Oil, Marginalization and the Eastern Khanty.pdf Роли нефтегазовой промышленности в постсоветской России посвящена чрезвычайно обширная литература, включающая также научные исследования по воздействию нефтяного освоения на северные народы (Wiget and Balalaeva 1997, 2010; Уигет 1999; Мархинин, Удало-ва 2002; Stammler 2013; Stammler, Forbes 2006; Stammler, Wilson 2006; Хакназаров 2006, 2011; Логинов 2007; Нефть, экология, культура 2008; Бобылев, Григорьев и др. 2010; Вавер 2012). Значительная часть публикаций на эту тему представляет массивы статистических данных, в которых человеческое измерение локального воздействия неизбежно теряется. В данной статье, основанной на двадцатилетней исследовательской работе авторов в западносибирском регионе, говорится о воздействиях такого типа с использованием материалов, ранее не публиковавшихся. В то время как российская экономика прирастала плодами западносибирского нефтяного бума, для хантов и их исконных земель со всеми природными богатствами, которые находятся на земной поверхности, и которые во все обозримые времена доставляли этому народу пищу, кров, одежду и наличные деньги, социально-культурные, экономические и экологические последствия такого бума оказались сокрушительными. Стратегии, призванные обеспечить непростое сосуществования нефти и хантов, ненамного отличаются от известных сценариев индустриального развития в других странах. Крах Советского Союза обернулся катастрофой для коренного населения Западной Сибири. К 1989 г. начался нефтяной бум. Ханты-Мансийский автономный округ производил почти миллион тонн нефти ежедневно. Число жителей Ханты-Мансийска, столицы округа, составлявшее в 1990-е порядка 35 тыс. чел., выросло к 2010 г. более чем в два раза (80 151 чел.), но и в других нефтепроизводящих городах округа количество горожан увеличивалось с космической скоростью. Так, население Нефтеюганска, места рождения компании ЮКОС, сегодня насчитывает более 120 тыс. чел. Численность жителей Нижневартовска, где начался нефтяной бум, с момента получения им статуса города в 1972 г. увеличилась на порядок. Еще более драматичные изменения произошли с Сургутом. Городу потребовалось 375 лет с момента его основания в 1594 г., чтобы его население превысило отметку в 10 тыс. чел. В связи с этим советская административная система и присвоила ему в 1968 г. статус города. Сорок лет спустя численность населения Сургута, большая часть которого связана с производством нефти, превысила 300 тыс. чел. и продолжает расти быстрыми темпами. Коренных же жителей (восточные ханты, говорящие на сургутском диалекте хантыйского языка) в Сургутском районе насчитывается всего около 3 тыс. чел., половина из которых, как и прежде, живет в тайге (Итоги Всероссийской переписи населения 2012). Нефтяное развитие в Западной Сибири пережило три исторических этапа: советская эра командной экономики и централизованного управления, годы перестройки и хаос, воцарившийся между появлением новой Конституции «сильной исполнительной системы» 1993 г. и экономическим крахом августа 1998 г. Сейчас начался четвертый этап, который, видимо, правильно отождествлять с укреплением вертикали власти. На этом этапе в чрезвычайно подвижном социополитическом контексте незрелых юридических институтов регионы оказались затерты между расползающейся макроэкономикой и выпочковывающимися микроэкономиками. Нельзя отрицать, что путинская административно-законодательная консолидация принесла свои плоды и, в свою очередь, уже к 2007 г. укрепила промышленность и региональные бюджеты. Если, однако, посмотреть на картину с точки зрения экологической безопасности, то в терминах и критериях теории менеджмента окружающей среды Ансоффа и Макдонелла ситуация в Западной Сибири попадает где-то между категориями «Прерывистая» (уровень 4), и «Удивительная» (уровень 5) (таблица) (Ansoff, McDonnell 1990). Если язык схемы перевести на общедоступный, то это означает, что на государственном уровне старые стратегии управления, которые при всех своих недостатках все-таки обеспечивали его, больше не позволяют не только контролировать производственные факторы, но и бесполезны в отношении сколь бы то ни было эффективной интеграции функций государства, общества и рынка. Возмущение в развивающейся среде (Ansoff, McDonnel 1990) Возмущение Повторяюще- Расширяю Изменяю- Прерыви- Удивисреды еся щееся щееся стое тельное Региональ- Региональное. Глобальная экономика Сложность Национальное Национальное ные техноло- Социальногии политическое Обычность событий Обычные