Из истории белорусско-русинских культурных связей (до 30-х гг. ХХ в.).pdf Белорусы и русины не имеют общего этнического пограничья. Несмотря на это, у них много общего. И те, и другие принадлежат к вос- точному славянству. О предполагаемом родстве двух народов свиде- тельствует даже общий корень в их современных этнонимах - рус-. В данной связи примечательно, что первоначально этноним русины бы- товал на большей части территории Древней Руси, а не только в Кар- патском регионе2 . Не стали исключением будущие белорусские зем- ли. К слову, русином себя называл относимый сегодня к белорусам восточнославянский первопечатник полочанин Франциск Скорина (до1490 - не позднее 1551)3. Наименование русинами белорусов в отдельных случаях можно встретить даже применительно ко второй полови- не ХIХ века4. Хотя справедливости ради отметим, что на русинских территориях в то же время был более распространен этноним русна- ки5.Во избежание терминологической неразберихи следует отметить, что как белорусы, так и русины в нынешнем понимании явились про- дуктом определенных национальных проектов, имеющих хронологи- ческие точки отсчета и не всегда полностью распространяющихся на декларирующиеся «своими» этнические массивы. Было бы прегреше- нием против истины искать белорусское или русинское национальное самосознание в знакомом нам виде у деятелей прошлого. Особенно у тех из них, которые жили в донациональную эпоху или сознательно препятствовали формированию этих народов как самостоятельных единиц восточного славянства - т.е. сторонников польскости и запад- нороссийства в белорусском случае, русофильства (москвофильства) и украинофильства в русинском. Примечательно, что в разных регио- нах и с разной силой эти альтернативные концепции дают о себе знать до сего дня. Поэтому, учитывая, что «сознательные» белорусы и руси- ны не исчерпывают всех потенциальных представителей этих наро- дов, для упрощения повествования здесь и далее под белорусами и русинами мы будем подразумевать носителей соответствующих язы- ковых и этнографических характеристик вне зависимости от их соб- ственных этнонациональных представлений.Для лучшего понимания этноязыковой дистанции между белоруса- ми и русинами, думается, сперва имеет смысл обратиться к изыскани- ям выдающегося украинского языковеда Юрия Шевелева (1908-2002). Согласно выводам последнего, сложению украинского и белорусско- го языков (как диалектных массивов) предшествовало существование двух родственных диалектных групп - северной и южной. Слияние южной группы с южной частью северной стало основой украинского языка, дальнейшее развитие северной части северной группы - бело- русского6 . Именно это хорошо объясняет своеобразие северного (по- лесского) наречия украинского языка. В этом контексте интересно, что, хотя сам Шевелев относил говоры, понимаемые нами как русинские, к юго-западному наречию, некоторые ученые начала прошлого века (к примеру, А.И. Соболевский (1856/7-1929) считали речь Угорской Руси, т.е. главной части русинского ареала, северномалорусской7. Вопреки географической удаленности Карпат и Полесья, в пользу этого cпорного мнения могли бы говорить исследования переселенческих процессов. Так, поразительные параллели между топонимикой Закарпатья и Жи- томирщины приводит ужгородский историк Сергей Федака8. Предпо- лагать северноукраинский или непосредственно белорусский корень можно даже в истории конкретных подкарпатских русинских родов, генеология которых сравнительно хорошо изучена9.Такие же невидимые нити связывают с северными украинцами и белорусами и географически к ним более близкую прикарпатскую часть русинской этнической территории - лемков. Именно белорусов видел в первых восточнославянских поселенцах Шляхтовой, одного из самых западных сел Галицкой Лемковщины10, Николай Малиняк (1851-1915)11. О пришельцах белорусах из-за Припяти, принимавших участие в этногенезе лемков, говорит также известный исследователь лемковской культуры Иван Красовский12.Богатый материал предоставляет имеющее уже длительную историю сравнение фольклора белорусов и русинов, которое свидетель- ствует о близкородственности многих элементов.