Authorities and state officials as portrayed in the 19 century memoirs of Siberian merchants.pdf Введение Для изучения истории купечества и истории управления важно понять, каков был образ власти и чиновничества в представлениях сибирского купечества, как купцы воспринимали и оценивали деятелей сибирской администрации, разделяли ли купцы центральную власть и местное управление, как относились к тому и другому, какие факторы влияли на формирование и эволюцию отношения к власти. В данной статье эти вопросы рассматриваются на материалах купеческой мемуаристики - дневников, воспоминаний, путевых записок, созданных представителями этого сословия, жившими и действовавшими в Сибири в XIX столетии. Выбор таких хронологических рамок объясняется уровнем развития как мемуаристики - XIX в. считается ее «золотым веком», так и купеческого самосознания - в этот период оно формируется, но еще существует в качестве некоего самостоятельного (или почти самостоятельного) феномена. В начале XX в., с ростом интенсивности модернизационных процессов, купечество втягивается в политическую жизнь, превращаясь в иной социально-политический субъект. Поставленный вопрос находится на стыке нескольких активно развивающихся направлений исторической науки - истории купечества, истории управления и чиновничества и истории ментальностей. По каждому из них имеется обширная литература. Основательный историографический анализ представлен в статьях В.П. Бойко и Е.В. Комлевой (Бойко 2014; Комлева 2014). О большом интересе к истории купечества и серьезном уровне проработанности темы свидетельствует и появление справочных изданий (Дмитриенко 2014, Энциклопедический словарь 2012, 2013). Есть ряд исследований, в которых рассматриваются близкие темы: характеризуются взаимоотношения купечества и чиновничества, отношение купцов к власти и ее агентам, освещается история купеческой мемуаристики и купеческого менталитета. Интересные и содержательные выводы и наблюдения об эволюции отношений между властью и предпринимательством в Сибири XVIII -первой половины XIX в. сделаны преимущественно на материале восточной ее части В.П. Шахеровым (2006, 2015), Е.В. Комлевой (2006) и А.Н. Гаращенко (2015). То же применительно к Западной Сибири XVIII-XIX вв. осуществлено В.П. Бойко (1996, 2007). В его же фундаментальном труде (2007), а также в статьях и книгах В.Н. Разгона (1999: 611-651; 2001) и других авторов (Скубневский, Старцев, Гончаров 2001) подвергнуты анализу духовная культура, менталитет сибирского купечества, рост его сословного самосознания, процесс «социального и личностного становления». В одной из статей Ю.М. Гончарова (2001) охарактеризованы представления современников о купечестве. Однако вопросы, которые ставятся в данной статье, до сих пор практически не привлекали внимания исследователей. Специально сибирской купеческой мемуаристике посвящены кандидатская диссертация и несколько статей Н.Ю. Кошено-вой (2005, 2011), а также статья Е.В. Комлевой (2015), но и в них вопрос об отражении в этих источниках отношения купцов к чиновникам и власти не рассматривался. Между тем обращение к купеческой мемуаристике позволяет выявить содержание представлений о власти и чиновниках людей с разным статусом, культурным уровнем, интересами, но принадлежавших к купечеству, проследить изменение этих представлений в зависимости от эпохи и условий жизни и деятельности. Купеческих мемуаров было написано сравнительно немного, это справедливо и применительно к сибирской мемуаристике. Из общего числа авторов сибирских мемуаров, написанных в течение XIX в., удалось определить статус 621 человека, из них 31 (т.е. 5 %) определены как коммерсанты (Матханова 2010: 109). Убедительным представляется объяснение Ю.М. Гончарова (2001: 211): «Для гильдейцев не было характерно хранить семейные архивы, писать дневники и мемуары, к формированию семейных архивов не располагала. невысокая генеалогическая устойчивость купеческих родов». Вообще условия хранения рукописей в купеческой среде, во всяком случае в XIX в., не способствовали сохранению мемуаров и дневников. Однако исследования Е.