Slavs and Gotha on Volhyn and in the Top Dniester. Problem of localization of the earth of Oium and "tribe" (gens) of .pdf Одним из ключевых событий в истории ранних славян стала их «встреча» с готами. Есть основания полагать, что столкновение с готами стало важнейшим событием и в ранней истории первых славян Волыни. Детально остановиться на этом событии следует также потому, что в связи с ним волынские славяне, как я постараюсь показать, впервые упомянуты в письменных источниках, что позволяет уточнить время первого появления славян на Волыни. Речь идет о рассказе, повествующем о миграции германского «народа» готов от Балтики к Черному морю, который дошел до нас в составе труда готского историка Иордана «О происхождении и деяниях гетов» (в науке также используется введенное Моммсеном условное сокращенное название «Гетика»), написанном в 550-551 гг., скорее всего, в Равенне1. Происхождение этого рассказа и время его записи порождает ряд источниковедческих проблем. Во-первых, труд Иордана в значительной мере не имел самостоятельного характера, представляя собой, как сообщает сам автор (Iord., Get. 1), сокращенное переложение не сохранившейся истории готов в двенадцати книгах, написанной на основе разнообразных устных и письменных источников италийским политиком и писателем Касси-одором Сенатором между 526/527-533 гг. Кассиодор, сподвижник остготского короля Теодориха (470-526), в своей работе проводил идеи о древности и величии готской истории, не уступавшей античной и бывшей ее составной частью (в рамках этой концепции он отождествляет германцев-готов и фра-кийцев-гетов, хорошо известных античным авторам, чтобы таким образом вписать историю готов в историю античного мира), дабы таким образом римляне примирились с правлением готов в Италии. Иордан писал на 20 лет позже, и его труд имел цель как бы подменить собой сочинение Кассиодора, из которого была взята фактура, но подана в соответствии с иной концепцией: готы как часть античного мира должны подчиниться Ромейской империи, слава и мощь которой превосходят их славу и мощь2. При этом остается открытым вопрос, является ли работа Иордана механическим сокращением труда Кассиодора с простой подменой его идеологического заряда или же Иордан дополнял Кассиодора какими-то собственными данными, почерпнутыми как у других авторов, так и в готских сказаниях, которые вполне могли быть ему известны. Он и сам, по его же признанию, был готом (Iord., Get. 316) и служил нотарием у византийского полководца Гунтигиса Базы (Iord., Get. 266), принадлежавшего к правящему вестготскому роду Амалов, и, соответственно, должен был знать родовые предания Амалов. К примеру, в «Гетике» Иордана есть ссылки на труд некоего историка Аблабия (о котором нам ничего неизвестно), написавшего историю готов, видимо, ранее Кассиодора. Встает вопрос: ссылки на Аблабия Иордан просто выписал вместе со всем остальным из труда Кассиодора (который, кстати, в одном из своих сохранившихся текстов упоминает Аблабия3, как полагает, например, А.Н. Анферть-ев4) или же он мог пользоваться работой Аблабия самостоятельно, используя ее для дополнения данных Кассиодора (как предполагала Е.Ч. Скржинская5)? Окончательного ответа на этот вопрос, видимо, дать при нашем состоянии источниковой базы невозможно. А между тем для нашей темы он имеет важное значение, ведь в конце рассказа о миграции готов в Причерноморье Иордан дает прямую отсылку к Аблабию, труд которого характеризуется как «достовер-нейший» (Iord., Get. 28-29) и соответствующий готской эпической традиции. Последняя, впрочем, в любом случае была исходным источником «Повести о переселении готов» (так я условно именую рассказ о миграции готов с Балтики в Причерноморье, входящий в состав «Гетики», далее - «Повесть»). И Кассиодор, близкий ко двору короля Теодориха, и Иордан, служивший у одного из Амалов, могли быть знакомы с ней независимо от труда Аблабия. Можно полагать, что оба историка, ознакомившись с трудом Аблабия (независимо от того, знакомился ли с ним Иордан лично или только через Кассиодора), нашли подтверждение сообщаемым им данным в знакомой им живой готской эпической традиции. Это говорит о ее распространенности и устойчивости, но не решает вопроса о достоверности. Применительно к последнему вопросу в историографии наметилось два направления. Одни ученые рассматривают «Повесть», в особенности сюжет о стране Ойум (Oium, готское Aujom - «страна, изобилующая водой»), как чисто фольклорно-эпическое произведение. В качестве примера приведем суждения А.