни по духу и принципам, то, кажется, уже и не стоило бы вспоминать особый характер досократической натурфилософии. Чаще всего подобного рода ссылки делаются ради того, чтобы утвердить в качестве современной всеобщей методологии какую-либо научную дисциплину. Ранее таковой была физика, сегодня предлагается синергетика. И если находится тот, кто этой идее противится, на него обрушиваются спекуляции, в общем-то, запрещённые в научных спорах. Так, современные сторонники синергетики выдвигают утверждение о том, что эта наука является методологией построения современной картины мира, поскольку ориентирована на поиски общих для всех наук закономерностей. Далее, якобы не замечая несоответствия тезиса и следующего из него вывода, утверждают, что она, следовательно, и есть всеобщая методология, а как таковая методологически обосновывает и философию тоже. В данном утверждении тезис о «методологии всех наук» подменяется тезисом о «всеобщей методологии».Синергетика в своей, то есть научной, области, конечно, имеет специфику, объединяя, сцепляя и переплетая все науки, отыскивая на их стыках и в возникающих общих зонах общие для всех их закономерности. Но общими они являются только для наук. Зачем говорить о «всеобщей методологии» и распространять их на философию тоже? Но спекуляция - неправедная и неправдивая - состоит даже не в этом, поскольку подобные рассуждения можно как аргументировать, так и оспаривать. Спекуляция в том, что тех, кто ограничивает власть синергетики научной (и только научной) сферой и кто не хотел бы верить её претензиям быть методологической базой философии, - всех их обвиняют в том, что они отказывают синергетике в праве на существование. Говорят: как раньше отрицали генетику и кибернетику, так сегодня вы хотели бы отрицать синергетику. Именно здесь - спекуляция и несправедливость.Синергетика - наука признанная, одна из ведущих в современной научной системе. И располагается она в одном ряду с кибернетикой, системотехникой, информатикой, бионикой, молекулярной биологией и т.д. и т.п. Она находит себе место в ряду тех дисциплин, которые, формируясь на стыках различных наук и объединяя их, имеют своим предметом междисциплинарные связи и закономерности. На базе этих новых наук появляются новые же базовые технологии. Их сегодня определяют как Hi-Tech и Hi-Hume, они включают в себя информационные технологии, нанотехнологии, биотехнологии и социотехнические системы [см. 3]. Синергетику глупо было бы отрицать. Критике подвергается не она, но адепты, распространяющие её претензии за пределы научной сферы - в сферу философии.Философия - не наука. Она не была наукой и не обладала научными техниками видения мира уже и тогда, когда зарождалась и когда, не предчувствуя будущих спекуляций, мирилась с определениями себя в качестве натурфилософии. Сегодня, однако, это обернулось и против того первоначального этапа философии, и против этапа современного: философия подменяется научной синергетической идеологией. Можно обернуть логику, которая использовалась в защиту синергетики и которая позволила отождествить сопротивление её претензиям с гонениями на неё, и сказать, что адепты синергетики хотят устранить философию в качестве самостоятельной и специфической сферы знания (как это «раньше было с генетикой, кибернетикой...»).А между тем философия всегда обладала и обладает сегодня своими способами видения мира, его становления во всеобщих связях и формирования общих законов развития различных сфер бытия. Её отличие от науки, в том числе от синергетики, заключается в том, что она использует не материально-предметную, но трансцендентальную призму смотрения, не говорит конкретно, «что» происходит с химией или физикой в их междисциплинарном сцеплении (например, с молекулярной биологией), но пытается ответить на вопрос, «как» можно мир помыслить, как происходит само это сцепление, почему оно стало возможно.Какие возможности для ответа на подобный вопрос имеет философия?Об этих возможностях в Древней Греции и заявляло «архе» - понятие, не выражающее предметно-материальную взаимосвязь «силовых полей», квантов и других микрочастиц или макропроцессов, не соединяющее всё сущее в арифметическую сумму, но сцепляющее его в бытие, то есть концептуально конструирующее эту взаимосвязь из точки пересечения вещественного сущего и человеческой рефлексивной мысли.Более двух с половиной тысячелетий назад философия, зарождаясь как, казалось бы, натурфилософия, не удовлетворялась, однако, очевидностью того, что предметно наполняло парменидовское «всё есть». Игнорируя подкупающую наглядность космоса, она спрашивала о том, чего нет, - о первоначале. В учении о первоначале выплеснулась подлинно философская, не знакомая ни мифу, ни религии, ни науке страсть по миру, по обретению своего (именно философского) места в мире. Страсть эта в разные исторические эпохи выражала себя различными философскими способами, приёмами, техниками поиска того, из чего - всё, того, что есть мир в своём пределе. Философия искала «умные» формы всего. Такое направление поисков всегда, даже в те периоды, когда она категориально допускала натуральное, природное оформление, являлось только её прерогативой.

Скачать электронную версию публикации