Mongol-Tatars in the Galicia-Volyn Rus.pdf Восстанавливаемый по Ипатьевской летописи (далее - Ил), а также Софийской Первой (далее - С1л), второй подборке Новгородской Карамзинской (далее - НК2) и Новгородской Четвертой (далее - Н4л) летописям первоначальный текст Повести о нашествии Батыя включает эпизоды о взятии татарами Переяславля и Чернигова, приходе Менгу-хана к Киеву, бегстве Михаила Всеволодовича в Венгрию, занятии киевского стола смоленским князем Ростиславом Мстиславичем, захвате последнего Даниилом Романовичем и передаче Киева тысяцкому Дмитру1. Правда, в Ипатьевском списке часть рассказа, начиная с эпизода бегства Михаила в Венгрию, выделена в особую годовую статью: «В лето 6746 Михаилъ бежа по сыноу своемь передъ татары Оугры...». Однако в Хлебниковском списке, также как и в летописях новгородско-софийской группы, рассказ представлен как единое повествование, а сообщение о бегстве Михаила и последующие известия соединены с ним при помощи вводных выражений: «потом же», «потомъ»2. захват ярославом жены и бояр Михаила в Каменце Далее в первоначальный текст Повести о нашествии Батыя составителем Ил сделаны три вставки, две из которых имеют значительный объем. Первая вставка, как заметил еще А. А. Шахматов, сделана после слов: «и вдасть Кыевъ в роуце Дмитрови обьдержати противоу иноплеменьныхъ языкъ безбожьныхъ татаровъ»3. В ней речь идет о судьбе бежавшего из Киева Михаила Всеволодовича и его семьи: о захвате князем Ярославом в Каменце жены Михаила и о ее последующем возвращении из плена благодаря хлопотам Даниила Романовича, об отказе венгерского короля выдать свою дочь за сына Михаила Ростислава, о скитаниях Михаила и Ростислава в Польше и их последующем примирении с Даниилом и Васильком Романовичами, об уступке Михаилу Киева, а Ростиславу - Луцка, о новом бегстве Михаила и Ростислава в Мазовию и Силезию после захвата татарами Киева, об ограблении Михаила немцами в Силезии и его возвращении в Мазовию. Вставной характер этих известий демонстрируют весьма характерные речевые обороты, при помощи которых они включены в текст первоначального рассказа о нашествии Батыя. С предыдущим повествованием вставка соединяется фразой, повторяющей сообщение о бегстве Михаила в Венгрию: «Яко бежалъ есть Михаилъ ис Кыева в Оугры...». Заканчивается же она стандартным переходным оборотом, отсылающим к предшествующему изложению: «Мы же на преднее возвратимся»4. Вставка о судьбе Михаила и Ростислава является отрывком из какого-то более полного и связного повествования, начало которого при включении в летопись было опущено. В результате сообщение о захвате жены Михаила и его бояр в городе Каменце утратило первоначальный смысл и выглядит как искусственная конструкция, составленная из разрозненных фраз: «Яко бежалъ есть Михаилъ ис Кыева в Оугры, ехавъ я княгиню его, и бояръ его поима, и город Ка-менець взя». О том, кто был обидчиком Михаила, захватившим его жену и бояр, узнаем только из дальнейшего изложения. Даниил Романович, на чьей сестре был женат Михаил, стал просить освободить ее из плена, обратившись с этим к похитителю. И тогда только выясняется имя последнего: «Ярославъ оуслыша словеса Данилова, и бысть тако, и приде к нима сестра, к Данилоу и Василкоу»5. Известие о захвате Ярославом в Каменце жены Михаила Всеволодовича попало в летописание Северо-Восточной Руси, под 6747 (1239) г. оно читается в Лаврентьевской летописи (далее - Лл): «То-гож лета Ярославъ иде г Каменьцю, град взя Каменець, а княгыню Михаилову со множьством полона приведе в своя си»6. О заимствовании этого известия из южнорусского источника могут свидетельствовать не только передаваемые в нем сведения о событиях на юге, но и имя князя Ярослава, оставленное без отчества и указания на местопребывание княжеского стола. Это имя, появившееся в сообщении Ил без всякой связи с предыдущим изложением, породило среди историков дискуссию в отношении идентификации его обладателя, иногда приобретающую курьезный характер. Некоторые считают, что речь здесь должна идти о владимиро-суздальском князе Ярославе Всеволодовиче, имевшем личные счеты с Михаилом7. В то же время есть основания считать, что упомянутым Ярославом мог быть кто-то из южнорусских князей, послушных Даниилу, например Ярослав Ингваревич, княживший в Луцке, а затем в Межибожье и Перемыле8. К последней точке зрения в свое время присоединились и мы9, чем вызвали острую реакцию некоторых новейших критиков. По мнению А.