Alaska in modern Russian geopolitical rhetoric.pdf Аляска обречена оставаться в российско-американских отношениях как единица сравнения, своего рода политико-литературный троп - стилистический оборот, в котором произошел семантический сдвиг слова от прямого значения к переносному. Писатель Владимир Рокот (Рокот 2007: 341) 18 октября 1867 г. сибирский линейный батальон и отряд солдат из девятой американской пехотной дивизии встретились на центральной площади Ново-Архангельска, столицы Русской Америки (рис. 1), чтобы принять участие в официальной церемонии спуска государственного флага России и подъема звездно-полосатого флага США. Церемония знаменовала окончательную передачу этой территории Россией в пользу Соединенных Штатов за 7,2 миллиона американских долларов. В 16:00 капитан Алексей Пещуров отдает приказ спустить российский триколор. Вслед за этим представитель правительства США, генерал Лавель Руссо приказывает поднять американский флаг. Так завершилось непродолжительное семидесятилетнее присутствие Российской империи на северо-западе Северной Америки (рис. 2) (Black 2004: 286-287). Рис. 1. Ново-Архангельск, столица Русской Америки (Wymper 1869: 590) Рис. 2. Карта российских владений на северо-западном берегу Северной Америки (Пядышев 1823) Руководствуясь краткосрочными внешнеполитическими и внутриполитическими интересами, Александр II и узкий круг его приближенных приняли решение избавиться от своего заморского владения, составлявшего 6% всей территории империи. Едва ли зная о самом существовании Русской Америки, мало кто из российских житилей тогда обратил внимание на это событие. За исключением держателей акций Российско-американской компании (РАК), чьи финансовые интересы пострадали вследствие этого неожиданного решения императора, мало кто также огорчился по поводу продажи Аляски. В наше время в средствах массовой информации и популярной исторической беллетристике сюжеты, связанные с историей Русской Америки и ее последующей продажей США, встречаются часто, особенно в последние пятнадцать лет. Цель данной статьи - во-первых, обозначить источник такого пристального внимания к теме российского присутствия в Северной Америке; во-вторых, проанализировать содержание той основной массы книг и статей, которые формируют представления российского общества об Аляске. Главный мой тезис заключается в том, что эмоционально-политические всплески вокруг такой маргинальной и малопонятной темы, как Русская Америка, берут свое начало в самой природе нынешнего русского национализма, который испытывает серьезную психологическую ломку, с трудом освобождаясь от имперской идеи. Несмотря на то что часть русских националистов сегодня активно выступает с резкой критикой геополитических амбиций политического руководства страны и своих проимперски настроенных коллег, историческая ностальгия по Российской и советской империи остается все еще сильной в современной политической жизни страны. В значительной степени эта имперская идея мутировала в концепцию евразийства, которая ныне превратилась в неофициальную идеологию российской элиты и доминирует в образовательном и медийном мейнстриме. Аляска может служить примером того, как эта имперская риторика «осваивает» и преподносит в качестве «наших» те территории, которые никогда прежде не считались русскими этническими землями. Нельзя также забывать о том, что пристальное внимание к истории российского присутствия на северо-западе североамериканского континента, по сравнению, скажем, с такими сюжетами, как экспансия России в Центральную Азию и на Дальний Восток в XIX в., очевидно, указывает на то, насколько значимую роль антиамериканизм играет в развитии современного русского национализма1. Хотя в последнее время вышел ряд обстоятельных работ, исследующих различные сюжеты из истории Русской Америки (Болховитинов 1997-1999; Black 2004; Виньковецкий 2015), до сих пор Аляска как геполитическая и историческая метафора на службе российской патриотической риторики не рассматривалась. Данная статья имеет целью восполнить этот пробел. Шутка, воспринятая всерьез Я впервые обратил внимание на Аляску как геополитическую мифологему после того, как увидел, какую острую реакцию в России вызвал фельетон под названием «Аляска чувствовала бы себя как дома в России», написанный Стивеном Перлстайном для популярной в доинтер-нетовскую эпоху газеты «Вашингтон пост». Подшучивая над текущим экономическим состоянием Аляски, в значительной мере существующей за счет федеральных субсидий, а также над кумовством ее политиков, автор с иронией заметил, что с такой «корпоративной» культурой Аляска вполне чувствовала бы себя как дома в современной России (Washington Post 2005: Nov. 25). Удивительно, но эта публикация всколыхнула российские патриотически настроенные СМИ. И хотя данный юмористический текст предназначался для американской аудитории, писатель Рокот отмечает, что идея, высказанная в нем, нашла отклик у