Экстраполируемые Прерывистые. Прерывистые. Обычные Необычные Скорость Медленнее Сопоставимо Быстрее изменений чем ответ с ответом чем ответ Обозримость будущего Повторяющееся Прогнозируемое Предсказуемое Частично предсказуемое Непредсказуемые неожиданности Уровень возмущения 1 Низкий 2 3 4 5 Высокий Начиная с 2000 г. и, более конкретно, с «дела» ЮКОСа, правительство РФ руками двух монополистов, Газпрома и Роснефти, утвердило мало-помалу контроль над производством, очисткой и распределением нефти, убив при этом двух жирных зайцев. Во-первых, теперь стало невозможным накопление таких капиталов, которые позволили бы бросить вызов авторитету государства, а во-вторых, наоборот, стало возможным собрать все недоимки в государственную казну. На местном же уровне отношения между этими элементами имеют традиционно, как показывает опыт нашей более чем двадцатилетней работы в регионе и журналистские расследования экспертно-информационного канала «Чиновник.ру» (Чиновник.ру), неофициальный характер. Личные связи между представителями местных администраций и «капитанами» промышленности играют даже большую роль, чем при советской власти. Для коренного населения эта ситуация транслируется следующим образом - им остаются маленькие местные, городские и поселковые рынки, не сообщающиеся с национальной или международной торговлей, где все также строится на личных отношениях. Накопительный эффект деградации физической среды оказался разрушительным для тех природных ресурсов, которые снабжают хантов пищей, одеждой и наличными деньгами. Когда читаешь о богатых рыбных промыслах на Средней Оби, которые оставались таковыми еще до 1970 г., поражает масштаб потерь. Сегодня большинство рыбопродуктов, потребляемых в главных городах Югры, импортные. Браконьерство и постоянно растущий спрос на мясо, вызванный необходимостью кормить нефтяные вахты в отдаленных районах, привели к сокращению поголовья лосей и дикого северного оленя. Домашние олени также находятся под угрозой, и не только в результате браконьерства. Хантыйская женщина из Тромъеганского района, особенно пострадавшего в средовом отношении в 90-е (Сургутнефтегаз), рассказывала, что ее зять потерял целиком свое оленье стадо в 100 голов вследствие того, что олени пили загрязненную воду (фото 1, 2). Фото 1. Вред, наносимый окружающей среде. Нефтяное месторождение возле г. Покачи, 1994 г. Фото авторов Фото 2. Выжигание нефти с почвы как метод ликвидации аварийных разливов в Сургутском районе часто приводит к лесным пожарам и уничтожению оленьих пастбищ, 1994 г. Фото авторов Священные места и другие важные компоненты культурного ландшафта были разрушены или изменились почти до неузнаваемости. Нефтяное освоение бесспорно оказало и оказывает воздействие на духовную жизнь и религиозные практики хантов. Непосредственное воздействие достигается, например, исключением или ограничением доступа к религиозно значимым компонентам культурного ландшафта, таким как места погребений, жертвоприношений, священные места -природные, маркированные священным преданием, среди которых возвышенности, высокие берега, мысы, речные пески, священные рощи, верховья рек и места слияния рек, священные лабазы, а также археологические памятники. Приезжающие на рыбалку нефтяные рабочие оборудовали себе лагерь на берегу Тромъёгана у подножья холма, известного местным хан-там как Торым-Кот, Дом Небесного бога. Это религиозно-ритуальное место регулярного паломничества и традиционных обрядовых практик (например, сюда приезжали ханты-молодожены). Вершина холма поросла деревьями, среди которых выделялась высокая береза - священное дерево, по преданию, печная труба дома одного из верховных богов. На ветвях деревьев висели жертвенные оленьи шкуры и куски ткани - приклады. Холм был вандализирован предприимчивыми рыбаками, многие деревья срублены. Другой говорящий пример - это холм под названием Ими-Яун, Мать рек, расположенный к северу от тромъёганской деревни Русскинская. Несмотря на публичные возражения коренного населения, холм был срыт. Все, что осталось на сегодняшний день, - это открытый карьер почти в километр длиной, полкилометра шириной и почти десять метров глубиной (фото 3). Подоплека этой истории - не идеология и не хулиганство, а казенный бюрократический прагматизм, способный уничтожить все природные священные места северной цивилизации. В бассейне Оби немногие существующие возвышенности - главный резерв песка, используемого для строительства приподнятых дорожных полотен, бурения и сооружения площадок, которые необходимы