Русины Венгрии и Галиции глазами русского путешественника начала XIX в..pdf Конец XVIII и особенно начало XIX в. в культурной истории России по праву может именоваться «эпохой путешествий»: расцвет соответ- ствующего литературного жанра, представленного многочисленными сочинениями как иностранных, так и российских авторов, имел вполне реальные основания: в России на это время приходится заметный рост числа заграничных поездок, предпринимавшихся с самыми разными целями. В первые же годы нового столетия, после смерти Павла I и отмены запрета на выезд русских подданых за границу, за пределами отечества оказалось довольно много россиян, среди которых были и праздные молодые люди, отправлявшиеся в Европу для ознакомления с природой и искусствами, и дипломаты, и морские офицеры, оказав- шиеся за границей по долгу службы, и студенты Московского универ- ситета, намеревавшиеся продолжить образование в Германии. Таким образом, фигура «русского путешественника начала XIX в.» многоли- ка и разнообразна. Однако в данной статье имеется в виду вполне конкретный человек.* * *Речь идет о Владимире Богдановиче Броневском (1784/1786 - 1835), российском морском офицере и одновременно известном в свое время литераторе. В 1805-1810 гг. он в качестве мичмана фрегата «Венус» принимал участие во Второй Архипелагской экспедиции, в ходе кото- рой российская эскадра под руководством вице-адмирала Д.Н. Сеня- вина вела боевые действия в Адриатическом и Эгейском морях сна- чала против французов, а затем против турок, довольно успешно от- стаивая интересы России в Средиземноморье. В ходе этой кампании В.Б. Броневский не раз отличился, был ранен в руку и за сражение при о. Тенедосе награжден орденом Владимира IV степени с бантом1. Однако служба занимала не все время молодого офицера - значитель-ное время он уделял своему дневнику, который затем лег в основу «За- писок морского офицера…»2, принесших автору известность на лите- ратурном поприще. Это объемное и содержательное сочинение было высоко оценено современниками3; очевидно, потому, что помимо под-робного описания военных действий оно включало также обширные сведения исторического, географического и этнографического харак- тера.За долгие годы морских странствий российским морякам довелось побывать в самых разных городах и странах - от Дании до Турции, познакомиться с нравами и обычаями самых разных народов - от ан- гличан и испанцев до черногорцев и албанцев. Как справедливо писал сам В.Б. Броневский, «морское путешествие при многих неприятнос- тях доставляет одно удовольствие; так сказать, мгновенно перено- ситься из страны в страну и в короткое время ознакомиться с народа- ми, живущими на противоположных концах земного шара, и в сем пе- реходе мученики любопытства, если смею назвать так всякого путе- шественника, находят новую пищу для своих наблюдений»4.Однако при всей непредсказуемости морской стихии вряд ли кто-то из офицеров накануне отплытия из Кронштадта мог помыслить, что в ходе этой морской кампании ему доведется оказаться не на каком-то отдаленном острове, а в самом центре Европы, за много километров от моря, посреди венгерских равнин и в Карпатских горах. А между тем произошло именно это: после подписания в 1807 г. Тильзитского мира и заключения перемирия с Турцией россияне оказались в затруд- нительном положении: в связи с присоединением России к континен- тальной блокаде Англии возвращение через Атлантику для русских кораблей становилось практически невозможным. В сложившейся ситуации было решено отправить экипажи некоторых кораблей в Рос- сию сухим путем через недавно образованные Иллирийские провин- ции, Штирию, Венгрию и Галицию5. В составе этой колонны оказалсяи В.Б. Броневский, который, верный своей привычке, продолжал вестидовольно подробный дневник, найдя и здесь «новую пищу для наблю- дений». Результатом этих наблюдений стало двухтомное «Путеше- ствие от Триеста до Санкт-Петербурга в 1810 г.»6, изданное в тради- ционной форме писем к другу. Это сочинение и является предметом нашего исследования.«Путешествие…» В.Б. Броневского вышло в свет значительно поз- же описываемых в нем событий, и здесь больше, чем, например, в«Записках…», заметны следы поздней правки текста, выражающиеся как в отдельных фразах (например, когда автор предваряет дальней- шее развитие событий), так и в довольно больших фрагментах, по- видимому, добавленных в основной текст «путешествия» перед пуб- ликацией (таковы, скажем, историко-статистические очерки о Венг- рии и Галиции, почерпнутые в значительной степени из других источ- ников, не связанные стилистически с предыдущим и последующим повествованием и явно выбивающиеся из общего строя текста). Поклассификации Т. Роболи 7, «Путешествие» В.