The Forgotten Golden Age: Yaroslav the Wise and "Yaroslav's Rus" - Rethinking in the 19th - 20th centuries.pdf В нашем сознании основные представления о великом князе Киевском Ярославе I Мудром (1019-1054) связаны с текстами, формировавшимися либо в его время, либо в ближайшее столетие после его кончины («Слово о законе и благодати», «Сказание о Борисе и Глебе», «Повесть временных лет»). Это образ победителя Святополка Окаянного, создателя «Русской правды», объединителя земель, строителя храмов Святой Софии в Киеве и Новгороде, князя, завоевавшего огромный международный авторитет, родоначальника новой государственной идеологии и т. п. (см., напр.: Данилевский, Мельникова 2008). Тем не менее между канонизацией Бориса и Глеба и их брата Ярослава прошла почти тысяча лет. Возникает естественный вопрос: в чем причина такой задержки? Задача настоящей статьи - попытаться реконструировать природу наших представлений об этом государственном деятеле, занимавшем тысячу лет назад не последнее место на авансцене российской и европейской истории. Общерусский миф и трудная судьба героя Сразу после смерти героя формируется миф о «Руси Ярослава», нашедший отражение в традициях русского летописания XII - начала XIII в. (Котляр 2008). Масштаб деяний князя соответствовал этому образу, прочно закрепленному в местах памяти - двух городах, отстоящих друг от друга в разных концах «Руси Ярослава» и названных в его честь - Ярослав (будущая Галицко-Волынская Русь) и Ярославль (будущее Владимиро-Суздальское княжество). Показательно, что и термин «русин» встречается в первой же статье «Русской правды» Ярослава. С XIX в. в отечественной исторической науке развернулась масштабная дискуссия о том, какую же этническую группу он обозначает (Правда русская 1947: 32-42). Например, П.Н. Мрочек-Дроздов-ский придерживался мнения, что во времена Ярослава «понимали это название скорее в общем, нежели в частном смысле», а «в видовом смысле Русь (русин) означала варягов - руссов, дружину княжескую, в отличие от словен, полян и т. д.». В несколько ином смысле понимали значение термина Н.И. Ланге (русины как жители Южной Руси), Н.А. Максимейко (русины - киявляне). Эта тема поднимается на страницах работ советской и современной историографии. Так или иначе память о Ярославе - общая и объединяющая восточнославянских наследников «Руси Ярослава» с сегодняшней различной национальной самоидентификацией (украинцев, русских, русинов, белорусов). Несмотря на это, значение фигуры Ярослава в формировании исторической памяти послемонгольского времени сравнительно скромное. Свою роль, конечно, сыграл сам факт обособления русских земель и начала с XIV в. процесса нового политогенеза в них. Показательно, что в наиболее важных для формирования исторического сознания памятниках Московской Руси («Степенная книга», «Синопсис») ряда черт привычного нам образа Ярослава мы не находим. «Степенная книга», повествуя о правлении князя, прямо проводит параллель между «семенем» Авраама и «семенем» Василия. В ней «богомудрый Ярослав Георгий» предстает не только как продолжатель дела отца, но и как родоначальник традиции русской церковной книжности и книжного учения, основатель Юрьева (заслуга весьма актуальная в эпоху создания памятника) и борец с язычниками, однако ни рассуждений о «Русской правде», ни о равенстве князя с императорами, ни о его роли как царя речи не идет (Книга Степенная 1913: 168-172). «Синопсис» - наиболее важный для русского сознания памятник переломного периода рубежа XVII-XVIII вв. - отводит Ярославу I менее двух страниц, так же в качестве заслуг указывая прежде всего строительство церквей и победы над печенегами (Синопсис 1823: 62-63). Тенденция замалчивания заслуг Ярослава только усиливается в другом ключевом «массовом» тексте середины XVIII в. - «Кратком российском летописце» М.В. Ломоносова. Здесь подчеркивается, что Ярослав Владимирович воевал против Византии и поставил митрополита Илариона без согласия Константинополя, а также отмечается, что «новгородцам пожаловал вольные грамоты и тем к разделению России дал немалый повод» (Ломоносов 1760: 4-5). Открытие Ярослава как законодателя принадлежит только B.