Jakub Szela: The Unknown Pages of History.pdf В истории русинского народа имя Якуба Шели практически неизвестно, в отличие от, например, Андрея Савки - знаменитого «Робина Гуда лемков» из Дукли, повешенного польскими карателями, и «гуцульского Робина Гуда» Олексы Довбуша - воспетого в народных песнях и сказаниях руководителя повстанческого движения опри-шков в Закарпатье, о котором написано много книг и статей, сняты художественные и документальные фильмы, в честь которого названы улицы и скалы, возведены памятники, сочинены балет и опера и создан историко-краеведческий музей. Между тем у Якуба Шели и у таких известных предводителей казацко-крестьянских восстаний, мятежей и бунтов в Польше, Словакии, Венгрии, Румынии и на Украине, как Олекса Довбуш, Василий Баюрак, Андрей Савка, Юрай Яношик, Томаш Угорчик, Григор Пынтя, Шандор Рожа, Устим Кармалюк, Лукьян Кобылица и Андрей Боруля, много общего. Помимо того, что все эти люди были незаурядными историческими личностями, которым верили, подчинялись и за которыми шли на смертельный риск простые люди - русинские, словацкие, польские, венгерские, румынские и украинские крестьяне и казаки, всех их объединяет единство предпосылок, причин и мотивов, побудивших их организовать и возглавить крестьянские восстания, погромы, грабежи и бунты. Наряду с личными мотивами (в частности, польские и венгерские магнаты разоряли и обрекали на голод, нужду и лишения бедные лемковские и гуцульские семьи, в которых родились Олекса Довбуш и Василий Баюрак [2: 12; 3: 68]; Устима Кармалюка польский помещик А. Пигловский, грубо нарушив действовавший на тот момент императив о рекрутском наборе в Подольской губернии, отдал на 25 лет в армию; Якуб Шеля, представлявший галицийских крестьян в судебных процессах против польских дворян, незаконно захватывавших крестьянские земли и увеличивавших различные крестьянские повинности, безрезультатно долгие годы судился и обращался с жалобами к губернатору во Львов и за свою деятельность в интересах крестьян подвергся преследованию: был помещён в тюрьму, публично избит и унижен) у всех этих лидеров мятежников была основная, объединяющая их цели, решения и поступки причина - несправедливое и высокомерно-пренебрежительное отношение, проводившаяся столетиями политика «двойных стандартов» и дискриминация по этническим, языковым, религиозным и социальным признакам со стороны узурпировавших власть местных национальных элит, сопровождавшие и обрамлявшие сильный феодальный гнёт. Недостаточная изученность личности Якуба Шели и его до сих пор неоднозначно оцениваемой как в Польше и в Австрии, так и в России и на Украине исторической роли со стороны специалистов в области науки 74 рая Ml vf < ci ii I 2021. № 64 русинистики, которая, по верному замечанию М.Ю. Дронова, становится всё более авторитетной и популярной научной дисциплиной [4: 33], связана с вопросом о национальности Якуба Шели. Многие польские и австрийские историки долгое время считали его поляком, и лишь в последнее время благодаря исследовательским разработкам и находкам ученых из Польши он стал признаваться русином (северным лемком). Следует заметить, что как предположения, так и утверждения о русинском происхождении Якуба Шели высказывались и задолго до этих исследований, причём как в польской, так и в отечественной научной и публицистической литературе. Так, например, известный русский мыслитель и революционер М.