Все это говорит о достаточно древних, хотя пока что весьма приблизительно сформулированных белорусско-русинских связях и па- раллелях.Правда, неверно и преувеличивать близость белорусов и русинов. Почти как парадокс вошла в историю науки попытка крупного галиц- кого этнографа Владимира Гнатюка (1871-1926) применить некоторые формальные сходства между переходными украинско-белорусскими говорами и речью воеводинских русинов для доказательства восточ- нославянскости последней13. Сегодня очевидно, что, в отличие от боль- шинства русинских диалектов и литературных языков, в структуре«бачваньскего рускего язика» доминируют западнославянские (конкретно восточнословацкие) элементы14 Далеко не все общие черты в материальной и духовной культуре обоих народов целесообразно объяснять методами диффузионизма: что-то можно отнести к общей славянской архаике, особенно хорошо сохранившейся как раз в Кар- патах и Полесье, а что-то, вполне вероятно, могло возникнуть парал- лельно, изолированно друг от друга.Важной предпосылкой белорусско-русинских культурных контак- тов, несомненно, явилась принадлежность подавляющего большин- ства белорусов и абсолютного большинства русинов к миру Slavia Orthodoxa, причем конкретно к той его части, которая непосредствен- но граничит с миром Slavia Romana. Вплоть до Брестской унии 1596 г. (а по мнению канадского историка Александра Барана, и позднее) Мукачевская епископская кафедра подчинялась Киевской митропо- лии15, в которую также входили материнская по отношению к Мука- чевской Перемышльская епархия (распространявшая свою юрисдик- цию на Лемковщину) и все белорусские епархии. Принадлежность к единой церковной организации предопределяла хотя бы относитель-ное единство культуры образованного слоя разных восточнославянских регионов - духовенства. Несомненно, были взаимные встречи (на- пример, в центрах духовности и образования) и обмен кадрами. Так, бывший мукачевский православный епископ Петроний после ухода с кафедры в начале XVII в. странствовал по Белой Руси16. Подобные явления не приостановились и в период унии, несколько удалившей Мукачевскую епархию от северных единоверцев в юрисдикционном плане17. К примеру, в 1687-1688 гг. мукачевский епископский трон за- нимал белорус Рафаил Ангел Гаврилович18. Естественно, активно про- никали за Карпаты и религиозные издания, в т.ч. из Вильна19.Лемки, вплоть до разделов Польши остававшиеся с белорусами в рамках единого государства, особенно на объединяющей конфессио- нальной почве, имели по сравнению с угорскими русинами еще луч- шие возможности для взаимных встреч и сотрудничества.Более отчетливые контакты, уже с большим протонациональным привкусом, относятся к началу ХIX в. и связаны со светской интелли- генцией. Например, сын шляхтича с Минщины, известный собиратель и популяризатор славянского фольклора Зориан Доленга-Ходаковский (настоящее имя Адам Чарноцкий, 1784-1825) поддерживал отноше- ния с проживавшими в России уроженцами Угорской Руси Петром Лодием (1764-1829), Василием Кукольником (1765-1821), Иваном Ор- лаем (1770-1829). С последним он был особенно дружен20. Неболь- шой фрагмент их переписки был опубликован в «Летописи Московс- кого общества истории и древностей российских»21, а позднее переиз-дан во Львове Илларионом Свенцицким (1876-1956)22. Важно отметить, что именно указанные карпатороссы по сути первыми познако- мили образованное общество России с фактом проживания за Карпа- тами русинов.Связи с белорусской темой можно особенно проследить у сына В. Кукольника литератора Нестора Кукольника (1809-1868). Некото- рое время он проживал в Вильно, а одним из его ближайших друзей был белорус, выдающийся композитор Михаил Глинка (1804-1857)23. Изучением связей писателя с представителями различных нацио- нальных движений успешно занимается таганрожский исследователь Александр Николаенко, прямо утверждающий об интересе Кукольни- ка к истории Белоруссии24.