Антиох Дмитриевич Кантемир.pdf Князя Антиоха Дмитриевича Кантеми-ра (1708-1744 гг.) еще в XIX в. считали ос-новоположником современной русской ли-тературы. Так расценивал его иВ.Г. Белинский (1948 (1845): 732-733) в спе-циально посвященной ему статье. Не-сколько раз на протяжении двухсот лет за-тевались издания то сборников русскойклассики, то сборников биографий писате-лей. Первый (и чаще всего единственный)том неизменно был посвящен Антиоху Кан-темиру.Литературное наследие А.Д. Кантеми-ра не слишком велико: сохранились посла-ния, баллады, эпиграммы, басни, перево-ды - особенно римских сатириков, с которыми Кантемир чувствовалсвое духовное родство. Осталась неоконченная поэма о Петре I («Пет-рида»). Линию этой поэмы - воспевание «ироев российских» в стилеГомера - позже продолжит М.М. Херасков (Хереску, 1733-1807 гг.) по-эмой о взятии Казани Иваном Грозным - «Россиадой». К слову ска-зать, М.М. Хераскову принадлежат не только классические басни, нои едва ли не первые в России литературные утопии: «Нума, или Про-цветающий Рим» (1768 г.), «Царь, или Спасенный Новгород» (1800).Сам Кантемир не раз замечал, что хвалебный слог - не его стихия:оды ему давались с трудом, и, даже работая над «Петридой», автор,при всем уважении к памяти Петра, ограничился первой книгой.Главное в литературном творчестве А.Д. Кантемира - девятьсатир (последняя из них осталась неоконченной). Читать их внаши дни сложно. Кантемир успел сделать лишь первый шаг отстарого литературного языка (во многом еще церковного) кживой речи. Размер стиха еще старый, допетровский: 13 слоговв строке, последний слог - ударный, остальные - как получится.Если бы не рифма, их можно было бы принять за прозу. Канте-мир не принял реформу русского стиха, провозглашенную в 1735 г.Êîíôåðåíöèÿ «Ìîëäàâèÿ - Ðîññèÿ - ñëàâÿíñêèé ìèð»» 53В.К. Тредиаковским, хотя незадолго до смерти сам высказал сходныемысли - в «Письме Харитона Макентина к приятелю о сложе-нии стихов русских» (1744)1 . Вот, к примеру, начало его самой зна-менитой сатиры - «К уму своему»:Уме недозрелый, плод недолгой науки!Покойся, не понуждай к перу мои руки.Не писав, летящи дни века проводитиМожно, и славу достать, хоть творцом не слыти(Сатира I, 1-4).Однако тяжелый слог не отпугивал Грибоедова и Пушкина, у кото-рых есть более или менее явные цитаты из Кантемира («сужденьячерпают из забытых газет» - ср. Сатира VII, 14-18; «собаке дворни-ка, чтоб ласкова была» - ср. Сатира VII, 14-18; «щей горшок, да самбольшой» - Сатира V, 719). Не отпугнул он и Белинского, писавшего,что от «громозвучных од» Ломоносова и даже Державина «можно зас-нуть, а от сатир Кантемира проснуться» (Белинский 1948 (1845): 753).По его словам, «Кантемир начал собою историю светской русскойлитературы» (там же: 732-733). Несколько скромнее оценивал заслугиА.Д. Кантемира князь П.А. Кропоткин, уделивший ему в своем очер-ке истории русской литературы всего два предложения, но и он при-знавал: «Ему принадлежит ряд сатир, в которых он выражал свои мне-ния со свободой, вызывающей удивление, если мы примем во внима-ние нравы той эпохи» (Кропоткин 2004 (1905): 277).При жизни Кантемир так и не увидел свои сатиры напечатанными.Они распространялись в списках. Первое русское академическое из-дание вышло лишь при Петре III. Приказание об издании сатир подпи-сали М.В. Ломоносов и Я. Штелин (Прийма 1956: 34, 48-49). Второеиздание стало возможным лишь в 1836 г., но в 1851 г. Николай I личноуказал: «По моему мнению, сочинений Кантемира ни в каком отноше-нии нет пользы перепечатывать» (там же: 34).