В. Комлевой (2015: 95) показали, что «еще остается часть интересных мемуарно-эпистолярных источников, написанных купцами в конце XVIII - первой половине XIX в., пока еще не обнаруженная». Характер и содержание представлений о чиновничестве и власти купцов зависели от ряда факторов. Прежде всего, это региональная специфика. Справедливо отмечал В.П. Шахеров (2015: 59): «Социальному и личностному становлению сибирского купечества во многом способствовало то, что его представители были заняты на таких службах, которые требовали образования и смекалки, предприимчивости и имущественной ответственности». Среди современников весьма распространено было мнение, что «сибирские купцы далеко опередили русских» (Черепанов 1879: 67). Различалось отношение к чиновникам и власти западносибирских и восточносибирских купцов. Существенное значение имели и такие факторы, как объем и характер собственно коммерческой деятельности купцов-мемуаристов, их финансовое положение и обусловленный этим положением статус. Разный уровень информированности и характер представлений о власти и ее агентах был, например, у коммерции советника П.Т. Баснина и далекого от высшей администрации кузнецкого купца 3-й гильдии И.С. Конюхова, хотя оба они оставили сочинения мемуарного характера. О П.Т. Баснине его внук писал, что дед несколько раз бывал в Петербурге, приглашался на придворные балы, дружил со Сперанским, которого постоянно навещал и во время опалы, и в бытность того сибирским генерал-губернатором (Баснин 1903: 152, 158). Хотя иркутский купец А.В. Белоголовый не принадлежал к богатейшим и «именитым», но в бытность свою управляющим Амурской компанией он, как вспоминал П.И. Пахолков (2003: 202), был вызван в Петербург и понравился «своими проектами, которые он излагал с такою ясностию и так увлекательно, был даже представлен многим министрам, которые остались довольны его умными беседами». Большое значение имели не только масштаб коммерческой деятельности, но и личные качества купца, его способности, ум, энергия, сноровка, приобретенные в деловой сфере. Все это не могло не сказаться на оценке и понимании смысла и значения действий администраторов. Уникальное явление - записки П.И. Пахолкова. Пароходовладелец, участник экспедиций на Амур, он много читал, самостоятельно выучил английский язык, имел богатый опыт практической коммерческой деятельности, побывал в Китае, Японии, США, не говоря уже о Сибири и Дальнем Востоке. Он имел склонность к размышлениям и рассуждениям, анализу и обобщению. В его записках представлено несколько развернутых, глубоких характеристик деятелей администрации разного уровня - от генерал-губернаторов до полицмейстеров. Можно сказать, что в мемуарах П.И. Пахолкова и П.Т. Баснина не просто отражено представление купцов о чиновниках, образ чиновника ими конструируется. Авторы сознательно подчеркивают определенные черты, стремятся убедить в своей правоте потенциального читателя. В этом контексте важно обратить внимание на то, что Пахолков намеревался предать свое сочинение суду «господ потомков», а аналогичное намерение Баснина высказано в неявной, но легко читаемой форме. На отношение купцов к чиновникам не мог не повлиять опыт столкновения или сотрудничества с представителями власти. Деятельность и многочисленные конфликты с сибирской администрацией золотопромышленника М.К Сидорова хорошо известны. Соответственно и его высказывания о таких деятелях администрации, как енисейский губернатор П.Н. Замятнин и генерал-губернатор Восточной Сибири М.С. Корсаков, были крайне негативны. Он обвинял этих «начальников края» в преследовании за развитие «промышленности в Туруханском крае», так как будто бы «готовили его к продаже во всем его составе или в отдачу на долгосрочную аренду начальством избранному лицу, со всеми в нем жителями... под тем предлогом, что он доставляет казне только одни убытки» (Сидоров: 199). Попытка Сидорова пожертвовать в 1864 г. крупную сумму - 60 тыс. руб. - на распространение грамотности в Тобольской, а не в Енисейской губернии (294), очевидно, была обусловлена предпочтением, которое он отдавал А.И. Деспот-Зеновичу перед П.Н. Замятниным. Не случайно так много внимания купцы-мемуаристы, характеризующие чиновников, уделяют Иркутскому губернатору Н.