как часть инфраструктуры, связанной с расширением нефтедобычи. В наш приезд в тромъёганский район в 1992 г. геолог упомянул об этих песчаных залежах как о «нашем богатстве». Фото 3. Возле г. Когалыма. И. А. Сопочин показывает место, где раньше был священный холм Ими-Яун, к которому приезжали молиться ханты восточной части округа. Теперь это песчаный карьер. Фото авторов Ханты-Мансийский автономный округ - Югра стал в период перестройки полигоном серьезных политических экспериментов. Сейчас, два десятилетия спустя, приходится заключить, что указанные эксперименты хотя и проводились энергией и волей людей, верящих в благотворность близких перемен, и были, бесспорно, продиктованы добрыми намерениями, также имели непредвиденные и непросчитанные негативные последствия. 5 февраля 1992 г., несмотря на сопротивление делегатов, представляющих нефтяные интересы, Совет народных депутатов ХМАО, подвигнутый к действию масштабами уничтожения традиционных культур северных народов и очевидной необходимостью по крайней мере частично компенсировать урон, утвердил «Положение о статусе родовых угодий в Ханты-Мансийском автономном округе», за которым последовали документ «О механизме внедрения Положения о статусе родовых угодий в Ханты-Мансийском автономном округе» и Указ, выпущенный главой администрации ХМАО А. Филипенко 27 февраля 1994 г. (Статус малочисленных народов России 1994). Принятие этих законов привело в движение юридический процесс официального определения границ семейных охотничьих территорий (родовых угодий) и выдачи правительственных актов, подтверждающих, что право пользования этими землями принадлежит семьям, живущим на них. Этот юридический процесс начался довольно быстро: согласно статье 21 уже упомянутого Положения, нефтяная компания, стремящаяся осваивать подземные ресурсы на семейных охотничьих угодьях коренного населения, должна была получить письменное разрешение от главы семьи еще до начала разведки или производства. Статья 22 того же Положения требовала внятного экономического соглашения, одобренного уполномоченным представителем административной власти, между владельцем угодий и промышленной компанией. Экономическое соглашение определяло (1) период и условия работ, проводимых на данной территории, (2) полную компенсацию за все потери, связанные с освоением, (3) заранее оговоренный и согласованный раздел доходов от освоения территории и, наконец, (4) арендную плату за использование земли (Статус малочисленных народов России, документ № 319). Два месяца спустя президент Ельцин подписал Указ № 397 от 22 апреля 1992 г. «О неотложных мерах по защите мест проживания и хозяйственной деятельности малочисленных народов Севера», в котором также указывалось на необходимость установления границ земельных участков коренного населения и получения согласия хозяев угодий до отчуждения земли. Сегодня уже накопилось достаточно материала, чтобы можно было ответить на вопрос о том, что данные экономические соглашения означали для хантов. Один из первых конфликтов, связанных с новой политикой, произошел во время стремительного освоения Тянского нефтяного месторождения на севере Сургутского района, захватывающего верховья рек Тромъёган и Пим (нефтедобывающая компания Сургутнефтегаз). Там произошло прежде небывалое - громкие публичные протесты коренного населения, включающие такую демонстративную акцию, как установление чума на автодорожном мосту. Несмотря на это, работы по освоению месторождения продолжались. Стихийный референдум, организованный коренным населением Тяна, показал единодушное нежелание тромъёганских хантов жить по навязываемым им правилам. Районная власть, оробевшая вначале от жестов политической воли «младшего брата», быстро предприняла ответные шаги - результаты референдума были признаны недействительными, а административные границы района изменены так, что во время нового официального референдума голосующим большинством было уже население нефтяных районных центров, материально заинтересованное в развитии промышленного проекта. Во время летней экспедиции 1994 г. мы взяли интервью у коренной жительницы С-ной, которая была возмущена соглашательской позицией своих соплеменников-соседей, подписавших договор с Сургутнефтегазом. Соглашение стало возможным благодаря административным манипуляциям с границами территории, которая была поделена таким образом, что соседи С-ной, жившие, в отличие от нее, на приличном расстоянии от нефтяных вышек, проголосовали «за» и, как победившее большинство, получили компенсацию за