Dictatorship vs democracy: dilemma of revolution in the light of discourse analysis.pdf Февральская революция 1917 г. рассматривается сегодня как «мощныйрывок в развитии демократии», как первая революция такого рода в ХХ в.,породившая целое направление революций данного типа [1]. Однако в самойРоссии демократическая альтернатива так и не стала предпочтительным на-правлением общественного развития: очередная «смута» завершилась ре-жимной консолидацией авторитаризма. Исходя из цикличности российскойистории («жуткий хаос - жестокий порядок») [2], некоторые исследователивынесли нашей стране окончательный приговор: «обречена на авторитарноеправление» (Р. Пайпс). Конечно, состояние социального хаоса крайне небла-гоприятно для общественного развития, но значимость этого мира в том, чтоименно из хаоса возникает порядок, и то, каким будет этот новый порядок, врешающей степени зависит от человеческого фактора. Здесь правомернопровести аналогию с бифуркациями, которые изучаются в неравновесной фи-зике: в данной точке равно возможны все ветви, но будет осуществлена толь-ко одна из них. Событие имеет «микроструктуру», и именно эта структура(флуктуация) на микроуровне ответственна за выбор той ветви, которая воз-никнет после точки бифуркации. Флуктуации являются следствием индиви-дуальных действий [3]. В связи с этим особый научный интерес представляетанализ дискурсов российских политических сил, вступивших в борьбу засвой способ общения и понимания революционных событий.Методологическую основу исследования составит дискурс-анализ. От-правной точкой дискурс-анализа является утверждение о том, что «мы полу-чаем доступ к реальности посредством языка. С помощью языка мы создаемрепрезентации реальности, которые не просто отражают то, что в ней есть, нои конструируют ее» [4. С. 29]. Иными словами, «язык - это не просто каналпередачи информации о простых явлениях, фактах или поведении людей, амеханизм, который генерирует и конституирует социальный мир» [4.С. 30-31]. Нам уже приходилось применять дискурсаналитический подход -теорию дискурса Э. Лакло и Ш. Муфф [5]. Однако при анализе событийбольшой масштабности применение инструментария лишь данной пост-структуралистской теории будет уже недостаточно. Лакло и Муфф «все со-циальные практики трактуют как дискурс» [4. С. 199], но ведь существуют иДиктатура vs демократия: дилемма февральской революции35такие аспекты социального мира, которые функционируют согласно другойлогике, нежели логика дискурса, поэтому неизбежны различия между дис-курсивными и недискурсивными их измерениями [4. С. 46]. Поэтому мыприбегнем к комбинированию дискурсаналитических подходов, объединиманалитические инструменты теории дискурса Лакло и Муфф и критическогодискурс-анализа Н. Фэркло (менее постструктуралистского), в рамках кото-рого анализируются и коммуникативная ситуация, и порядок дискурса.Релевантными текстами послужат нам естественные материалы - ме-муары (воспоминания) А.Ф. Керенского, П.Н. Милюкова, Н.Н. Суханова идр. По оценке специалистов, значимость мемуарных источников трудно пе-реоценить: «В особенности ценными являются всякого рода воспоминания,дающие тот психологический фон и ту связь, без которой имеющиеся в на-ших руках отдельные документы могут оказаться непонятыми или понятыминеправильно. Непосредственные свидетели возникновения документа могутлучше истолковать его букву, нежели люди, подходящие к документу черезряд лет с настроениями и представлениями, которых не было ни у кого в туминуту, когда документ составлялся» [6. С. 523]. Что касается избранныхнами источников, то их значимость заключается еще и в том, что, помимоописания масштабных событий, они содержат малоизвестные факты о заку-лисных сторонах деятельности участников революционных событий, что по-зволяет лучше понять, почему то или иное историческое событие произошлоименно так, а не иначе. После этих предварительных замечаний мы можемперейти к анализу искомых дискурсов.