В статье анализируются национально-культурные коннотации паремий русинского языка на фоне русской и украинской паремиологии. Особое внимание уделено таким этнолингвомаркерам, как имена собственные (топонимы и имена людей), этнонимы (названия народов и племен) и названия артефактов, присущих материальной культуре (предметы быта, одежда и т. п.). Как показывает сопоставление с близкородственными славянскими языками, русинская паремиология и фразеология дают немало материала для наблюдений о межславянском языковом взаимодействии. Находясь на границе восточнославянского и западнославянского мира, русины сохраняют свою генетическую приверженность к Восточной Славии, но в то же время открыты к взаимодействию с западнославянским пространством. Выявление национально специфического на фоне общего поможет более объективно и детализированно раскрыть познавательный потенциал как русинской паремиологии, так и сопоставляемых (и сопоставимых) с нею близкородственных украинской и русской.
Cognitive potential of rusin proverbs compared with those in the russian and ukrainian languages.pdf Фразеологический фонд языковой системы отражает различные проявления «языка культуры», описание которого представляет собой фрагмент национально-культурной коннотации. Одним из источников интерпретации, безусловно, является паремиологический фонд языка: на высокую ценность паремий с позиций лингвокультурологии обращают внимание многие фразеологи (М.Л. Ковшова, Н.Н. Семененко, В.Н. Телия и др.). Особая роль в реализации познавательной функции паремий принадлежит национальнымлингвомаркерам (resp. этнолингвомарке-рам) - таким компонентам паремии (включая фразеологизмы и крылатые выражения), которые запечатлевают национальное своеобразие, «культурную память» и могут не иметь прямых аналогов в другом языке, благодаря чему раскрывается этноспецифичность языкового знака (Ломакина 2016: 94). Этнолингвомаркерами в паремиях служат следующие номинации: 1) имена собственные, которые могут «нести ярко выраженную смысловую нагрузку и обладать скрытым ассоциативным фоном, иметь особый звуковой облик, имена и названия способны передать национальный и местный колорит, отражать историческую эпоху» (Горбаневский 1988: 3); 2) этнонимы - названия народов и племен; 3) названия артефактов, присущих материальной культуре конкретного народа: предметы быта, одежда. Среди паремий с компонентом - именем собственным - можно выделить следующие группы: 1) с антропонимом - именем собственным; 2) топонимом - наименованием географических объектов; 3) хрононимами - названиями праздников; 4) зоонимами - кличками животных; 5) этнонимами - названиями народов и племен. При сравнительно-сопоставительном анализе паремиологического материала важную роль играет определение культурологической информации. Несмотря на внешнее различие мотивационной зоны паремии, денотативная зона может совпадать, что позволяет делать вывод о типологическом сходстве пословичного материала. Цель данной работы - провести сравнительный анализ зафиксированного лексикографически паремиологического фонда с компонентами - этнолингвомаркерами русинского языка на фоне русского и украинского языков. В отличие от русинской паремиографии, представленной «Русско-русинско-украинским фразеологическом словарем» Д. Попа (2011), российская и украинская паремиография имеет богатые традиции представления языкового материала. Этим фактом отчасти объясняется количественное превосходство русских и украинских паремий по отношению к русинским. В словаре Д. Попа представлен богатый русинский материал, подтверждающий как глубокую генетическую привязку к славянскому языковому пространству (особенно украинскому и русскому), так и достаточно большую долю национально специфических особенностей, обусловленных как генетическими (resp. культурно-историческими) факторами, так и активными языковыми контактами с украинской, словацкой, чешской, а также и с венгерской языковой зоной. К XIX в. относится появление словарей В.