А. Горского, действия малозначительного волынского князя Ярослава Ингваревича «вряд ли вообще были бы упомянуты в летописании Северо-Восточной Руси», упоминание о таком князе среди известий 1239 г., посвященных великому князю Ярославу Всеволодовичу, «представляется абсолютно невероятным»10. Еще дальше зашел Д.Г. Хрусталев, по мнению которого «А.В. Майоров измышляет (ссылаясь на М.С. Грушевского) нового фигуранта русской истории “Ярослава Ингваревича”, о котором якобы говорится в Ипатьевской летописи. Этот князь никому более не известен и служить основанием для пересмотра абсолютно прозрачной интерпретации летописного известия не может»11. Разоблачительный пафос нашего критика превосходит доказательную силу его аргументов. Известие о захвате Ярославом жены и бояр Михаила в Каменце имеет, несомненно, южнорусское происхождение. В летописание Владимиро-Суздальской Руси оно попало из источника, близкого к Ил, наряду с сообщениями о захвате татарами Переяславля и Чернигова, взятии Киева и походе на Венгрию12. Именно перед сообщениями о захвате татарами Переяславля и взятии Ярославом Каменца в Лл завершается текст Повести о Ба-тыевом нашествии, составленный в Северо-Восточной Руси. Затем характер записей заметно меняется: на смену связному и цельному повествованию приходят отдельные краткие известия, часть которых является сжатым пересказом более пространных сообщений, представленных в Ил, сокращается число точных и полных дат, смешиваются стили летосчисления13. Как устанавливает Г.М. Прохоров, составитель Лл при описании событий монголо-татарского нашествия был знаком с текстом Ил: в описании взятия татарам Владимира-на-Клязьме версия Лл имеет такие смысловые отличия от рассказа Ил, которые могут свидетельствовать о стремлении составителя Лл оппонировать последнему, обходя и смягчая нелицеприятные для владимирских князей под-робности14. Следовательно, вопрос идентификации Ярослава должен решаться, прежде всего, исходя из анализа сообщения Ил. В таком ключе строил свои рассуждения еще Н. М. Карамзин, считавший, что, хотя в Суздальской летописи (Лл) речь идет, несомненно, о великом князе Ярославе Всеволодовиче, Волынская летопись (Ил) могла иметь в виду другого князя, поскольку трудно понять, «как мог великий князь в такое бурное время идти из Владимира Суздальского в нынешнюю Подольскую губернию». Карамзин первым из историков предположил, что в известии о захвате Каменца мог быть упомянут волынский князь Ярослав Ингваревич15. Более определенно высказывался С.М. Соловьев: «В рассказе волынского летописца ясно видно, что Ярослав был ближайший местный князь, который перехватил на дороге жену и бояр Михаиловых»; по всей вероятности, таковым был Ярослав Ингваревич16. Доводы Карамзина и Соловьева были поддержаны другими исследователями17. Действительно, из далекого Владимира-Суздаль-ского Ярославу Всеволодовичу трудно было бы успеть перехватить в Каменце жену и обоз бежавшего из Киева Михаила. На наш взгляд, можно согласиться с общим выводом М. С. Грушевского, поддержанным затем А.А. Шахматовым: в известии Ил речь идет о Ярославе Ингваревиче, и оно «попало в северные своды,так как Ярослав Ингваревич по недоразумению был принят за Ярослава Всеволодовича»18. По мнению Шахматова, сообщение «о взятии Ярославом Ингваревичем Каменца и о пленении жены Михаила Всеволодовича» происходит из черниговского источника Галицко-Волынской летописи (далее - ГВл)19. Доводы Д. Домбровского о том, что Ярослав Ингваревич не мог напасть на Михаила Всеволодовича в 1239 г., так как скончался еще в 1231 г.20, не могут быть приняты из-за слишком шаткого их основания. Исследователь ссылается на сообщение Родословия витебских князей, помещенного в виде приписки к Хронике Быховца. Однако в этом источнике говорится о смерти в 1231 г. другого князя - Ярослава Изяславича21. Доказать его тождество с Ярославом Ингвареви-чем, на наш взгляд, не представляется возможным. В Лл поход Ярослава к Каменцу предшествует взятию татарами Чернигова и, следовательно, бегству