А. Бакунин в своих сочинениях писал: «Шеля, Якуб (1777-1860 гг.) - мазовецкий крестьянин, русин, бывший солдат, возглавил галицийскую гайдаматчину в 1846 г. Родился в Тарнувском округе, долго служил в австрийской армии, вёл от имени своей деревни, в которой был старостою и, видимо, кулаком, длительный процесс с помещиком Богушем, принуждавшим местных крестьян к лишним барщинным работам. По польским источникам, оспариваемым его защитниками, осуждён за уголовное преступление на тюремное заключение» [1: 558]. О том, что Якуб Шеля был польским русином, писали и современные авторы. В частности, известный польский журналист, обозреватель, прозаик, поэт и драматург А. Стасюк писал, указывая разнящиеся с официально принятыми годы жизни Я. Шели: «1787-1862 или 1866 гг.» [25: 109]. Между тем польские историки (которые установили, что день рождения Якуба Шели по каким-то причинам не был записан в метрическую книгу - польскую метрику (metryka), однако нашли документы о его крещении в приходской церкви владений помещиков Богушей 15 июля 1787 г. и сделали вывод, что он мог родиться в день календарных именин Иакова) определили даты рождения и смерти Я. Шели: 14 или 15 июля 1787 г. и 21 апреля 1860 г. [10]. Отметим, что вопрос о деятельности и исторической роли Якуба Шели изучали многие польские историки, среди которых следует выделить таких исследователей, как Б. Бачинский, С. Биалас, Ч. Вучич, Ф. Зейка, Т. Каргол, С. Киневич, С. Радзиковский и К. Трациловский. Занимались им и австрийские ученые: Р. Каиндл, М. Краинский, М. Сала, Г. Шлиттер, Т. Шуберт и др. Личность Я. Шели привлекала исследовательское внимание и неоднократно упоминалась в трудах, посвящённых историческим проблемам [22], известного уроженца Галиции австрийского писателя Л. фон Захер-Мазоха, героями художественных произведений которого часто становились галицкие и прикарпатские русины («Одна галицкая история. Год 1846», «Дон Жуан из Коломыи», «Гайдамак», «Галицкие рассказы» и др.). История 75 Согласно данным, полученным современным польским историком К. Трациловским, разыскавшим потомков Якуба Шели, последний происходил из русинской католической семьи, и если фамилия его отца Яна - Шеля - является западнославянской, которая может относиться как и к восточнопольским, русинским и гуральским фамилиям, и к фамилиям представителей других этносов и этнографических групп, проживавших в то время в Подкарпатском воеводстве Польши, то фамилия его матери Анны Лукашов(н)ой (Anna tukaszo(w)na) является типично лемковской. К. Трациловским было установлено, что Анна переехала к своему мужу в селение (где впоследствии появился на свет Якуб Шеля), называвшееся Смарзова (с 2000 г. - Смаржова) и находящееся на северо-востоке от города Бжостек, из села Гбиская на реке Вислока, расположенного на юго-западе от города Стши-жува (эти земли оказались в эпицентре Галицийского восстания 1846 г.). Там до сих пор живут частично ополяченные семьи северных лемков-католиков, носящие эту фамилию в немного измененном виде - Лукашик (Лукасик). Примечательно, что на хорошо известной среди русинистов карте территорий преимущественного проживания русинов в 1920 г., составленной Павлом Робертом Магочием, селение Гбиская и его окрестности также отмечены как места проживания северных лемков [29]. Известно, что Якуб Шеля был трижды женат. Саломея Неверовская, последняя из его жён, тоже имела русинские корни, тогда как две другие жены были полячками. Т. к. в те времена русины (лемки) в Польше считались автохтонами, свободно говорили как на родном, так и на польском языке и исповедовали преимущественно униатство и католицизм, браки между ними и польскими крестьянами не были редкостью: в этом отношении более значимым был социальный фактор (сословное происхождение), нежели национальный (заметим, что как в объединениях восставших против польских помещиков галицийских крестьян, состоявших из поляков и русинов, так и в отрядах Устима Кармалюка, хорошо понимавшего польский, было достаточно много обедневших поляков из Подолья и Волыни - селян, мещан, деклассированных элементов и представителей мелкопоместной за-стенковой (околичной, шарачковой, заградовой, загонавой) шляхты -низшей категории польского дворянства). Крупный исследователь биографии Якуба Шели профессор Венского университета Т. Шуберт подчёркивает, что изначально имя Шели писалось как Яков, однако реформа орфографии, произошедшая в Польше в 1936 г., привела к замене в некоторых польских словах гласной буквы «о» на «у», и его имя стало писаться как «Якуб», что, по мнению учёного, несколько искажает историческую достоверность, а 76 g J Ml ci ii I 2021. № 64 потому он предлагает в научных трудах, посвящённых Шеле, писать его имя в изначальном варианте - Яков [27: 487]. В ряде польских источников начала и середины XX в. указывалось, что Я. Шеля в юношеском возрасте сжёг отцовский дом, за что был лишён наследства [11; 21; 20; 35], однако данная версия не имеет под собой никакой доказательной основы и до сих пор не нашла своего подтверждения (так же как и якобы распространявшиеся в родном селе Якуба Шели слухи об убийстве им своей второй жены). Следует заметить, что некоторые польские авторы не раз стремились выставить Шелю в негативном свете - как человека без строгих моральных принципов, алчного и бессердечного палача мелкопоместной шляхты, грубого и невежественного крестьянина. Даже известный польский писатель-коммунист Бруно Ясенский (В.Я. Зисман) писал о нём в своём знаменитом произведении - поэме «Слово о Якубе Шеле», переделанной им в 1927 г. в стихотворную пьесу «Галицийская жакерия», не только как о смелом и решительном народном заступнике, но и как о сладострастном, своекорыстном и жестоком человеке, который убил любовника своей жены [8]. Примечательно, что в этой поэме есть строки, намекающие читателю на то, что Якуб Шеля для его соседей-поляков далеко не «свой» и они, наряду с представителями духовенства (в период Галицийского восстания 1846 г. (т. н. Галицийской резни), были зафиксированы многочисленные факты убийств восставшими крестьянами ксендзов), его недолюбливают, считая его злым и мстительным человеком, закоренелым преступником и пьяницей [8]. Справедливости ради хочется отметить, что такой «портрет» Я. Шели далёк от действительности, т. к. он был одним из популяризаторов и активных участников движения трезвости, начавшегося в 1830-е гг. в Западной Галиции - одной из самых первых «социальных инициатив» в этих землях. Однако следует признать, что до начала Галицийского восстания 1846 г. Якуб Шеля всё же имел проблемы с законом: предполагают, что в 1805 г. он был зачислен в 35-й пехотный полк и при окружении австрийской армии под Ульмом попал в плен к наполеоновским войскам, откуда был освобождён либо сбежал [28: 834]. Однако последовавшее за этим событие подтверждается свидетельствами многих его современников: Я. Шеля, дабы избежать армейской службы, отрубил себе топором на левой руке мизинец и безымянный палец, изувечив при этом и средний палец. Заметим, что подобные случаи были тогда в деревнях и селах нередки (схожий поступок совершил упоминавшийся выше Устим Кармалюк: чтобы уклониться от рекрутства, он выбил себе два передних нижних зуба), поскольку многие русинские, украинские и словацкие крестьяне не История 77 хотели служить по принуждению в императорских и царских армиях и погибать в войнах за чужие интересы. Данное событие было охарактеризовано как низкий и малодушный акт членовредительства с целью дезертирства в статье польских журналистов, написанной ими с ультраправых позиций и опубликованной в 2014 г. в краковской газете «Dziennik Polski». После её выхода площадь в городе Вроцлав, названная в бытность коммунистической Польши именем Якуба Шели, по решению совета городской гмины перестала носить его имя и стала называться Площадью птичьей рощи. Не только эта небольшая газетная публикация, но и внушительная серия публицистических, научных и даже художественных произведений, изданных за последние десятилетия в современной Польше, ознаменовали собой новую страницу в истории менявшихся в зависимости от социально-политической конъюнктуры трактовок той исторической роли, которую сыграл крестьянин Якуб Шеля в судьбе польского государства. Если после событий 1846 г. в английской и французской прессе Шеля стал объектом едкой и уничижительной критики, невольно получив общеевропейскую известность, то в собственно польских изданиях середины и конца XIX в. он был показан незаурядным и достойным уважения