развороченную землю С-ной. «Больше одного раза эти нефтяники приходили к нам, и всякий раз мы отказывались. В этот раз кажется, что свои же люди нас продали. Наши же ханты сделали это. Я знаю этих людей. Почти все новые здесь. Я знаю, что даже если скважины были бы сделаны на их собственной территории, они были бы счастливы. Если это причинит им неудобство, они просто уедут, но мне с [мужем] ехать некуда. Наши старики жили здесь с начала времен. И даже если нам было куда ехать, зачем нам нужно уезжать? Нефтяники и газовики гоняли людей как стадо, туда-сюда, взад-вперед, так что люди потеряли все по дороге, все: своих детей, хозяйство, все. Если они расположат эти скважины поблизости, здесь не будет никакой рыбы, никакой брусники и вообще ягод, и нам будет не на что жить. Когда мы жили с отцом [свекром], у нас было так много ловушек повсюду, что мы добывали ондатр тысячами. [Брат. - Э.В., О.Б.] приезжал к нам тогда; он помнит. Теперь это хорошо, если кому-нибудь удается несчастную сотню добыть, и если они начнут работать здесь, не будет даже этого. Мы живем с этого озера, даже хотя мы уезжаем в лес зимой». Для С-ной компенсация по экономическому соглашению казалась оскорбительной, а опасности сосуществования с людьми и машинами, связанными с нефтедобычей, не сводились только к экологическим проблемам. «Нефтяники никогда не помогали нам, и не помогут теперь. Что нам делать с одноразовой компенсацией? У нас шесть человек в семье. Сто сорок тысяч рублей. Столько стоит один раз съездить в Сортым [пос. Нижнесортымский. - Э.В., О.Б.]? А что после этого? Вся семья может просто умереть. А они поставят вокруг эти "кусты" [буровые. -Э.В., О.Б.]. И дело даже не в голоде. Кто-нибудь просто может тебя убить! Нам приходится иногда оставлять детей одних. Что, если мы вернемся домой, а дети мертвые? Это самое страшное. Они говорят, что они поставят заграждения на дорогах, но это ничего не значит. Рыбаки по дороге проходят совершенно свободно. Они приходят охотиться и ловить рыбу. Весной они действительно пропускают машины по какому-то списку, но так не будет всегда. Они и на вертолете постоянно летают в одно и то же место. Т-а жила здесь прежде, но теперь она живет в Русскинской. Для нее ничего не значит подписать что угодно. Она просто хочет отделаться от нефтяников. Может быть, они и выполнили свои обещания ей, но никогда для нас... Так что мы ничего не берем у нефтяников и ничего не подписываем от них, кроме Акта об отказе. Я совершенно отказалась от них. И все равно они собираются ставить свои "кусты" в 2-3 км отсюда. Даже охотники боятся приходить сюда, а что говорить о том, чтобы оставаться одной - все может случиться. Сколько ужасных историй случалось раньше в прошлом по сравнению с теперешним временем? Мы хотим жить, как раньше наши отцы и деды жили, не протягивать руку за куском хлеба. Мы будем честно жить нашим собственным трудом. Люди пришли сюда с края Тромъёгана, чтобы получить за это деньги. О чем они думают? Конечно, теперь мы непосредственно страдаем, но скоро это будет их проблема. Если бы все ханты были на одной стороне, тогда не было бы ссоры. Но теперь ханты ссорятся между собой. Ну, так я готова спорить с целым миром» [ПМА-1]. Опыт С-ной - совсем не исключение из правил. Общеизвестно, что отечественные нефтяные компании в Западной Сибири продолжают захватывать новые территории и получать астрономические доходы, общим местом является и то, что деньги, которые компании тратят на поддержку коренного населения, смехотворно малы и несопоставимы с доходами самих компаний. Тем не менее нефтяники не всегда выполняют даже те условия, которые перечислены в скромном экономическом соглашении, но это уже другая история. Отчего же округ и районные администрации заявляют в унисон с «нефтяниками», что они «постоянно помогают хантам»? Дело в том, что указанные стороны избрали своей стратегией так называемую канадскую модель, которая понимается таким образом, что компенсация коренному населению должна включать строительство местных школ, жилья в деревнях и поселках и прокладку автомобильных дорог за счет промышленных структур, которые отдают на это часть доходов в региональную казну. Несмотря на то что звучит это привлекательно и рационально, к коренному населению все эти социальные блага имеют очень малое отношение. Более того, коренное население очень хорошо понимает, что, получив такого рода «компенсацию», они будут вынуждены оставить свои земли, что все выгоды от такой компенсации достанутся главным образом некоренному населению