из Киева Михаила. Он поставлен даже ранее освящения церкви Святых Бориса и Глебе в Ки-декше, состоявшегося в день празднования их памяти (24 июля 1239 г.)22. Такую последовательность принимают историки, отдающие приоритет известию северорусского источника. Это дает им основание для пересмотра общей хронологии событий 1239 г. в Южной Руси, выстраиваемой по известиям Ил23. Однако сообщение Лл о захвате Каменца Ярославом вторично по отношению к известию Ил. Последняя же определенно указывает, что захват жены и бояр Михаила произошел после бегства его из Киева вследствие неудачных переговоров с татарами, ранее захватившими Чернигов (поздняя осень или начало зимы 1239 г.). Взяв известие о захвате Каменца из южнорусского источника и приняв фигурирующего в нем Ярослава за Ярослава Всеволодовича, составитель Суздальской летописи должен был найти среди событий 1239 г. подходящее время для похода владимирского великого князя к столь отдаленному городу, располагавшемуся на границе Киевской и Волынской земель. Отнести поход к Каменцу на осень, ко времени после захвата татарами Чернигова (как следует из Ил), суздальский летописец не мог, так как в это время Ярослав Всеволодович участвовал в другом походе - на Смоленск и на Литву24. В середине лета он был занят устроением и освящением разрушенной татарами церкви Святых Бориса и Глеба в загородной великокняжеской резиденции в Кидекше. Оставалось одно - передвинуть поход к Каменцу на более раннее время - весну или начало лета 1239 г. Взятие татарами Колодяжина и Каменца, неудача под Кременцом Заключительная часть южнорусской версии Повести о нашествии Батыя сообщает о разорении татарами земель Юго-Западной Руси и дальнейшем походе завоевателей в Венгрию. Следующим после Киева был взят город Колодяжин: татары обманули его жителей, уговорив сдаться. После слов «они же по-слоушавше злого света его, передашася, и сами избити быша»25 в текстах Ил и летописей новгородско-софийской группы начинаются расхождения: Ил С1л И приде Каменцю Изяславлю, взять я. Видивъ же Кремянець и градъ Даниловъ, яко не возможно прияти емоу, и отиде от нихъ, и приде к Володимероу. Оттоле же прииде к Каменцю, граду Изяславлю, и взя его. Видев же Кременець, град Даниловъ, и не възможе взяти его, бе бо крепокъ велми, и отиде от него, и прииде къ Володимерю. Сколько русских городов, лежавших на пути от Киева к Владимиру-Волынскому, подверглись нападению войск Батыя? Большинство новейших исследователей, ссылаясь на приведенный текст Ил, говорят о пяти таких городах - Колодяжине, Каменце, Изяславле, Кременце и Данилове. Три из них были захвачены и разрушены, а двум последним удалось отбиться26. Приведенное сообщение Ил является основанием и при определении возраста древнейших городов Волынской земли: Н.Ф. Котляр нашел в нем доказательство возникновение города Данилова еще в домонгольское время, полемизируя по этому поводу с В.Т. Пашуто27; аналогичный вывод Котляр сделал и в отношении времени возникновения Изяславля28. Однако, как видно из приведенной сопоставительной таблицы, вместо названных в Ил пяти городов летописи новгородско-софийской группы указывают только три - Колодяжин, Каменец Изяславов и Кременец Данилов29. Эти же три города фигурируют в описании татарского похода на Волынь в летописях, отразивших БелорусскоЛитовский свод 1446 г. (Никифоровская и Супрасльская)30 и московское великокняжеское летописание 1470-х гг. («Оттоле же приде х Каменцю, граду Изяславлю, и взя его. И видев же Кременець, град Данилов, и не возможе взяти его, бе бо крепок вельми, и отъиде от него...»)31. По-видимому, в первоначальном тексте Повести о нашествии Батыя значились только три города, встретившиеся войскам хана на пути от Киева к Владимиру: Колодяжин, Каменец и Кременец. Названия Изяславль и Данилов, читающиеся в сообщении Ил как самостоятельные топонимы, нельзя считать таковыми, поскольку они, очевидно, являются атрибутами составных названий - Каменец Изяславль и Кременец Данилов, указывающими на принадлежность городов князьям - Изяславу и Даниилу соответственно. К такому же выводу недавно пришел Е.