The reaction of the students of the Russian empire to the events of WWI 1914-1917 (based on the materials from Ukraine).pdf Студенчество, выступающее своеобразным барометром общества, возможно, являющееся наилучшей его составляющей, издавна отличалось активной жизненной позицией. Характеризуя молодежь и ее психологию, журналист газеты «Студенческая жизнь» в 1910 г. заметил: «...Это психология буржуазной демократии, со всеми ее достоинствами и недостатками; благодаря своему положению меж двух «миров» и психология его (студенчества. - М. К.) раздваивается: широкий альтруизм, что заламливается сквозь призму эгоизма; аскетизм с большей долей позы, геройство с дон-Ккихотством, жажда дела и труда рядом с красивой, но бесплодной фразой, атеизм, связанный с глубокой религиозностью, критицизм, от которого далеко пахнет догмой, безверье, которое тесно срослось с верой .» (К вопросу: 2). И все же ни в коей мере не стоит преуменьшать роли студенчества в общественно-политической жизни Российской империи и Украины в частности. Заметим, что именно студенты Харьковского университета в 1900 г. основали первое в Надднепрянской Украине политическое формирование - РУП (Революционную украинскую партию), киевская молодежь влилась в ряды Украинской социалистической партии и других общественных организаций. С исторической точки зрения немаловажным является изучение отношения российского студенчества к событиям Первой мировой войны. Во-первых - из-за неисследованности данной проблемы советскими и современными украинскими учеными. Их внимание уделялось революционным событиям 1917 г., а посему жизнь высших учебных заведений в годы Первой мировой либо вообще не находила отображения в историографии, либо же вспоминалась эпизодически, а максимальное внимание уделялось революционным волнениям молодежи, носившим антивоенный и антисамодержавный характер. Современные украинские историки пытаются обособить жизнь студенчества конкретного учебного заведения в годы войны - Киевских высших женских курсов (Кобченко 2007), коммерческого института (Чуткий 2008), не выделяя общих тенденций. К удивлению, полностью утерян военный период в фундаментальной работе, приуроченной к юбилею Харьковского университета (Хармвський ушверситет 2004). Отметим, что в работах некоторых современных украинских ученых акцент делается на те явления, которые в годы войны не имели должного распространения. Тем не менее их значение преувеличивается. В данном случае речь идет об изучении украинского национального движения, имевшего скорее локальный характер и не выражавшего интересов абсолютного большинства студенчества (Михальский 1995). В то же время отношение молодежи к войне находим в работах петербургского исследователя Н.Г. Завадского (Завадский 1999) и американского ученого Сьюзан Морисси (Морисси 1999), хотя место студенчества Украины в этих работах не освещается. Во-вторых, именно на основании отношения молодежи к военным событиям мы можем проследить эволюцию самого студенчества, прошедшего нелегкий путь от разочарований постреволюционного периода 1907-1914 гг., вылившихся в апатию, разгул, эпидемию самоубийств и т. д. (так называемое «новое студенчество»), до взрыва патриотических чувств в первые годы общемировой катастрофы, а потом нового разочарования. Заметим, что хронологические рамки нашего исследования ограничиваются 1914-1917 гг. Дело в том, что в украинской историографии февраль-март 1917 г. принято рассматривать как начало нового этапа в отечественной истории - Украинской национально-освободительной революции (1917-1921), а потому военные катаклизмы 1917-1918 гг. отошли на второй план на фоне острой политической ситуации в стране (борьба за власть представителей Украинской Центральной Рады, пребывание во власти гетмана П. Скоропадско-го, период Директории Украинской Народной Республики и т. д.). Что же представляло собой студенчество Надднепрянской Украины в 1914 г.? По данным советских источников, в 1914/1915 учебном году на территории Украины насчитывалось 19 вузов, в которых училось 26,7 тыс. студентов. Две трети учебных заведений размещалось в Киеве (более 15 тыс. студентов) и Харькове (около 7 тыс.) (Вища школа 1967: 13). Однако, по нашим подсчетам, с учетом максимального количества заведений государственного и негосударственного секторов высшего образования, в 1913/1914 учебном году в вузах Украины училось около 31 тыс. чел. к при приблизительно равном соотношении двух секторов, что составляло четвертую часть всего российского студенчества (Кругляк 2010: 34; Иванов 1991: 257). Несмотря на военные действия на территории Украины, численность студенчества за 1914-1917 