А.И. Добрянский как историк.pdf Адольф Иванович Добрян- ский-Сачуров (1817-1901) про- исходил из семьи сельского священника, получил фило- софское и юридическое об- разование, а также прослушал полный курс лекций Горной и лесной академии. Он про- славился как публицист и по- литик, отстаивавший на всех постах, которые ему пришлось занимать, коренные интересы русинского меньшинства, про- живавшего в империи Габсбур- гов1. Будучи сыном своего вре- мени, Добрянский как политик, принадлежавший к одной из этнических общностей сначала Австрийской монархии, а затем так называемой Транслейтании (венгерской части Австро-Венгрии), не мог не обратиться к истории для обоснования прав русинской народности на национальную автономию. В ходе революции 1848–1849 гг., имевшей в «лоскутной монар- хии» Габсбургов не один, а несколько очагов, был поставлен и во- 2 прос о национальном размежевании русинов и поляков в Галиции . Если семь восточных и северо-восточных комитатов венгерской части Австрийской империи признавались территорией с преиму- щественно русинским населением, то русские, проживавшие в Га- лиции, вошедшей в состав империи Габсбургов по Первому разделу Речи Посполитой (1772), проживали на землях, которые считались польскими. Там господствовал польский язык, а потомки восточных славян подвергались насильственной полонизации. Уже летом 1848 г. Головная русская рада, созданная в мае того же года как политический орган галицких русинов, обратилась к императору Фердинанду I (1835–1848) с требованием выделить Восточную Галицию вместе с Северной Буковиной в отдельную про- винцию. В январе 1849 г. делегация русинов Закарпатья во главе с А.И. Добрянским вручила новому австрийскому императору Францу- Иосифу I (1848-1916) петицию об объединении Восточной Галиции и Закарпатья. Это предложение также было поддержано Головной русской радой, однако австрийское правительство не обращало внимания на такого рода предложения. Помимо подачи петиций и обращений к австрийскому правитель- ству лидеры русинского движения Галиции занимались и активной пропагандистской работой. Так, самый известный западнорусский историк того времени Денис Иванович Зубрицкий (1777–1862) издал в 1849 г. на польском и немецком языке брошюру под названием «Границы между русским и польским народом в Галиции»3. В этом сочинении он утверждал, что Краков располагается на земле, где в древности жили восточные славяне (русы). Так, из-за противостояния двух этнических групп, считавших быв- шую Юго-Западную Русь своей исторической территорией, встал вопрос о том, является ли Галиция исконно польской землей, на кото- рую впоследствии распространилась власть киевских князей, как это трактовали авторы средневековых польских исторических сочинений, или же здесь издревле жили восточные славяне, попавшие в конце Х в. под власть киевских князей. Общеизвестно стремление Галла Анонима (первая треть ХII в.), Винцентия Кадлубка (умер в 1223 г.), создателей Великопольской хроники (начало ХIV в.), не говоря уже о Яне Длугоше (умер в 1480 г.), приукрасить историю взаимоотношений Руси и Польши в духе прославления деяний Болеслава I Храброго и его преемников, представить соседившие с Польшей русские земли чуть ли не польскими ленами. Древнерусские летописцы на этом фоне выглядят более правди- выми историописателями, однако некоторые свидетельства «Пове- сти временных лет» (ПВЛ) можно понимать двояко, в зависимости от ракурса, в котором они рассматриваются (например, вопрос о принадлежности т. н. Червенских городов). Так, статья под 6489 (981) г. начинается фразой: «Иде Володимеръ к ляхомъ и зая грады ихъ, Перемышль, Червенъ (курсив мой. – М. Ю.), иже суть и до сего дне подъ Русью»4. Казалось бы, эти летописные известия прямо указывают на исконную принадлежность, по крайней мере, Западной Галиции к ареалу расселения древних поляков. Однако в этнографическом введении к ПВЛ сказано о том, что хорваты, которые как раз и на- селяли спорную территорию между Русью и Польшей, были частью 5 восточнославянского этноса . Историки до сих не могут дать исчерпывающего ответа на вопрос о том, входили ли упоминаемые ПВЛ хорваты в число подвластных киевским князьям этнических групп. Что же касается белых хорва- тов, то они, как полагает большинство исследователей, скорее всего проживали на территории современной Чехии6. Таким образом, в дискуссии о том, где проходила в древности этническая граница между западными и восточными славянами в Карпатском регионе, следовало найти другие источники, помимо сочинений польских хронистов и русских летописцев. Таким путем и пошел А.