Б. Броневского можно отнести к «смешанному» типу, сочетающему в себе присущее сенти- ментальному путешествию описание переживаний героя с бытовыми сюжетами и историко-этнографическими зарисовками. Здесь можно найти рассказ о ночлеге в крестьянском доме и об изготовлении зна- менитого токайского вина, выразительные пассажи о красотах приро- ды и о боеспособности австрийской армии, восхищения красотой «лю- безной хозяйки» и сохранностью народных обычаев, замечания о ши- роте городских улиц и особенностях государственного управления, оценку стратегического положения крепостей и просвещенности мес- тных жителей, подробное описание свадебных обычаев и традицион- ной одежды. Повествование разворачивается по мере передвижения российской колонны - от одного населенного пункта к другому. Упо- минание о переезде через границу государств или областей, как пра- вило, сопровождается более или менее пространной характеристикой только что оставленной области, включающей историко-статистичес- кие и этнографические сведения. Вообще текст «Путешествия» изо- билует этнографическим материалом разного рода. Любопытный чи- татель может обнаружить здесь довольно подробную информацию о материальной и духовной культуре полиэтничного населения Централь- ной Европы.Русины - один из народов, упоминающихся путешественником. Све- дения о них встречаются в той части «Путешествия», где описывают- ся предгорные районы северо-восточной Венгрии и Галиции, на учас- тке от Мишкольца до Перемышля8. Этот путь В.Б. Броневский пре- одолел примерно за три недели (со 2 по 25 мая), следуя по маршруту Мишкольц - Кошице - Прешов - Бардеев - Дукла - Перемышль и иногда останавливаясь на несколько дней то в одном, то в другом го- роде. Таким образом, на протяжении более чем двадцати дней путе- шественник имел возможность непосредственного наблюдения и об- щения с русинами, проезжая через их селения и вступая в личный кон- такт. Этот опыт нашел отражение в тексте «Путешествия». Несмот-ря на то, что здесь нет цельной этнографической характеристики ру- синов и сведения о них довольно разрозненны и распределены по «вен- герской» и «галицийской» части сочинения, тем не менее, на основе этих небольших, но выразительных фрагментов можно реконструиро- вать некоторые представления путешественника об этом народе.Здесь, однако, следует сделать одну важную оговорку. Она касает- ся терминологических соответствий между актуальным научным те- заурусом и словарем путешественника. Ведь для того, чтобы рекон- струировать представления кого-либо о том или ином народе, надо быть уверенным, что под «этим народом» он понимает то же самое,что и мы. Между тем, в случае с путешественниками начала XIX в. у нас нет твердых оснований для такого утверждения, поскольку речь идет о людях, живших в иную эпоху и уже хотя бы поэтому являющих- ся носителями иных культурных установок и стереотипов мышления. Хорошо известно, что в разное время одно и то же слово может иметь разные значения (и наоборот, для обозначения одного и того же явле- ния или предмета могут быть использованы разные термины). В свя- зи с этим следует отметить, что В.Б. Броневский нигде не использует термина «русин» - чаще всего он говорит о «руснаках», которых так- же иногда называет «рускими». Но даже если признать, что термин«руснаки», будучи самоназванием восточнославянского населения Угорской Руси, является аналогом термина «русины», вопрос о соот- ношении значений, вкладываемых в эти термины самими руснаками, описывающим их путешественником и изучающими его представле- ния учеными, остается открытым. Известно, что связь между наро- дом и его названием вовсе не так устойчива, как кажется на первый взгляд: один и тот же этноним в разное время может обозначать раз- ные общности9. Нельзя исключать такой возможности и в данной си- туации. Какую общность обозначал В.Б. Броневский термином «рус- наки» - этническую, языковую, конфессиональную?10 А может быть, локальную? Возможно, анализ соответствующих фрагментов «Путе- шествия» позволит приблизиться к ответу на этот вопрос.