гг. увеличилась. Так, по состоянию на 1917 г. в подроссийской Украине обучалось 35 622 студента, или 26,4 % общей численности студенчества России, причем доля студентов государственных высших учебных заведений составляла лишь 38,2 %. Это прежде всего связано с появлением новых учебных заведений (как правило, негосударственного сектора) и с реэвакуацией крупных вузов в 1916 г. В первые год-два войны повседневная студенческая жизнь несколько изменилась, но это коснулось не всех, так как боевые действия охватили в основном лишь правобережную Украину. Вместе с оттоком студентов происходила и эвакуация высших учебных заведений. Это было связано с неудачами российской армии в 1915 г., когда встал вопрос о приближении немецких войск к Киеву. Тогда в Саратов в 1915 г. переехали киевские вузы - университет Св. Владимира (lсторiя Кшвського уыверситету 1959: 65), коммерческий институт, Высшие женские курсы (Кобченко 2007: 111). Киевская консерватория переехала в Ростов-на-Дону (ГАК 4: 1); в то же время из Новой Александрии (Люблинская губерния, Царство Польское) в Харьков переместился сельскохозяйственный институт (Фурсенко 1968: 59). Однако уже в 1916 г. вузы провели реэвакуацию и новый 1916/1917 учебный год встретили на Украине (Кобченко 2007: 111). Начало Первой мировой войны было ознаменовано небывалым взрывом патриотизма в студенческой среде, причем это явление имело место независимо от партийной принадлежности молодых людей. Источники свидетельствуют о многочисленных патриотических манифестациях студентов различных высших учебных заведений. Они были готовы «понести жертвы в пользу дорогой Отчизны». Выказывая свою поддержку Англии, Франции и Бельгии, одесские студенты Новороссийского университета 9 октября 1914 г. произносили речи перед консульствами этих стран. Говорили и о той огромной трагедии, которую в тот момент переживали бельгийский народ и его король. В тот же день в Харькове прошла общегородская «патриотическая демонстрация в поддержку военной политики царизма», в которой приняло участие несколько сотен студентов местных вузов (Харьковский институт 1985: 33). Эти манифестации были связаны с появлением Высочайшего указа, согласно которому Военному министерству предоставлялось право призывать в армию учащихся высших учебных заведений. О том, что значительная часть их должна поступить в военные училища для подготовки к офицерскому чину, не говорилось. Уже 16 ноября 1914 г. состоялся экстренный выпуск студентов-медиков Новороссийского университета, завершивших подготовку в качестве военных врачей (Новороссийский университет 1915: 5-6). Кроме того, студенты стали непосредственными участниками боевых действий. Так, в 1914 - 1915 гг. 146 студентов Новороссийского университета (8 % от общего количества) пребывали в действующей армии, из них 26 поступили врачами в Красный Крест, а 27 чел. отправились на фронт добровольцами. Да и на поле боя молодые люди проявляли чудеса героизма. Например, студент юридического факультета Новороссийского университета Н.А. Мими, отправившийся на войну добровольцем, занимался разведывательной деятельностью, а во время боев поставлял в окопы патроны; выпускник этого же вуза Г.М. Обухов, призванный на службу в качестве врача, несмотря на то, что заразился малярией, продолжал оказывать раненым первую неотложную помощь. Согласно данным секретаря совета Новороссийского университета П.И. Иванова, в первый год войны 11 студентов и 19 выпускников вуза были отмечены как самые храбрые; из них 13 человек наградили почетными орденами и медалями, одного даже пожаловали в кавалеры ордена Почетного Легиона (Новороссийский университет 1915: 4, 10-14). Не отставали от одесских студентов и слушатели других высших учебных заведений Украины. Так, уже с первых дней военного конфликта слушательницы неправительственных Киевских высших женских курсов записались сестрами милосердия при Красном Кресте и начали оказывать помощь раненным на фронте. Девушки активно участвовали в подготовке необходимых вещей для полевого военно-санитарного поезда, а также работали в созданной при курсах швейной мастерской, где шили белье для раненых и больных (по состоянию на 1 октября 1914 г. в мастерской работали 396 курсисток) (ГАК 2: 4, 14, 88 об.). В химических лабораториях Высших женских курсов, а также в Киевском университете Св. Владимира и политехническом институте преподаватели и лаборанты в сотрудничестве со студенческой молодежью стали производить медикаменты. При этом многие работали абсолютно бесплатно, и лишь часть студентов получала определенную награду (Кобченко, 2007: 110). Слушатели Екатеринославского горного института вместе