человеком, ставшим первым предводителем польских крестьян, выступивших против крепостного права. К ним относятся драматическая пьеса «Туронь» Стефана Жеромского [34], научные работы польских историков М. Бобжинского, П. Рысевича, М. Яника и, конечно, большой пласт польского фольклора: песен, былин, сказаний, поговорок и пословиц, в которых русин Якуб Шеля предстаёт крестьянским героем и борцом за народное счастье. В XX в. на театральных сценах его роль исполняли такие выдающиеся польские актеры, как Е. Глыбин, К. Драч, Э. Каревич, И. Маховский, С. Ярач и др. Не только многие польские учёные XIX в. положительно характеризовали историческую роль Якуба Шели. Идеи и цели крестьянского восстания в Западной Галиции были высоко оценены Ж. Жоресом, П. Лафаргом, К. Марксом и Э. Эвелингом, а австрийская писательница баронесса Мария Эбнер фон Эшенбах, которая до 1848 г. владела крепостными крестьянами в Моравии, с большим сочувствием изобразила его в рассказе «Якуб Шеля», опубликованном в её книге «Dorf- und Schlossgeschichten» 1883 г. В 42-м томе Биографического словаря Австрийской империи (Biographisches Lexikon des Kaiserthums Oesterreich), писавшегося Константином Вурцбахом фон Танненбергом c 1856 по 1891 г., Шеля назван мужественным лидером и вдохновителем галицийских повстанцев, боровшихся против угнетения крестьян и засилья крепостнических порядков. Строгие, 78 рая Ml vf < ci ii I 2021. № 64 архаичные феодальные порядки и крайне тяжёлые условия жизни, часто вынуждавшие русинских и польских крестьян к эмиграции из Польши, очень точно и достоверно описаны в народной драме «Хлопская эмиграция» польского поэта и драматурга Владислава Людвика Анчица. В современных польских публикациях Якуб Шеля изображается уже не просто как антигерой - разбойник и палач, а как персонаж, символизирующий жестокость, ненависть и предательство, как некое земное воплощение зла. Показательной в этом отношении является книга польского писателя Радека Рака (получившего за неё 4 октября 2020 г. главную польскую литературную премию «Нике»), название которой говорит само за себя: «Сказ о змеином сердце, или Ещё одно слово о Якубе Шеле» [19]. Этот роман написан в историко-фантазийном жанре с элементами пародии, мистицизма, фантасмагории, тра-вестии и польских народных сказок. В частности, в нём повествуется о том, как Якуб Шеля отправился в подземную страну людей-змей и получил там для себя... змеиное сердце. В научных работах, издаваемых в Польше в последние годы, также отчётливо прослеживается тенденция очернительства личности Шели, причём нередко без каких-либо новых фактов и убедительных доказательств. Так, например, упоминавшийся выше венский историк Т. Шуберт пишет, что возглавленное Якубом Шелей народное восстание было поднято не им и его единомышленниками, а было инспирировано Россией и Австрией. Он указывает на то, что этому событию предшествовал Мюнхенгрецский съезд российского и австрийского императоров и прусского наследного принца в 1833 г., на котором в традициях Священного союза России, Австрии и Пруссии было принято решение о совместном упреждении действий польских заговорщиков, которое в виде письменного документа должно было быть оформлено в І845 г. во время визита российского императора Николая I в Вену. Идея спровоцировать антидворянское крестьянское восстание на юге Польши, по его словам, долго обсуждалась австрийским министром иностранных дел князем Клеменсом фон Меттернихом и российскими дипломатами, которые ставили цели подавить деятельность польского дворянского подполья, центром которого был Краков, укрепить австрийские территориальные приобретения в Польше и усилить позиции и имидж России как оплота справедливости и порядка в Европе [26]. Для иллюстрации своих доводов Шуберт приводит тексты почтовой переписки главы австрийского полицейского ведомства графа Йозефа фон Седльницкого и комиссара пражской полиции Морица Дейма, датируемой 1846 г., в которых есть фраза: «...