части читающей российской публики: «Идея возвращения была запущена в массы и обрела независимую от контекста судьбу» (Рокот 2007: 344). Уместно в этой связи также впомнить вопрос, заданный президенту Путину в эфире «Прямой линии» в 2014 г. и касавшийся того, когда же Россия наконец поставит перед США вопрос о возвращении Аляски (АиФ 2014: 17 апр.). Ряд авторов очень серьезно восприняли ироничное предложение Перлстайна вернуть Аляску «домой», в Россию. Александр Дугин, видный поборник идеи евразийства, подчеркнул: «Шутка? А мы не поняли, что это шутка. Мы хотим Аляску. Давайте договоримся» (Россия 2005). Другие оскорбились этой публикацией, усмотрев в ней моральное покушение на Россию со стороны «беспринципных янки» с целью высмеять слабые стороны страны: «Отвратительные американские газетные шутки. Над чем нам смеяться? Над собственными неудачами? Больше похоже на истерику, на агонию умирающего. Кто еще выиграл от публикации Перлстайна, помимо самолюбия американской нации и демократических русофобских кругов, получивших дельный повод для очередных издевательств над последствиями "извечной русской дремучести, отсталости"?» (Русский журнал 2005: 15 дек.). Несмотря на многообразие взглядов, большинство патриотически настроенных авторов единодушны в своей скорби по поводу утраты этого большого участка земли, который, что они неустанно подчеркивают, мог бы обеспечить России отличную геостратегическую позицию на североамериканском континенте. Одержимые страхом перед лицом последствий неблагоприятной демографической ситуации в Российской Федерации и маячащей угрозы потерять другие территории, многие из этих авторов проводят исторические аналогии между продажей Аляски в 1867 г. и нынешними геополитическим страхами по поводу западных и восточных соседей России (Русский журнал 2005: 15 дек.; Комсомольская правда 2016: 30 марта). Например, журналист Сергей Пыхтин убежден, что история продажи Аляски есть серьезный исторический урок, значение которого актуально и по сей день. Вспоминая историю разграничения российских и американских позиций в регионе Берингова моря в 1990 г., которое он считает предательством российских интересов, Пыхтин проводит параллели между этой недавней «изменой» и «изменой» 1867 г., являющейся, по его мнению, примером антипатриотического падения, открывшего путь для будущих территориальных уступок: «И если неизвестно или известно недостаточно, как были утрачены американские владения России, если массовое сознание относилось прежде и относится теперь к этому историческому факту безразлично, то разве не может с таким же точно чувством отнестись оно и к повторению подобных уступок» (Пыхтин 2005)2. Сам факт того, что с такой легкостью часть Российской империи была продана другому государству, неизбежно подпитывает уязвленные патриотические чувства. Особенно скандально, с точки зрения сегодняшних патриотов, то, что страной, которая приобрела эту землю, являются Соединенные Штаты Америки. Как известно, для многих националистов и традиционалистов в России и за ее пределами Америка служит олицетворением сатанинских наднациональных финансовых и политических сил, стремящихся оторвать нации от своей почвы и традиций. Один проимперски настроенный историк Аляски прямо заявляет, что Россия представляет собой носительницу вечных сил «добра», а США являются воплощением сил «тьмы» (Кремлёв 2005: 5). Сегодня, в связи с усилением антиамериканских настроений в России, Аляска и история ее продажи США являют собой прекрасное поле для риторических упражнений писателей и журналистов, которые обозначают себя как патриотов. В их уязвленном воображении сделка 1867 г. по Аляске, которая на самом деле была инициирована самим царским двором и которую с трудом удалось пробить через американский Конгресс, легко превращается в категорию заговора проамериканских сил, желавших отчуждения от России ее наиболее значимого геополитического куска. Рассматриваемая мною в данной работе литература не столько освещает историю российского присутствия в Северной Америке, сколько открывает окно в мир воображаемой истории и географии, конструируемых современными российскими публикациями им-перско-националистической направленности. Кто главные авторы, занимающиеся темой Русской Америки, и кто представлен здесь? Среди них писатель Александр Кердан - бывший офицер, работавший в армейской прессе Советского Союза. После выхода на пенсию в период перестройки он стал несгибаемым приверженцем русского православия. Как известно, подобная трансформация была достаточно частым и закономерным явлением для многих выходцев из советского идеологического и военного аппарата. Желая как-то подстегнуть российский патриотизм, он стал писать героические романы о русских исследователях Аляски и советском присутствии в Афганистане. Другой автор - Сергей Кремлёв - инженер, работавший в советском военно-промышленном комплексе. После непродолжительного сотрудничества в