Н. Анфертьева, который фактически отвергал все сообщаемые «Повестью» фактические данные: «считать готов выходцами со Скандинавского полуострова, по всей видимости, нельзя»6, «вставка фольклорного сюжета, сопоставимого с рассказом о происхождении гуннов, а может быть, с представлениями о Меотийском болоте вообще. Дальнейший анализ этого сюжета (о приходе готов в землю Ойум. - М.Ж.) требует собирания фольклорных мотивов о труднодоступных местностях и обрушивающихся мостах, а не попыток географической локализации рассказанного»7 и т. д. Проблема, однако, в том, что принципиально данные «Повести» о готской миграции с севера на юг, от Балтики к Черноморью, подтверждаются всей совокупностью данных (письменных, археологических и др.), которыми располагает наука, и никак не могут быть отвергнуты, что, конечно, не исключает наслоения на достоверную фактическую основу тех или иных легендарных фольклорных мотивов. Противоположная оценка данных «Повести» ярко выражена С.В. Воронятовым и Д.А. Мачинским, которые настаивают на ее высокой достоверности: «Несомненно, мы имеем дело с первоклассным и недооцененным в отечественной и зарубежной науке историческим источником»8; «Несомненно, в готском предании есть некоторые образы и сюжеты, которые напоминают «общие места» в сказаниях разных народов о переселении. Но эти сюжеты в нашем случае столь конкретны и столь хорошо подтверждены археологией, что и к ним следует отнестись с достаточным доверием»9. Думается, вопрос о соотношении между теми элементами «Повести», которые сохранили для нас память о реально происходивших событиях, и фольклорно-легендарными мотивами может быть решен только одним путем: тщательным и кропотливым рассмотрением каждого звена «Повести» и его сопоставлением со всеми остальными видами доступных нам источников. При этом сразу надо отметить следующее: в устной памяти реальное событие легко могло обрасти шаблонными фольклорными мотивами, что само по себе не свидетельствует о недостоверности самого события. «В легендах могут быть зерна истинной правды, - писал Б.Д. Греков, - и вычленение этих зерен и должно составлять основу любого исследования, посвященного теме «"эпос и историческая действительность"». Что касается тех ученых, которые, не отрицая наличия в «Повести» фольклорных мотивов, тем не менее пытались найти в ней историческое зерно, то их О.В. Шаров разделил условно на две большие группы: сторонников «западной» концепции (страна Ойум, куда стремились готы, находилась к западу от Днепра) и сторонников концепции «восточной» (Ойум к востоку от Днепра)10. В свою очередь, в рамках каждого из двух означенных «генеральных» подходов также возможна значительная вариация. Рассмотрим кратко основные оригинальные гипотезы относительно локализации «желанной земли» готов - Ойума. 1. «Западная» концепция. В.В. Седов локализовал Ойум в окруженном болотами регионе Мазовии, Подлясья и Волыни, куда «вельбарцы»-готы продвинулись в конце II в. и где вельбарская культура функционировала на протяжении двух столетий - до последних десятилетий IV в. Река, которую пересекли готы на пути в Скифию, - это, согласно ученому, Висла, которая и отделяла, по мнению греческих и римских историков, в т.ч. и самого Иордана (Iord., Get. 31), Скифию/Сарматию от Германии. Готы продвигались на юго-запад из левобережных районов Нижнего Повисленья11. Ф. Бирбрауэр предположил на основе археологических данных, что страна Ойум - это Волынь, а река, через которую переправлялись готы и на которой во время переправы обрушился мост - это Припять. Болотистая местность же, в которой остались не сумевшие переправиться готы, - Пинские болота. При этом речь идет об относительно небольшой группе разведчиков-первопроходцев. Основной же массив готов проследовал на Волынь позже12. Здесь, впрочем, сразу возникает вопрос: как рассказ о небольшой группе первопроходцев мог стать рассказом о миграции всего народа? М.Б. Щукин в одном месте своей книги «Готский путь» по поводу рассказа Иордана о приходе готов страну Ойум писал, что «этот сюжет, безусловно, сказочный, хотя, быть может, и не лишенный зерна исторической истины»13. В другом же месте указанной книги ученый осторожно попытался выделить это «зерно», обратив внимание на то, что в ходе второй, дытыничской, волны продвижения на юг готов - носителей вельбарской культуры возобновляются захоронения на заброшенных зарубинецких могильниках в Велемичах и Отвержи-чах в болотистой местности Полесья к югу от Припяти, что «очень напоминает описанную Иорданом местность на пути движения готов Филимера (Iord., Get. 26)»14. Таким образом, рекой, через которую согласно «Повести» переправились готы в построениях историка, оказывается Припять, и в целом позиция М.