Прежде всего мы ознакомим читателя с идеологическим дискурсом цар-ской власти. Дискурс - это «совокупность фиксированных значений в преде-лах специфической области» [4. С. 56]. Идеологический дискурс - это значе-ние на службе власти (Фэркло). Узловой точкой, организующей дискурсцарской власти, был концепт «самодержавие». Поскольку данный знак ужебыл предметом нашего анализа [7], в данной статье мы рассмотрим этот во-прос опционно. Известно, что феодальное общество держалось на альянсемонархии и аристократии, который скреплялся церковью и защищался арми-ей. Для защиты права на земельную собственность аристократы имели ман-дат божественного происхождения: Бог был предполагаемой константой бы-тия, и всякие попытки поколебать устои божественного порядка неизменнокарались смертью [8. С. 46]. Но по мере сдвига от феодализма к капитализмурелигиозный стержень стал слабеть, консолидируя вокруг себя все меньшеечисло людей. В новой парадигме центральная ценность общества сместиласьот землевладения к владению капиталом. В дискурсивной практике ряда евро-пейских государств начался перенос границ между отдельными дискурсами,стали появляться гибридные дискурсы (более адаптированные к новым услови-ям), включающие, например, такие элементы, как «конституция» и «парламен-таризм» [9. С. 7]. Передача эстафеты реальной власти в руки буржуазии фор-мально выглядела «как продолжительный переход от абсолютной монархии кпарламентской системе прямых выборов» [8. С. 63]. Заметим, что под сеньюконституционализма сумела укрыться не одна европейская монархия.С момента отмены крепостного права и Россия стала двигаться по либе-рально-демократическому пути: была заложена основа местного самоуправ-В.И. Постол36ления; подверглась реформе судебная система, возникло понятие о граждан-ских правах; была реализована программа всеобщего начального образова-ния; наконец, появился парламент [10. С. 126]. Однако и после дарованияконституции Николай II считал высшую суверенную власть своим божест-венным правом и твердо верил, что должен свято хранить клятву, которуюдал своему отцу: «достойно нести бремя абсолютной монархии» [11. С. 149].В глазах царя представления о мире были натурализированы (полностьюадаптированы), то есть рассматривались не как понимание мира, а как объек-тивный мир [4. С. 290]. Установилась закрытость дискурса (остановкафлуктуаций в значении данного знака), которая поддерживалась посредствомгегемонии - подавления альтернативного понимания мира и принятия един-ственной точки зрения.Конечно, для сохранения и защиты своего положения правящие классыобычно используют принуждение, но что более важно для стабильности вла-сти, так это производство значения. Согласно концепции «власти/знания»М. Фуко власть является не только репрессивной, но и продуктивной силой.Именно власть, конструируя дискурс, знания, сущности и реальности, ответ-ственна и за создание социального мира, и за способы его формирования иобсуждения, и за определение правил для альтернативных вариантов сущест-вования и общения [4. С. 37-38]. Однако царский режим оставался преиму-щественно репрессивной силой. Используя провокационно-охранительныйтип насилия, он постоянно провоцировал или имитировал появление насилияс тем, чтобы, подавив его сверхнасилием, сохранить нормы и идеологию тра-диционного общества [12. С. 161]. Не приходится удивляться, что революциястала рассматриваться как единственная альтернатива реакции и что в ходеФевральской революции 1917 г. вопрос о власти решался уже без участияцарствующего дома: «Романовых можно было восстановить как династиюили использовать как монархический принцип, но их никак нельзя уже былопринять за фактор создания новых политических отношений в стране» [13.С. 127]. Таким образом, после отказа самодержавной власти от пересмотрасвоего идеологического дискурса в новых артикуляциях, ее идеологическийдискурс завершился тем, чем нередко заканчивают отдельные дискурсы -они просто исчезают.Можно согласиться с той точкой зрения, что Февральская революция«…была все-таки случайным событием, явившись результатом несколькихвнезапно совпавших обстоятельств, в стечении которых не просматриваетсяникакой логической связи» [10. 