вообще и работникам нефтяных предприятий в частности и, разумеется, самим компаниям, для которых строительство дорог - это возможность дотянуться до самых отдаленных уголков. Подобную дорогу построили в верхней части Б. Югана, куда в прежние дни можно было добраться только по реке на моторной лодке за три дня пути или вертолетом (фото 4). И эта «компенсация» предлагается в таком политическом климате «хочешь -бери, хочешь - не бери», в котором ни местная деревенская администрация, ни жители территорий традиционного природопользования не имеют права на фиксированную долю прибыли, получаемой от выкачивания нефти из их земли. Фото 4. Новый автомобильный мост, построенный через р. Б. Юган, который соединяет дер. Тайлаковы и месторождение с Тюменью. Фото авторов Даже те ханты, которые давно перебрались в деревни типа Русскин-ская или Юбилейное, считают, что их руки связаны этим соглашением. В Юбилейном ханты подписали соглашение с Когалымнефтегазом на строительство шести домов в 2005 г. Дома, построенные за счет экономического соглашения, - бессовестная халтура, они непригодны для жизни. Руководители хантыйской общины надеялись, что они получат компенсацию деньгами и смогут контролировать строительство жилья, но их ожидания были обмануты. Им было сказано, что если они получат деньги на руки, то им придется платить налог на прибыль (ПМА-2) (фото 5). Фото 5. Южнокиняминское месторождение. Типовой жилой дом легкой конструкции, построенный в качестве компенсации за отданные в эксплуатацию земельные участки. Фото авторов К 2006 г. так и не появилось юридической базы для взимания «компенсации», а юридический статус родового угодья был аннулирован. Тем не менее понятия родового угодья и экономического (компенсационного) соглашения стали частью не только административной системы, но и общественного сознания: руководители общин до настоящего момента сохраняли уверенность в том, что выплаты компенсации будут продолжаться в любом случае. Города нефтяного бума, легкие деньги и социальная дезорганизация Нефтяной бум привел к быстрому росту населения, преобразившему деревни типа Угута, Русскинская и Юбилейное, которые исторически служили контактными зонами между коренным населением и некоренным, сторожилами и новоселами. До того, как Западная Сибирь стала территорией экстенсивного нефтяного освоения, урбанистическим центром Среднеобья был главным образом Сургут. В деревнях-спутниках насчитывалось по несколько сот человек. Удаленные районы были действительно удаленными. Даже нестарые ханты помнят, как ездили из этих мест в Сургут на нартах, запряженных оленями. Сегодня большинство городов Средней Оби связаны на юге с Тобольском, Тюменью и Екатеринбургом системой автомобильных дорог, проезжих в любую погоду, и круглосуточным воздушным транспортом со всеми крупными городами России. Крупные сибирские города, помимо всероссийского теле- и радиовещания, имеют местные медиаресурсы. Вся эта инфраструктура, с одной стороны, с каждым днем проникает все глубже в тайгу, но с другой стороны, навязываемый таежным жителям контакт является, скорее, виртуальным. Коренным жителям до сих пор приходится приезжать в административный центр для улаживания самых простых дел бумажного «характера», но и их ожидания и реальность претерпели серьезные изменения. Русскинская - деревня, расположенная в среднем течении Тромъ-ёгана, имеет население в 1 870 человек, из которых 986 - представители коренного населения (преимущественно ханты). Как и Нижнесортым, Русскинская - деревня советской эпохи, однако в 90-е она превратилась в крупный административный центр, обслуживающий новоприбываю-щее население, наплыв которого связан с расширением производства нефти на севере Сургутского региона. Русскинской район имеет территорию, охватывающую более 26 500 км2, большая часть которой - болота с клиньями суши, покрытой сосняком (сельское поселение Русскинская). Когда мы прилетели в Русскинскую в марте 1992 г., нас встретили ныне покойный создатель и руководитель национальной общины «Ханто» Иосиф Антонович Сопочин и его жена, этнограф Аграфена Семёновна Песикова. Главной темой всех дневных и ночных дискуссий была уже упомянутая история с тьяновским месторождением, где в ходе предвыборных махинаций были так ловко изменены административные границы района, что семьи, которых освоение не затрагивало совсем, оказались в большинстве. Второй референдум в новых границах, проведенный для того, чтобы придать видимость законности тья-новской лицензии, действительно продемонстрировал