Б. Щукина напоминает взгляды Ф. Бирбрауэра, хотя он и не ссылает на последнего. В этой связи категоричное утверждение О.В. Шарова, согласно которому «М.Б. Щукин во всех своих прижизненных работах предлагал совсем другой вариант локализации страны «Ойум», значительно восточнее»15, кажется странным. Шаров ссылается на карту в рассматриваемой книге (с. 149, рис. 52), где Ойум просто отождествлен со Скифией. Но в тексте книги это тождество нигде никак не поясняется, а говорится то, что процитировано выше. В своих более ранних работах М. Б. Щукин еще более четко связывал Ойум с Волынью. В статье 1986 г. ученый писал, что «вельбаркцы двумя волнами проникают на Волынь («стрефа Е»), достигают на востоке Посеймья (Пересыпки), а на юге - Молдовы (Козья - Яссы). Это совпадает со свидетельствами о переселении готов и гепидов в страну Oium»16. В вышедшей в 1994 г. книге М.Б. Щукина читаем: «Через 5 поколений готы Филимера двинулись в страну Ойум, чему соответствует движение носителей вельбаркской культуры в Мазовию и на Волынь»17. Особняком в рамках «западной» концепции локализации Ойума стоит гипотеза В.Н. Топорова, согласно которой «желанная земля» находилась в устье Дуная18. 2. «Восточная» концепция. Ряд ученых, от Л. Шмидта до Г.В. Вернадского помещали Ойум в южнорусских степях, на берегах Днепра, сдвигая его то на юг, к Причерноморью, то на север, к региону будущего Киева19. Не называя Ойума, фактически то же самое пишет Х. Вольфрам: «Рекой, которая разделила готов, был, вероятно, Днепр»20. Е.Ч. Скржинская выдвинула гипотезу о тождественности готского Ойума древнегреческой Гилее, упоминаемой еще Геродотом, на левом берегу Нижнего Днепра и его лимана21. Рекой, которую готы пересекли на своем пути, в таком случае оказывается Днепр, который и разделил их на две части: остроготов, занявших левобережье Днепра и везеготов, оставшихся на его правобережье22. Т. Левицкий, опираясь на некоторые известия Плиния и Менандра Протектора, помещал Ойум на Керченском полуострове23. Близкую идею высказал О.Н. Трубачев, согласно которому готский Ойум тождественен синдскому острову Eon, упоминаемому Плинием24. В.П. Буданова, обстоятельно изложив историографию Ойума25, не сформулировала четко своей позиции относительно его локализации, но сделала следующее небезынтересное замечание: «...вне внимания исследователей осталась противоречивость сообщений Иордана об "Ойум". Она упоминается дважды. Сопоставление этих двух фрагментов (в одном Ойумом называются просто "земли Скифии", в другом говорится о местности за рекой. - М.Ж.) показывает, что в первом случае "Ойум", у Иордана, довольно широкое понятие, близкое по смыслу к "земле Скифии". Во втором фрагменте топоним "Ойум" - это более конкретное географическое определение тех областей в Скифии, куда двигались готы, так как в этой "Ойум" готы перешли какую-то, вероятно, большую, реку»26. Обращает внимание исследовательница и на то, что «тот конкретный географический регион в Скифии, который обозначен историком (Иорданом. - М.Ж.) как "Ойум", не стал для готов конечным пунктом их передвижения в Скифию, но лишь промежуточным звеном в переходе с севера на юг (курсив В.П. Будановой. - МЖ.)»27. Недавно вышли две обстоятельные статьи, посвященные проблеме локализации Ойума, авторы которых подходят к ней как раз с обозначенных противоположных сторон: статья, написанная в соавторстве С.В. Воронятовым и Д.А. Мачинским28 и статья О.В. Шарова29. Обе статьи весьма интересны, но, к сожалению, впечатление от первой из них сразу портится двумя вещами. Во-первых, Д.А. Ма-чинский и С.В. Воронятов в качестве третьего автора статьи указали М. Б. Щукина, с которым ее замысел Д.А. Мачинский обсуждал незадолго до его смерти30, но в написании которой он прямого участия уже не принимал. Этот не совсем этичный факт «посмертного соавторства» уже вызвал обоснованное возмущение ряда учеников М.Б. Щукина, которые, однако, перегнули при этом палку, утверждая, что Мачинский и Воронятов исказили идеи ученого и напрасно приписали ему тезис о волынской локализации Ойума, который он будто бы никогда не озвучивал31. Выше уже было показано, что это не так: в ряде работ Щукин действительно локализовал страну Ойум на Волыни, хотя детально на этом и не останавливался, что не отменяет неэтичности факта «посмертного соавторства», так как неизвестно, согласился ли бы М.Б. Щукин со всеми положениями рассматриваемых авторов. К сожалению, разные группы коллег и учеников Щукина после его смерти пытаются, так сказать, «приватизировать» его имя и наследие. Во-вторых, Д.