И. Даля, М.И. Михельсона, П.К. Симони, И.М. Снегирёва. В ХХ в. были опубликованы словари пословиц и поговорок, составленные В.П. Аникиным, А.М. Жигулёвым, В.П. Жуковым, В.И. Зиминым, М.А. Рыбниковой, А.И. Соболевым, A.С. Спириным и др. В первое десятилетие ХХ! в. увидели свет следующие словари: «Словарь языка русских пословиц и поговорок конца XVII - первой половины XVIII века» К.Р. Галиуллина, Д.А. Мартьянова (2006), трилогия «Большой словарь русских поговорок» (2008), «Большой словарь русских сравнений» (2008), «Большой словарь русских пословиц» В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитиной, Е.К. Николаевой (2010), «Народная мудрость в русских пословицах» B.М. Мокиенко, Т.Г. Никитиной (2011). Наиболее значимым по количеству представленного материала является «Большой словарь русских пословиц» В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитиной, Е.К. Николаевой (около 70 тыс. пословиц). Из числа украинских лексикографических источников выделяются фундаментальные словари М. Номиса, И. Франко и М.М. Пазяка (Укра'Тнск 1993; УкраТнск 2001). По масштабам описываемой в этих тезаурусах украинской паремиологии они соразмерны русским источникам, а по точности паспортизации материала и его ареальной характеристики даже их превосходят. Несмотря на количественную асимметрию паремиологического фонда избранных языков, в типологическом плане можно обозначить выделенные выше группы паремий, которые обнаруживают большое сходство. Среди паремий с компонентом - именем собственным - можно выделить следующие группы: 1. С антропонимом - именем собственным: русин. Каже Маря, ош была бита, айбо не каже, за што; Гафа была Гафа, а пан быв пан; За-хот'ша Гафа пана тай утратила Ивана; Нигда не буде из Ивана пана; рус. По Сеньке шапка, по Ерёме кафтан; На безлюдье и Фома дворянин; Мели, Емеля, твоя неделя; Наш Филипп ко всему привык; На бедного Макара все шишки валятся; Чего не знал Ванюша, того не будет знать Иван и др.; укр. По Савц свитка, по пану шапка; Голодному Федоту i р'та в охоту; Мели, 1ване, доки в'тер стане; Нi сюди Микита нi туди Микита; Признаеться Мар'я, що iiбили, але не каже,за що; Гаф'я була Гаф'я, а пан був пан. В количественном отношении преобладают паремии первой группы с компонентом-антропонимом, поскольку имя является хранителем культурной и исторической информации, участвует в создании национальных стереотипов, в появлении ассоциаций, нередко становится прецедентным. По данным О.П. Альдингер, словарь «Пословицы русского народа» В.И. Даля включает 812 антропонимов (Альдингер 2006: 14), что позволяет судить о русском именнике, сложившемся к XIX в. Наиболее распространенным в русских, украинских и русинских паремиях является антропоним Иван. Такие антропонимы, например, как Грицько, Митрий и Иван, представленные в материале, отражают несомненную близость русинского именослова с украинским и русским: Говори, Грицю, Богородицю, а я буду В'руву; Чекай, Митре, доки ся на хвилю вутре; Иван не Иван, лем ош писати не знае; Носить ги дурний Иван дв'р'г, Што мож па-нови, тото не мож Иванови. Показательно в то же время, что и эти традиционные восточнославянские имена могут чередоваться со специфично русинскими. Так, женское имя Гафа, представленное в паремиях (ср. Гафа была Гафа, а пан быв пан) может синкретично сосуществовать в одной поговорке Захотша Гафа пана тай утратила Ивана. Разные корни