И. Осадчий32. Исследователь указал на трудности, возникающие при локализации Каменца и Изяславля как двух отдельных городов, которые, однако, преодолеваются, если видеть в них составные части названия одного города. По мнению Осадчего, древнерусский Каменец Изяславль располагался на месте современного города Изяслава, районного центра Хмельницкой области Украины, где обнаружены остатки городища XII - XIII вв., уничтоженного сильным пожаром33. Можно согласиться и с другим выводом Е.И. Осадчего: по древнерусским письменным источникам XIII - XIV вв. топоним Данилов известен только в составных названиях - Данилов Стожек (ГВл, под 1261 г.) и Данилов Закамень (польско-литовские дипломатические акты 1366 г.), а упомянутый в «Истории монгалов» Плано Карпини населенный пункт Danilone должен был находиться не на Волыни, а в районе Киева. Таким образом, при реконструкции обстоятельств похода Батыя на Волынь в начале 1241 г. следует отдать предпочтение сообщению летописей новгородско-софийской группы и позднейших общерусских сводов, в котором фигурируют только три русских города, встретившиеся на пути завоевателей. Примечательно, что этот вывод был сделан еще историками XIX в. Н.М. Карамзин и С.М. Соловьев писали о взятии Батыем Каменца, города Изяслава, и невозможности взять Кременец, города Даниила34. Такую же трактовку летописных известий о походе татар на Волынь встречаем у Н.И. Костомарова и Н.П. Дашкевича35. Изяславль и Данилов как особые города не упоминаются в историко-географических исследованиях М. П. Погодина и М.П. Барсова36. Только в работах Д.Я. Самоквасова и В.Б. Антоновича было высказано предположение о возможной связи между населенными пунктами Изяслав (на Горыни) и Даниловка (близ Кременца) и древнерусскими городами, названными в статье 1240 г. Ил37. Это предположение было поддержано М.С. Грушевским38, отметившим в своих комментариях к исторической карте Волынской земли, что «доныне обозначение этого города (Данилова. - А.М.) не было принято в науке»39. Утверждению представлений о древнерусских городах Данилов и Изяславль способствовали открытие П.А. Раппопортом на горе Троица в окрестностях села Даниловка (Шумского района Тернопольской области) остатков древнерусского городища XIII в.40, а также обнаружение следов нескольких древнерусских городищ по течению Горыни и ее притоков, связываемых с Изяславлем41. Где находилась летописная Володава? Последними эпизодами южнорусской повести о побоище Ба-тыевом были сообщения о победе татар над венгерским королем Белой и его братом Коломаном в битве на реке Солоной (Шайо), бегстве венгров и погоне за ними татар до Дуная, где войска Батыя затем «стояша по победе три лета»42. В самом конце первоначального рассказа о нашествии Батыя (после слов «стояша по победе три лета») составителем Ил сделана еще одна - третья - вставка. По объему текста она значительно превышает все другие вставки. Вставной текст начинается со слов: «Преже того ехалъ бе Данило князь ко королеви Оугры»43. Завершается он словами: «Данилъ же, затворивъ Холмъ, еха ко братоу си Василкови, поима с собою Коу-рила митрополита»44. Как и две предыдущие, эта вставка включает известия о судьбе Даниила Романовича и черниговских князей, его главных соперников на юге Руси, и представляет собой, несомненно, отрывок из летописания Даниила Галицкого. Текст ее в Ипатьевском списке разделен на три части и помещен в разных годовых статьях - 6748, 6749 и 6751 (статья 6750 оставлена без текста). В Хлебниковском списке этот текст не имеет разделения, вместо заголовков годовых статей здесь употреблены словосочетания: «Потом же» и «В то же время»45. Первоначальный текст (без вставки) сохранился в летописях новгородско-софийской группы, где вся «южнорусская» часть Повести о нашествии Батыя помещена под 6748 г.46 Сличение летописей показывает, что при изъятии вставного текста из Ил восстанавливается первоначальный текст сообщения о «стоянии» татар на Дунае и «во-евании» до Володавы, который читается ныне в летописях новгородско-софийской группы: Ил С1л под 6748 (1240) годом: под 6748 (1240) годом: .и гнаша е татаре до реке .