Антиох Дмитриевич - сторонник просвещения, он не просто высме-ивает пороки, общие всегда и для всех, но и высказывается по вопро-сам, занимающим российское общество того времени. Первым из «ху-лящих учение» у него оказывается «Критон с четками в руках» и сжалобами на просвещенную молодежь:Уже свечек не кладут, постных дней не знают;Мирскую в церковных власть руках лишну чают,Шепча, что тем, что мирской жизни уж отстали,Поместья и вотчины весьма не пристали.Одной из главных претензий Кантемира к Тредиаковскому было то, что тот всвоем поэтическом творчестве сам оказался не на высоте собственных теоре-тических требований.Вопрос о вотчинах церкви - это и память о спорах времен Никона, ивлияние Германии, где князья-лютеране укрепили свое благосостоя-ние и власть за счет секуляризации церковных земель. В петровскойРоссии церковь превратилась в государственное ведомство, а главойее стал сам император, царь при надобности мог переливать колоколана пушки, не опасаясь протеста митрополитов. Однако взгляд Канте-мира - это взгляд отчасти со стороны, из Молдавии, где ситуация былаиной. Проводя церковную политику с дальним прицелом - встать воглаве православного мира вместо поверженной Византии (см.: Атана-сов 2000 и др.), господари щедро наделяли церковь землями. Церковьв Молдавии имела вотчины в десятки сел - хоть они, наравне с боярс-кими, и были разбросаны по всей стране, никогда не составляя едино-го массива. Только церковные феодалы пользовались в Молдавии пра-вом иммунитета (см. подробно: Советов 2001-2002). Существовала ипрактика «приклонения» монастырей - превращения их в филиалы ду-ховных центров Афона и Синая. В XVIII в. молдавская церковь былагораздо более независимой от светской власти, чем в России послепадения Никона. Потому-то, видимо, сын господаря уделяет этомувопросу особое внимание, вынося его в самое начало первой сатиры.Вся Сатира II («На зависть и гордость дворян») - насмешка надродовым чванством. Конечно, это было в духе политики Петра, выд-вигавшего незнатных, но талантливых людей. Но опять же видна тутспецифика мировоззрения автора: в Молдавии родовитость не значилатак много, как в России. Вскоре, в 1746 г., господарь Константин Мав-рокордат подведет итог сложившемуся положению, постановив: «Боя-рин - это тот, кто служит».Знаменитый финал Сатиры V отмечен всеми советскими историка-ми литературы. Это рассказ о крестьянине, жалующемся на свою судь-бу и завидующем (напрасно, как он вскоре убеждается) участи солда-та. Этот образ «открывает крестьянскую тему в русской литературе.Кантемир первым из русских писателей дал правдивое и сочувствен-ное изображение крепостного крестьянина, жалующегося на свою тя-желую судьбу, - и в этом незабываемая заслуга писателя перед рус-ской литературой» (Прийма 1956: 18-19). В Молдавии грань междукрестьянством и низшими служилыми не была столь резкой, как вРоссии, и крестьянские проблемы здесь были заметнее. Здесь не ре-зало бы слух утверждение: «плоть в слуге твоей однолична» (II, 292).А ведь во времена, когда жил сатирик, крестьяне и к народу-то непричислялись - таковым считалось только дворянство. Еще его про-свещенный отец в «Описании Молдавии» изложил легенду о проис-хождении молдавского народа от «римской молодежи», пришедшей сДрагошем и заселившей «молдавскую землю, опустошенную татарс-кими нашествиями, новыми колонистами из крестьян, пригнанныхиз Польши» (Кантемир 1973: 139-140; курсив мой - Л.М.).Наконец, особо стоит остановиться на Сатире IX - «На состояниесего света (К Солнцу)». Главная мишень тут - церковь. Тема уже вте дни не новая, но среди общих для эпохи Просвещения мест (упрекив невежестве, косности, корыстолюбии) у Кантемира пробивается ещеодин мотив - национализм. Вот жалуется священник официальной цер-кви:Как такие исцелят души своей раны,Что не трепещут смело знаться с бусурманы?Каки б они ни были, да только не русски;Надобно б их отбегать: уж в них путь не узкий,Но широкие врата к пагубе доводятОни ж, несмотря на то, смело туда входят!