советском журнале для малышей под названием «Мурзилка» (Медвежонок), он сменил свой имидж, став плодовитым патриотическим писателем. Кремлев - автор большого исторического произведения «Русская Америка: открыть и продать» (2005), которое он преподносит как взгляд на историю Аляски, изложенную «с русской точки зрения» (рис. 3). Рис. 3. Обложка книги публициста Сергея Кремлёва «Русская Америка: открыть и продать» (Кремлёв 2005), в которой проводится мысль о том, что продажа Аляски - результат жидомасонского заговора Еще один автор, придерживающийся тех же взглядов, - это вышеупомянутый журналист, ныне покойный, Сергей Пыхтин - активист националистического толка, постоянно публиковавшийся в различных патриотических изданиях. Среди этих авторов есть и один профессиональный историк - Иван Миронов, получивший степень кандидата наук в Московском педагогическом университете. Миронов также являлся активным членом то умирающей, то вновь воскрешаемой партии «Родина». Он, в частности, стал известен тем, что вместе со своими друзьями участвовал в «ритуальном» сожжении «антироссийской» и «сионистской» литературы в центре Москвы. В то же время, в отличие от прочих патриотических работ по Аляске, книга Миронова «Роковая сделка: как продавали Аляску» (2007) выгодно отличается тем, что в ней широко используются первоисточники, включая архивные документы. Наконец, важно также упомянуть плодовитого сибирского писателя Александра Буш-кова, чьи работы продаются практически везде, включая книжные киоски аэропортов и железнодорожных вокзалов (рис. 4). Рис. 4. Писатель Александр Бушков предварил свою книгу о русской Аляске цитатой Николая I Начав свою карьеру в 1980-е гг. и специализируясь на жанре научной фантастики, он впоследствии стал автором многочисленных популярных биографий и произведений по истории, в которых неизменно апеллирует к настроениям сегодняшнего дня. Очевидно почувствовав с начала нулевых годов, что люди начали тяготеть к патриотической тематике, он выпустил популярную книгу «Русская Америка: слава и позор» (2006), в которой героизировал различные сюжеты из истории Русской Америки и привязал их к нынешним реалиям. Советские наработки Многое из того, что написано сегодня по истории Аляски с «русской точки зрения», есть прямое переложение клише и оценок, сформировавшихся в советское время, особенно в 40-е и 50-е гг. ХХ в., проходивших под знаком борьбы с космополитизмом и «тлетворным» влиянием Запада. До Второй мировой войны продвижение России в Сибирь и на Аляске рассматривалось в советской историографии как процесс колонизации, аналогичный экспансии других европейских держав. Хорошей иллюстрацией этого является монография С. Б. Окуня «Русско-американская компания» (1939). С подъемом русско-советского патриотизма во время и после Второй мировой войны сталинский режим стал все чаще стимулировать ксенофобию, а также пропагандировать окрашенную в социалистические тона героику Российской империи. Важной частью этого нового тренда стало осуждение американского и английского колониализма и империализма и одновременно обеление российской колониальной экспансии. С конца 40-х гг. ХХ в. советская историческая наука начинает подчеркивать «прогрессивную природу» русской колонизации Сибири и Аляски, а также «демократический» классовый состав русских колонизаторов и их дружественные отношения с коренным населением. Русская колонизация отныне предстает как более гуманная и благожелательная, в отличие от колониальной политики западных стран. Вскоре сам термин «колонизация» исчезает из оборота, уступив место нейтральному термину «освоение». Бунты коренного населения Сибири и Аляски против русского продвижения либо не упоминались вовсе, либо объяснялись подрывной деятельностью иностранцев (Гринев 1996: 16-17). Применительно к истории Аляски шаблон для ее нового прочтения с патриотических позиций был задан в конце 40-х гг. прошлого века двумя авторами: историком-любителем, писателем и поэтом Сергеем Марко-вым3 и писателем Иваном Краттом. Именно они впервые заговорили о русском присутствии на Аляске в категориях «освоения». Включившись в разворачивавшуюся официальную кампанию против так называемого космополитизма, направленную на искоренение элементов западной культуры в Советской России, оба писателя также придали своим произведениям антизападный и антиамериканский оттенок. В самом конце Второй мировой войны в одном из литературных журналов была опубликована работа Кратта «Остров Баранова» (Кратт 1945). Роман повествует о приключениях Александра Баранова (17461819), первого главного правителя РАК, и его товарищей. Причем Кратт изображает Баранова не столько как коммерческого директора меховой компании, сколько как строителя империи и стражника русской славы на ее дальних рубежах. В конце романа мы видим, как Баранов с вершины холма осматривает вновь приобретенные владения; в результате успешной победы над враждебными индейцами-тлинкитами