* * *Опыт исследования путешествия как историко-культурного фено- мена показывает, что рассказы о странствиях (принимающие самый разный вид - от художественной заметки до экспедиционного отчета) являются довольно сложным источником, требующим тщательного анализа11. В то же время, приходится констатировать, что эта слож- ность далеко не всегда учитывается и замечается исследователями, активно использующими материалы путешествий для изучения опи- сываемой путешественником страны или межкультурных связей и представлений. В частности, одной из проблем, возникающих при ана- лизе данной разновидности источников, является проблема их досто- верности. Правда, как правило, эта проблема сводится к установле-нию степени достоверности того или иного путешествия. В таких слу- чаях отмечается, что один автор более «правдив», чем другой. Чаще же всего исследователи исходят из допущения, что сознание путеше- ственника в принципе адекватно отражает реальность. Процесс вос- приятия наблюдаемой действительности, ее фиксации и последующей презентации в том или ином тексте проблематизируется крайне ред- ко. В результате текст «путешествия» становится не источником, но лишь носителем информации, вместилищем более или менее ценных фактов12. Подобный «утилитарный» подход, игнорирующий собствен-но представления путешественника, существенно упрощает суще- ствующее положение вещей.Примером может служить оценка «Путешествия» В.Б. Броневско- го в очерке Б. Струминского13. Опираясь на мнение М. Грушевского и сопоставляя слова В.Б. Броневского с данными других источников, автор высказывает обоснованные сомнения в достоверности сведе- ний путешественника об ареале расселения руснаков. Эти сведения, таким образом, квалифицируются как ложная информация, появление которой объясняется ангажированностью автора. Однако такой вы- вод кажется достаточным только в том случае, если в фокусе внима- ния исследователя находится описываемая путешественником дей- ствительность, но не его представления по поводу этой действитель- ности. «Перенастройка» исследовательского фокуса на самого путе- шественника позволяет взглянуть на эту ситуацию иначе и поставить вопрос не о том, «правдив» ли автор, а о том, что делает возможным именно такую интерпретацию им наблюдаемой реальности.Изучение полевых методов традиционной этнографии (прямой на- следницы просвещенного путешествия) показывает, что описание действительности детерминируется целым рядом факторов и отнюдь не является ее фотографическим отображением; что ее восприятие искажается многочисленными «помехами и шумами»; что в этом про- цессе существенную роль играют механизмы сортировки и отбора информации, которые, по словам С.В. Соколовского, порождают опре- деленную точку зрения и ракурс наблюдения: «Еще до всякого наблю- дения, а также в его процессе и фиксации… вступает в действие це- лый набор фильтров, отсеивающих "заслуживающие внимания" фено- мены от "незаслуживающих"»14 .Критерии для этого отбора, как правило, путешественнику были данызаранее - или в прямом смысле слова (как, например, инструкции для участников научной экспедиции), или как нерефлексируемые установ- ки - посредством традиции и господствующего дискурса. Ведь рас- сказывая о своих странствиях, автор «путешествия» создавал лите- ратурный текст. Вступив тем самым на поприще словесности, он вольно или невольно должен был следовать соответствующему литературно- му канону, сформировавшемуся в России на рубеже XVIII-XIX вв. и определявшему не только стиль и жанр (то есть форму) сочинения, но и его содержание, в частности, предмет повествования. Таким обра- зом, взгляд наблюдателя, фиксирующийся на тех или иных фрагмен- тах реальности, в значительной степени направлялся существовавшей традицией. Материалы В.Б. Броневского в этом смысле не являются исключением. Образ руснаков в его сочинении формируется под вли- янием определенных культурных установок, выявление и анализ кото-рых возможен лишь в более широком контексте прочих сочинений са- мого В.Б. Броневского, а также других авторов.