А. Мачинский и С.В. Воронятов, основной пафос статьи которых состоит в отождествлении Ойума с Волынью, проигнорировали работы своих предшественников В.В. Седова и Ф. Бир-брауэра, словно их и нет, и представили дело таким образом, что они первыми выдвигают означенную идею (ну разве что ранее ее мельком высказывал Щукин, хотя и Седов, и Бирбрауэр говорили об этом более развернуто и четко). Такое самолюбование авторов выглядит откровенно некрасиво, о чем я уже писал в работе, посвященной Седову (представить, что его работы, равно как и работы Бирбрауэра, им неизвестны, совершенно нереально)32. Остроумной гипотезой, высказанной Воронятовым и Мачинским, является предположенная ими связь между наконечником копья, найденным в 1858 г. близ деревни Сушично к югу от Припяти (поскольку неподалеку находится г. Ковель, его называют также Ковель-ским копьем), с рунической надписью, интерпретируемой как «к цели ездок»/«к цели скачущий»/«стремящийся к цели»/«преследующий цель»33, и переправой готов через реку, о которой идет речь в «Повести», коей, по мнению этих авторов, и была Припять. По мысли ученых, копье было при переправе воткнуто в землю в магических ритуальных целях, а надпись на нем надо интерпретировать таким образом, что оно как бы достигло цели готов - земли Ойум, в которую они переправились34. Разумеется, это красивое построение сугубо гипотетично. В содержательной статье О.В. Шарова большой интерес представляет источниковедческий блок. Автор сопоставляет рассказ Иордана о миграции готов от Балтики к Черному морю с другим рассказом древнего автора - о происхождении гуннов и их приходе в Европу, находит в них сходные черты и различия и выделяет некий канон, по которому они оба так или иначе построены35. Тем не менее, по мнению ученого, за фольклорными наслоениями вычленяется реальное историческое ядро, поскольку многие моменты в рассказе о готской миграции находят подтверждение в других источниках36. О.В. Шаров приходит к выводу, согласно которому земля Ойум находилась близ Меотиды, вероятнее всего, в степном Крыму. После покорения Ойума готы, согласно О.В. Шарову, продвинулись дальше - на территорию южного берега Крыма или же в район Приазовья, вплоть до Танаиса и Таманского полуострова, что соответствует движению готов в крайнюю часть Скифии, о котором говорит Иордан37. Таким образом, мы видим, что позиция О.В. Шарова более всего соответствует взглядам Т. Левицкого и О.Н. Трубачева. К сожалению, работа последнего Шаровым вообще не упоминается, хотя там можно найти интересные лингвистические соображения в пользу приазовской локализации Ойума. Очевидной слабостью такой локализации «желанной земли» является следующий факт: согласно повествованию Иордана, готы вступили в Ойум сразу по приходе в Скифию, т. е. искать его логично где-то в северо-западной ее части, но никак не на юго-востоке. Фактически основой для локализации Ойума, предложенной О.В. Шаровым, является только тезис о приазовско-крымском расположении «племени» спадов (Spali), с которым столкнулись готы, заняв Ойум. Этот момент мы разберем ниже. Кроме того, сам О.В. Шаров констатирует, что «на сегодняшний день, мы не знаем ни одного памятника вельбарской культуры в данном обширном регионе (Крым и Приазовье. - М.Ж.), которые можно было бы как-то соотнести с миграцией готов Филимера38. Ученый пытается решить эту проблему так: напомнив о том, что по пути готы подчинили ряд других германских племен, он приводит данные о находках в Крымско-Приазовском регионе германских артефактов интересующего нас времени (вторая половина II - на -чало III в.) en masse39. Однако едва ли такой подход следует считать решением проблемы, скорее это можно было бы назвать стремлением обойти ее, причем едва ли удачным: археологическим эквивалентом миграциям готов является распространение вельбарской культуры, что общепризнано со времен работ Р. Волонгевича40. Поэтому находки просто германских артефактов никак не могут служить доказательством присутствия где-либо готов, ибо так можно «доказать» их присутствие везде, где найдется что-либо германское. Если уж предполагается, что даже младшие союзники готов оставили где-то свой археологический след, то археологический след готов там тем более должен обнаруживаться. Да и число германских артефактов, указанных О.