с преподавателями и служителями учебного заведения выделили средства для сооружения при институте лазарета для раненых воинов (из 14 кроватей лазарета 6 содержалось на студенческие деньги), дежурили в помещении (Отчет 1914: 4-5), работали в мастерских по производству снарядов, а также входили в состав различных комитетов «помощи войне» (1стор1я i сучасшсть 2009: 94). Студенты-священники, которые получали высшее образование в Киевской духовной академии, нередко приходили в лазареты, чтобы провести богослужение и молебен. Кроме работы в лазаретах в качестве братьев милосердия, они занимались благотворительностью: отказывались от предназначенных им казенных чая и сахара, получали вместо продуктов деньги, на которые покупали воинам подарки к разным праздникам (Отчет 1914-1915: 3-4). Присоединились к этой деятельности также преподаватели и студенты Одесской консерватории, которые в годы Первой мировой войны проводили благотворительные концерты в пользу раненых воинов (Одеськш державнш 2003: 27). Первая мировая война в определенной степени парализовала жизнь студенческих филантропических организаций. Например, Обществу скорой помощи нуждающимся студентам в высших учебных заведениях Киева не удалось открыть книжный склад и в достаточной мере наполнить бюджет учреждения. В то же время общество создало распорядительный комитет помощи семьям запасных, деятельность которого состояла в организации работы пункта питания, оказании раненым и их родным медицинской помощи в частных больницах, обеспечении их дешевыми лекарствами, поиске работы, ходатайствовании о приеме в высшие учебные заведения; три местных юриста, приглашенные распорядительным комитетом, бесплатно оказывали юридическую помощь семьям запасных, а с августа 1914 г. для них был создан особый фонд для выдачи денег на квартиры (ГАК 5: 3, 31-32). Попечительство о нуждающихся студентах Императорского Новороссийского университета оказывало информационные услуги в поиске жилья. Так, благодаря активной деятельности организации в 1915 г. удалось обеспечить квартирой двоих студентов-киевлян, которые переехали учиться в Одессу после эвакуации университета Св. Владимира в Саратов (Отчет 1915: 387-388). К сожалению, остается неизвестной реакция студенчества на такие ограничительные действия власти. В августе 1914 г. Министерство народного просвещения приказало попечителям учебных округов сначала прекратить прием в вузы германских, австрийских и венгерских подданных (ГАОО: 31 об.), а в отдельном распоряжении от 3 сентября 1914 г. под № 41109 вообще было приказано отстранить от занятий подданных государств, воевавших с Россией. Для продолжения учебы такие студенты должны были перейти в российское подданство (Законы 1914: 32). К слову, в Киевском коммерческом институте было восемь германских, семь австрийских и пять турецких подданных (ГАК 1: 55). Вышел даже приказ администрации, которым запрещалось в публичных местах разговаривать на немецком языке (Асмус 2000: 271). Постановление Совета министров России от 20 октября 1915 г. «Об установлении ограничительных мер относительно болгарских подданных» наиболее повлияло на численность студентов Киевской духовной академии, из которой в декабре 1916 г. исключили четырех болгар, несмотря на то, что в феврале того же года они были признаны правлением академии «благонадежными» (Путро 2011: 146). Война все же дала студентам-участникам боевых действий ряд льгот. Так, на основании распоряжения Министерства народного просвещения от 18 декабря 1914 г. под № 580033 студентам, которые пошли добровольцами на фронт или вступили в отряды, устроились в лазареты и другие медико-санитарные учреждения, разрешили считаться в отпуске до окончания военных действий. По желанию правления университета они могли освобождаться от платы за учебу сверх установленной нормы; тем же, кто отправился в действующую армию добровольцами, сохраняли стипендию. Однако еще до появления этого распоряжения 1 сентября 1914 г. правление Новороссийского университета ходатайствовало о разрешении освобождать сверх 15 % норму от внесения платы за учебу и гонорара студентов, призванных в действующую армию или отправлявшихся на фронт добровольцами (Новороссийский университет 1915: 10). Правление Киевских высших женских курсов освобождало от платы за учебу сверх нормы тех слушательниц, которые в действующей армии были сестрами милосердия; девушки, работавшие в лазарете, вносили половину платы (ГАК 2: 4; ГАК 3: 10 об., 58 об.). Определенные улучшения наметились и в правовом статусе студентов иудейского происхождения. 