И. Трескину и сибирскому генерал-губернатору М.М. Сперанскому. И, разумеется, оценка их во многом определяется отношениями с этими деятелями администрации. Так, П.Т. Баснин (1903: 153) обрисовал в «мемориалах» образ Сперанского «с самой лучшей стороны, как человека и как чуткого администратора, желавшего принести добро, пользу огромному краю, в котором чиновничий произвол и насилие свили прочное гнездо». Трескин же выглядел как олицетворение зла, который «в угоду своему покровителю генерал-губернатору (И.Б. Пестелю) неистовствовал и давил всякую попытку освободиться от его жестокого самодурства и деспотизма, как «человек с низкими инстинктами и продажно покладистой совестью» (Баснин 1902: 543). Напомню, что записки П.Т. Баснина дошли до нас в изложении его внука, инженера, и были подготовлены к печати в конце XIX - начале XX в., так что трудно сказать, кому принадлежали яркие формулировки. И все же негативные образы Трескина и его приспешников, как известно, существовали не только в текстах и сознании данного автора, но и в представлениях других купцов. Задолго до публикации они транслировались в устных беседах. Даже в самых непритязательных характеристиках отдельных чиновников просматриваются те стороны деятельности представителей власти, которые выделяли, ценили или осуждали купцы. Составляющие образа чиновничества и власти в сибирской купеческой мемуаристике На оценке чиновников сказывалось влияние их деятельности на коммерческие интересы купцов, внимание к этим интересам. В записях П.Т. Баснина (1903: 167) отмечено, что «Сперанский очень заботился о поддержке кяхтинской торговли и выхлопатывал разные льготы тем фирмам, что поставили свое дело на прочное основание», требовал вести дело с китайцами «честно до щепетильности». При этом Баснин, как, впрочем, и многие другие купцы, нисколько не осуждал попытку М.М. Сперанского - такую обычную для всех администраторов - «посоветовать», «направить» купцов. По словам Баснина (1903: 167), Сперанский приглашал купечество направить свои капиталы на развитие Якутского края, видя в нем «скрытый запас колоссальных богатств». В записках П.И. Пахолкова (2003: 183-184) передано недовольство купцов действиями влиятельного чиновника Амурской области Н.А. Хитрово: «... водка тогда ввозилась из-за границы морем без всякого акциза, и по этому поводу из-под пера Хитрово, при подкупе иностранцев, выходили самые дикие, несообразные распоряжения и законы: так, продавать водку дозволено было лишь иностранцам да одному русскому купцу Есипову; а мы, имеющие несчастие родит[ь]ся русскими и в своей земле, не имели этого права, под видом якобы мы люди неблагонадежные и чрез нас произойдет распространение излишнего пьянства. многие друзья мои иностранцы с особенною надсмешкою отзывались об этих, бывших распоряжениях Хитрово и не скрывали выразить свое мнение, как это было дико и глупо со стороны представителей русского правительства!» Почти все купцы-мемуаристы в своих оценках представителей местной власти указывали на их участие в постройке и исправлении дорог. Понятно, что эта сфера управленческой деятельности была особенно важна для купечества. Жена золотопромышленника А.А. Баркова (1887: 175) отмечала, что земский исправник А.И. Зыбин по желанию губернатора В.К. Падалки превратил «дорогу из Красноярска до Енисейска в прекрасное шоссе. Делалось это крестьянами, работа, говорят, была ужасно трудная». П.И. Обухов (1869: 565) рассказывал записывавшему воспоминания современников о Сперанском В.И. Вагину, что Н.И. Трескин «был прекрасный, распорядительный начальник»: он выстроил триумфальные ворота, сделал «великое дело» - улучшил и выстроил дороги. А то, что «с казной он делился порядочно, и на счет взяток тоже» - это, разумеется, ни рассказчика, ни других современников не смущало. Пахолков к числу самых важных преобразований Н.Н. Муравьева-Амурского относил «отличное устройство дорог, преимущественно так называемого Российско-Сибирского тракта» (167). Порой требования к уровню и характеру управленческой деятельности выходили за пределы узко сословных и / или классовых интересов. П.И. Пахолков, имевший «самые теплые» отношения с губернатором И.