128]. Однако если революция «…и была слу-чайной по времени своего начала, то она не была случайной по характеру инаправленности перемен имела место… типичная реакция общества натрадиционализм и отставание политической системы от новых социальныхусловий» [1]. Февраль просто смел царский режим как исторический пережи-ток: старый порядок «развалился одним духом. Строился три века и сгинул втри дня» [13. С. 126]. На повестку дня встал главный вопрос всякой револю-ции - вопрос о власти. Как известно, тогда возникло два центра власти: одиниз них - Государственная дума - стал политическим штабом цензовой бур-жуазии, другой - Совет рабочих депутатов (с 1 марта - Совет рабочих и сол-датских депутатов) - революционной демократии. Далее мы рассмотрим ин-Диктатура vs демократия: дилемма февральской революции37терпретативные репертуары российских либералов и демократических со-циалистов, вступивших в борьбу за свои способы общения и понимания ре-волюционных событий, и за лучшие шансы при демократии. Аналитическойконструкцией послужит здесь концепт «дискурс-строй» (порядок дискурса),который применяется для обозначения двух и более дискурсов, стремящихсязакрепиться на одной и той же социальной территории. При концентрациивнимания на порядке дискурса, социальные последствия становятся болееочевидными: «…когда два или более дискурсов в одной и той же областипредставляют различный взгляд на мир, исследователь может задаться во-просом: каковы последствия того, что один взгляд будет принят вместо дру-гого» [4. С. 105]. Так под какие же знамена призывали народ российскиепротодемократические силы (термин А. Пшеворского) - либералы и демо-кратические социалисты?Во главе движения всей цензовой России стал М.П. Милюков, фактиче-ский глава первого революционного правительства. По некоторым оценкам,только он «…был способен перед лицом всей Европы воплотить в себе но-вую буржуазную Россию, возникающую на развалинах распутинско-помещичьего строя» [13. С. 86]. Высокая политика цензовиков проходила подзнаком соглашения с царизмом. Узловой точкой, организующей дискурс рос-сийских либералов, стал концепт «конституционная монархия». Милюков ис-ходил из того, что «…для укрепления нового порядка нужна сильная власть, ичто она может быть такой только тогда, когда опирается на символ власти,привычный для масс. Таким символом служит монархия» [14. С. 468]. Поэтомунадо поддерживать монархию и на ее базисе строить внутреннюю и внешнююполитику. Без опоры на монархию буржуазное правительство «…просто недоживет до созыва Учредительного собрания. Оно окажется утлой ладьей, ко-торая потонет в океане народных явлений» [14. С. 468]. Очевидно, что цензови-ки стремились спасти династию от демократической революции, посколькусами они не имели сил на то, чтобы обуздать бунтующие массы.Между тем в лагере революционной демократии проблема высокой поли-тики казалась очевидной: «власть, идущая на смену царизма, должна бытьтолько буржуазной» [13. С. 50]. Поэтому Совет принял решение поддержатьВременный комитет Госдумы в создании Временного правительства, но внем не участвовать. Буржуазии предоставлялась возможность «как угодноформировать правительство» [13. С. 143]. Но при этом социалисты высказа-лись за «демократическую республику». Таким образом, демократическиесоциалисты определились с точкой кристаллизации внутри их идеологиче-ского дискурса, однако они вовсе не собирались «…делать своими социали-стическими руками буржуазное дело… это было бы гибелью доверия демо-кратии и социалистических партий к своим вождям» [14. С. 461]. Не прихо-дится удивляться, что их дискурсивная конструкция не имела структурногоединства: «Наша революция, хотя и совершенная демократическими масса-ми, не имеет, правда, ни реальных сил, ни необходимых предпосылок длянемедленного преобразования России. Социалистический строй мы создадиму себя на фоне социалистической Европы и при ее помощи» [13. С. 131]. Су-дя по всему, социалистам еще только предстояло зафиксировать значениенаиболее важных знаков в ходе новой артикуляционной практики.В.И. Постол38После того, как Временное правительство взяло на себя функции госу-дарственной власти, перед социалистическими вождями возникла новая за-дача: «…не допустить, чтобы совершенный переворот лег в основу буржу-азной диктатуры, и обеспечить, чтобы он стал исходной точкой действи-тельного торжества демократии» [13. С. 97-98]. Для ее решения предстоялозаключить союз с цензовой буржуазией: «Без него буржуазия вместе с цариз-мом раздавит движение» [13. С. 54]. Компромисс был найден на почве отно-шения революции к войне и миру. Одним из основных лозунгов социалисти-ческих партий, который они развертывали перед массами в уличной агита-ции, был лозунг «Долой войну!» Очевидно, что для буржуазии, заинтересо-ванной в «войне до конца», этот лозунг был неприемлем. Поэтому в социали-стическом лагере свернули циммервальдское знамя и сняли с очереди лозун-ги против войны, выставив Временному правительству следующие условия:«…декларация полной политической свободы, амнистия и немедленные ме-ры к созыву Учредительного собрания… » [13. С. 134].