10 августа 1915 г. вышло постановление Совета министров о льготном приеме в высшую школу участников войны и их детей независимо от национальности и вероисповедания. Вследствие этого доля студентов-евреев в высших учебных заведениях Украины значительно увеличилась, составив, например, в Новороссийском университете 24,4 %, в Харьковском технологическом институте - 23,6 % (Иванов 1991: 289; Иванов 1999: 226). Напомним, что в 1887 г. были установлены процентные нормы приема иудеев в университеты Российской империи: 3 % - в Петербургский и Московский, 5 % - в Харьковский, 10 % - в размещенный в черте еврейской оседлости Новороссийский и вне ее Киевский (Клопотовский 1893: 180-181). Подобные ограничения были установлены во всех государственных высших учебных заведениях России. Почему же небывалый взрыв патриотизма так быстро охватил российское общество? Пресса рисовала войну как оборону, которая ведется ради спасения Отчизны от «прусских варваров», а также во имя защиты славянских народов. Историки отмечают, что патриотические настроения поначалу охватили не только широкие слои городской буржуазии, но и значительную часть крестьянства, которое даже не понимало, что весь груз войны ляжет на его плечи (Нов^ня iсторiя 2002: 131). Причины активной студенческой патриотической позиции в первые годы войны объясняет в то время киевская курсистка, позже - известная советская писательница Зинаида Тулуб: «Ушла на фронт медсестрой Ксения Завадская, Наталия Васильевна Рылеева, внучатая племянница декабриста, а по матери правнучка князя Кутузова-Смоленского стала работать медсестрой в госпитале, размещенном в митрополичьих покоях, что во дворе Софийского собора. Даже Валентина Трофимова после всего пережитого в Германии, на что была настроена оппозиционно правительству, пошла добровольной сестрой в Дегтеревскую богадельню, тоже превращенную в госпиталь Союза городов. И мне стало стыдно быть в стороне от этого всенародного страдания, быть барышней-белоручкой. И вот каждое утро я уходила из дому, но не на курсы, а в Красный Крест на лекции и практику. Слушала курс полевой хирургии, микробиологии, общей терапии, гигиены и др. и через день отбывала шестичасовое дежурство при раненых или больных» (ОРФТИЛ: 343). В то же время американская исследовательница Сьюзан Морисси отмечает: «Для студентов поколения 1914 г. важнейшей точкой отсчета коллективного самосознания было наследие революции 1905 г. .Студенческая пресса часто жаловалась на то, что революция подорвала традиционную политическую роль студентов и привела к так называемому «кризису студенчества», проявлением которого были политическая пассивность, политическое расслоение, разврат и эпидемия самоубийств. Студенты часто утверждали, что начало этому кризису положило отсутствие единой общественной и политической цели в сочетании с другой более серьезной потерей - утратой веры в традиционные ценности интеллигенции. В 1914 г. какое-то время казалось, что война окажется тем новым общим делом, которое, наконец, заставит студенчество сплотиться после затяжного кризиса» (Морисси 1999: 299). И все же, как показывают источники, провластные патриотические мотивы были заметны в деятельности студенчества лишь в первые годы конфликта. Антивоенные демонстрации студентов и рабочих проходили и в 1916 г., и в феврале 1917 г. в Харькове. Особенно заметными были протесты молодежи в марте и октябре 1916 г. Так, мартовское выступление было связано с пробной мобилизацией студенчества в армию, октябрьские манифестации организовали студенты-призывники, кандидатуры которых для отправки на фронт определялись путем жребия. Молодежь устроила шествие по улицам Харькова, пела «Марсельезу», «Похоронный марш», «Дубинушку». Организаторами октябрьского протеста были студенческая социал-демократическая и социал-революционная фракции; планировалось привлечение к манифестациям рабочих. Начинавшиеся как бунт студентов-призывников октябрьские демонстрации превратились в антивоенные акции и закончились столкновением с полицией. Сходка харьковских студентов-медиков 9 февраля 1917 г. была «как протестом против войны и призыва молодых солдат, так и против перерыва занятий Государственной Думы», на сходке 13 февраля поднимался вопрос о дороговизне и дефиците продовольствия. Вынесенная сходкой резолюция гласила: «Долой существующий режим и нынешнее правительство, пусть будет международный мир без аннексий и контрибуций» (ГАХО 2: 1-73; ГАХО 1: 1-27; Харьковский институт 1985: 34). Почему же студенты так быстро изменили свои взгляды и от патриотических манифестаций в поддержку российской армии перешли к антивоенной пропаганде? Уже в 1915 г. они все больше склонялись к идее оборончества и мира без аннексий. Их возмущал