(Сатира IX, 105-110).Комментарий автора к этому стиху: «Весьма бы то здравое учениебыло, если б он учил веры бусурманской отбегать; но то беда, что онвообще учит их не любить, каковы б они ни были, а должность пас-тырская первая - то, что, умножая по закону божию братолюбие».А вот что говорит соперник этого священника - старовер:«Как, - говорит, - библию не грешно читати,Что она вся держится на жидовской стати?Вон де за то одного и сожгли недавно,Что, зачитавшись там, стал Христа хулить явно».(Там же, 31-34)Слухом о сожжении (!) в середине июля 1738 г. в Петербурге неко-его капитана за переход в иудейство Кантемир был потрясен: сатира,датированная концом того же месяца, написана явно под свежим впе-чатлением от дикой новости: «О, как безумные и дерзкие невежды!Причина ли библия святая дьявольского того орудия погибели?».Просвещение в России было начато деятельностью выходцев изУкраины и Белоруссии, уже затронутых общеевропейским процессом.Роль их была настолько велика, что позволила Н.С. Трубецкому выд-винуть смелый тезис: в XVII-XVIII вв. произошла украинизация рус-ской культуры, причем этот процесс - в отличие от вестернизации -он приветствовал (Трубецкой 2007 (1927)). При этом князь Трубецкой(2007 (1927): 499, сн.1) оговаривается, что в XVII в. «различия междумалороссами и белорусами не делалось», поэтому, говоря об украинс-ких деятелях, он включает в их число и белорусских. С этим можноспорить, но факт налицо: достаточно назвать яркие фигуры СимеонаПолоцкого или Феофана Прокоповича. Но в этом просветительскомдвижении заметна и молдавская струя. Еще Иван Пересветов вкла-дывал мудрые речи в уста Петра Рареша. Феофан Прокопович былвыпускником Киево-Могилянской академии, основанной Петром Мо-гилой и сохранившей заложенные им традиции. Николай Спафарьев(Милеску Спэтару) был видным дипломатом, первым русским посломв Китае и зачинателем русского китаеведения. Наконец, сами Канте-миры - отец и сын!Антиох Кантемир действовал в русле движения, враждебного узко-му традиционационализму «стародумов». В ходе политической борь-бы 1730 г. «Кондиции», ограничивавшие самодержавие, Анне навязали«верховники» - аристократы из старейших московских родов. Их по-беда привела бы к превращению России в республику олигархическихродов, вроде Речи Посполитой. А петицию в защиту просвещенногосамодержавия составили три человека: малорус Феофан Прокопович,великоросс Василий Татищев и молдаванин Антиох Кантемир. Этобыла программа самоутверждения мировой державы, не делящей своихподданных по племенному признаку. И русское дворянство пошло заэтой программой, а не за магнатами.В Россию Антиох Дмитриевич был привезен трехлетним ребен-ком, и все же временами испытывал комплекс эмигранта - чужогоповсюду. «Кто я таков - не скажу, а вот мне примета: Не русак, дикименем, млады мои лета»; «Аще и росски пишу, не росска есмь рода»- пишет он о себе в эпиграммах (Автор о себе, II, III). Но в то жевремя к французской знакомой обращается: «Мы, русские» (Прий-ма 1956: 23). На современный язык это переводилось бы: «мы, росси-яне». Культурная близость молдаван и русских позволяла ему чув-ствовать себя в России своим - в отличие, например, от немцев изсвиты Бирона, - поэтому племенной национализм был ему заметнее.Тем более что Молдавия отличалась национальной и религиозной тер-пимостью. В этой стране, лежащей на перекрестке народов и культур,никогда не было ни национальных распрей, ни преследований за веру,зато господари охотно принимали в стране и гуситов (при АлександреДобром), и русских старообрядцев.А.