Милюков признал все пункты требований приемлемыми, кроме третьего,который гласил: «Временное правительство не должно предпринимать ника-ких шагов, предрешающих будущую форму правления». Этот пункт требовалпредоставления Учредительному собранию (и лишь ему одному) права решитьвопрос о государственном устройстве и тем самым лишал правительство Ми-люкова «права предрешать его в той или иной форме» [13. С. 151]. Вопросбыл принципиальным: социалисты были сторонники демократической респуб-лики, либералы же выступали за конституционную монархию. В ходе обсуж-дения была найдена фигура умолчания: не помещать в декларацию официаль-ного обязательства. Это давало право правительству «хлопотать о романовскоймонархии», а Совету - вести борьбу «за демократическую республику».Соглашение, таким образом, стало лишь уговором об условиях поединка[13. С. 177]. Со стороны революционной демократии «…была ясна, была ес-тественна и необходима перспектива не сотрудничества и контакта, а борьбы,самой законной, правомерной и исторически неизбежной классовой борьбымежду революционной демократией и цензовым правительством». От властитребовалось «…не соглашение с революционной демократией на той илииной программе, платформе, а лишь предоставление революционной демо-кратии свободы действий, свободы беспрепятственного развертывания своейпрограммы…» [13. С. 134]. Между тем все переходы к демократии осуществ-ляются путем переговоров: «в одних случаях с представителями прежнегорежима, в других - между протодемократическими силами, создающиминовую систему». В зависимости от соотношения сил исход может быть сле-дующим: «…либо устанавливается некоторая демократическая институцио-нальная структура, либо начинается борьба за диктатуру» [15. С. 122]. В силутого, что проблема власти разрешалась уже независимо от династии Романо-вых, исход демократического перехода в решающей степени стал зависеть отсогласованных действий либералов и демократических социалистов. Нужносказать, что в порядке дискурса возможны как и гегемония - разрешениеконфликта за счет переноса границ между дискурсами, так и антагонизм -открытый конфликт между дискурсами [4. С. 105]. Поскольку протодемокра-тические дискурсы частично накрывали одну и ту же социальную террито-Диктатура vs демократия: дилемма февральской революции39рию, открывалась возможность для переноса границ между ними и достиже-ния соответствующих соглашений. Однако сложился антагонистическийдискурс-строй.Различия в социальных взглядах обусловили различия и в политическихдействиях. Не прошло и недели со времени соглашения, как «орган цензови-ков и орган демократии уже вполне определились как две противостоящиедруг другу силы как два источника государственной власти - одинформально признанный, другой обладающий максимальной реальной силой.В результате текущая политика революции определилась как некая равно-действующая двух сил. В области же общей политики, ввиду непримиримо-сти классовых интересов, в перспективе решающих схваток, обе стороныстали мобилизовать свои силы» [13. С. 250]. Вместо создания единого фронтапротив авторитаризма российские протодемократические группировки обра-зовали две оппозиционные коалиции, каждая из которых взяла курс на уста-новление диктатуры. Однако ни одна из них в отдельности не имела реаль-ных шансов на успех, ибо ни российские реформаторы, ни демократическиесоциалисты не обладали для этого собственной организованной политиче-ской силой. Другое дело - большевики, которые взяли курс на установлениев стране диктатуры пролетариата и последовательно вели соответствующуюорганизационную и агитационную работу. Но политический дискурс россий-ских радикалов - это уже предмет последующего анализа.

Скачать электронную версию публикации