Н. Татищеву (1738), впервые же «Русская правда» была издана А. Шлецером (1767) (Щапов 1984), а утверждение памятника в массовом историческом сознании произошло уже в XIX в. благодаря «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, который дал ее изложение в одной из глав этого сверхпопулярного сочинения, как известно, «открывшего» современникам древнюю Россию. Именно Карамзину, кстати, и приписывают прибавление к имени великого князя приставки «Мудрый». Представления же о Ярославе I как о зачинателе идеологии русского государства относятся к еще более позднему времени. Первая публикация «Слова о законе и благодати» появилась только в 1844 г. (Памятники 1844), правда, его популяризация быстро началась уже в 1850-е гг. с включением «Слова» в гимназическую программу (Программы 1853: 3). Отметим, что, несмотря на однозначно положительный образ, Ярослав не удостоился чести быть помещенным на средний ярус памятника «Тысячелетие России», открытого в 1862 г., хотя и оказался на нижнем ярусе в числе 26 фигур наиболее видных государственных деятелей. Окончательное закрепление в массовом сознании за князем прозвища «Мудрый» относится только к последней трети XIX - началу ХХ в., к периоду интенсивного развития школьного образования, благодаря известным учебным текстам И.И. Беллярминова, C.Ф. Платонова и др. (Беллярминов 1871: 99-10; Платонов 1909: 42-44). Любопытно, что в научных текстах ведущих российских ученых второй половины XIX в. (С.М. Соловьев, К.Н. Бестужев-Рюмин, В.О. Ключевский) этот пропагандистский штамп еще не встречается. Постепенный рост популяризации образа князя Ярослава Владимировича органично отражал общий тренд государственной исторической политики в дореволюционной России, в рамках которой активно эксплуатировались (и конструировались) объекты исторической памяти домонгольской Руси (Сосницкий 2010). К 1917 г. уже вполне сформировался современный образ князя. Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (1909), пожалуй, самое массовое и читаемое справочное издание начала ХХ в., дает почти завершенную формулу: «Ярослав I Мудрый (Георгий, Юрий), сын Владимира Святого и Рогнеды, вел. кн. Киевский 978-1054; с 1015 долго боролся с Святополком Окаянным и Мстиславом Тмутараканским; в 1036 сделался единоличным правителем Руси; разбил печенегов; издал церковный устав и «Русскую Правду»; в 1051, собрав епископов, поставил митрополита Илариона, впервые без участия константинопольского патриарха; находился в родственных отношениях с европейскими дворами; перед смертью поделил Русь на уделы между сыновьями» (Ярослав 1909). Между тем современные исследования показывают, что в рейтинге объектов исторической памяти российского общества второй половины XIX-XX в. Ярослав I находился далеко на периферии, занимая даже среди объектов допетровской Руси 9-11-ю позицию, пропустив перед собой не только отца-крестителя, но и таких популярных персонажей, как Александр Невский, Иван Грозный, Борис Годунов. Причина этого заключалась как в том, что Ярослав I сравнительно поздно вошел в круг избранных героев русской истории и уступал соперникам по репрезентации своего образа в художественной литературе и других источниках формирования исторической памяти (Сосницкий 2015: 63-64), так и в том, что он был лишен церковных коммемораций, которые уже несколько веков поддерживали память о таких героях домонгольского времени, как Владимир Святой и Александр Невский. Герой «золотого века»? Социалистическая эпоха не внесла каких-либо принципиальных новаций в образ Ярослава Мудрого. Если в раннесоветский период 1920 - начала 1930-х гг. (господство школы М.Н. Покровского) князь Ярослав I рассматривался в официальном дискурсе прежде всего как «крупный феодал и участник ожесточенной борьбы за феодальное первенство», при котором Киевская держава «укрепила влияние не только на Днепровском торговом пути, но и в отдаленных частях русской равнины», а прозвище «Мудрый» заключается в кавычки (Ярослав 1931), то с середины 1930-х ситуация, по существу, возвращается к дореволюционному шаблону. В советских учебниках практически ретранслируется образ, характерный для учебных текстов начала ХХ в., может быть, даже с чуть большим акцентом на усиление значения правления Ярослава для русской государственности (см., напр.: Бущик 1957: 43-44; Нечкина, Лейбенгруб 1971: 38-40). Основным историографическим изобретением советской эпохи, оказавшим влияние на массовое сознание и ассоциируемым с Ярославом, стал конструкт о «золотом веке» Древней Руси. Появление этого конструкта в значительной степени связано с деятельностью академика Д.С. Лихачева и его усилиями по популяризации древнерусской культуры и литературы. Нельзя, однако, сказать, что образ Ярослава в историографии ХХ в. «безоблачен». В советской научной литературе появились продолжающиеся до сего времени рассуждения по поводу возможной причастности Ярослава к убийству своих братьев, прежде всего князя Бориса Владимировича. Не вдаваясь в подробности этих дискуссий, отметим, что такие споры велись на фоне негласного идеологического противостояния по поводу Древней Руси между умеренным «либералом» Д.