И. Добрянский. Хотя он не был професси- ональным историком, ему удалось написать достаточно интересную для своего времени работу под названием «О западных границах Подкарпатской Руси, со времен св. Владимира», опубликованную в 1880 г. в российском «Журнале Министерства народного просвеще- ния»7, предоставлявшем свои страницы, как правило, для публикации серьезных в научном отношении трудов. Главным ее достоинством как раз и является привлечение новых источников, прежде всего, не относящихся к нарративным. Во вступлении к рассматриваемой работе Добрянский так фор- мулирует задачи своего исследования: «Начальная летопись не указывает черты, по которой граничила земля Русская с Польскою, Чешскою и Угорскою: летописец довольствовался исчислением рус- ских племен: словен, полян, древлян, дреговичей, полочан, северян, кривичей, бужан, радимичей, вятичей, дулебов, улучей или угличей, тиверцев и белых хорватов, без точного определения их географи- ческих границ. Не удивительно, что и позднейшие русские историки не имели ясного понятия о древних границах Юго-Западной Руси: к тому же она разделилась на несколько частей, из коих Подкарпатская под гнетом угров и поляков не имела возможности разрабатывать свою старину и поддерживать старые предания. Русь же Восточная привыкла смотреть на области подкарпатские как на утраченное до- стояние русского племени, особенно со времени введения в них унии и утверждения господства польского и мадьярского. Между тем, для полноты понимания русской истории необходимы точные сведения о юго-западных границах древней Руси. Предлагаемая статья имеет 8 целью разъяснить хоть некоторые стороны этого вопроса» . В этой статье Добрянский прежде всего обратил внимание на так называемый «Dagome iudex» – документ, составленный поль- ским князем Мешко I (ок. 960–992) с целью передачи Польского государства под защиту Рима. Время составления акта датируется исследователями между 990 и 992 гг. Он сохранился в форме реге- ста в составе «Собрания канонов» (Collectio canonum), написанного бенедиктинским монахом Деусдедитом в 1085–1087 гг.9 Добрянский узнал об этом документе из работы В. А. Мацеёвского о начальной истории Польши и Литвы10, откуда взял важную для него цитату из документа «Dagome iudex»: «...et fines Russiae usque in Cracoa...»11 («…и границы Руси вплоть до Кракова…»). Поскольку Мешко I, отда- вая свое княжество под покровительство Святого Престола, должен был точно очертить границы своих владений, из рассматриваемого источника можно сделать вывод о том, что Краков в то время был городом, пограничным с Русью. Саму же русско-польскую границу Х в. Добрянский проводит по линии, «пролегавшей примерно от 12 Бохни чрез Тымбарк к Новому Торгу, а далее по гребням Татер» . Документом «Dagome iudex» Добрянский в обосновании своей концепции не ограничивается. Далее, в разделе I своей работы он приводит другие свидетельства из различных источников ХIII– ХVIII вв., в которых тем или иным образом констатируется принад- лежность местностей или населенных пунктов, находящихся чуть вос- точнее Кракова, к исконно русской территории, позднее освоенной поляками13. К сожалению, все эти примеры приведены бессистемно и даже не по хронологическому принципу, но самое главное – не представлен их текстологический анализ и не определена степень их ценности в плане обоснования локализации русско-польской границы в конце Х в. Ссылки на сочинения польских гуманистов ХVI в. Мартина Кромера и Мачея Стрыйковского и тем более на грамоты, выданные австрийской императрицей Марией Терезией (1740–1780), и написанные в ее эпоху работы немецких историков и публицистов, призванные обосновать законность участия Австрии в начавшихся