результаты, устраивавшие нефтяное и региональное руководство. В это же время А. Прасолов, председатель районной русскинской администрации, жаловался, что приватизация обернулась потерей дохода для деревни, так как нефтяные компании больше не платят налоги районному правительству. Землю эти компании покупали через региональный лицензионный комитет, который не давал себе труда довести информацию о совершенных сделках до всех заинтересованных сторон, будь то председатель сельсовета или хантыйская община. Эти заинтересованные стороны просто были поставлены перед фактом, что земли у них больше нет. Развороченные обугленные участки были объявлены неподходящими для проживания хантыйских семей и безотлагательно проданы, буквально «выдернуты из-под них» государством, а люди переселены в деревни вроде Русскинской. Маршрутный автобус из дер. Русскинской в дер. Тромъёган (Юбилейное), где жили братья И.А. Сопочина, идет местами нефтяных промышленных строек, складов, мимо двух нефтеочистных предприятий, участков полностью сгоревшего леса, развороченных гусеницами вездеходов, мимо покореженного проржавевшего трубопровода, вдоль которого тянутся бороздки, заполненные темной масляной жидкостью. В 1995 г. в Юбилейном безработица среди хантов составляла 100%, зато на деньги Когалымнефтегаза была построена новая школа. Вместе с быстрым развитием инфраструктуры, темпы которого были пришпорены результатами нефтеразведки в крае, в Русскинской были построены новые жилые дома, в 1994 г. кирпичные, а в 1997 г. - деревянные, все в новых районах на выселках. Местные рассказывают, что наркомания среди молодежи и алкоголизм приобрели невиданный раньше размах. В 1997 г. в поисках кого-то из местных мы зашли в новый многоквартирный дом и прошли в пустую квартиру, где была открыта дверь. Большая запущенная комната стояла без мебели, а единственное окно было разбито. На полу валялись куски оленьей шкуры, обрывки бумаги, обгоревшие спички и сигаретные окурки; в туалете была куча мусора, пустые бутылки из-под самой дешевой водки. Квартиры, которые были предоставлены ханты в качестве компенсации за отчуждение земли, были местами регулярных выпивок. Обычная бытовая сценка в деревне - мужчина и женщина, ханты в национальной одежде, бредущие, качаясь, по улице или сидящие на земле, привалившись к забору в разной степени алкогольной интоксикации. Сообщения о пьяных драках и несчастных случаях на воде - повседневная картина. В маленьких американских городках, сопоставимых по масштабу с Русскинской, возникших в результате нефтяного бума на западе страны, похожий сценарий стремительных социально-экономических перемен также включал повсеместное пьянство, развал семей и увеличение преступности, превышающее демографический рост населения; часто эти проблемы были равномерно распределены среди новоприбывших и старожилов. Частично экспонентный рост социальных потрясений можно объяснить относительной изоляцией сельскохозяйственной общины, оказавшейся объектом сильнейшего и никак не ожидаемого воздействия, которое определяется несовпадением ценностных установок у новопоселенцев и старожилов и неформализованным характером коммуникативной связи, которая является социальным связующим веществом для этих двух групп (Kassover, McKeown 1981). Эти факторы особенно важны, потому что исключительно внутригрупповое общение и взаимодействие, хотя и упрочивает внутригрупповую солидарность, часто способствует тому, что другая группа продолжает пребывать в невежестве относительно первой. Это невежество порождает одновременно противоречивые эмоциональные отклики: негативный (страх, брезгливость, презрение) и позитивный (экзотика, новизна), которые в долгосрочной перспективе ведут к полному разобщению и создают почву для потенциальных конфликтов. Эти проблемы настолько хорошо известны на Западе, что на основании оценки социального воздействия формируются новые социальные программы или корректируются уже существующие для того, чтобы стимулировать межгрупповое общение, выстроить чувство взаимного уважения и совместного вклада в будущее общины. В ХМАО подобных программ не существует. Проблемы усугубляются еще и тем, что существовавшая до недавнего времени система квот для коренных жителей при приеме на работу приказала долго жить. Без административного нажима нефтяные компании предпочитают не нанимать коренное население на работу, поскольку мужчины ханты, как правило, не знакомы с трудовой этикой наемного работника, получающего зарплату, и поэтому, с точки зрения кадровиков промышленного