В свете белорусско-русинских культурных контактов возникает очень важный и по-своему интригующий вопрос: что в это же время знали друг о друге представители белорусского и русинского просто- народья? Теоретически познания отдельных индивидов могли опре- деляться собственным опытом. Верующие белорусы и русины могли сталкиваться в традиционных центрах восточнохристианской духов- ности - сравнительно мало удаленных от белорусского региона Поча- еве, Киеве и других местах, куда, несмотря на политическую границу, не зарастала народная тропа из русинских земель. По всей Российс- кой империи и, следует думать, также Белоруссии, ходили всевозмож- ные ремесленники и торговцы из Австро-Венгрии, например, спишс- кие дротари. Лучше узнать друг друга помогали походы российской армии (1799-1849), в которой были представители разных этносов, в т.ч. белорусы. Особенно продуктивной в этом познании стала первая мировая война, в результате которой российские военные провели зна- чительную часть времени в русинских регионах, а солдаты русины австро-венгерской армии имели возможность ближе присмотреться к пестрому населению России, находясь в плену. То же касается и ру- синских беженцев, снимавшихся с родных мест вместе с отступавшей на восток царской армией.Местом живых белорусско-русинских встреч, начиная с последних десятилетий ХІХ в., стали США. И российские подданые белорусы, и австро-венгерские русины в поисках заработка массово эмигрировали на американский континент. Численность первых в некоторые перио- ды превышала численность эмигрантов великорусов25. Русины, а имен-но выходцы из Угорской Руси и самых западных поветов Галиции (лемки), в свою очередь, численно опережали восточных галичан, у кото- рых более широко распространилась и впоследствии победила укра- инская идентичность. Учитывая тогдашнюю незаконченность нацио- нальных процессов и бытование тесно связанных с религией (или об-рядом) общевосточнославянских представлений, этнические белорусы и русины, таким образом, составляли в дореволюционное время большинство американских «русских». Поскольку в начале 90-х гг. ХІХ в. русинов было значительно больше, выходцы из западных рос- сийских губерний стремились к перешедшим в Америке в правосла- вие карпатороссам, идейным вождем которых был о. Алексий Товт (1854-1909). Летописец «Американской Руси» протопресвитер Петр Коханик (1880-1969) пишет о «православных русских из Минской, Ки- евской, Черниговской26 и других областей», обратившихся с просьбой о духовном окормлении к о. Товту27. Как, несколько блуждая в терми- нологии, отмечает Коханик, «в тех местах, где братья русские (из Рос- сийской империи - М.Д.) составляли меньшинство по сравнению с карпатороссами, они присоединялись к их готовым русским прихо- дам, а в тех местах, где они чувствовали себя значительно сильнее, они начинали основывать свои русские приходы»28. Под русскими из России в данной цитате следует подразумевать, главным образом, бе- лорусов и малорусов. Хотя из этого же отрывка следует и определен- ная культурно-языковая дистанция, побуждавшая последних при бла- гоприятных обстоятельствах отделяться от русинских и создавать соб- ственные церковные приходы. Специфика белорусско-русинских свя- зей за океаном еще ждет своего исследователя. Крайне интересно вы- яснить, были ли какие-то взаимные контакты между уже «сознатель- ными» белорусами и русинами, особенно на фоне того, что белорусы в эмиграции нередко прекрасно уживались с украинцами, в т.ч. в рам- ках единых украинско-белорусских организаций29.Наверное, самый пик взаимных встреч и контактов белорусов и ру- синов пришелся на межвоенный период. Лемковщина и западнобело- русские земли составили бастион восточнославянских территорий соответственно на юго-востоке и северо-востоке возрожденной Речи Посполитой. Интеллигенция и тех, и других неминуемо встречалась на почве организаций «общерусской» ориентации и, шире, в рамках солидарности национальных меньшинств Польши. С того же периода лемки и белорусы активно сотрудничали на ниве православия, массо- вые переходы в которое униатов лемков относятся как раз к межвоен- ным годам. К слову, до сегодняшнего дня священники-белорусы не редкость на лемковских приходах Польской православной церкви.После прихода к власти большевиков многие белорусы оказались вдали от родины, в т.