Д. Кантемир не мог не понимать, что ни Анна, ни Елизавета негодятся на роль идеального просвещенного монарха. В последние годыон явно надеялся на нового наследника - Петра Федоровича, будущегоПетра III, память о котором в русскую историю вошла в версии егоубийц во главе с «безутешной» вдовой. Легенде о «голштинском вы-родке» нельзя верить ни в одном слове. Петр не был талантливыммонархом, но намерения у него были честные и неглупые, да и сде-лать он успел немало. Как только он был объявлен наследником, Кан-темир из Парижа поздравил его. Судя по теплому ответу 14-летнегоПетра («Сударь, я наилучшим образом отблагодарю, когда это будетвозможно, ту преданность и уважение ко мне, которую Вы так живовыразили в письме»), а также по тому, что именно в этом письме квельможе и поэту, находящемуся в почетной ссылке, наследник сде-лал едва ли не первое программное заявление («Так как я всегда будуследовать пути Петра Великого»), речь шла о большем, чем прото-кольный обмен любезностями (Мыльников 1987: 159-160). Осовреме-нивая термины, можно сказать, что Кантемир был в то время чем-товроде привилегированного диссидента, и наследник демонстративносделал первый шаг именно в его сторону. Во всяком случае, именно вцарствование Петра III впервые стало возможным легальное изданиесатир Кантемира на родине. Приказание об издании сатир подписалив феврале 1762 г. М.В. Ломоносов и Я. Штелин (Прийма 1956: 34, 48-49). Следующее издание стало возможным лишь в 1836 г., и только в1851 г. Николай I лично указал: «По моему мнению, сочинений Канте-мира ни в каком отношении нет пользы перепечатывать» (там же: 34).Первый поэт новой России скончался в Париже, не дожив до 36 лет.Тело его было перевезено в Москву и похоронено в Никольском гре-ческом монастыре, рядом с отцом. Там оно и покоилось почти 200лет. Затем могилы едва не стали жертвой тогдашнего «советского»вандализма - борьбы с «наследием царского режима». Монастырь былобречен на разрушение. Однако вмешалось румынское правительство,по настоянию которого прах семьи Кантемиров в 1936 г. был переве-зен в Яссы и заново погребен в церкви Трех Святителей, рядом с пра-хом других молдавских господарей. Там и покоится ныне Антиох Дмит-риевич Кантемир - молдаванин, стоявший у самого истока великойрусской литературы.* * *Конечно, сатира Кантемира - это не «карающая лира» Некрасова(«питая ненавистью грудь»). Он надеется лишь на просвещенногомонарха, ему видны пороки всех сословий. По словам того же Белин-ского, Кантемир не столько бичует противников, сколько сечет их ло-зой: они скорее смешны, чем страшны, и тратить на них гнев светлей-шего князя - слишком много чести. И, тем не менее, он впервые вРоссии назвал свою сатиру «смехом сквозь слезы» - слова эти сталикрылатыми с легкой руки Кантемира: «Смеюсь в стихах, а в сердце озлонравных плачу» (Сатира IV, 36). Однако многие темы, ставшие длярусской литературы вечными, звучат у Кантемира впервые.Это тема гражданского долга, долга не перед царем, а перед собойи согражданами-россиянами («Все, что я пишу, пишу по должностигражданина, отбивая все то, что согражданам моим вредно быть мо-жет»). Он первым ввел в русский язык гордое слово «гражда-нин» - то есть человек, сознающий свой долг не перед властью, ноперед Отечеством. То самое слово, которое более полувека спустяимператор Павел попытался изгнать из русского языка, заменив на«обыватель» (житель).Это - голос в защиту «народа», как мы бы сказали еще недавно -крестьян и солдат-рекрутов. Хотя, конечно, князь Антиох Дмитриевич- еще не «бунтовщик» Радищев.Это - принципы гуманного воспитания (Сатира VII), позже разви-тые в систему И.И. Бецким. Да и многое другое.Много позже Г.Р. Державин сделал к портрету А.Д. Кантемира над-пись:Старинный слог его достоинств не умалит.Порок! не подходи: сей взор тебя ужалит.

Скачать электронную версию публикации