* * *Так, выше уже говорилось о том, что в «Путешествии» большое место занимают описания разных народов. Причем данная черта вов- се не является исключительной особенностью именно этого текста, напротив, она свойственна практически всем «путешествиям» рас- сматриваемого периода. Этнографическая тематика оказывает- ся необычайно актуальной, и для этого существуют известные осно- вания. Прежде всего, нельзя забывать, что начало XIX в. - особый период в истории российского национального самосознания, отмечен- ный активными поисками этнической идентичности, попытками опре- делить специфику российской истории, государства, национального характера. В это время, накануне Отечественной войны 1812 г., цент- ральное место в общественной мысли занимает проблема националь- ной самобытности. И в этом контексте путешествие приобретает осо- бое значение, так как оно предусматривает непосредственную встре- чу с Другим и тем самым способствует активной самоидентифика- ции15.Актуальность проблемы идентификации подпитывала интерес об- разованной публики к описаниям иных народов. На рубеже XVIII- XIX вв. в России активно публикуется литература о разных странах и регионах мира, где помимо традиционных сведений о территории, хо- зяйстве, политике, войнах и правителях рассказывается об истории страны, языке, вере и обычаях местного населения. Заметим, что та- кой интерес к иным странам и народам был органичным элементом в интеллектуальной атмосфере эпохи, так как в нем непосредственно проявлялся глобальный просветительский проект, нацеленный на все- стороннее познание окружающего мира. Разумеется, очевидная по- требность просвещенной публики в этнографической информации не могла не отразиться и на литературе путешествий: к ней теперь предъявляется требование этнографического (точнее - антропологи- ческого) ракурса в описании Иного16, в результате чего этнографичес-кие сюжеты становятся если не центральным, то одним из существен-ных компонентов в сочинениях путешественников.Еще одним фактором, направлявшим взгляд путешественника, было признание просвещения одной из главных целей всякой поездки. В век Просвещения путешествие воспринималось прежде всего как способ рационального познания мира. Практика путешествия с XVIII в. была пронизана просветительским пафосом. Просветительский «по- сыл» настолько явно воплощался в путешествии, что в сознании со- временников оно стало универсальной метафорой познавательной де-ятельности17. Просветительская сущность путешествия заключалась в разоблачении предрассудков и заблуждений и в распространении нового - истинного - знания. Объем этого нового знания и его истин- ность определяли, в конечном счете, абсолютную ценность любого путешествия.В связи с этим разные авторы особое внимание уделяют новизне сообщаемой информации. Например, В.Б. Броневский одним из глав- ных достоинств своего сочинения, которое и позволяет надеяться на его успех, считает описание Венгрии, «наипаче потому, что до сего времени мы не имеем на русском языке почти никаких описаний о Венгрии, столь близкой и столь мало еще нам известной стране» (Пре- дисловие). Культивируемая в рамках просветительской идеологии цен- ность нового знания и открытия неизведанного формировала у авто- ров установку на сенсацию, стремление удивить публику неожидан- ными фактами, что, в свою очередь, могло спровоцировать появление некоторых преувеличений и выдумок. По мнению Б. Струминского, это было свойственно и В.Б. Броневскому в его описании русинов Угор- щины18.Отбирая в наблюдаемой действительности все, «достойное любо- пытства», путешественники проявляют особенный интерес к всевоз- можным курьезам, в том числе к необычным природным явлениям:«Окрестности города Кашау представляют путешественнику много любопытного. Влево от дороги, при деревне Зилитце, есть пещера, наполненная льдом; далее лежат округи Шемниц, Кремниц и Нейзоль, богатые золотом, серебром и другими металлами. Вправо, не далее, как на день пути, находятся при деревне Черновице копи драгоценных опалов, а при деревне Актелег славная пещера, наполненная окаме- невшею водою» (I:158-159). Однако «добросовестный» путешествен- ник не может довольствоваться слухами - важным требованием про- свещенного путешествия является его достоверность, залогом кото- рой служит личный опыт автора, поэтому В.Б. Броневский стремится увидеть хотя бы некоторые из перечисленных диковин. Не найдя опа- лов в Черновице (и разоблачив тем самым «ложную молву»), он ос- матривает пещеру в Актелеге и после подробного описания этого при- родного феномена приводит его естественно-научное объяснение, кон- трастом к которому служит рассказ о местных преданиях, связанных с данной пещерой, интерпретируемых не иначе, как суеверие необра- зованного народа.