В. Шаровым, весьма скромно. Что же касается ранних комплексов могильников типа Ай-Тодор41, то едва ли они могут маркировать масштабную готскую миграцию, о которой повествует Иордан, и доказывать присутствие в регионе значительных масс готского или вообще германского населения, скорее только небольших готских дружин. Как видим, разброс мнений относительно достоверности и географической локализации данных сохраненной Иорданом «Повести о переселении готов» значителен. Попробуем заново детально проанализировать ее, разбив на два условных смысловых блока, сопоставив сообщаемые «Повестью» факты со всеми иными доступными данными источников. *** I. Скандинавская прародина готов, их переселение на юг Балтики (25) С этого самого острова Скандзы (Скандинавии, которая в античной и раннесредневековой традиции считалась островом. -М.Ж.), как бы из мастерской, [изготовляющей] племена, или, вернее, как бы из утробы, [порождающей] племена, по преданию вышли некогда готы с королем своим по (26) имени Бериг. Лишь только, сойдя с кораблей, они ступили на землю, как сразу же дали прозвание тому месту. Говорят, что до сего дня оно так и называется Готискан-дза (Gutisk-andja, «готский берег». - М.Ж.). Вскоре они продвинулись оттуда на места ульмеругов («островных ругов». - М.Ж.), которые сидели тогда по берегам океана; там они расположились лагерем и, сразившись [с ульмеругами], вытеснили их с их собственных поселений. Тогда же они подчинили их соседей вандалов, присоединив и их к своим победам42. (94) Если же ты спросишь, каким образом геты и гепиды являются родичами, я разрешу [недоумение] в коротких словах. Ты должен помнить, что вначале я рассказал, как готы вышли из недр Скандзы (95) со своим королем Берихом, вытащив всего только три корабля на берег по эту сторону океана, т. е. в Готискандзу. Из всех этих трех кораблей один, как бывает, пристал позднее других и, говорят, дал имя всему племени, потому что на их [готов] языке «ленивый» говорится «gepanta». Отсюда и получилось, что, понемногу и [постепенно] искажаясь, родилось из хулы имя гепидов... (96) Эти самые гепиды прониклись завистью, пока жили в области Спезис, на острове, окруженном отмелями реки Висклы, который они на родном языке называли Гепедойос43. Итак, готы и гепиды, согласно «Повести», - выходцы из Скандинавии, мигрировавшие некогда оттуда на юг Балтики, причем легенда сохранила указание на то, что миграция была не совсем одновременной и осуществлялась, видимо, волнами. Древнейшие аутентичные сведения о готах сохранились в трудах римского политического деятеля и историка Публия Корнелия Тацита (середина I в. - ок. 120 г.). В своем труде «О происхождении германцев и местоположении Германии» (конец I в.) он говорит: «(44) За лугиями живут готоны (Gotones), которыми правят цари, и уже несколько жестче, чем у других народов Германии, однако еще не вполне самовластно. Далее, у самого Океана, - ругии и лемовии; отличительная особенность всех этих племен - круглые щиты, короткие мечи и покорность царям. За ними, среди самого Океана, обитают общины свионов»44. Эти данные позволяют довольно точно локализовать готов конца I в. на юге Балтики, что, с одной стороны, совпадает с соответствующим известием Иордана, а с другой - дает ему хронологическую привязку. Лугии - объединение германских «племен», проживавшее, очевидно, в пределах западной, германской части пшеворской культуры45. Между ними и ругами (а также лемовиями), жившими «у самого океана», и размещены согласно источнику готы. Обратим внимание, что Тацит называет ругов соседями готов в полном соответствии с Иорданом. Что же касается вандалов, то они жили по соседству с лугиями, также в пределах пшеворской культуры46. Как видим, совпадение между данными Тацита и сохраненной для нас Иорданом эпической «Повестью о переселении готов» полное. Обратим внимание на еще один интересный момент: Иордан говорит не просто о ругах, с которыми столкнулись готы, а об ульме-ругах, т. е. «островных ругах» (от hoLmr/hoLm - остров), что наводит на мысль, что жили они на каком-то острове или островах. Вероятнее всего, таким островом мог быть Рюген, получивший свое имя от живших на нем в дославянский период ругов. В этой связи нельзя не вспомнить один пассаж Иордана, весьма загадочный и не находящий в тексте «Гетики» никакого объяснения: «(38) Однако мы нигде не обнаружили записей тех их басен, в которых говорится, что они [готы] были обращены в рабство в Британии или на каком-то из островов, а затем освобождены кем-то ценою одного коня»47. Из этих слов следует, что тот, кто их написал (Аблабий? Кассиодор? Иордан?) знал некие готские «басни» о том, что готы на некоем острове «были обращены в рабство, а затем освобождены кем-то ценою одного коня», но не находил им подтверждения в письменных источниках, да и не слишком-то эти «басни» стыковались с задачей прославления готов и рода их правителей Амалов. Между тем имеются данные, позволяющие понять смысл этих готских «басен». В.