К. Педашенко, представлял его «отличнейшим человеком», которого характеризовали «бесконечная доброта и гуманность». Но в его записках образ Педашенко не соответствует требованиям к хорошему губернатору: в годы его управления «стала развиваться в Амурской области золотопромышленность в значительной степени, в такой стране требовался человек с большей энергией к деятельности, человек распорядительный и с самостоятельным характером: вот этого-то всего и не было в Педашенке... Он был человек отличнейший, но на этот случай есть русская пословица: "Лишняя доброта (или простота) хуже всякого воровства!"». Первый губернатор Амурской области Н.В. Буссе представлен деятельным, заботливым, «на приемах обходительным, а по служебным обязанностям» требовательным. Но, «по своему маленькому умишку», он предлагал купцам несообразные затеи - вроде того, чтобы «занять и начать постройки на низменной, никуда не годной местности» (Пахол-ков: 188-189). Иркутский 1-й гильдии купец П.М. Герасимов «время Сперанского» застал еще мальчиком, но решительно утверждал, что «правление его ничем не замечательно. Была только запутанность... он не был администратор, он был только умный человек на бумаге. Трескин был редкий, отличный администратор. Лоскутов был тоже отличный администратор» (Герасимов 1869: 581-583). Жестокость чиновников, склонность их к суровым телесным наказаниям рядом авторов-купцов не осуждалась, если она приносила результаты. Как и в любых эго-документах, в купеческих мемуарах представлены не только деловые, но и человеческие качества чиновников. Порой умение общаться, демократизм и доступность ценились не в меньшей, а даже в большей степени. Вспоминая добрым словом Иркутского губернатора А.В. Пятницкого, оставшийся неизвестным представитель купеческого сословия отмечал, что Пятницкий был особенно расположен к купечеству (ГАИО, б. д.: 2), «в отправлении должности вел себя как всем доступный и внимательный начальник», «правя губерниею, он особенно отличался редкою чертою - добродетельным терпением» в частном быту (ГАИО, б.д.: 4 об. - 5). А.А. Литвинцев (1869: 576) замечал, что А.С. Лавинский был отличный генерал-губернатор - «простой и добрый». Это особенно подкупало после «громов и молний» Трески-на. П.Т. Баснин (1902: 545) писал об иркутском стряпчем Л.В. Петухо-ве: «... честнейший человек, гуманнейших воззрений и пытавшийся воевать, хотя безуспешно, с целым сонмом судейского персонала». Он же много раз красочно описывал зверства и жестокости чиновников при Трескине. Личные ценностные установки и приоритеты неизменно влияли и на представленные в мемуарах образы чиновников. Иногда купцы не слишком разбирались в вопросе о круге действий и полномочий разных деятелей администрации. К.А. Антонов (1996: 247) замечал такие заслуги генерал-губернатора Восточной Сибири Н.П. Синельникова: «... начал вал по Ангаре для предохранения города от затопления» и постройку театра. В то же время он указывает, что «из деяний» генерал-губернатора А.П. Игнатьева «в Иркутске ничего замечательного не осталось, кроме скотопрогонного тракта в Монголию», и очень скептически пишет, что «его приближенные отзываются о нем как о деятельном человеке», который «много работал над проектами». А.А. Литвинцев так отзывался Вагину о законопроектах М.М. Сперанского: «А законы его, - ну, вы знаете, всякая лягушка свое болото хвалит. Были люди, - любили Сперанского, - хвалили и законы его. другие не терпели его, - ну, и законы не нравились» (575). Однако встречались и противоположные ситуации. В целом одобряя распорядительность Н.И. Трескина, П.И. Обухов высоко ценил важные перемены в управлении, осуществленные по предложению Сперанского. «Уставы его, когда были изданы, производили благодетельное впечатление; все были довольны. Ведь до того у нас были только указы: тысяч 50 их было. От этого и расплодились разные с приписью подьячие. Чиновников при нем было немного. Ведь чиновники главное стали наезжать только со времен Муравьева, а до того все были свои, сибиряки» (565). Последнее замечание указывает на другую важную проблему. По-разному сибирские купцы относились к приезжим и «своим» чиновникам. Первых чаще всего рассматривали «под микроскопом», непременно указывая на их промахи и недостатки. Вторым прощалось почти все. Это было естественным следствием прочных родственных, деловых, дружеских связей местного купечества и чиновничества. Нередко купцы прекрасно понимали, какое значение на практике имели даже сравнительно невысоко стоявшие в официальной иерархии чиновники. Неслучайно писавшие о Трескине обычно указывали на роль секретаря губернатора Ф.