Распространенность подобных описаний-объяснений вместе с ра- зоблачениями и сравнениями в текстах путешествий начала XIX в. обусловлена, по-видимому, тем, что такое «приручение курьезов» орга- нично сочеталось с идеей изучения Другого как основного смыслапутешествия. И то, и другое было, в сущности, способом освоения иных миров и одним из проявлений просветительского колонизацион- ного проекта19.Как видим, усвоение роли просвещенного путешественника требо- вало от ее исполнителя определенных действий, направленных на ре- шение той или иной глобальной просветительской задачи. Одной из таких умозрительных, но при этом вполне практических задач было составление всеобщей карты цивилизации, устанавливавшей уровень развития человечества в разных уголках Земного шара. Просвети- тельский проект предусматривал создание некой универсальной шка- лы, на которой каждая человеческая общность получила бы свое ме- сто между полюсами «дикости» и «просвещенности». В связи с этим описание той или иной страны подразумевало определение уровня ее цивилизованности, производившееся по ряду критериев. Среди них: количество каменных домов в городах, ширина и чистота улиц, разви- тие торговли, состоятельность, просвещенность и нравственность жителей, развитие изящных искусств и наук и т. д.В «Путешествии» В.Б. Броневского информация по этим «пунктам» сообщается довольно регулярно в связи с каждым новым городом или областью. По всем этим параметрам Венгрия получает весьма невы- сокую «оценку»: «… земледелие вообще находится в Венгрии в мла- денчестве, равно как и просвещение, и художества… Венгры не веда- ют никаких удобностей жизни и между ними не приметно ни следа просвещения…» (I:132-135). На страницах «Путешествия», посвящен- ных Венгрии, возникает узнаваемый образ цивилизованного европейца в варварской стране20. Он страдает от бытовых неудобств, варвар- ского вкуса, несъедобной пищи и грубости нравов. Наиболее очевид- ным признаком отсталости являются необработанные поля, свидетель-ствующие в сознании просвещенного наблюдателя о ленивости мест- ных жителей. В.Б. Броневский не жалеет красок для описания дикой венгерской природы, сетуя на бесконечные болота и однообразные пей- зажи с заброшенными полями и непроезжими дорогами.Интересно, что русины в данном контексте возникают как некото- рая противоположность венгров; о них заходит речь тогда, когда путе- шественник говорит о границе Венгрии. Впервые это происходит еще на подъезде к Мишкольцу, в деревне Емед: «Наконец здесь кончится печальная и мокрая равнина, и отсюда начинаются холмистые возвы- шенности, служащие основанием Карпатским горам…» И здесь же, через предложение: «В трех с половиною верстах отсюда деревня на- селена рускими, или, как здесь их называют, руснаками; они, несмот- ря на несносную погоду, приходили со своим священником побеседо- вать с нами и досыта наговориться по-русски» (I: 136-137). Получает-ся, что руснаки в сознании путешественника связываются с прекра- щением неприятностей и надеждой на что-то лучшее. Это могло бы быть совпадением и выглядеть как натяжка, если бы сходная ситуа- ция не повторилась ниже.Дело в том, что надежды путешественника не оправдались - уже через пять дней у деревни Сцикло он попал в болото, где просидел всю ночь. После этого приключения казалось, что теперь-то все позади и на этом Венгрия кончится: «Наконец мы проехали печальную равнину, продолжавшуюся от самого Чикатурна: Форро, первая деревня, кото- рая имеет приятный вид, расположена на небольшом возвышении, от- куда в одну сторону голая и ничем не украшенная долина теряется из вида, подобно необозримому Океану, а в другую простирается цепь невысоких гор, украшенных лесом и красивыми селами. Здесь грани- ца Венгрии, населенной природными жителями, и здесь конец всем неприятностям и неудобствам, которые должны претерпевать путе- шественники…» И вновь появляются руснаки, приходящие на смену венграм: «…Теперь вместо быков дают под наши повозки лошадей, вместо угрюмых венгров проворных, веселых единоземцев наших, которых называют здесь руснаками, и вместо болот, крику лягушек удивленный взор на каждом шагу встречает новые красоты, которы- ми природа украсила места отсюда до Карпатских гор» (I: 148-149).Но и на этот раз В.