имеют другие имена, отраженные русинскими паремиями, напр., бити, ги Гамана. К особой категории антропонимов можно отнести исторические имена, маркированные влиянием Австро-Венгерской империи (Так розумняки были ищи за Мари Ти-рийзи) или созданные искусственно, путем словесного обыгрывания, напр. Мусай - великий пан, где Мусай образовано от глагола мусити 'долженствовать, а сама пословица является калькой со словацкого или чешского (ср. чеш. Musil je velkypan). Наряду с официальным именником продуктивной при образовании паремий в рассматриваемых языках является народная форма имени, что отражает эпоху расслоения именника на официальный и неофициальный: русин. Гафа была Гафа, а пан быв пан (Гафа ^ Га -фия), рус. Ведают о Ерёме в большой хороме; Фома не без ума, Ерёма не без промысла; Указчик Ерёма, указывай дома; По Ерёме шапка, по Сеньке колпак; Ерёма в воду, Фома ко дну: оба упрямы - со дна не бывали; Наш Ерёма не сказался дома; Ерёма! Сиди дома - погода худа; Сиди, Ерёма, дома, считай веретёна; Сидел бы ты, Ерёма, дома, да точил веретёна; Ерёма, Ерёма, сидел бы ты дома, точил веретёна (Ерёма ^ Еремей). Как показывают наблюдения, женских имен в пословицах намного меньше, чем мужских. Это закономерно: поскольку женщина в обществе играла второстепенную роль, её жизнь чаще всего ограничивалась домом и семьей. Исследователи (М.А. Алексеенко, В.М. Мокиенко, Е.В. Ничипорчик, В.Н. Телия) неоднократно отмечали гендерную асимметрию при оценке женщин во фразеологии и паремиологии, что объясняли экстралингвистической причиной - наличием следов патриархата. 2. С хрононимами - названиями праздников: русин. Дав Бог Юря - не замерзне куря; На Петра ледва душа тепла; укр. Юрпв день - курчаткам радiсть; Сюди тень, туди тень та й минув 1вану день; У петр'шку день - р/к; рус. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день; Дорого яичко ко Христову дню; Нынче - Саввы, завтра - Варвары, а послезавтра - Симоны-гулимоны лентяя преподобного; Не все коту масленица, будет и Великий пост. Связь со славянской паремиологией и - шире - народными традициями обнаруживают русинские паремии с компонентами - названиями праздников: Дав Бог Юря - не замерзне куря; На Петра ледва душа тепла. Традиционно у славянских народов Юрьев день был переходом от осени к зиме: П/сля Юря восени буде каша I в дурня. А пословица У нас два Юр1я: один голодний, другий холодний указывает на то, что Юрьев (Егориев, День памяти великомученика Георгия Победоносца) отмечался 23 апреля (6 мая), 26 ноября (9 декабря), т. е. весной припасы кончались, было голодно, и в конце осени, когда было холодно. 3. С зоонимами - кличками животных: рус. Укачали Бурку крутые горки; Савраска да Каурка - на два века; укр. Люблю Сивка за звичай: хоч крекче, та везе; Чуе С'рко, де кабана смалять; Позичив у арка очей та й дивиться; Не один пес Гривко. 4. С топонимом - наименованием географических объектов: русин. Говорять ги трое на Уклинi; Родом из Мукачева, а ходом з Ужгорода; рус. Дядя едет из Серпухова, бороду гладит, а денег нет; укр. Язик до Ки/ва доведе; водные объекты; село - Кому село Любятово, кому горе лютое, дериватами от топонимов - этниконами - названиями жителей (Смоляне пехтерём солнце ловили; Не учи астраханца рыбу ловить), макротопонимами (Прилетел гусь на Русь - погостит да улетит; У нас на Руси силу за пазухой носи; Русь святая белу свету голова). 