Ф. Белявского. Правитель канцелярии губернатора П.В. Казакевича Хитрово представлен важной фигурой в записках П. И. Пахолкова. В то же время в иных мемуарах купцов порой проскальзывало представление, что для региона и его населения, в том числе и коммерсантов, мало значили не только те или иные качества деятелей администрации, но и вообще само их существование. В воспоминаниях о молодых годах Н.М. Чукмалдина (1997: 103-104, 105) чиновники выступают как внешняя сила, чьи неотвратимые и пагубные действия могут только вредить. Золотопромышленник В. Д. Скарятин (бывший чиновник и будущий публицист, был гораздо образованнее и имел более широкий кругозор) писал: действия губернаторов мало что значили; грабежи прекратились в 1830-е гг. при наислабейшем и неспособнейшем из русских губернаторов В.И. Копылове. А энергичный, образованный, желавший добра А.П. Степанов был бессилен (Скарятин 1862: 130131). Печально известный исправник Е.Ф. Лоскутов «усмирял злодеев, проводил иркутскую дорогу, поселял на ней ссыльных, приучал их к мирной жизни». Это достигалось ужасными средствами, казнями и зверствами. Но каков результат? Благоустроенные им колонии исчезли (136). Встречались и противоположные ситуации. М.А. Зензинов писал М.С. Корсакову в 1868 г.: «Высоко и глубоко я ценил, чтил и любил графа Николая Николаевича как государственного мужа и труженика, столько сделавшего добра для Сибири Восточной» (ЦГАМ 1868: Л. 18). Для этого автора генерал-губернатор - это прежде всего государственный деятель. То же относится и к П.И. Пахолкову. Сурово осуждая Н.Н. Муравьева-Амурского за гонения на купцов, рассказ о его деятельности и личности он завершает образно и выразительно: «.он, батюшка наш, уехал в Петербург и уже не возвращался... А жаль нам теперь его! Когда мы увидали, что преемники его генерал-губернаторства оказались людьми настолько ограниченных способностей, что нельзя было допустить никакого сравнения с блестящими дарованиями Муравьева, и мы охотно теперь забыли некоторые его дикие выходки с нами, а великие его дела остаются ежедневно пред нашими глазами!» (169). Пахолков сумел дать самую, пожалуй, лучшую характеристику и следующему генерал-губернатору: «Корсаков был человек самых обыкновенных способностей, но при этом человек добрый и благонамеренный, многих особенных реформ он в свое генерал-губернаторство не произвел, но текущие дела вел честно и исправно, и в общем смысле оставил по себе память доброго и честного начальника» (198). Важной и распространенной составляющей образа сибирского чиновника в общественном мнении, общественном сознании вообще и в коллективных представлениях отдельных социальных групп считается его взяточничество. Отношение к этому явлению в первой половине XIX столетия было довольно спокойным. Как уже не раз отмечалось, взяточничество воспринималось как явление обыденное, хотя все же и не одобрялось общественным мнением, особенно во второй половине столетия. Общепризнанно, что «взятка упрощала и ускоряла решение многих вопросов», но в исторической перспективе, разумеется, оказывала «разлагающее влияние на формирование в России... правового государства и основ гражданского общества» (Шатохин 2009: 297-298, Матханова 2013). У этой проблемы есть и такой аспект: как представлен был образ чиновника-взяточника в мемуарах сибирских купцов, какое отношение высказано в них и к самому явлению, и к его распространенности. Следует учитывать, что на взглядах, настроениях и представлениях купечества не мог не сказываться господствовавший с середины XIX в. в литературе и публицистике негативный образ чиновника. А.