теперь мы История 79 держим оружие против польского дворянства, и когда все сословия восстанут против него, мы безжалостно направим их против него», а также перечни расходов старосты (олдермена) польского города Тарнува Иоганна Брейндля, который, согласно его версии событий, распускал среди галицийских крестьян слухи о том, что местная шляхта планирует против них масштабные карательные акции, а затем лично сопровождал и курировал всю «Галицкую операцию» [26]. Между тем никакими подтверждениями своих ремарок и выводов об участии России в подготовке и развязывании Галицийского восстания 1846 г. этот автор не располагает, что делает их бездоказательными. Факт содействия и помощи австрийских властей русинским и польским крестьянам в ходе Галицийского восстания 1846 г. никаких сомнений и возражений никогда не вызывал и был убедительно доказан многими историками ещё до Т. Шуберта. Видный представитель русинистики П.Р. Магочий и его соавторы писали, что Якуб Шеля после восстания даже получил медаль от австрийского правительства [16]. Известно, что Я. Шеля после массовых крестьянских волнений почти два года находился «под опекой» австрийцев в г. Тарнуве и передвигался по городским улицам только в сопровождении офицера полиции, который охранял его от возможных покушений. Сотрудничество австрийской администрации с Якубом Шелей имело место ещё до начала восстания в Западной Галиции. В частности, он написал для австрийского правительства в 1845 г. постулаты в области избирательного права. Несмотря на своё крестьянское происхождение, русин Якуб Шеля был образованным, умным и разносторонним человеком, схожим в этом плане с Лукьяном Кобылицей - крепостным крестьянином, который возглавлял антифеодальные выступления на Буковине в 1840-х гг. и в 1848 г. стал депутатом австрийского парламента - рейхсрата. В то же время было бы в корне неверным рассматривать Я. Шелю как некоего сателлита и марионетку в руках австрийских властей. Пользуясь поддержкой со стороны австрийского правительства, он всегда сохранял свою независимость и нередко подчеркивал, что действует в интересах крестьянства и выступает против крепостного права. Когда после его адресованных австрийскому престолу настойчивых требований выпустить обещанный галицийским крестьянам императорский манифест об отмене крепостного права в Галиции австрийцы пригрозили ему тюремным заключением, он ответил им: «Только попробуйте, и тогда от Тарнува не останется камня на камне» [31: 287]. Показательно в этом отношении также и то, что в селении Хохолув Сандецкого округа крестьянские волнения приобрели антиавстрийский характер, однако польские и русинские крестьяне 80 g J Ml ci ii I 2021. № 64 из других сел их не поддержали и пресекли. Неподалеку от г. Бохня австрийцы были атакованы отрядом местных восставших крестьян, а само Галицийское восстание 1846 г., грозившее разрастись и перекинуться на Восточную Галицию, Словакию, Закарпатье и Буковину [12], в конечном итоге было быстро подавлено регулярными австрийскими войсками, спешно переброшенными в тот район, причём к некоторым особенно непокорным крестьянам австрийские военные применили суровые телесные наказания [15]. Независимая позиция Якуба Шели привела к тому, что императорские власти, осознававшие, что его дальнейшее пребывание в Западной Галиции становится для них неудобным и даже опасным, 6 февраля 1848 г. отправили его на Буковину, где он получил надел в 17 гектаров из казённых земель. В те же края помимо Я. Шели австрийцы переселили и большую группу других участников крестьянских волнений в Польше, немалую часть которых составляли этнические русины. Их потомки живут на Буковине до сих пор. В польской националистической среде в течение долгих лет активно распространялись слухи о том, что на Буковине Якуб Шеля якобы был убит группой польских шляхтичей, которые поклялись во что бы то ни стало отомстить ему, однако никаких доказательств этому нет. Неизвестно и место захоронения на Буковине Я. Шели, который