разделах Речи Посполитой, никак не подкрепляют ар- гументацию Добрянского, поскольку не являются непосредственными свидетельствами изучаемой им эпохи. «Самым убедительным доказательством распространения Древней Руси до самого Кракова», по мнению Добрянского, «служит то, что и теперь русское население начинается в Галичине от самого Дунайца под Татрами, в близком расстоянии от Кракова, где находятся русские селения...». Далее приводятся названия нескольких десятков русских деревень, после чего следует обобщение статистического характера: «Вообще, между реками Дунайцем и Вислоком находится 172 русских селения, с 129 русскими церквами и свыше 90 000 русских жителей. Ужели все это русские колонисты на польской этнографической об- ласти? История ничего не знает о подобной колонизации»14. Столь решительное заявление Добрянского, хотя и выглядит вполне логич- ным, всё же не является достаточно убедительным: за девять веков, отделявших его время от эпохи св. Владимира, нельзя исключать того, что земли к западу от Галиции могли быть постепенно колонизованы русскими, и цифра в 90 тысяч жителей не представляется при этом нереальной. От доказательства протяженности русских земель в древности до окрестностей Кракова Добрянский переходит к обоснованию дру- гой своей гипотезы, согласно которой средневековый венгерский комитат Сепеш (польск. Спиш) некогда также был частью владений киевских князей. Здесь Добрянский также смешивает информацию источников различных эпох, не выясняя, откуда могли происходить свидетельства, почерпнутые из сочинений польских историков ХVI– ХVII вв., которые он пытается соотнести с известиями ранних русских летописей (прежде всего, Лаврентьевской). Исходной же точкой в логических рассуждениях Добрянского является взятое им из много- томных сочинений Н.М. Карамзина и С.М. Соловьева утверждение о том, что упоминаемые ПВЛ белые хорваты были частью восточного 15 славянства . После этого Добрянский пытается опредилить ареал их расселения: «Где жили в старину эти белые, или русские хорваты? Мы предпо- лагаем, что они занимали средину Карпат или Бескидов, то есть от линии как северные, так и южные склоны этих гор, между Краковом и Остригоном (Strigonium, Gran16), на северо-западе до Тисы и Сама (Samusius, Samosch) в Угорщине и Семиградье и старой границе между Валахией и Молдавией на юго-востоке»17. Никаких конкрет- ных оснований для такой локализации Добрянский, к сожалению, не приводит и возвращается далее к ранней истории Спиша. Совершенно безосновательно Добрянский заявляет о том, что 18 свидетельство ПВЛ о захвате поляками Червенских городов оз- начает, что Болеслав I Храбрый «не мог не овладеть одновременно с тем и всею русскою областью между Перемышлем и Краковом, а следовательно, и Спишскою землею». Из этого Добрянский делает логический вывод о том, что «вся эта область была возвращена в 1031 г. великим князем Ярославом»19. Современный русинский исто- рик И. Поп совершенно справедливо отмечает, что «киевские князья раннего периода, соответствующего упоминанию белых хорватов (конец IX- X в.), не могли иметь претензий на карпатские земли. Они их просто не интересовали по причине: а) своей отдаленности от днепровской «оси»; б) физической невозможности осуществлять свою политическую власть того периода, т. е. собирать дань в форме «полюдья», ибо собранное нельзя привезти за 800 км, к тому же по горным тропам и перевалам. Князья были правителями практичны- ми, интерес свой сконцентрировали на установлении власти вдоль 20 водного пути "из варяг в греки"» . Рассматривая судьбу древнего Спиша, Добрянский спорит с не названными им венгерскими историками, утверждавшими, что их предки завладели Сепешем еще в эпоху «обретения родины» (ско- рее всего, Добрянский имеет в виду названных им ниже венгерских историков и публицистов ХVIII – первой половины ХIX в. Ф. Шира, Й. Бенцура, Д. Корнидеса, Э. Холлока)21. При этом ученый приводит «версию Карамзина», который якобы датировал потерю Русью Спиша 1069 г.22 Однако в научных изданиях «Истории Государства Россий- ского» не находится ни одного упоминания Спиша, а в описании похода польского князя Болеслава