С. Лихачёвым и «консерватором-русофилом» Б.А. Рыбаковым, что, с нашей точки зрения, нашло отражение в трактовке образа Ярослава Мудрого. Продолжая традиции другого известного историка-«русофила» - М.В. Ломоносова, Б.А. Рыбаков критически смотрит на Ярослава, отказавшегося давать урок на общегосударственные нужды и нанявшего варягов для борьбы за власть. Ученый считает, что Ярослав, начавший свою карьеру с усобицы, не оставил «благодарной памяти» в народе, а потому его имя не нашло отражения в былинном эпосе (см., напр.: Рыбаков 1982: 164; Рыбаков 2003: 10). Интересно, что Рыбаков, прямо не соглашаясь с версией о Ярославе как убийце Бориса, вполне допускает ее достоверность. Однако за рамки академической трибуны в советской историографии эти спекуляции не выходили, да и в целом, несмотря на отмеченные колебания, образ Ярослава в исторической литературе оставался позитивным (см., в частности, Кучкин 1986). Однако более важна для нашей темы все же роль Ярослава Мудрого в пространстве публичной истории. Хотя нельзя сказать, что Ярославу чрезмерно везет в источниках формирования исторической памяти, внимание к этой фигуре в советском обществе присутствовало неизменно. Пожалуй, наиболее массовым художественным текстом о персонажах допетровской истории стала драматическая поэма Ивана Кочерги «Ярослав Мудрый» (1946), изданная после войны на украинском языке и почти сразу - в авторизованном переводе на русском. Популяризация общего древнерусского героя на Украине казалась безопасной для советского режима. В драме И. Кочерги Ярослав предстает мудрым правителем, жестокость которого была вынужденной. Его речь обращена не столько к дочери Елизавете, сколько к зрителю / читателю сталинской эпохи: «Вот видишь, дочь, в народе мир и лад Не насаждают кроткими руками, Как полный зелени и солнца тихий сад. Как дикий лес - мотыгами, плугами, Так государство нужно корчевать, Чтоб вырастить покой и благодать» (Кочерга 1954: 38) Если произведение И. Кочерги довольно настороженно рассматривает международные родовые связи Ярослава и его семьи, то по окончании периода «борьбы с космополитизмом» их художественное осмысление происходит через призму дискурса о международном признании русского государства (см., напр.: Мавродин 1974). Особенно популярна тема Анны Ярославны - королевы Франции, которой даже посвящен популярный в конце 1970-1980-х гг. советско-польский фильм с одноименным названием (1978 г., режиссёр Игорь Масленников). Сыгравший роль князя Кирилл Лавров создает фигуру сильного и мудрого правителя. В весьма позитивном ключе выдержан образ князя и в кинокартине режиссёра Григория Кохана «Ярослав Мудрый» (1981). Тем не менее нельзя не отметить, что популярные тексты и фильмы, посвященные Ярославу Владимировичу, все же численно очень ограничены, и это обстоятельство, на наш взгляд, не позволяло князю подняться в рейтинге героев исторической памяти. Отметим, что, по нашим данным, легендарному князю в СССР был воздвигнут лишь единственный памятник (Белая Церковь, 1983), если не считать мемориального знака в честь библиотеки Ярослава у Софийского собора в Киеве (1969). С нашей точки зрения, проблема заключалась здесь не в личности самого персонажа, который воспринимался в официальном историческом дискурсе весьма положительно, а в том, что основными «местами консенсуса» и главными героями в рамках советского историко-информационного пространства были известные личности из революционного пантеона более позднего времени, в то время как Ярослав Мудрый (вместе с большинством персонажей допетровской Руси) оказывался как бы в конце очереди, будучи все-таки второстепенным персонажем для исторической политики советского режима. Князь русский или украинский? После краха советского строя фигуры полузабытых героев прошлого оказались востребованы постсоветским обществом, ищущим новую версию национальной истории как в России, так и на Украине. Отражением этого обстоятельства стало и повышенное внимание к Ярославу. Идеологический характер дискуссий о князе вполне проявился и в современных спорах о гипотетическом братоубийстве, которые не устают вести историки на страницах научной и научно-популярной печати (см., напр.: Филист 1990; Кожинов 1994; Котляр 2000; Пелевин 2006; Боровков 2012; Демиденко 2015). С одной стороны, в современном историографическом дискурсе Ярослав зачастую видится как «князь, выступивший против своеволия, защищая попранную свободу» (Ваняшова 2014: 18), с другой - как «небесный покровитель наемных киллеров» (Бузина 2007: 56-60). В наиболее законченном идеологическом выражении представителей российской псевдопатриотической историографии схема представляется таким образом: Ярослав - западник, проводивший в жизнь «идеи меркантилизма, приоритета материальных ценностей над духовными», который противопоставляется своему высокодуховному отцу-патриоту, исповедовавшему истинное византийское христианство, - Владимиру (Ассонов 2015). Несомненно, что для образа князя куда важнее другие источники формирования исторического сознания. Так, в постсоветских учебниках дается одинаково позитивная картина правления Ярослава Владимировича. Авторы подчеркивают, что князь был грамотным политиком и удачливым воином. Вот как, например, описывается эпизод осады Киева печенегами в учебнике Н.С. Борисова, рекомендованном Министерством образования и неоднократно переиздававшимся: «В жестоком сражении под стенами Киева печенеги были наголову разбиты. Ярослав еще раз доказал современникам, что мудрость и доблесть - родные сестры» (Борисов 2009: 39-40). В учебнике для 10-го класса средних школ О.Н. Журавлевой дана характеристика правления Ярослава как «золотого века» древнерусской истории (Журавлева 2013: 38-40). В современных художественных текстах Ярослав Мудрый - нечастый гость, однако нельзя сказать, что его фигура совсем обделена вниманием авторов. В популярной беллетристической литературе этот киевский князь часто встречается в произведениях Б. Акунина (он же А. Брусникин). В них создан образ исключительно прозорливого государственного деятеля, который смог создать прочную систему управления государством: «Прежняя Русь, Третий Рим и Второй Царь-град, по-прежнему стояла на фундаменте, заложенном Владимиром Красно Солнышко и Ярославом Мудрым» (Брусникин 2008: 95); «Их прогнал мудрый Ярослав, великий прапрапрадед, и после этого целых тридцать лет Русь жила спокойно, не ожидая с востока напасти. Про те блаженные, сытые годы можно прочесть в летописях, но верилось с трудом: как это возможно, чтобы за Смерть-рекой не ходили грозовые тучи, не рокотали громы, не посверкивали молнии?» (Акунин 2014: 360). Кроме того, Ярослав Мудрый стал главным героем произведений В.Н. Есенкова (Есенков 2007), В.А. Замыслова (Замыслов 2004), П.А. Загребельного (Загребельный 2015) и др. Отличительной чертой статей о Ярославе Мудром в онлайн-энци-клопедиях (таких как «Википедия», «Кругосвет», «Кирилл и Мефодий» и др.) является то, что в них, в отличие от школьных учебников, дано подробное описание эпизода борьбы за киевский престол Ярослава со своим отцом Владимиром Святым и братьями. Эти данные позволяют более критически взглянуть на личность князя, однако в целом его образ в интернет-ресурсах также позитивен. Нельзя не упомянуть и про популяризацию Ярослава Мудрого посредством кино и музыки. Так, в 2010 г., к 1 000-летию основания города Ярославля, на экраны вышел фильм «Ярослав. Тысячу лет назад», повествующий о событиях его ростовского княжения. А в 2002 г. в Московской консерватории состоялась премьера кантаты А. Розенблата «Ярослав Мудрый». Таким образом, можно без преувеличения констатировать, что для обывателя Ярослав Мудрый остается несомненным местом позитивного консенсуса. Политические элиты постсоветских России и Украины чувствуют это с начала 1990-х гг. 23 октября 1993 г. в Ярославле президентом России Б.Н. Ельциным был открыт памятник Ярославу Мудрому. В 1997 г. в Киеве также был установлен монумент великому князю Ярославу Владимировичу. Любопытная деталь: в российской версии памятника в одной руке князь держит макет Ярославского кремля, в украинской - Киевской Софии. На Украине «Орден князя Ярослава Мудрого» (Закон Украины) с 1995 г. (момента учреждения) до 1998 г. являлся высшей государственной наградой. 