5. С этнонимами - названиями народов и племен: русин. Два жиды - токма, два русины з Колочавы - битка; Русины до спуванок звыкавуть з пеленок; Русины мавуть такий сохташ: пув'ч правду, та головутти провалить; рус. Цыган от дождя под бороной спасался; Незваный гость хуже татарина; укр. Два евре/ - торг, два русини - б1йка. По понятным причинам национально и регионально маркированы компоненты-топонимы, входящие в русинские паремии: Родом из Мукачева, а ходом з Ужгорода; Говорять ги трое на Уклиш. И столь же естественна такая маркировка в этнонимах, где на первое место выходит самоназвание русин: Русин по вашару мудрий; По ярмарц русин мудрий; Русины до спуванок звыкащють з пеленок; Русины мавуть такий сохташ: пув1ч правду, та голову тти провалять; У русина слово е слово;За п'/няз'/ - мельтовша^ош, а без гроши - русин; Де русинова сл'да, там усяды б1да; Твердий русин; Мудрий лях по шкодi, а русин по час'1; Посунься, пане-ляше, хай русин сяде! Русина лях б'е та й сам гвалт кричит; Породила вiвця н'мця, а пана кобила, а русина молодого дiвка чорнобрива. В русинской фразеологии богато представлен и материал, отражающий couleur locale, т. е. различные реалии жизни и быта Закарпатья. Разумеется, он не весь «чисто» русинский, но дает яркое представление о народной культуре этого региона: А пропав бысь, як суль у окроп'г, Бочкур до бочкора, а чобут до чобота; Не хвалися бочкорами, бо д1до знае, чш они; Дай грайцарь; Не заслужив и поламаного грайцаря; Верне тти ддвг, як найде на цуравум мост'г, Голова ги дыня; Дыня не варить; Гандры-на-мандры; Гурка Ы брынза; Заварити каламыйку; Чичку товды рвуть, коли цв'/те. Компоненты таких паремий достаточно легко транспонируются на более широкое славянское пространство, ибо являются вариантными. Так, оборот заварити каламыйку генетически, несомненно, связан с общеизвестным укр. заварити кашу, рус. заварить кашу и под., имеющим широкий ареал и интенсивную вариантность: блр. заварыць кашу, укр. заварити кашу (пиво, халепу), заварити круту кашу, наварити кашi (пива), наварити юшки; чеш. byt v pin kasi, dostat koho do pёknё kase, dostat (vytahnout) koho z kase, nechat koho v kasi, navarit (zavarit) komu piknou kasi; в.-луж. wusmuz nawaric; слвц. navarit'si kase; болг. забъркам/забърквам каша; х.-с. skuhati (zaprziti, osoliti, zapapriti) corbu, variti /svariti (kuhati /skuhati, mutiti /zamutiti) kasu и т. п. (Даниленко 2000: 77-78). Немало национально и регионально специфического отражено и в русинских паремиях, сохраняющих мифологические реминисценции. При это нетрудно заметить в них сильное западнославянское (особенно словацкое и частично чешское) языковое и культурологическое влияние - ср. Iута бы тя забила; [ута го знае; Мара бы тя побила; Мара го знае; Мара тти до нього и под. Особо здесь активно частотное наименовние чёрта в словацком языке - fms: Фрас го знае; Де тя фрас носить? Еден тото фрас; Замащений ги фрас; Заплатить ти фрас; Мудрый ги фрас; Скупий ги фрас; Ни чорт ни фрас; Студено ги фрас; Якого'сь фраса прийшдв?; Якогось фраса вже удумов; До фраса; До фрасовоi карiки. Характерно, что этот словакизм может вступать в вариантные отношения с другими мифологизмами: ср. Кий фрас го принус? - Кий в'хор (грум, мара) го принус? Влияние словацкого и чешского языков на русинскую паремио-логию и фразеологию с не меньшей интенсивностью проявляется и во многих других ее группах. Вот лишь небольшой перечень явных словакизмов и богемизмов, которые стали неотъемлемой составляющей русинского языкового пространства: Гаром-натрое (гий-руп -та готово); Гуня до гун1, а срак до арака;Густи малохот'/ти, треба ищи й знати; Не тото файное, што файно, а што кому ся любить; Покуто ти моя; Доста и едного гриба в полувку; Жебракови ищи й сонце не так св'/тить; Оснь - богачка, а ярь - жебрачка; Играйте, чiжмы мо/, бо суть у ня тро/, тай сесе не мог, Из свого пеца и дым не чадить; И красно, и файно; Коруна бы йув з головы не спала; Красу на тан'/р не покладеш; Пысок му фурт ходить; Такий