не только характер конфликта, направленный на уничтожение, но и усиление дискриминации различных групп студенчества, например неравные условия военной службы для евреев, которым запрещалось занимать офицерские должности. Примером могут стать события апреля 1916 г., когда студенты Харьковского технологического института прошлись по центральным улицам города, протестуя против призыва студентов-евреев в армию в качестве рядовых (ГАХО 1: 26-26 об.). Стоит упомянуть и о том, что уже 31 января 1916 г. правительство ввиду чрезвычайных обстоятельств военного времени решилось на частичную мобилизацию студенчества, в данном случае - всех первокурсников 1895 года рождения, причем студентов-евреев призывали как рядовых (Филиал ГАЧО: 18-18 об.; Коротк нариси 1940: 41). Продолжительная война и ухудшение экономической ситуации в государстве, призыв в армию студентов-первокурсников в 1916 г. связывались с политическими провалами правительства. Сьюзан Морисси замечает: «Однако война поставила целую серию новых вопросов. Как сочетается помощь фронту с традиционно оппозиционным отношением студенчества к самодержавию? Ориентация на национальные ценности с национализмом? Первоначальный отказ от политических целей во имя общей победы в войне ответа на эти вопросы не дал, точно так же как и не способствовал решению политических разногласий. С другой стороны, правительство продолжало с подозрением относиться к лояльности собственного народа и не сумело воспользоваться первоначальным порывом его доброй воли. Страх правительства перед студенческими беспорядками привел к чрезмерной реакции во внутренней политике, которая проявилась в захвате учебных заведений частями полиции при малейшем признаке студенческих волнений и создании помех на пути попыток самоорганизации как для оказания помощи фронту, так и для создания структур экономической взаимопомощи. По мере того как масштабы социально-экономической и военной катастрофы становились все очевиднее, эти репрессии лишь придавали конкретный смысл более широким политическим просчетам правящего режима и способствовали политизации студенчества. Вместе с тем этот процесс определялся и особенностями студенческого патриотизма. Хотя некоторые студенты и поддерживали войну во имя самодержавия, с позиций русского или славянского национализма, большинство хранило верность таким понятиям, как народ и Отечество. Эти различия в акцентах, которые осенью 1914 г. видели лишь немногие, способствовали радикальной перемене политических взглядов в 1915 г., специфика которых состояла в том, что при этом не потребовалось основательного пересмотра отношения к самой войне. Многие студенты смогли, опираясь на идеалы демократии и защиты Отечества, выступать за победу в войне и одновременно находиться в оппозиции к собственному правительству» (Морисси 1999: 299-300). Опираясь на архивные материалы, склоняемся к мнению, что отношение студентов к военным событиям было связано и с их партийной принадлежностью. Например, члены РСДРП и эсеры выступали за «мир без аннексий и контрибуций» и свержение существующего режима из-за роста цен и дефицита продовольствия (ГАХО 1: 1-27). В то же время студенты - члены монархических организаций и «академисты» поддерживали все мероприятия власти и приветствовали войну. Они своего мнения не изменили ни в 1916-м, ни в 1917 г. (Харьковский институт 1985: 28-34). Но не стоит считать мнение этих студенческих групп авторитетным, так как у них было незначительное число последователей. Подтвердим это утверждение фактами из проведенного в 1909 г. в стенах Киевского политехнического института анкетирования. По его данным, 63,7 % студенчества принадлежало к оппозиционному лагерю (среди них социал-демократы - 23 %, социалисты-революционеры - 12,2 %), вокруг же Академического союза обьединялось лишь 2,5 % молодежи, в то же время 28,2 % киевских политехников не симпатизировало ни одной политической силе (Струмилин 1979: 181-182). Заметим, что антивоенные прокламации и листовки начали распространяться в среде киевского студенчества уже в 1914 г. Однако подобное явление носило единичный характер и касалось лишь незначительной части национально ориентированных студентов Украины. Созданный ими орган - Информационное бюро киевского украинского студенчества - в своих прокламациях за 1914 г. осуждал шовинистическую политику российских властей в Галиции, призывал бойкотировать сбор денег со стороны «Прикар-пато-русского комитета», которые должны были пойти якобы на помощь «русскому населению Галиции», считая, что эти средства станут финансовой подпиткой западноукраинского москвофильства (ЦГИАУ: 162-163). Символом борьбы