23 декабря 2014 г. Ярославской областной думой был принят закон «О праздниках и памятных датах Ярославской области», согласно которому установлен День памяти князя Ярослава Мудрого -5 марта (Закон). Среди других примеров соперничества России и Украины за память о Ярославе Мудром - использование образа князя на денежных купюрах. Так, уже в 1992 г. на Украине появилась банкнота достоинством в 2 гривны с изображением Ярослава Мудрого (также была выпущена монета с его изображением). В России самая крупная на тот момент (2001 г.) купюра стоимостью в 1 000 рублей изображала памятник князю в Ярославле. Практически одновременно, в 1995 г., два вуза России и Украины были переименованы в честь Ярослава Мудрого. Бывший Новгородский сельскохозяйственный институт (с 30 июня 1993 г. - Новгородский государственный университет) 19 января 1995 г. получил название «Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого» (Названия); 4 ноября 1995 г. Украинская государственная юридическая академия имени Дзержинского обрела новое имя - «Национальная юридическая академия Украины имени Ярослава Мудрого» (Об университете). С 2009 г. в составе Балтийского флота ВМФ России находится сторожевой корабль «Ярослав Мудрый». Это своеобразное соперничество активно продолжается на церковном уровне. Ярослав Мудрый в 2004 г. был внесен в месяцеслов Украинской православной церкви Московского патриархата, а в 2005 г. Русской православной церковью был определен день его памяти - 20 февраля. На Поместном соборе 2008 г. Украинской православной церкви Киевского патриархата Ярослав Мудрый был канонизирован как святой благоверный князь. Согласно определению Освященного архиерейского собора РПЦ об общецерковном прославлении ряда местночтимых святых от 2-3 февраля 2016 г., святой благоверный князь Ярослав Мудрый получил общецерковное почитание (Определение). Таким образом, борьба за память о князе, наконец, приобщила героя к лику святых. В завершение темы сходства российской и украинской государственных стратегий по популяризации образа великого князя нельзя не сказать о телевизионном проекте «Великие украинцы», транслировавшемся на одном из центральных украинских телеканалов в 2007-2008 гг. Победителем этого проекта стал именно Ярослав Мудрый (Великие украинцы). Интересно, что в России он оказался лишь на 38-й позиции в общем рейтинге (Результаты). Серьезное «отставание» наблюдается и в частоте упоминания имени Ярослава Мудрого в названиях городских объектов. Если в России они носят единичный характер (например, улица в городе Белебей, Республика Башкортостан), то на Украине улицы и площади имени великого князя встречаются во многих городах и селах (Черновцы, Мостиска и др.). Интересным источником, позволяющим сделать выводы о месте Ярослава Мудрого в массовом историческом сознании, служат социологические опросы. Проведенное нами социологическое исследование, направленное на выявление событий и явлений первостепенной важности в национальной памяти, дало следующие результаты: лишь 3,5 % опрошенных отнесли Ярослава к числу наиболее значимых деятелей отечественной истории - это девятый результат среди всех допетровских персонажей. Таким образом, Ярослав Мудрый, несмотря на очевидную политику популяризации образа, так и не стал пока значимым объектом памяти в постсоветской России. Иначе говоря, если на Украине Ярослав Мудрый является одним из национальных исторических лидеров, то в России он скорее герой второго плана. Однако причина этого, на наш взгляд, заключается не в спорности героя для российского сознания, а в различиях в самих героических пантеонах России и Украины, у которой просто нет после Ярослава столь впечатляющего ряда правителей. Очевидно,что в российском рейтинге «государственник» Ярослав проигрывает своему отцу-крестителю именно потому, что ему приходится конкурировать с такими государственными лидерами, как Александр Невский, Иван Грозный, Иван Великий. Однако это обстоятельство вовсе не означает, что фигура Ярослава не имеет большого потенциала для последующей популяризации в российском обществе, тем более в новых условиях необходимости постоянной борьбы за него с украинскими оппонентами. *** Подведем итоги. Современные черты миф о Ярославе I Мудром, в отличие от многих других персонажей допетровской истории, приобрел сравнительно поздно - в XIX - начале ХХ в. С одной стороны, это обстоятельство обусловило относительную слабость позиций Ярослава Мудрого в рейтингах исторической памяти российского общества новейшего времени и его «отложенную» канонизацию. С другой стороны, это же дает основание видеть перспективу дальнейшей интенсивной эксплуатации образа, основные элементы которого чрезвычайно важны для мировоззрения современного общества. Борьба за «наследство» Ярослава и память о нем между «элитами» современной России и Украины также обеспечивают постоянную актуализацию этой фигуры в общественном сознании. Зримым результатом данного процесса стала долгожданная канонизация Ярослава Мудрого, которая, в свою очередь, способна дать очередной импульс как новым практикам коммемораций, связанным с великим князем, так и очередному витку борьбы за право считаться его наследниками.

Скачать электронную версию публикации