Б. Броневский ошибся; впереди его ждала тре- тья - и на этот раз последняя - граница Венгрии, у Дукли, описывае- мая по уже известному шаблону: «Лишь только переступишь границу Венгрии, как каждый шаг доказывает устройство и тщательное попе- чение благонамеренного правительства. При вступлении в Галицию меня все радовало; сходство жителей с нашими малороссиянами по- разительно: их свитки и шапки точно такие, какие носят у нас в Укра- ине, говорят же так внятно, что я, не будучи малороссиянином, все мог разуметь без затруднения; и сама природа казалась мне прелест- нее и обильнее, чем видел я ее вчера» (II:1-2).На основе приведенных отрывков можно сделать следующие зак- лючения. Во-первых, как уже отмечалось, описанию природы сопут- ствует упоминание народа. Причем, за каждым народом как будто«закрепляется» определенный природный ландшафт: если венгры ас- социируются с болотистыми равнинами, то руснаки, напротив, стано- вятся «элементом» предгорного ландшафта. Причем, это различие имеет оценочный характер, один ландшафт противопоставляется дру- гому: если пройденные равнины характеризуются не иначе, как «пе- чальные», «голые и ничем не украшенные», то «холмистые возвышен- ности», наполненные «новыми красотами», оказываются «прелестнее и обильнее». Одновременно аналогичным образом противопоставля-ются друг другу и упомянутые народы: одни угрюмы и медлительны, тогда как другие - веселы и проворны. Постоянные сетования путе- шественника на медленную езду на протяжении всей поездки не ос- тавляют сомнений, что в данной ситуации его симпатии на стороне руснаков. Однако, прежде чем подробнее остановиться на отношении В.Б. Броневского к руснакам, рассмотрим еще одну деталь.Приведенные фрагменты показывают, что изменение природного ландшафта как будто бы предполагает изменение ландшафта этни- ческого. По одну сторону границы - унылые равнины, населенные уг- рюмыми венграми, по другую - красивые холмы с проворными русна- ками. Данная схема строится на идее о строгом соответствии опреде- ленного типа ландшафта - одной конкретной общности, когда ланд- шафтная зона совпадает с территорией расселения народа. В этом случае под народом понимается локальная общность, то есть, прежде всего, жители той или иной области. Такая «концепция этноса» была довольно широко распространена в рассматриваемый период, и В.Б. Броневский, несомненно, был с ней знаком. Однако в данном слу- чае она явно не подходила для описания наблюдаемой путешествен- ником реальности. Так, выясняется, что этнический ландшафт как на венгерских равнинах, так и в Карпатских горах не отличается гомо- генностью. Напротив, по словам самого же В.Б. Броневского, Венг- рия представляет собой «смешение языков, подобное бывшему при Вавилонском столпотворении: здесь есть угры, команы, гунны, тата- ры, язиги и пр. и пр., и это потому, что все варварские народы от севе- ра и востока шли через Венгрию к югу и западу…» (I:160-161).Нельзя не отметить, что, помимо констатации «полиэтничности» венгерского населения, данное замечание в контексте просветительс- кой идеологии несет в себе еще один смысл. Дело в том, что, согласно просветительской концепции общественно-исторического прогресса, всеобщее распространение просвещения ведет к постепенному ис- чезновению «тьмы» народных обычаев (воспринимавшихся не иначе как порождения невежества), вместе с которыми исчезают и границы, разделяющие народы. В первую очередь это, конечно, касается Евро- пы: слова о том, что «везде одни люди и везде одни страсти», восходя- щие к известным высказываниям Д. Юма21, то и дело встречаются в текстах россиян, путешествующих по Европе. Таким образом, куль-турное единообразие той или иной страны становится показателем высокого уровня просвещенности. И наоборот: «отстающие», недоста- точно цивилизованные страны отличаются весьма пестрым «этничес- ким составом». Это касалось, в первую очередь, Востока и других неевропейских регионов. В самой же Европе к таким «малоцивилизо- ванным» регионам относились Балканы, а также Восточная и отчастиЦентральная Европа22. В этом контексте упоминание о «смешении язы- ков» в Венгрии вряд ли было нейтральным сообщением - оно косвен- но свидетельствовало о невысоком уровне цивилизованности этой стра- ны23. Однако такое критическое восприятие описываемых стран (в пол- ной мере это относится и к Галиции24) и снисходительное отношение к местному населению, еще не до конца избавившемуся от «варварских обыкновений», отнюдь не исчерпывало этнических представлений пу- тешественника.Возвращаясь к теме отношения В.