предприятия, ненадежны. Высокая текучесть работников хантов на таких предприятиях, так же как и сцены уличного пьянства, несомненно, подпитывают уже сформированные культурные стереотипы и предвзятость, так что руководство самой мощной индустрии в крае уже не желает даже держать на повестке дня вопрос об обеспечении работой коренных жителей. Единственным исключением является специфическая должность представителя компании «по работе с коренным населением». Эта должность существует в каждой крупной нефтяной структуре. Ее, как правило, занимают ханты, имеющие не только образование, но и, что более важно, опыт работы в сельских советах или других организациях в советский период. Этот опыт вместе со знанием условий жизни соплеменников и языка позволяет им позиционировать себя как посредников, старающихся согласовывать интересы обеих сторон, особенно при планировании новых проектов или обсуждении экономических соглашений. Поскольку они работают на компанию, то корпоративные интересы представляют для них приоритет, и главный смысл их деятельности заключается в том, чтобы убеждать соплеменников идти навстречу предложениям нефтяников. И.А. Сопочин, который недолго работал в этом качестве в начале 1990-х гг., и П.С. Молданов, работавший в этой должности значительно дольше, делились с нами своими мыслями по поводу этой деятельности. Хотя оба сознавали, что эта работа повышает их социальный статус, создавая своего рода культурный капитал, они остро ощущали бремя и двойственность своего положения. Потребление и нарождающиеся классы В то же время доступ к нефтяным деньгам от экономических соглашений вызвал к жизни новый социальный феномен - быстро растущую группу коренного населения, принадлежащего к поколению тридцатилетних, которые не видят никакого противоречия между движением в сторону современного консьюмеризма и этническим самоопределением. В конце 90-х годов привычно было слышать, как люди говорят о «новых русских», которые при загадочных обстоятельствах сколотили состояние и демонстративно растрачивали его. Западная пресса в то время подчеркивала контраст между «новыми русскими» и «старыми русскими» (иногда они буквально имели ввиду пожилых людей), воплощавших уходящую «русскую душу». Не существует «новых хан-тов» в этом смысле, но есть ханты, которые не видят никаких противоречий в том, чтобы и сохранять традицию и получать от этого дивиденды, как хотел этого инуит, который разъяснил Дункану Прайду, что его соплеменники предпочитают обогреваться пропаном и ездить на снегоходах, хотя «белые люди» в Оттаве хотели бы, чтобы инуиты оставались «традиционными» (Pryde 1971). Примером новой жизненной философии коренного населения могут служить две хорошо нам известные большие семьи юганских хантов. Большая семья состоит из нескольких семей взрослых родных братьев. Старшие братья из обоих семейств - умелые охотники, не замеченные в пьянстве, закончившие полную среднюю школу и отслужившие в армии. Они вполне уверенно ведут дела с деревенской администрацией, хотя в городской среде с районными чиновниками чувствуют себя значительно менее уверенно. Главы обоих семейств дали разрешения на выдачу лицензии на часть их земли под нефтяное освоение. Деньги от компенсационных соглашений братья использовали для покупки электронной аппаратуры, магазинной мебели и всевозможных консервов. Хотя семьи до сих пор живут в деревянных рубленых домах, у этих домов нетрадиционный план: внутренние стены, образующие несколько отдельных комнат, оклеенные обоями, - вместо одной большой общей комнаты и холодных сеней. На стенках висят постеры с поп-идолами и другие консьюмеристские символы, члены семей смотрят телевизоры, приводимые в действие электрогенераторами, работающими на бензине, в основном «мыльные оперы» и спортивные программы. Братья одними из первых обменяли старые подвесные советские моторы на дорогие импортные (Johnson, Yamaha) не только потому, что последние более надежны, но и потому, что это знак статуса. Доставлять домой это добро - нелегкое дело, поскольку обе семьи живут на расстоянии пяти часов путешествия на моторной лодке от дер. Угут. Члены этих семей измеряют уровень жизни и хороший вкус наличием предметов роскоши. Высокая самооценка братьев покоится на их способности добывать все эти блага. Усилению чувства классового разделения у хантов, разъедающего социальные взаимоотношения, способствует, таким образом, доступ к предметам потребления и постоянное вмешательство в дела хантыйской общины со стороны местных