И. Меркулов обратил внимание на то обстоятельство, что на острове Рюген Саксоном Грамматиком и Титмаром Мерзе-бургским зафиксирован обычай, в соответствии с которым важные решения принимались в зависимости от поведения священного коня. Приведя соответствующие показания источников, ученый констатирует: «Таким образом, важные решения у ругов принимались по поведению священного коня. Скорее всего, это гадание использовалось во всех принципиальных ситуациях. Поэтому можно предположить, что если однажды готы потерпели поражение и были обращены в рабство, то могли быть помилованы "ценою коня", то есть вследствие состоявшегося ритуала, о котором сообщают исторические источники»48. Вопреки победной реляции Иордана, «примерная реконструкция событий показывает, что "басни" Иордана вполне могли иметь под собой историческое основание. Готы вступили в войну с "островными ругами" и, конечно, могли потерпеть поражение, в особенности, на чужой территории»49. Эта унизительная для готов ситуация, воспринимавшаяся ими как оскорбление, которое они пытались, с одной стороны, забыть (у Иордана - лишь глухой отзвук этих событий), а с другой - отмстить, предопределила драматические отношения готов и ругов на весь последующий период, которые могут быть охарактеризованы практически как «кровная месть»50. Иордан, видимо, ничего не знал об острове Рюген и сопоставил несчастливый для готов остров из их легенд, связанных с Британией. Для нас изящная гипотеза В.И. Меркулова интересна тем, что готы на своем пути, видимо, проследовали через Рюген или прилегающие к нему земли. Обратим внимание на карту готской миграции, составленную М.Б. Щукиным на основе археологических данных51: на ней путь готов также пролегает мимо Рюгена, и именно близ него, согласно ученому, и высадились на побережье первые мигранты из Скандинавии, представленные так называемой густовской группой памятников, появившейся на рубеже эр52, более ранней, чем памятники типа Одры-Венсеры, давшие начало «классической» вельбар-ской культуре53. Именно с появлением памятников типа Одры-Вен-серы М.Б. Щукин сопоставляет переселение Берига и его людей54, которому, таким образом, могли предшествовать и более ранние готские миграции. В другом труде Тацита, «Анналах» (после 110 или 113 г.), под 19 г. упоминается некий гот Катуальда: «(62) Друз (сын императора Тиберия. - МЖ.), подстрекая германцев к раздорам, чтобы довести уже разбитого Маробода (лидер германского «племени» марко-маннов, не раз воевавший с Римом. - МЖ.) до полного поражения, добился немалой для себя славы. Был между готонами знатный молодой человек по имени Катуальда, в свое время бежавший от чинимых Марободом насилий и, когда тот оказался в бедственных обстоятельствах, решившийся ему отомстить. С сильным отрядом он вторгается в пределы маркоманов и, соблазнив подкупом их вождей, вступает с ними в союз, после чего врывается в столицу царя и расположенное близ нее укрепление... (63) Для Маробода, всеми покинутого, не было другого прибежища, кроме милосердия Цезаря. Переправившись через Дунай там, где он протекает вдоль провинции Норик, он написал Тиберию... И Маробода поселили в Равенне... Сходной оказалась и судьба Катуальды, и убежище он искал там же, где Маробод. Изгнанный несколько позже силами гермундуров, во главе которых стоял Вибилий, и принятый римлянами, он был отправлен в Форум Юлия, город в Нарбоннской Галлии.»55. Из этого рассказа Тацита нельзя внести никаких уточнений в географическое расположение готов, но можно заключить, что уже в самом начале I в. они присутствовали на континенте и были там деятельной политической силой. Соответственно, первая волна скандинавских мигрантов должна была появиться на юге Балтики не позднее рубежа эр. Но есть ли в письменных источниках подтверждения в пользу выхода готов из Скандинавии? Этот вопрос тем более важен, что очень непрост - многие ученые сомневались в возможности скандинавской прародины готов или даже категорически отрицали вероятность таковой (ср. приведенное выше мнение А.Н. Анфертье-ва)56. Сам Иордан, перечисляя народы Скандинавии (а основой его перечня скандинавских народов, многие названия в котором с трудом поддаются интерпретации57, по всей видимости, служил некий итенирарий), упоминает остроготов (Iord., Get. 26)58. С одной стороны, это название могло быть вставлено в исходный текст, на что указывает сама его форма, ведь разделение на остроготов и везеготов произошло уже на континенте в ходе миграции к Черному морю (Iord., Get. 42, 82)59. С другой стороны, исходные «готы» итенирария могли быть просто превращены Кассиодором/ Иорданом в «остроготов». Небезынтересен и тот факт, что в Средней Швеции имеются две исторические области: Остергеталанд и Вестергеталанд, в которых в начале н.