в возрасте 78 лет скончался в австрийском Лихтенберге (ныне румынский Dealul Edri) 21 апреля 1860 г. [9; 36]. Русинское происхождение столь ненавистного польским шовинистам и праворадикальным патриотами Якуба Шели даёт ответ на вопрос, который до сих пор волнует умы в националистической среде: почему деловитый и зажиточный польский крестьянин из Галиции столь коварно и предательски «изменил» своему Отечеству, перешёл на строну захватчиков-австрийцев и так яростно, люто и беспощадно убивал своих мирных соседей - польских помещиков и ксендзов? Русинские крестьяне, подавляющее большинство которых были униатами, вооружались, организовывались в отряды (один из таких крупных отрядов возглавляли Якуб Шеля и его старший сын Станислав) и при содействии австрийских властей грабили и убивали местных шляхтичей-католиков ввиду не только классовой ненависти и неприязни, порожденных неравенством и крепостническим гнётом, но и национальной вражды и розни, т. к. они не подверглись навязывавшемуся им ополячиванию и поляками себя не считали. Успех австрийского влияния на галицийских крестьян был связан ещё и с тем, что они ощутили некоторое улучшение своих жизненных условий в ходе нового австрийского правления, которое казалось им гуманнее и снисходительнее, чем польское. История 81 Эти выводы подтверждаются как тем, что не только галицийские русины помогли австрийской администрации подавить антигабсбургские заговоры и мятежи польских патриотов (включая помощь австрийской армии в разгроме повстанцев в сражении при Гдове), но и прикарпатские русины точно так же и примерно в то же самое время помогали австрийцам сокрушить восставших венгров. А спустя три года, когда российская армия вошла в бывшие польские и венгерские владения, автохтонное русинское население Галиции и Карпатского региона горячо её приветствовало, скандируя знаменитые стихи-воззвания из сборника «Сын Руси» М.С. Шашкевича («Руслана») и осознавая свою неразрывную связь со всеми русскими. После этого И.Г. Наумович в своей знаменитой статье «Взгляд в будущее» напишет: «Все усилия дипломатии и поляков сделать из нас особый народ рутенов-униатов оказались тщетными... Русь Галицкая, Угорская, Киевская, Московская, Тобольская и пр. с точки зрения этнографической, исторической, языковой,литературной, обрядовой - это одна и та же Русь.» [7: 61]. Несмотря на то, что после раздела в конце XVIII в. Речи Посполитой между Россией, Австрией и Пруссией суверенная польская держава прекратила свое существование, польские дворяне сохранили свои права и привилегии и продолжали жить и властвовать на разделённых землях. Поэтому в Галиции, оказавшейся в австрийских владениях, крестьяне-русины оказались в зависимости как от австрийских императорских чиновников, так и от прежних польских помещиков, причём феодальный гнёт, панщина, жёсткая экономическая эксплуатация и дискриминация со стороны последних лишь усилились, а политика ополячивания и окатоличивания не прекратилась. Польская знать не только насаждала и всячески защищала свои архаичные, ортодоксальные и консервативные феодальные порядки, но и стремилась к свержению власти оккупантов. В 1845 г. польское дворянское подполье объединилось вокруг генерала Людвика Мерославского и тайно готовило крупное восстание, центром которого должна была стать Краковская республика (вольный город Краков). Готовившийся краковчанами мятеж был раскрыт и пресечён, а бунт в российской части Польши (Царстве Польском, Конгрессовой Польше, «Конгре-совке») также потерпел крах (мятежные поляки, напавшие в феврале 1846 г. на российский гарнизон в г. Седлец (Седльце), были обезоружены местными крестьянами и выданы ими российским властям). В то же время на территории Западной Галиции польское повстанческое движение было более масштабным, и его не удалось подавить сразу. Именно в тот момент австрийская администрация, будучи неплохо осведомлённой о длившихся веками и не решавшихся по-ci ii I 2021. № 64 82 ляками