Б. Броневского к местным жите- лям, отметим, что приведенные выше фрагменты о персечении вен- герской границы свидетельствуют, что образ руснаков в сознании пу- тешественника окрашен позитивно, причем степень позитивности воз- растает по мере развития повествования (то есть по мере продвиже- ния вглубь Карпатского массива): если в районе Мишкольца с русна- ками лишь связываются некоторые неопределенные надежды на по- зитивные перемены, то у Дукли они однозначно радуют путешествен- ника. Следовательно, можно говорить о формировании позитивной ус- тановки по отношению к данной общности, связанном, возможно, с учащением личных контактов и возможностью непосредственного вза- имодействия.Руснаки вызывают явную симпатию автора в отличие от венгров или евреев («жидов» в его терминологии25). Они более трудолюбивы (по крайней мере, с ними связывается вид обработанных полей26 - I:150) и более просвещенны (В.Б. Броневский рассказывает о том, что иконы русского живописца - лучшие в Мишкольце - I:138). Основой такого положительного отношения к этому народу является представ- ление о культурной близости между руснаками и той общностью, к которой принадлежит сам путешественник. Причем эта близость про- является в разных сферах: представители обоих народов говорят на одном языке (что само по себе существенно облегчает взаимопони- мание), имеют общие черты как в народном костюме, так и в харак-тере, и, наконец, они являются «единоземцами». Судя по всему, под этим подразумевается, что у местных «руских» и у русских-россиян общая историческая родина. Иначе говоря, они воспринимаются пу- тешественником как свои. Впервые на страницах «Путешествия» они появляются как русские, которых лишь «здесь называют руснака- ми». Ниже степень близости уточняется: говорится, что руснаки и русские имеют общих предков: «До самой Черновицы… все места носили русские названия… Я забыл, что, приближаясь к Карпатским горам, приближаюсь к родине славян. Вспомнив, что эти руснаки со- ставляют воинственное поколение тех славян, кои при всеобщем пере- селении народов поселились по южную сторону Карпатов, мне весьмаприятно было заметить, что они сохранили все древние качества на- ших прародителей, несмотря на то, что окружены разноплеменными народами» (I: 160).Последняя фраза оказывается весьма существенной для реконст- рукции представления автора о русинах. В сущности, она обнажает сугубо этническое представление о руснаках-русинах как о народе. В соответствии с этим представлением (которое, судя по другим сочи- нениям этого автора, было для него весьма характерно), под народом понимаются не просто жители той или иной страны / области, а этни- ческая общность, обладающая набором определенных отличительных свойств. Совокупность этих свойств передается от предков потом- кам, и в разных случаях эти качества сохраняются в большей или меньшей степени. При этом (как следует и из приведенной цитаты) иноэтничное окружение препятствует сохранению обычаев предков27, контакты с иными народами ведут к исчезновению наследственных качеств - древних «обыкновений» и «размыванию культурного гено- фонда» народа, что в рамках данной концепции, рассматривающей эти качества как несомненную ценность, не может не получить негатив- ную окраску. Генетическая метафора в данном случае представляет- ся вполне уместной, поскольку наиболее адекватно передает сущность описываемой «концепции этноса».Такая интерпретация актуализирует дискурс родства, в рамках ко- торого становится возможным реконструировать родственные связи между разными народами. К самым близким «родственникам» рус- ских путешественник относит другие славянские народы. По словам В.Б. Броневского, все славяне - «братья по крови»28. Их родство про- является в самых разных сферах - в обычаях, музыке, языке (I:28,53). Руснаки же - одно из «поколений» славян, населяющих Венгрию, наряду с хорватами, русскими, поляками, богемцами и др. . Именно общность происхождения объясняет их культурную и языковую бли- зость с русскими. И именно родственная связь определяет их взаим- ные симпатии30. В этой связи показателен рассказ о поездке по окре- стностям Кошице: «Утром пустился по дороге во весь дух, по-руски. Действительно по-руски, ибо не знаю, какою волшебною силою, толь- ко в самом деле я очутился в России. Извозчик мой, Гаврила, назвал себя руснаком, чисто говорит по-руски и исповедует греческую веру» (I:159). Русский извозчик привозит офицера в русскую деревню, где он получает исключительно теплый прием: «Вся деревня взбегалась; меня привели к священнику, мало с радостию, а с восторгом меня приняв- шему. Не знаю, что сказал ему Гаврила, только я видел, что с всех сторон несли готовое кушанье. В минуту уставили большой стол всем, чем кто был богат. Дочь священника спешила изготовить кофе, и кре-стьяне, женщины и дети, один за одним входили в горницу, безмолвно кланялись и почтительно выходили» (I:163). Описывая этот прием, В.