э. еще могли жить оставшиеся на территории прародины родичи континентальных готов, сохраняющие соответствующее самосознание, также подразделявшиеся по географическому принципу на «западных» и «восточных». Название последних Кассиодор/Иордан и могли передать как «остроготы». При описании Скандинавии в «Гетике» упоминаются и некие га-утиготы/Gauthigoth (Iord., Get. 22)60, вероятно, тождественные гау-там (Гаито^ Птолемея (Ptolem. II. 11, 16) и Прокопия Кесарийского (Procop. BG. II. 12, 26), которые также, очевидно, являются «родственниками» континентальных готов61. Следующий по времени после Тацита автор, упоминающий готов, - знаменитый географ Клавдий Птолемей (ок. 100-170 гг.). Данные его «Географии» (между 150 и 170 гг.) интересны в двух отношениях. Во-первых, он, как уже сказано, упоминает в числе скандинавских народов гаутов (ГаиО), надежно подтверждая этим скандинавское происхождение континентальных готов. Во-вторых, Птолемей размещает континентальных готов/гутонов на правом берегу Вислы, в пределах Европейской Сарматии, что отражает, по всей видимости, начавшийся процесс их продвижения на юго-восток. Следующее аутентичное свидетельство о готах относится только к 262 г. и фиксирует их уже вблизи римских рубежей: в том году иранский правитель Шапур I Великий (240/243 - 272/273) повелел высечь надпись, где в числе прочих разбитых римских отрядов были указаны и готы62. Таким образом, в промежутке между известием Птолемея и надписью Шапура I и произошла миграция готов с балтийских берегов на черноморские. Но прежде чем обратиться к следующей теме, рассмотрим археологические данные о скандинавском происхождении готов. Как уже было сказано выше, со времен работ Р. Волонгевича общепризнано, что археологически готы представлены вельбарской культурой, которая складывается в I в. н.э. в польском Поморье. В это время в ареале местной оксывской культуры (существовала со II в. до н.э.) появляются островками курганы типа Одры-Венсеры, не имеющие местных корней и аналогов погребальные сооружения в виде каменных курганов, каменных кругов со стелами и т. д., у которых есть прямые многочисленные аналогии в Скандинавии63. Пришельцы из Скандинавии принесли и ряд других новаций: обряд ингумации, отсутствие оружия в погребениях, новые формы керамики, новые типы металлических изделий и т. д. В тех местах, где не было оксыв-ского населения, как, например, в Кашубско-Крайенском поозерье, переселенцы основывали собственные поселения и могильники, в районах, заселенных аборигенами, подселялись к ним, стимулируя трансформацию оксывской культуры64. Так постепенно при смешении культуры скандинавских мигрантов и местных «оксывцев» при ведущей роли первых формируется новая археологическая культура - вельбарская (любовидзьская стадия, середина I - конец II в., Среднее и Восточное Поморье с прилегающими районами)65. Не вдаваясь детально в споры о механизме ее формирования (а он, очевидно, был сложным и неоднозначным), решающую роль в этом процессе импульса из Скандинавии ныне можно признать очевидной66. Немало в Скандинавии и «готской» топонимики. Выше уже упоминались исторические области Остергеталанд и Вестергеталанд. К ним следует добавить остров Готланд, реку Гота-Альв, город Гетеборг в ее устье и т. д. Вероятно, некогда готы составляли значительный этнополитический союз на юге Скандинавии. В последних десятилетиях II в. в ряде районов Поморья происходит значительное сокращение вельбарского населения: существенно уменьшается число поселений, перестают функционировать многие могильники, зато вельбарские памятники появляются в Мазовии, Подлясье, на Волыни (цецельская стадия, конец II -IV в.). Происходит перемещение культуры на юго-восток, что отражало, очевидно, процесс готской миграции67. Шла она двумя волнами: ранней брест-тришинской (вторая половина II - начало III в.) и более поздней и массовой дытыничской (30-60-е гг. III в.)68. Обе эти волны миграции шли через Волынь. В эпической памяти готов они, вероятно, контаминировались. Подводя некоторые итоги, можно сказать, что первая часть «Повести о переселении готов», рассказывающая об их миграции из Скандинавии, о проживании на юге Балтийского моря, о войне с ругами и т. д., в основе своей полностью подтверждается свидетельствами других источников. Напоследок отмечу вот какой момент: название висленского острова, где проживали гепиды, - Гепедойос (Gepedoios) содержит в себе интересующее нас слово Ойум (Oium) и означат «Ойум гепи-дов»69, т. е. соответствующий топоним отнюдь не был уникален для готов. II. Миграция готов к Черному морю. Овладение землей Ойум (Oium) и война со спалами (Spali) «(26) Когда там (в Готискандзе на южном берегу Балтики. - М.