социальных, национальных и религиозных противоречиях, о яром недовольстве галицийских крестьян крепостничеством и барщинным трудом (панщиной), содействовала местному крестьянству в выступлениях против их господ, обещав им не только не оказывать никакого противодействия, но и отменить ненавистные им крепостное право и крестьянские повинности [6: 123-124]. Вооружённые волнения галицийских крестьян спровоцировал не только кризис феодально-крепостнических отношений в этом крае, но и голод в Галиции, вызванный неурожаями 1844 и 1845 гг. На то обстоятельство, что польская шляхта (по поверьям того времени, якобы происходившая от древних сарматов) была явно враждебна русинским крестьянам - представителям совсем иной социокультурной среды, указывает в т. ч. и та беспримерная жесткость, которая имела место во время Галицийского восстания (Галицийской резни) 1864 г. Крестьяне самыми жестокими способами убивали польских помещиков и связанных с ними местных польских служащих (презрительно именовавшихся ими «панами-ляхами», «царахами» и «сюртуками»), а также католических священников, не преследуя при этом габсбургских чиновников и евреев [38]. Семейства галицийских дворян также истреблялись: ни женщин, ни стариков, ни детей восставшие не щадили. По словам многих спасшихся, крестьяне четвертовали топорами и распиливали пилами схваченных помещиков, заживо сдирали с них кожу, заставляли родителей перед смертью смотреть на пытки и мучительную гибель своих детей [13; 14; 18]. Некоторым польским дворянам удалось сбежать в российскую часть Польши -Царство Польское, где они и их семьи получили защиту от российского наместника генерала-фельдмаршала Ивана Паскевича [5: 201]. За всё время восстания, длившегося около двух месяцев (с 19 февраля по апрель), было убито около 1 200 (по другим оценкам, от 2 000 до 3 000) чел. и разрушено порядка 500 помещичьих имений. Особенно пострадали усадьбы и землевладения в районе Тарнува (свыше 90 % поместий в Тарнувском округе были разрушены, включая усадьбу Богушей, которые притесняли Якуба Шелю и других крестьян), Бжостека, Лимановы и Ясло, где процент русинского (лемковского) крестьянского населения в те годы был наиболее высок [23: 82; 33: 112]. В польской исторической литературе до сих пор тиражируется мнение, что австрийские чиновники выдавали соль и платили крестьянам деньги не только за живых (по 5 флоринов) и мертвых (по 10 флоринов) польских дворян, но и за отрезанные у них головы. Нередко при этом утверждается, что, когда в «пункты оплаты», располагавшиеся в здании австрийской администрации в центре Тарнува, крестьяне приводили захваченных ими польских помещиков и узнавали, что История 83 выгоднее сдать только голову, они прямо у этого здания отрезали либо отпиливали головы у ещё живых пленников [32]; сцена таких «расчётов за головы» изображена на картине «Галицийская резня (1846 года)» польского художника Яна Левицкого (1795-1871 гг.), который за свои националистические и сепаратистские взгляды преследовался российской полицией. Однако на самом деле австрийская центральная власть не давала таких приказов и инструкций. Долгое время она лишь поверхностно знала о том, что происходит на территориях, охваченных восстанием, и впоследствии была глубоко потрясена беспрецедентной жестокостью [17; 24; 30]. Галицийское восстание 1846 г. имело серьёзные последствия: оно по сути уничтожило польское освободительное движение на юге, ударив по его движущей силе - мелкопоместным дворянам, привело к поражению Краковского антиавстрийского и антироссийского восстания 1846 г. (в ходе которого один из его организаторов польский писатель и философ Эдуард (Эдвард) Дембовский отправился с крестным ходом под хоругвями, крестами и иконами к отрядам крепостных крестьян, которые выступали на стороне австрийских властей, и был убит), нарушило планы польских националистов начать массовое общепольское восстание на территории Польши, разделённой между тремя империями, с целью восстановить