татарове же гнашася по них до Доуная. Стояша по победе Дуная рекы. И стояша по победе три лета. 3 лета, и воеваша до Володавы, и по озеромъ, и възвратишася в землю свою, многа зла створиша под 6751 (1243) годом: А татарове воеваша до Володавы и по озерамъ, много зла створше. крестияномъ. Таким образом, в первоначальном виде текст Повести о нашествии Батыя южнорусской версии заканчивался словами: «И стояша по победе 3 лета, и воеваша до Володавы, и по озеромъ, и възвра-тишася в землю свою, многа зла створиша крестияномъ». Примерно в таком же виде окончание повести читается в большинстве общерусских летописей второй половины XV - XVI в.47 Завершающая фраза повести о возвращении татар в землю свою, «многа зла створиша крестияномъ», по своей смысловой направленности и стилистике вполне соответствует ее начальным словам: «Придоша безбожнии измалтяне, преже бивъшеся со князи роуски-ми на Калкохъ...». Сообщениями о приходе «безбожных измаилтян» на Русь и о возвращении «в землю свою» врагов христиан после учиненного погрома автор повести начинает и завершает свой печальный рассказ. Современные исследователи не обращают внимания на отмеченную нами особенность заключительной части текста Повести о нашествии Батыя в составе Ил. По общему мнению, текст повести завершается словами о стоянии татар на Дунае («стояша по победе три лета»)48. Возможно, свою роль сыграла невнимательность при сличении текстов Ил и летописей новгородско-софийской группы. Впрочем, даже проделавший его Г.М. Прохоров, верно указавший, что текст статьи 6748 г. С1л составлен из фрагментов текстов Ил, помещенных под 6746 и 6747 гг., заключительную фразу - «и воеваша до Володавы и по озером» - счел заимствованной из неизвестного источника49. Между тем, еще в 1900 г. А.А. Шахматов прямо указывал, что фраза о «воевании» татар «до Володавы и по озерамъ» взята из окончания Повести о нашествии Батыя, которое в Ил отделено от основного текста позднейшей вставкой: «Последняя фраза повести “а татарове воеваше до Володавы и по озерамъ и воротишася много зла сотвориша христианомъ” (Ипат. и Хлебн.) отделена обширной вставкой, начинающеюся словами “стояша по победе три лета” и обнимающею (по Ипат. списку) события 1240 - 1243 гг.»50 Различия в текстах Ил и С1л в эпизоде «стояния» татар на Дунае и «воевания» до Володавы недавно пытался объяснить Е.И. Осад-чий. Поскольку Ипатьевский список переписывался с оригинала, где были перепутаны листы, возникла путаница в некоторых местах текста летописи. В результате фраза «и стояша по победе 3 лета, и воеваша до Володавы и по озеромъ» оказалась разорванной на две части: начало ее помещено в статье 1240 г., а окончание - в статье 1243 г. На «своем надлежащем месте», по мнению Осадчего, эта фраза читается в Хлебниковском списке и «тождественно» - в С1л и Московском летописном своде 1479 г.: «И стояша по победе 3 лета, и воеваша до Володавы и по озеромъ, и възвратишася в землю свою, многа зла створиша крестияномъ»51. Утверждения исследователя не соответствуют действительности. В Хлебниковском списке, так же как и в Ипатьевском, интересующая нас фраза разделена на две части. После слов «стояша по победе 3 лета» в Хлебниковском списке начинается текст вставки: «Преже того ехалъ бе Данило князь къ королеви въ Оугры»52; окончание фразы о татарах - «и татарове воеваша Доволодавы, и по озеромъ...» - читается здесь только после заключительных слов вставки: «и по-има со собою митрополита Курила»53. Тексты Ипатьевского и Хлебниковского списков в указанных местах совпадают. Вместе с тем, в Хлебниковском списке концовка фразы представлена в более полном виде, нежели в Ипатьевском списке, и соответствует тексту, читающемуся в С1л: Ипатьевский список Хлебниковский список С1л А татарове воеваша до Володавы и по озерамъ, много зла створше. И татарове воеваша Доволодавы, и по озеромъ, и во-ротишася, много зла сотвориша христиа-номъ. и воеваша до Воло-давы, и по озеромъ, и възвратишася в землю свою, многа зла створиша крестия-номъ. Из приведенного сопоставления следует, что в оригинале Ил -общем протографе Ипатьевского и Хлебниковского списков - концовка сообщения о победе войск Батыя над венграми выглядела иначе, чем в Ипатьевском списке: в упомянутом протографе читался текст, практически идентичный тексту С1л. Данное наблюдение подтверждает наш общий вывод о том, что первоначальный текст южнорусской версии Повести о нашествии Батыя в наиболее полном виде представлен в летописях новгородско-софийской группы. Ее заключительными эпизодами были известия о победе татар над венграми в битве на реке Солоной, преследовании венгерских войск до Дуная, трехлетнем стоянии здесь татар, разорении ими земель «до Володавы» и последовавшем затем возвращении «в землю свою». Последние два известия - о разорении земель до Володавы и уходе татар восвояси - в Ил оказались отделены от основного текста повести обширной позднейшей вставкой. Вопреки мнению А.