Ж.) выросло великое множество люда, а правил всего только пятый после Берига король Филимер (если Берига связывать с появлением в Поморье памятников типа Одры-Венсеры в середине I в. н.э., то пятое поколение после него придется где-то на 150-170 гг. н.э. -М.Ж.), сын Гадарига, то он постановил, (27) чтобы войско готов вместе с семьями двинулось оттуда. В поисках удобнейших областей и подходящих мест [для поселения] он пришел в земли Скифии, которые на их языке назывались Ойум. Филимер, восхитившись великим обилием тех краев, перекинул туда половину войска, после чего, как рассказывают, мост, переброшенный через реку, непоправимо сломался, так что никому больше не осталось возможности ни прийти, ни вернуться. Говорят, что та местность замкнута, окруженная зыбкими болотами и омутами; таким образом, сама природа сделала ее недосягаемой, соединив вместе и то и другое. Можно поверить свидетельству путников, что до сего дня там раздаются голоса скота и уловимы признаки человеческого [пребывания], (28) хотя слышно это издалека. Та же часть готов, которая была при Филимере, перейдя реку, оказалась, говорят, перемещенной в области Ойум и завладела желанной землей. Тотчас же без замедления подступают они к племени спалов и, завязав сражение, добиваются победы. Отсюда уже, как победители, движутся они в крайнюю часть Скифии, соседствующую с Понтийским морем, как это и вспоминается в древних их песнях как бы наподобие истории и для всеобщего сведения; о том же свидетельствует и Аблавий, выдающийся описатель (29) готского народа, в своей достовернейшей истории»70. Этот рассказ имеет выраженные черты фольклорного повествования: поломка моста при переправе через реку, из-за которой половина народа осталась в недосягаемой местности, где издали можно увидеть следы ее жизнедеятельности, - это набор распространенных фольклорных сюжетов (ср. выше мнение А.Н. Анферть-ева). Так, например, в качестве параллели можно привести известную средневековую легенду о поломке моста при форсировании монголами реки в Венгрии, из-за чего будто бы погиб Батый. Хотя сквозь флер фольклорных наслоений и можно предположить здесь некую память о разделении готов в процессе миграции: какая-то часть народа не пошла дальше определенного места. Археологические данные говорят о том, что именно так оно и было: часть готов на протяжении их «балтийско-черноморского пути» оседала и не продолжала движения. Поиск географического прототипа реки, через которую переправлялись готы в «Повести», является делом в высшей степени непростым уже в силу того, что на своем пути от Балтики к Черному морю они перешли в разное время через несколько крупных рек (Вислу, Западный Буг, Припять, Днепр), память о которых могла кон-таминироваться в их сказаниях. Собственно, каждую из них разные ученые и предлагали на роль «реки со сломанным мостом» из готского сказания. Так, например, В.В. Седов видел в этой реке Вислу71, но проблема в том, что уже исходный регион вельбарской культуры охватывал оба берега этой реки, что наглядно демонстрирует карта, составленная самим ученым72. Распространенная трактовка «реки со сломанным мостом» как Днепра, которую отстаивала, например, переводчик и комментатор Иордана Е.Ч. Скржинская73, по справедливым словам Седова, «невероятна»74: у Иордана речь идет о реке где-то на северо-западной границе Скифии, в то время как «Днепр находился в глубине Скифии, за ним начиналась не Скифия, а Меотида»75. В этом смысле атрибуция «реки со сломанным мостом» как Припяти, предложенная Ф. Бирбрауэром, выглядит более логичной (вспомним и копье из Сушично). Думается, что если не рассматривать «реку со сломанным мостом» как исключительно фольклорный мотив, то Припять является на данный момент наиболее обоснованным претендентом на роль ее реального гидрографического прототипа. Следующим ориентиром для нас является «народ» (gens) спалов (SpaLi), с которым сразились готы по приходе в Ойум. В историографии наметились две, так сказать, «генеральных линии» атрибуции спалов. Одна из них связывает его со славянским «исполин» и, соответственно, трактует спалов как славянский народ, другая - с упоминаемыми Плинием Старшим (м

Скачать электронную версию публикации