её независимость. Именно после него вольный город Краков был взят российскими экспедиционными войсками, передан австрийцам и утратил свой независимый статус, войдя в состав Австрийской империи. Немаловажно и то, что под влиянием событий Галицийского восстания в польских шляхетских кругах получила распространение запоздалая идея примирения с крестьянством путём отмены крепостничества как «добровольного дара» со стороны дворянства [31; 37]. Якуб Шеля и его сподвижники добились своей главной цели: 17 апреля 1848 г. обещанный Веной крестьянам-русинам перед началом их кровавого восстания императорский закон отменил в Галиции крепостное право с его панщиной, а 9 августа 1848 г. этот судьбоносный и долгожданный закон, подписанный императором Австрии Фердинандом I, был распространён и на Буковину: тысячи русинских семей были избавлены от крепостной неволи. Роль Якуба Шели в Галицийском восстании 1846 г. трудно переоценить: неслучайно его фигура стала своеобразным символом этого восстания, приобретя в польской литературе «демонический» оттенок, а само это событие прочно ассоциируется с его именем. Вся жизнь этого человека, угнетённого и униженного существовавшим в ту пору феодальным строем, долгое время терпеливо, мужественно и безуспешно добивавшегося правды в судах и прочих властных инстанциях, утратив-ci ii I 2021. № 64 84 шего в итоге веру в правосудие, в справедливость и решившегося на поднятие кровавого бунта, была посвящена борьбе за народное счастье. Примерами своей стойкости, бескомпромиссности и многолетнего подвижничества он вдохновлял отряды крестьян Западной Галиции - русинов и поляков - на сопротивление ненавистному им режиму, внося тем самым существенный личный вклад в их общее дело - ликвидацию изживших себя феодально-крепостнических порядков и притеснений со стороны польской знати. Вопреки попыткам части польских историков придать Галицийскому восстанию 1846 г. исключительно социальный (межклассовый) характер и полностью игнорировать иные его причины, подчеркнём, что оно имело не только социальную, но и национальную и религиозную подоплёку. Не только жесточайшая эксплуатация (панщина в Галиции на момент её присоединения к Австрии доходила до 300 дней в году) и зависимое положение галицийских крестьян, многие из которых были русинами и униатами (греко-католиками), порождали их конфронтацию с польскими дворянами-католиками (панами): их протест также был следствием окатоличивания, ополячивания и грубых ошибок и просчётов в области межнациональных отношений. В силу данных факторов автохтонное русинское население районов Западной Галиции ещё до событий Галицийской резни приветствовало оккупацию территорий их проживания Австрийской империей, надеясь на изменения к лучшему. Эти изменения действительно произошли: проведённые австрийским престолом реформы привели к демографическому, культурному, образовательному и экономическому подъёму в Галиции, которую поляки превратили до этого в один из наиболее отсталых регионов Восточной Европы. А когда галичане-католики в 1809 г., в период противостояния Австрии и Франции, восстали и поддержали последнюю, считая, что Наполеон вернёт Польше независимость, русины-униаты выступили против восставших и помогли австрийской армии подавить этот путч. «Невыученные уроки» Галицийского восстания 1846 г. постоянно, раз за разом приводили поляков к усилению и разрастанию межэтнических и межконфессиональных конфликтов с галицийскими русинами. Так, два года спустя, в 1848 г., при очередной попытке поляков восстановить своё государство в его прежних границах в противовес созданной во Львове польской Центральной раде народовой русины Галиции сформировали собственную национальную организацию во главе с греко-католическим епископом Г.И. Яхимовичем, поддерживавшую Габсбургов, - Головну руськую раду. Её участники и сторонники - галицийские русины - вновь помогли австрийским войскам подавить польские мятежи.

Скачать электронную версию публикации