с российским царизмом стал украинский поэт Тарас Григорьевич Шевченко (1814-1861), в свое время выражавший в своих произведениях антисамодержавную позицию. Как это ни парадоксально звучит, уже после своей смерти Шевченко смог организовать украинское национальное (громадовское) движение; его именем клялись в 1892 г. украинские патриоты, назвавшиеся «Братством тарасовцев»; именно празднование годовщины рождения великого поэта привело к студенческим манифестациям в марте 1914 г. Да и в годы Первой мировой войны Шевченко продолжал оставаться символом борьбы с властью. Украинские социалисты-революционеры в 1915 г. издали воззвания по случаю рождения Тараса Шевченко, в которых осуждали национальную политику российских властей в Галиции (так называемый «европейский скандал»); в «шевченковских воззваниях» в 55-ю годовщину смерти поэта (26 февраля 1916 г. по старому стилю) Информационное бюро киевского украинского студенчества осудило человекоубийство, «когда человеческая кровь льется рекой, когда миллионы людей уничтожают друг друга по воле палачей, что правят нами», послышались призывы организовать украинский университет и провозгласить Украину независимой (Нелегальш вщозви 1925: 30). Имело место создание украинских национальных организаций и в других городах. Например, в сентябре 1915 г. в Харькове по инициативе студента А.П. Ковалевского была создана организация «Украинский национальный круг», или «Круг независимых». Среди политических требований членов «Круга» следует отметить необходимость создания национальной автономии, ликвидацию религиозных и национальных ограничений для представителей различных этносов, предоставление политических свобод, введение 8-часового рабочего дня. Идею автономии Украины поддерживала и созданная в Харькове «Украинская студенческая громада» (Ми-хальский 1995: 11). Кроме этих организаций, в Харькове в годы войны активизировались Украинский социалистический коллектив, группа федералистов, кружки самообразования, Юношеское сообщество левобережной Украины и т. д. Частично все эти организации находились под влиянием партийных групп Украинской социал-демократической рабочей партии (УСДРП), Украинской партии социалистов-революционеров (УПСР), Украинской народной партии (УНП). Наряду с активным продвижением культурной программы (заключавшейся, в первую очередь, в борьбе за украинские язык и литературу) происходили политизация и радикализация национального движения. Распространялись мнения о необходимости государственной независимости на фоне усиления антироссийских, австро- и германофильских настроений - в основном из-за роста авторитета УНП, выступавшей за независимость Украины от России и разочарования в действиях социал-демократов и эсеров. Однако не стоит преувеличивать значение и авторитет украинских национальных организаций в студенческой среде. Как отмечает современный украинский исследователь С. А. Наумов, не имея под собой серьезной политической, организационной, теоретической подоплеки, указанные выше явления были локальными, нестойкими и невыразительными и, по сути, не оставили следа в общественной жизни (Наумов 2001: 176-181). Для сравнения: в 1908 г. в популярных объединениях украинской молодежи - студенческих громадах - было задействовано лишь 384 чел. (Жук 1939: 191), что, по нашим подсчетам, составляло не более 2 % от общего количества студенчества подроссийской Украины. Подведем итоги. Первая мировая война стала катализатором со-циально-экономичской и политической ситуации в Российской империи. Студенчество, по сути, оппозиционно настроенное к царской власти, в своей общественной позиции снова проявило амбивалентность: оппозиционность соединилась с альтруизмом и издавна присущим молодежи патриотизмом. В то же время студенты в трудной ситуации поддерживали простой народ - жертву конфликта, но не власть, участвовавшую в кровопролитии. Когда же война изрядно затянулась и каждый россиянин на себе почувствовал ухудшение экономического положения, дискриминацию по национальному признаку при призыве в армию, наконец, когда самих студентов силой отправляли в армию - только тогда, в 1916 г., молодая интеллигенция стала прагматичной. Очарование милитаристской риторики спало, а желание помочь Отечеству, ярко продемонстрированное студентами, рисковавшими собственными жизнями в 1914-1915 гг., покинуло умы и сердца молодого поколения. Февральская революция и последующие события, участниками которых были и студенты Украины, стали примером того, как неумение идти навстречу собственному народу приводит к краху государств и формированию новой политической картины мира.

Скачать электронную версию публикации