Б. Броневский объясняет его ничем иным, как родственными отно- шениями: «Радушное гостеприимство потомков славных наших пра- родителей меня очаровало».Отмечая этническую интерпретацию путешественником наблюда- емой реальности, нельзя не оговориться, что такая трактовка выгля- дит естественной и как бы само собой разумеющейся лишь для со- временного читателя, который с трудом допускает возможность бе- зэтничного существования и для которого этническая принадлежность является врожденным и неотъемлемым качеством человека. Между тем, в начале XIX в. ситуация была совсем иной: для общественного сознания того времени гораздо важнее были иные харктеристики - такие, например, как подданство или конфессия. Этничность же толь- ко-только рождалась в сознании просвещенных современников, и ее "открытие" (или конструирование) вызывало большой энтузиазм.Так и В.Б. Броневский был необыкновенно воодушевлен осознани- ем далекого родства, этнического единства и культурной близости гео- графически разделенных народов. Поэтому его неизменно радуют, очаровывают и восхищают всякие свидетельства общности и сход- ства русских с другими славянами. На этом фоне даже религиозные отличия кажутся незначительными: «В церкви те же украшения, толь- ко алтарь не отделяется иконостасом, а походит на католический жер- твенник. Служба отправляется на славянском языке, и я не заметил никакого отличия от нашего священнодействия, кроме того, что на эктении упоминают Папу. Священники, которых здесь называют ксен- дзами, ходят без бороды, с обстриженными волосами, и в таком же платье, как католические ксёнзы. Церковное же облачение униатских попов точно такое, как у наших» (II:7).Принадлежность руснаков к «славянскому племени» было дляВ.Б. Броневского наиболее важной этнической характеристикой, то есть«славянскость» становилась главной составляющей «русинства». Та- кой взгляд создавал условия для расширительного трактования тер- мина «руснак», а учитывая невысокий уровень языковой и этнографи- ческой компетенции путешественника, к руснакам им могли быть от- несены и другие славянские народы. Не исключено, что именно этот фактор послужил основанием для отмеченных Б. Струминским пре- увеличений и искажений ареала расселения руснаков в книге В.Б. Бро- невского.* * *Подводя итоги, можно заметить, что образ русинов в сочиненииВ.Б. Броневского сформировался под воздействием той традиции ли-тературного путешествия, которая сложилась в России в конце XVIII- начале XIX в. При этом решающее воздействие на складывающее- ся представление оказали два фактора: восприятие путешествия как просветительской практики и этнографический ракурс описания. Снис- ходительный взгляд просвещенного путешественника разглядел в опи- сываемой действительности целый ряд признаков, подтверждающих невысокий уровень цивилизованности местного населения. В то же время внимание к этнографии позволило увидеть массу качеств, сбли- жающих руснаков с россиянами, что стало основой для выработки устойчивого позитивного отношения к описываемому народу.На основе анализа текста «Путешествия» можно утверждать, что его автору было присуще этническое представление о руснаках-руси- нах как о народе. В его глазах это был один из славянских народов, обладающий набором отличительных свойств, передаваемых от пред- ков потомкам. Следует подчеркнуть, что конкретное значение терми- на «руснак» во многом зависело от контекста и в разных ситуациях могло обозначать несколько разные вещи. В этом заключается осо- бенность «путешествия» как этнографического текста и его отличие от современных научных описаний. В отличие от ученого-этнографа, путешественник не оперирует формальными понятиями, за которыми закреплено одно единственное значение, поэтому используемые им«термины» нередко требуют расшифровки. Это, конечно, заметно ус- ложняет анализ текста, но является единственным путем для рекон- струкции интересующей нас реальности - реальности сознания путе- шественника.

Скачать электронную версию публикации