II Смелого (1058–1079) на Киев 1069 г. Н. М. Карамзин вообще не говорит о территориальных потерях 23 Руси при возвращении престола Изяславу Ярославичу . Отвергая обе «приведенные» им точки зрения, Добрянский считает, что Спиш перешел в руки венгерских королей в 1108 г. в качестве приданого, отданного за Юдиту – дочь Сбыславы Святополковны и Болеслава III Кривоустого (1102–1138), которая вышла замуж за вен- герского королевича Стефана (будущего Иштвана II)24. Основанием для такого рода построений служат сочинения польских историков ХV–ХVI вв. Яна Длугоша, Матвея Меховия и Мартина Кромера, хотя Добрянский, понимая, что названные авторы черпали информацию у хронистов более раннего времени, пытается привлечь и т. н. «Хронику Богухвала», которую теперь принято считать одним из вариантов Ве- ликопольской хроники. Однако как раз здесь в наибольшей степени и проявилось незнание Добрянским источниковедения польских средневековых латиноязычных сочинений. В главе 27 Великопольской хроники действительно можно про- читать в описании браков Болеслава III и его потомства от каждой из его жен следующую фразу: «Этот Болеслав свою дочь от русской жены выдал замуж за короля венгров Коломана. Ему как приданое дал в пожизненное владение каштелянию спишскую»25. К сожа- лению, Добрянский в своих логических построениях опирается главным образом на эти две фразы, которые, будучи вырванными из контекста, позволяют предположить, что речь здесь идет о принце Иштване – сыне Калмана Книжника (1095–1116). Хотя ученый дает пространную цитату из «хроники Богухвала», он совершенно не об- ращает внимания на то, что следующие фразы ясно показывают, что хронист приписал будущему Иштвану II (1116–1131) деяния принца Калмана, занимавшего галицкий стол в 1214–1219 гг. После известия о передаче спишской каштелянии сыну венгерско- го короля Калмана Великопольская хроника сообщает следующее: «Коломана же совместно с венгерским королем назначил королем над галичанами и повелел его короновать. А при коронации король Болеслав из-за своей доверчивости был обманут хитрым венгерским королем: (отдал) каштелянию спишскую, а тот под видом приданого для его дочери отдал ему перемышльскую. Это коварство послужило началом распрей между поляками и венграми, как это обнаружилось 26 впоследствии…» . Согласно догадкам Добрянского, Спиш первоначально был рус- ским и вошел в состав Польши «в 1102 г. вследствие выхода княгини Сбыславы Святополковны за короля польского Болеслава», а затем был отдан венграм как приданое за Юдиту Болеславну27. Однако уже один из современников Добрянского – И. А. Линниченко – справед- ливо указал ему на то, что нет никаких сведений о том, что в Древней Руси был распространен обычай отдавать область в качестве при- 28 даного за выдаваемую замуж княжну . Для доказательства тезиса о том, что Спиш не был завоеван венграми и примкнувшими к ним этническими группами во время «обретения родины» на землях Карпатской котловины, Добрянский опирается на рыцарский роман венгерского Анонима – неизвестного нотария Белы III, которого он совершенно справедливо упрекает в многочисленных «географических и исторических анахронизмах». Речь идет о самом раннем из дошедших до нас венгерском нарра- тивном источнике – «Деяниях венгров» некого «магистра П.»29. Во времена Добрянского историки еще не пришли к единому мнению, нотарием какого Белы (III или IV) был магистр П. В ХХ в. было убеди- тельно доказано, что автор рыцарского романа был нотарием Белы III (1172–1196), а сочинение свое он написал между 1190 и 1220 гг.30 В 32-й главе этого сочинения действительно содержится свидетельство о том, что при верховном вожде Арпаде (умер ок. 907 г.), приведшем мадьяр в Среднее Подунавье, границы Венгерского союза племен простирались до Сепешского леса, но, судя по характеру повествова- 31 ния Анонима, сам Сепеш находился за пределами этой территории . Однако это никоим образом не доказывает факт принадлежности этого гористого района к владениям киевских князей. Тем не менее, Добрянский, опираясь на географические особен- ности региона, где в древности сходились пределы раннегосудар- ственных образований