коммерсантов, нефтяников, деревенской администрации. Во время летней экспедиции 2004 г. мы остановились перекусить в одном семейном поселении (юрте), хозяин моторной лодки, который вез нас в верховья реки, остался сидеть в ней. Мы пошли в дом, ожидая, что наш спутник, хозяин лодки, присоединится к нам. Через некоторое время стало ясно, что дольше ждать бессмысленно, и мы выразили недоумение по поводу его отсутствия нашей хозяйке, которая сразу же ответила, что он и не придет и что он, наверное, будет столоваться в другом доме в другой семье. «Они, значит, родственники?» - предположили мы. «Нет, - ответила наша хозяйка, - но он никогда не заходит к таким, как мы». Когда мы попросили ее объяснить, что она имеет в виду, она сказала: «Богатые люди не ходят в гости к таким беднякам, как мы». Традиционные этические нормы здесь требуют, чтобы люди, путешествующие по воде, не только останавливались бы в каждой юрте, но и заходили «выпить чаю» в каждый дом. Можно предположить, что нашу хозяйку уже сноббировали и не один раз, поскольку она привыкла и примирилась с чувством дискриминации. Чувство это было обоюдное, поскольку другие члены общины рассказывали нам, что хозяин моторной лодки не пользуется популярностью, потому что он живет более зажиточно, чем его соседи, что подтверждается не только новым подвесным мотором, электрогенератором, телевизором и доступом к бесплатному бензину по экономическому соглашению с нефтяниками. Вполне вероятно, что видимые различия в имущественном положении только растравливают «старые раны» - давно существовавшие чувства зависти и соперничества между семьями, и, кроме того, имущественные различия среди обских угров существуют примерно столько же, сколько существует народ, тем не менее присутствие в быту названных предметов потребления, легкость, с которой некоторые семьи сегодня могут приобретать их, и скорость, с которой они ведут к технологической зависимости и, в некоторых случаях, к деградации, - это новое явление. Все вышеперечисленное только увеличивает разрыв между состоятельными хантами и их менее удачливыми соплеменниками, которые чувствуют себя обойденными и из чувства обиды («они не имеют дела с такими, как мы») часто отказывают упомянутым братьям в самых основных формах гостеприимства, таких как приглашение зайти в дом и выпить с дороги чаю. Такие возрождающиеся классовые различия, как мы уже отмечали, не в диковинку для хантов, социальная организация которых исторически характеризовалась экономическими различиями, основанными на семейной экономике и имевшими классовый характер, однако легкие деньги только для некоторых стимулировали демонстративный консьюмеризм (фото 6). Фото 6. Демонстративное потребление в малых масштабах. Демонстрация всех видов чая, привезенных на Юган. Фото авторов Приватизация нефтяной индустрии в постсоветский период создала такую социально-экономическую ситуацию, которая внедрила в сознание некоторой части коренного населения открытие, что земля - это товар, и, стало быть, можно торговать правами на ее использование. Сами того не зная, эти «новые ханты» берут на вооружение историческую стратегию своих дореволюционных дедушек, которые прибыльно сдавали в аренду песчаные отмели и другие рыбные угодья русским купцам. Хотя мы уже привыкли рассматривать перемены, произошедшие в стране, главным образом как следствие развала Советского Союза, для хантов более важным элементом в динамике процессов аккультурации и декультурации оказалась возобладавшая в 90-е годы картина социального разложения, вызванного стремительной урбанизацией периода нефтяного бума. Результаты социальной дезорганизации определяются «отсутствием узнаваемых ожиданий в отношении (человеческого) поведения или противоречиями и несовместимостями внутри узнаваемых ожиданий в отношении поведения» (Raines 1997). Эрозия общепринятых в каком-то районе или какой-то группе ожиданий часто вызывается притоком нового населения, чьи ценности и опыт легитимизируют альтернативный круг ожиданий. Интерес к чужому, сопровождающийся страхами, притягательностью экзотики и отвращением, ведет к переоценке сложившихся ожиданий. Атмосфера города - порождения нефтяного бума - подтолкнула некоторых хантов к отрицанию самоидентичности советской эры, что привело к возникновению новых возможностей для тех, кто изменился сам и тем самым моделировал альтернативы для других. Не бывает в экономических соглашениях ни таких денег, ни таких технологий, чтобы совершенно эмансипировать хантов от земли. В де

Скачать электронную версию публикации