ч. в славянской Чехословакии. Большинство эмиг- рантов направлялось в ее крупные центры, располагавшиеся преиму- щественно на западе республики. Туда же, в Прагу, Брно и др. города, в связи с централизацией государства устремлялись русины из Под-карпатской Руси и Восточной Словакии. Их пути там иногда пересекались.Например, до основания пражского прихода Пряшевской греко-католической епархии верующих греко-католиков духовно окормлял бе- лорус о. Трофим Семяцкий30. Примечательно, что пражские русины, в целом дистанцировавшиеся от принятых в России форм византийско- го обряда и добивавшиеся, чтобы все было «по-своему» (т.е. по-под- карпатски), доверяли Семяцкому, вероятно, даже больше, чем другим неподкарпатским священникам31. В жизни прихода он участвовал и позднее, в т.ч. в период, когда настоятелем стал будущий вспомога- тельный епископ Пряшевской епархии Василий Гопко (1904-1976).В межвоенный период свои белорусы появились и в местностях с преобладающим русинским населением. Например, в 20-30-е гг. на Подкарпатской Руси проживала и вела активную общественно-поли- тическую деятельность уроженка Витебской губернии Екатерина Бреш- ко-Брешковская (Вериго) (1844-1934), российская революционерка- народница, известная как «бабушка русской революции»32.Авторитет на Пряшевщине сыскал православный священник и народный целитель о. Омельянович, который, по словам исследователя И. Шелепца, гордился своим белорусским происхождением. После второй мировой войны он издал катехизис для украинских начальных школ региона33.Белорусом, вероятно, также являлся уроженец Виленщины греко- католический священник Роман Янкевич (1902-1951)34. Белорусские корни можно предполагать у литератора русского зарубежья Николая Мазуркевича, некоторое время проживавшего в Восточной Словакии. Возможно, со временем мы узнаем и новые белорусские имена в связи с Подкарпатской Русью и Пряшевщиной.И снова коснемся народного восприятия белорусов и русинов друг другом. Интересное свидетельство об этногеографических представ- лениях западных полещуков до 1939 г. приводит минский языковед Федор Климчук. Так, коренные жители Западного Полесья различали в рамках некоей «русской» (восточнославянской) общности наряду с собой («местными русскими» - носителями брестско-пинских и се- верноволынских говоров) еще порядка десятка групп. В т.ч. они знали«австрийцев» - галичан, буковинцев и закарпатцев. Само данное обо- значение, да еще именно в рамках «русских», на наш взгляд, - свиде- тельство более близкого знакомства с «австрийцами» в течение и пос- ле первой мировой войны. Также их часть, а конкретно галичане - украинцы Восточной Галиции и русины-лемки Западной, как уже было сказано, вновь оказались в межвоенный период в рамках одного госу- дарства с полещуками и белорусами. По словам Ф. Климчука, «в 20-е- 30-е годы ХХ в. (полещуки - М.Д.) знали о Закарпатской Руси»35 , что, вероятно, являлось отзвуком формального статуса автономной респуб- лики у Подкарпатской Руси в составе І ЧСР. Таким образом, опреде- ленная информация о русинах у полещуков была. Есть все основания по аналогии предполагать, что была она и у их северных соседей - собственно белорусов36.На основании даже поверхностного знакомства с межвоенной русинской периодикой различных национальных ориентаций можно придти к выводу, что о белорусах, как населении не идентичном ни великорусам, ни украинцам, уже знали и широкие слои русинов. Это- му, видимо, поспособствовало создание БССР и доходившие известия о национальной жизни белорусов в соседней Польше.Приведенный нами краткий обзор, естественно, не претендует на полноту освещения интересующей проблематики. Тематика конкрет- но белорусско-русинских (вне контекста широких белорусско-мало- русских или белорусско-украинских) культурных контактов по ряду причин (в первую очередь, исторической и географической) не удос- таивалась отдельного внимания исследователей. Вместе с этим, куль- турные контакты белорусов и русинов, изначально имеющих множе- ство общих и близких черт, заслуживают глубокого изучения, в т.ч. для лучшего понимания места обоих народов в рамках славянства.

Скачать электронную версию публикации