чехов, поляков и восточных славян, утверж- дает, что «Спиш лежит восточнее Татр, начинаясь, собственно, там, где кончаются последние. Таким образом, Татры издавна составляли как этнографическую, так и государственную границу между Русью и Польшей, как они и теперь отделяют русский Спиш от польских воеводств Освенцимского и Заторского, но на востоке, со стороны земель русских, Спиш не имеет никакой резкой физической грани: Попрад соединяет его с русскими искони областями княжества Пере- 32 мышльского» . Таким образом, географическое положение Спиша, отсутствие природных преград между ним и юго-западными окраинами Древ- нерусского государства стали для Добрянского одним из главных аргументов при обосновании тезиса о принадлежности этого буду- щего комитата в эпоху св. Владимира к подвластным Киеву землям. Однако если взглянуть на карту средневековых венгерских комитатов, то обнаруживается, что Сепеш непосредственно не граничил с тер- риторией Древней Руси. Чтобы попасть из него в Перемышль, нужно было пройти комитат Шарош и северную окраину комитата Земплен. Видимо, Добрянский считал, что все названные районы были в Х в. единым территориальным массивом, простиравшимся за Сепешским лесом, но это никак не подтверждается источниками. Значительно лучше удается Добрянскому анализ документаль- ного материала, прежде всего, дипломов. Ко времени написания рассматриваемой работы уже существовало многотомное собрание средневековой венгерской дипломатики, изданное Дёрдем Фейе- ром33, а также отдельное собрание дипломов, касающихся комитата 34 Сепеш, изданное К. Вагнером и дополненное Я. Бардоши , на кото- рые ссылается Добрянский. Естественно, все свидетельства о Спише и сведения о том, что какие-либо земли, расположенные в северо- восточных комитатах средневековой Венгрии, могли относиться к владениям галицких князей, не остались без внимания Добрянского. При этом, однако, исследователь не придает значения тому, что при- водимые им сведения о принадлежности Спиша галицким князьям, как правило, отражают временное владение и относятся к ХIII в. и более позднему времени. Более значимым с научной точки зрения является анализ Добрян- 35 ским Эстергомского таможенного устава , подписанного венгерским королем Имре (1196–1204) в 1198 г. Существует также версия о том, 36 что этот устав был подписан в 1288 г. Ласло IV Куном (1272–1290) . Анализируя этот документ, Добрянский сделал интересное наблюде- ние: «В этой, как и в некоторых других грамотах Спиш не называется комитатом, а землей Спишскою: очевидно, что по случаю позднего приобретения ее Угрией земля эта не была еще организована на- подобие других частей государства»37. Современные венгерские историки датируют образование комитата Сепеш самым концом ХII в., а первое упоминание ишпана этого королевского замкового округа относится к 1216 г.38 Ограниченность объема журнальной статьи не позволяет проана- лизировать все утверждения Добрянского, касающиеся рассматри- ваемых им проблем ранней истории Спиша/Сепеша. Остановлюсь лишь на наиболее принципиальных из них. Для доказательства исконности проживания русских в этом рай- оне Добрянский привлекает данные этнографии и лингвистики, утверждая, что в диалекте современного ему населения комитата Сепеш явно присутствуют восточнославянские черты, отличающие его от более западных словацких диалектов39. Другим аргументом Добрянского в защиту этого утверждения является признание им ис- конности христианства восточного обряда в Спише, т. е. принятие его жителями Христовой веры еще до объявления Венгрии государством, входящим в западнохристианский мир. «Православное население земли Спишской со времени крещения своего при Владимире Святом всегда принадлежало к митрополии Киевской, именно к епархии Сам- борско-Перемышльской: об этом свидетельствует древнее народное предание и древние антиминсы уцелевших в Спише русских церквей, освященные почти исключительно самборско-перемышльскими епи- скопами или даже киевскими митрополитами…»40. При этом, однако, Добрянский не приводит даже приблизительных датировок времени основания таких храмов. Вряд ли надписи на антиминсах, которые удалось