А. Шахматова, текст вставки начинается словами: «Преже того ехалъ бе Данило князь ко королеви Оугры». Эта фраза читается только в Ил, между тем как предлагаемая Шахматовым как начальная фраза «стояша по победе три лета», помимо Ил, читается также в летописях новгородско-софийской группы и в позднейших общерусских сводах и, следовательно, восходит к первоначальному тексту Повести о нашествии Батыя. Текст вставки содержит сообщения о поездке Даниила Романовича в Венгрию и отказе короля Белы от союза с ним; о попытке Даниила вернуться на Русь и бегстве его в Венгрию и Польшу из-за страха перед татарами; о возвращении после ухода татар Даниила в Холм, а Михаила Всеволодовича и его сына Ростислава - в Киев и Чернигов; о своеволии галицких бояр, вышедших из повиновения Даниилу; о поездке Якова, стольника Даниила, в Понизье и его переговорах с Доброславом Судьичем; об аресте по приказу Даниила Доброслава Судьича и Григория Васильевича - незаконных правителей Понизья и «горной страны Перемышльской» (статья 6748 в Ипатьевском списке); о попытке Ростислава Михайловича вместе с болоховскими князьями захватить Бакоту, предотвращенной Кириллом, печатником Даниила; о разорении Даниилом Болоховской земли; о захвате Ростиславом Галича и изгнании его Даниилом; о походе Андрея, дворского Даниила, на Перемышль, захваченный Константином Рязанским, сторонником Ростислава Михайловича, бегстве Константина и расправе Андрея со слугами перемышльско-го епископа и певцом Митусой (статья 6749 в Ипатьевском списке); о преследовании татарами Ростислава Михайловича до Борка, его бегстве в Венгрию и женитьбе на дочери короля Белы; о направлении к Даниилу Батыем, вернувшимся из похода в Венгрию, двух богатырей - Манмана и Балая; об отъезде Даниила из Холма вместе с митрополитом Кириллом к князю Васильку (статья 6751 в Ипатьевском списке). После такой обширной вставки концовка Повести о нашествии Батыя утратила первоначальный смысл. Известия о «воевании» татарами земель «до Володавы и по озерамъ», а также пропущенное в Ипатьевском списке сообщение о возвращении татар «в землю свою», будучи помещенными в новом контексте известий Ил о посылке вернувшимся из Венгрии Батыем двух «богатырей» к Даниилу, приобрели новый смысл, весьма далекий от первоначального. Большинство историков полагают, что сообщение о разорении татарами земель «до Володавы и по озерамъ» является продолжением известия о посылке Батыем к Даниилу Манмана и Балая. Упомянутую здесь Володаву отождествляют с современным городом Влодава (Wtodawa, поветовый центр Люблинского воеводства Польши), на территории которого, при впадении речки Влодавки в Западный Буг, обнаружены следы древнерусского городища54. В итоге отмечается факт еще одного нападения татар на Волынь, состоявшегося в 1242 или 1243 г. и закончившегося разорением земель вокруг Холма и Люблина до Влодавы55. В некоторых новейших работах даже сделаны уточнения недостающих в сообщении Ил деталей, - указаны названия озер, по берегам которых воевали татары: «Весной 1242 г. татары опустошили земли “до [города] Володавы и по озерам [Свитязь, Пулемецкое, Луки; на восток от города Влодавы], и вернулись, много зла совершив”»56. Между тем в Ил, в статье 6748 (1240) г., встречаем упоминание еще одного населенного пункта со схожим названием - Водава. Здесь соединился со своим отцом Даниилом его сын Лев, вернувшийся из Венгрии: «Вышедшоу же Лвови изъ Оугоръ с бояры галич-кыми, и приеха во Водавоу ко отцю си, и радъ бысть емоу отець»57. Как соотносятся между собой летописные топонимы Водава и Во-лодава? В литературе на этот счет нет единого мнения. Большинство исследователей считают, что Ил в статьях 6748 и 6751 гг. говорит о разных географических объектах: Водава - город в Галицком княжестве, а Володава - город в Волынском княжестве58, или Водава и Володава - два города в Галицкой земле59. Н.