ги верба - фурт росте; У пьяниц фурт мнясниц; У доброго мужа жона як ружа; Што у шпайзу не лежить, най тис я и не бажить. За каждой такой единицей лежит история языкового и культурного взаимодействия русинов со словаками и чехами. Немало здесь и прозрачных фразеологических и паремиологических калек: З ничoгo нич - слвц. z nicoho nic - чеш. z niceho nic; Кажда лишка свуй хвуст хвалить - слвц. Kazda lfska svoj chvost chvali - чеш. Kazda liska svuj ocas chvalf; Качка бы тя копнула -слвц. Kacka by ta kopla - чеш. Kacka by tikopnula; На сят'1 нигда - слвц. na svateho Nikdy - чеш. na svateho Nikdy. При этом, калькируя ту или иную паремию из западнославянских языков, русины нередко добавляют собственный вариант - ср. Де горить, там гаси, а де свербить, там шкребчи при наличии слвц. Co ta nepali, nehas и чеш. Co ti nepalf, nehas. Таким образом, русинская паремиология и фразеология дают немало материала для наблюдений о межславянском языковом взаимодействии. Находясь на границе восточнославянского и западнославянского мира, русины сохраняют свою генетическую приверженность к Восточной Славии, но в то же время открыты к взаимодействию с западнославянским пространством. Выявление национально специфического на фоне общего поможет более объективно и нюансировано раскрыть познавательный потенциал как русинской паремиологии, так и сопоставляемых (и сопоставимых) с нею близкородственных украинской и русской. Патриарх нашей филологии профессор Б.А. Ларин, раскрывая широкие перспективы исследований в области украинской народной фразеологии на X Республиканском диалектологическом совещании в Киеве, начал свой доклад эпиграфом: «Якби у мене було пшоно та с'шь, то я б зварив кашу, - та жаль, що нема сала» (Ларин 1959). Тогда, в далеком мае 1959 г., действительно у фразеологов Украины еще не было ни пшена, ни сала, ни даже соли, т. е. «материальной субстанции» для серьезного погружения в мир украинской народной фразеологии. С тех пор она ушла далеко вперед. И русинская фразеология от нее тоже не отстает. Хотя бы и потому, что близкая поговорка уже зафиксирована в словаре Д. Попа: € вода - не € муки, € мука - нее солее (Поп 2011: 122). Значит, и у исследователей русинской фразеологии будут и вода, и мука, и соль. Разумеется, соль фразеологии и паремиологии. СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ блр. - белорусский язык болг. - болгарский язык в.-луж. - верхнелужицкий язык рус. - русский язык русин. - русинский язык слвц. - словацкий язык укр. - украинский язык х.-с. - хорватско-сербский язык чеш. - чешский язык
Альдингер О.П. Фразеономастическая картина мира в «Пословицах русского народа В.И. Даля»: автореф. дис.. канд. филол. наук. Смоленск, 2006. 24 с.
Горбачевский М.В. Ономастика в художественной литературе: филологические этюды. М.: Изд-во УДН, 1988. 88 с.
ДаниленкоЛ.1. Нацюнально-культурна семантика чесь-коТ фразеологп. Кшв - Коломия: МББФ «Берег», 2000. 176 с.
Ларин Б.А. Про народну фразеолопю // УкраТнська мова в школк 1959. № 20. С. 135-143.
Ломакина О.В. Фразеология в языке Л.Н. Толстого: лингвистический комментарий и лексикографическое описание: дис.. д-ра филол. наук. СПб., 2016. 390 с.
Мокиенко В.М., Никитина Т.Г., Николаева Е.К. Большой словарь русских пословиц. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2010. 1024 с.
Поп Д. Русинско-украинско-русский и русско-русинско-укра-инский фразеологические словари. Ужгород [б/и], 2011. 241 с.
УкраТнськ приказки, присл1в'я i таке шше / уклад. М. Номис; упоряд., прим. та вступна ст. М.М. Пазяка. КиТв: Либщь, 1993. 768 с.
УкраТнськ при^в'я, приказки та порiвняння з лЬера-турних пам'яток / упоряд. М.М. Пазяк. КиТв: Наукова думка, 2001. 392 с.