прочитать До- брянскому, подтверждают его тезис о том, что древнейшее население Спиша и соседних земель, населенных восточными славянами, при- няло христианство во времена св. Владимира. Судя по дошедшим до нас известиям ранних русских летописей, процесс христианизации, направлявшийся из Киева на рубеже Х–ХI вв., не затронул земли по другую сторону Карпатских хребтов. Даже уникальное татищевское известие о том, что Владимир Святославич принял личное участие в крещении восточных славян, проживавших на Днестре («6500 (992). Ходи Владимир ко Днестру с двемя епископы, много людей, научая, крести»41), никак не подкрепляет рассматриваемый тезис Добрянского. Приведенная цитата взята из первой редакции многотомного труда В.Н. Татищева, где он пытался собрать сведения всех доступных ему письменных памятников, воспроизводя их как можно ближе к языку оригинала. Скорее всего, здесь приведена выписка из не дошедшего до нас позднего источника, на что указывает ее язык, однако нет никакой уверенности в том, что сам этот источник был достоверен. К тому же сами по себе уникальные сведения, приводимые Татищевым в многотомной работе, вызывают большие сомнения у исследовате- лей, не раз уличавших историка ХVIII в. в «баснословии». Первым это сделал еще Н.М. Карамзин на страницах своей «Истории Государства Российского». Можно еще долго на различных примерах разоблачать непро- фессионализм Добрянского как историка, однако при этом следует иметь в виду, что во время написания им статьи «О западных гра- ницах Подкарпатской Руси, со времен св. Владимира» российское летописеведение делало только первые шаги. К моменту выхода в свет этой работы в России был издан лишь один капитальный труд в данной отрасли знаний – книга К.Н. Бестужева-Рюмина «О составе русских летописей до конца XIV века» (СПб., 1868). Примерно такая же ситуация с изучением средневековой хронистики была в тогдашней венгерской и польской исторической науке. Интересна дальнейшая судьба рассматриваемой работы До- брянского. Несмотря на недостаточно глубокий исследовательский уровень, ее общие выводы нашли признание среди российских меди- евистов конца ХIX – начала ХХ в., но в значительно большей степени - у специалистов по исторической географии Древней Руси. Так, автор наиболее обстоятельного исследования по внешнеполитической истории Венгрии второй трети ХII в. К.Я. Грот (1853–1934), ссылаясь на Добрянского, заявляет о том, что русские издревле населяли не только те северо-восточные области так называемой Транслейтании, в которых они проживали в его время, «но и более западные, ныне мадьярские и словацкие комитаты…»42. Что же касается Н. П. Бар- сова и С.М. Середонина – наиболее авторитетных ученых в области исторической географии, то они при описании западных и юго-за- падных границ Древней Руси фактически развивают концепцию 43 Добрянского . Безусловно, в то время раздавались и критические мнения по поводу определения Добрянским западных границ Руси в Х в. Так, М.С. Грушевский заявил о том, что в рассматриваемой статье нет ни- чего нового по сравнению с брошюрами Д.И. Зубрицкого, о которых говорилось ранее44. А.Л. Петров подвергал сомнению все упомина- ния о русинах, проживавших в Карпатской котловине, относящиеся к периоду ранее ХIII в.45 Если же оценивать работу Добрянского как историка с точки зре- ния современного уровня развития исторической науки (оставляя в стороне господствующее среди московских медиевистов чисто снобистское утверждение о том, что русинов не было в Карпатской котловине ранее рубежа ХII–ХIII вв.), то, несмотря на крайнюю со- мнительность отнесения Спиша/Сепеша к числу территорий, под- властных киевским князьям, следует признать с большой степенью вероятности принадлежность этого района к ареалу расселения предков современных русинов, сложившемуся еще до прихода венгров на Средний Дунай. В Х–ХI вв. он являлся частью т. н. Русской марки – области, находившейся на венгерско-польско-русском по- граничье, которая признавала власть Арпадов, но долгое время не была освоена в административном отношении, сохраняя архаичную 46 политическую организацию.

Скачать электронную версию публикации