Ф. Котляр и Л.Е. Махновец высказали предположение, что упомянутые названия имеют отношение к одному объекту - городу Во-лодаве на Западной Волыни, близ Холма и Люблина (современный город Влодава в Польше)60. По-видимому, такого же мнения придерживался М.С. Грушевский, датировавший встречу Льва с Даниилом «в Володаве» второй половиной марта 1241 г., а татарское воева-ние «до Володавы» - весной 1242 г.61 В пользу локализации летописной Водавы близ Холма свидетельствует сообщение Ил, помещенное непосредственно перед известием о встрече Даниила со Львом. Накануне Даниил находился в Холме, где принимал своего союзника Ростислава Владимировича: «Ростислав же Володимеричь приде к Данилоу во Холмъ, одержалъ бо беаше Богъ от безбожных татаръ»62. Поскольку другого населенного пункта с похожим названием в районе Холма в историческое время не известно63, приходится признать, что в известии о встрече Даниила со Львом в Водаве речь идет о древнерусском городе Во-лодаве, располагавшемся на территории современной Влодавы. Употребление разных названий в известиях, относящихся к одному географическому объекту и хронологически разделенных событиями одного года, указывает, что сообщения о встрече Даниила и Льва в Водаве и воевании татар до Володавы происходят из различных источников, механически соединенных позднейшим сводчиком. Однако дело не только в этом. Возвращенное в свой первоначальный контекст и представленное в полном виде известие о стоянии татар на Дунае и воевании до Володавы («татарове же гнашася по них до Дуная рекы; и стояша по победе 3 лета, и воеваша до Володавы, и по озеромъ»), очевидно, подразумевает вовсе не нападение татар на Западную Волынь, а какие-то другие события, связанные с пребыванием завоевателей в Дунайском регионе. Поскольку о Володаве и прилегающих озерах составитель Повести о нашествии Батыя вспоминает в самом конце своего произведения, в связи с завершением великого Западного похода монголов, можно полагать, что в данном случае речь идет о географическом объекте, ставшем последним достигнутым завоевателями рубежом на западе. Употребляемое в Ил и позднейших общерусских летописях название Володава - скорее всего, гидронимом, так как фигурирует в общем ряду с другими водными объектами - Дунаем и еще какими-то озерами, названия которых не приводятся. Возможно, под Володавой составитель Повести о нашествии Батыя имел в виду Влтаву, которая наряду с Дунаем считается одной из наиболее крупных и полноводных рек Центральной Европы. Протекающая по территории Чехии, Влтава в своем верхнем и среднем течении действительно связана с большим количеством озер и других водоемов. Бассейны Влтавы и Дуная географически соединены между собой. Известно, что во время Западного похода монголо-татарские войска достигли чешских земель. После взятия Кракова и победы в битве под Легницей 9 апреля 1241 г. над объединенным польско-немецким войском краковского князя Генриха II Благочестивого монголы под командованием Байдара и Орду повернули на юг, чтобы соединиться с основными силами Батыя, находившимися в Венгрии, пройдя через земли Богемии и Моравии64. В источниках сохранились сведения о военных действиях в районе Опавы, Градишева и Оломоуца (Восточная Чехия)65. Хронистами засвидетельствован также факт разорения татарами моравских земель на глубину четырехдневного перехода66. Впрочем, некоторые известия о пребывании татар в Чехии носят характер легенд или являются позднейшими фальсификациями, как, например, содержащийся в так называемой Краледворской рукописи рассказ о победе над татарами в битве при Оломоуце чешского войска под предводительством Ярослава из Штернберка67. Название Влтава в различных европейских языках имеет несколько форм: чеш. Vltava, польск. Wetiawa, нем. Moldau, которые восходят к ст.-герм. *wilt ahwa («дикая вода»). В передаче русского летописца это название могло приобрести форму Влъдава (Володава) - чередование корневого -d и -t зафиксировано в средневековых западноевропейских источниках, например: Fuldaha и Wultha (Annales Fuldenses, 872 и 1113 гг.)68.

Скачать электронную версию публикации