И. Баркова (174) пишет о горном исправнике, что это был «неглупый и хороший человек, но нелюдим порядочный. золотопромышленники платили ему дань, но все же он менее был известен поборами, нежели его помощник». Не раз уже цитировались слова Н.М. Чукмал-дина о том, что «в Сибири было неистребимо мнение, что чиновник или судья не мог не брать взяток и мог сделать правым виноватого и обратно. В случае, если чиновник не брал "подарка", то подноситель объяснял это тем, что "видно, мало", но не порядочностью чиновника» (331). Классическую формулу привел П.И. Пахолков: «Впрочем, особенного что-нибудь такого злого и худого я за Хитрово не знаю, он был из тех взяточников, которые если и возьмут взятку, то уж и сделают дело, а с такими людьми еще можно было в то время жить» (184). Но при этом одной из основных заслуг Н.Н. Муравьева-Амурского тот же Пахолков считал успешную борьбу со взяточниками, явно преувеличивая ее результаты (167). Купцы, особенно крупные, не раз бывавшие в Москве и Петербурге, могли и должны были разбираться во многих вопросах политики. Невозможно согласиться со странным и весьма противоречивым утверждением И.А. Чуканова (2015: 154): «.купцы не имели явных политических пристрастий, т.к. были совершенно отрезаны от мира политического. У них, конечно, были свои политические симпатии и антипатии, но политическая воля отсутствовала. Поэтому в любой период власть предержащие стремились отстранить купцов от политики, т. к. ... любое политическое движение могло привлечь купцов на свою сторону, пользуясь их невежеством в этой области общественной деятельности». Полный и абсолютно идентичный текст статьи был ранее опубликован под несколько иным названием и фамилиями двух авторов (Галимова, Чуканов 2012). Высказывание Т.В. Копцевой (1998: 13) о том, что к губернатору «купцы относились с должным почтением и обращались как к последней и высшей (справедливой инстанции)» явно противоречит сведениям о многочисленных конфликтах и жалобах купцов на губернаторов, в том числе и о таких экзотических ситуациях, когда красноярский городской голова И. К. Кузнецов едва не схватился с губернатором А.П. Степановым врукопашную (Комлева 2006: 225). Характеризуя отношение к власти и чиновникам купечества Западной и Восточной Сибири, исследователи приходят к несколько различающимся выводам. Ю.М. Гончаров (2001: 224) писал применительно к западносибирским купцам: «. большая самостоятельность и предприимчивость сибиряков, удаленность региона от центра страны приводили к тому, что сибиряки практически не интересовались делами за Уралом, были более аполитичными и даже равнодушными к официальной идеологии Российской империи». В.П. Бойко (2007: 295), анализируя менталитет купцов этого же региона, отмечал отсутствие у них «политической и социальной самостоятельности, стремления к политической свободе». Иначе, очевидно, складывалась обстановка в Восточной Сибири, особенно в Иркутске, где противоборство купечества с чиновничеством имело давние традиции. В. П. Шахеров, А. Н. Гаращенко и другие исследователи приводят многочисленные примеры конфликтов восточносибирских купцов с отдельными чиновниками и борьбы с произволом чиновничества в целом. Вероятно, эти различия были обусловлены и объективными причинами, в том числе разным масштабом и характером коммерческой деятельности. Отличия могли быть обусловлены и большим произволом местной администрации в более далеком регионе, и разным отношением центральной власти, которой в конце концов пришлось прислушаться к жалобам купцов Восточной Сибири. И все же поиски компромисса были неизбежны. В.П. Шахеров (2015: 67) отмечает: «Взаимоотношения между сибирскими властями и купечеством носили противоречивый характер, но общей тенденцией были поиски компромиссных решений. Сибирские предприниматели стремились уйти от прямых конфликтов с властью, пытаясь привлечь ее на свою сторону». А.Н. Гаращенко (2015: 262, 359) считает, что заинтересованное финансово иркутское купечество было вынуждено пойти на сотрудничество с губернатором Н.И. Трескиным. В.П. Бойко (2007: 292) также заключает: «Стремление получить более высокую прибыль заставляло часть западносибирских купцов занимать несвойственную им роль оппозиционеров государственным учреждениям в лице акцизного управления, хотя политически они все были благонадежны и к правительству относились лояльно. Более того, при сравнении купцов с другими сословиями они оказывались более законопослушными»; в целом «интересы купцов и чиновников в Томске не противопоставлялись, не противоречили друг другу, но происходило их взаимопроникновение, взаимное влияние, своеобразный синтез» (351). Признавая значение экономической подоплеки конфликтов и компромиссов между купечеством и чиновничеством, следует учитывать, что на их взаимоотношения, особенно в Сибири, накладывал отпечаток и существовавший «межгрупповой конфликт купечества и дворянства» (Федоркова 2005: 20). В купеческой мемуаристике отразилась противоречивость установок, мышления, коллективных представлений: с одной стороны, купечество осознавало собственное значение, а с другой -признавало превосходство дворянства (23). Нельзя не учитывать и общую тенденцию роста сословного и личностного самосознания (Разгон 2001: 38, Семенова, Аксенов 2007: 4). Образ центральной власти представлен в купеческих мемуарах гораздо реже. В «мемориалах» Баснина центральная власть - спасительница от произвола и насилия местной. В записках Пахолкова она выглядит непоследовательной и неразумной: «...в начале шестидесятых годов правительство находило нужным возводить укрепления около Николаевска и ассигнованы были значительные суммы для этого; потом, когда нашли нужным сделать главной порт во Владивостоке, то все было заброшено в Николаевске и все усилия правительства устремились на юг!» (179). Этот выдающийся мемуарист критикует и кадровую политику центра, высказывая «удивление и недоумение, как такой великой человек (Н.Н. Муравьев-Амурский) сошел с поприща сво[е]й деятельности еще в полной силе своих умственных способностей, и. не принимает никакого видного участия в высшей администрации России, между тем мы ежедневно видим, как жалкие посредственности выступают вперед и играют видные роли!?» (169). При любом сколь угодно критическом и даже обличительном отношении к самым высокопоставленным чиновникам никогда купцы не осуждали и не обсуждали монарха. В разных текстах о Сперанском не раз повторялась формула Баснина: «Государь, в заботах своих о его верноподданных, послал к нам Михаила Михайловича для искоренения зла и неправды» (1903: 169-170). Удивительно высказывание московского купца, уроженца Тобольска, комиссионера Российско-Американской компании Федора Ивановича Шемелина (1816: 273): «Свобода есть первое правило торговли, которое, по предписаниям закона, ни от кого не должно быть нарушено. Свобода - душа торговли, которая одна только всегда оживотворяет коммерцию всех народов». Необходимо, чтобы власть здешних начальников простиралась токмо на предметы, ближайшие к их обязанности -«стараться о сохранении тишины и общего спокойствия, а купля и продажа должны быть оставлены в покое». Заключение Мемуары всегда отражают самосознание авторов, осознание ими себя в системе общественных связей. Для купечества одним из важнейших векторов таких связей и взаимоотношений, наряду с представителями собственного сословия, были деятели администрации. Анализируя имеющийся корпус сибирской купеческой мемуаристики XIX в., можно заметить в рассматриваемых сочинениях несколько уровней рефлексии и презентации представлений о власти и ее агентах - от простых описаний отдельных знакомых чиновников до попыток первоначального, а затем и более глубокого и серьезного обобщения. Характер и содержание представлений купцов о власти и ее агентах зависели от ряда факторов, в том числе от деловых и человеческих качеств деятелей администрации, осведомленности купечества о действиях чиновников. Во второй половине столетия появляется больше критических рассуждений и замечаний даже о центральной власти, что, очевидно, объясняется влиянием настроений, все более распространявшихся в печати и общественном мнении вообще. Из купеческих мемуаров видно, что представления о чиновниках серьезно влияли на отношение и к ним, и к власти вообще. Более адекватный образ деятелей администрации был у тех купцов, кто имел возможность более тесно общаться с ними.

Скачать электронную версию публикации