и злыми английскими и американскими «пиратами» русские прочно утвердились в районе Ситки. Взирая на завоеванные окрестности, Баранов в патриотическом экстазе восклицает: «Россия! Свое, родное!» (Кратт 1989: 124). Подобные послевоенные патриотические мотивы, связанные с Аляской, можно увидеть в солдатской строевой песне «Запевала» (1951), где есть, в частности, следующие строки: Наши прадеды бывали за Курильскою грядой -край суровый обживали, не грозя другим бедой. На Аляске по Юкону до хребта Скалистых гор Знали русских поименно, помнят русских до сих пор. Примечательно, что и книга Маркова «Русские на Аляске» (1946) -первая популярная история Аляски, опубликованная в Советском Союзе после Второй мировой войны (рис. 5), и роман Кратта «Остров Баранова», изданный в том же году в виде книги, вышли в Военном издательстве Министерства вооруженных сил СССР. Помимо этого, книга Маркова была включена в серию «Библиотека офицера ВМФ» (Кратт 1946; Марков 1946). В следующем году Марков издает роман «Юконский ворон». Основанный на подлинных путевых заметках исследователя лейтенанта Лаврентия Загоскина, ставшего первым европейцем, составившим карту бассейна реки Нижний Юкон в 40-х гг. Х1Х в. (Загоскин 1847-1848), роман преподносит путешественника в качестве скрытого революционера и патриота, критикующего коррумпированных царских бюрократов, не заботящихся о благе Родины. В отличие от них, Загоскин стремится противостоять англо-американским силам, посягающим на российские владения в Северной Америке (Марков 1947)4. В произведении «Последний год» (1961) другой писатель - Михаил Зуев-Ордынец, который, как и Марков, за годы пребывания в сталинском ГУЛАГе познакомился с широкими северными просторами, создал образ Андрея Гагарина - гротескного, карикатурного клона вышеупомянутого Загоскина. В то время как Загоскин Маркова сочувствует революционерам, Гагарин уже предстает как член подпольной группы революционеров. У Маркова лейтенант-путешественник исследует дебри Аляски, а у Зуева-Ордынца главный герой вживается в эти дебри и становится их частью. После того как его предает невеста, Гагарин бежит от царской тайной полиции на Аляску, где удаляется в труднодоступные места и становится охотником-следопытом. Смело противостоя силам природы, он случайно натыкается на группу индейцев, еще не испытавших на себе тлетворное влияние западной цивилизации, и помогает им, обучая основам сельского хозяйства и ремеслам. БИБЛИОТЕКА ОФИЦЕРА ВМС С.МАРКО В РУССКИЕ НА АЛЯСКЕ , мгч ГНи ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО МИНИСТЕРСТВА ВООРУЖЁННЫХ СИЛ СОЮЗА ССР МОСКВА - 1916 Рис. 5. Обложка популярной книги «Летопись Аляски» писателя и поэта Сергея Маркова (Марков 1946), вышедшей в «Библиотеке офицера» В соответствии с канонами приключенческого жанра, заданными Майн-Ридом в его знаменитом романе «Белый вождь», Гагарин Зуева-Ордынца становится предводителем этого индейского племени. Действие романа разворачивается в 1867 и 1868 гг., когда Русская Америка стала американской территорией (рис. 6). В аляскинской глуши Гагарин находит следы «хищных» янки, в том числе труп американского золотоискателя с охотничьим ножом, торчащим из его спины. Нож имеет характерную рукоятку с гравировкой в виде золотого доллара -символический образ того, что уготовано этой девственной земле. Рис. 6. Карта Аляски, составленная спустя шесть лет после продажи колонии Соединенным Штатам (Harper's Magazine 1873) Будучи отрезанным от мира, революционно-настроенный русский следопыт еще не подозревает, что Аляска была уже продана США. Когда во время случайного визита в столицу бывшей Русской Америки Гагарин узнает об этом, его душа негодует по поводу «гнусной сделки». Вооружившись, он выводит своих индейцев на тропу войны и начинает партизанское сопротивление продвижению алчных американцев, не только захвавших землю, которую он считает частью своей Родины, но и стремящихся развратить местное население алкоголем и материальными ценностями. Хотя книга Зуева-Ордынца явно апеллировала к популярной в 60-е гг. прошлого века идеологеме - национально-освободительным движениям «третьего мира», поддерживаемым Советским Союзом, роман продолжает издаваться и пользоваться популярностью и по сей день. Представляется, что востребованность этой книги в наши дни связана с ее мощным антиамериканским посылом (Зуев-Ордынец 1961, 1966, 1995, 2005)5. Вскоре профессиональные историки, этнологи и географы подхватили оформившийся идеологический тренд. Географ Г.А. Агранат сравнил и противопоставил «хищнические» действия английской Компании Гудзонова залива (КГЗ) в Канаде «благожелательной» политике РАК. По мнению ученого, английская компания «завоевала» и «ограбила» индейцев, в то время как «прогрессивная русская колонизация Аляски» привела к установлению благоприятного режима для коренных аляскинцев (Агранат 1971). В действительности, будучи коммерческим предприятием, КГЗ была заинтересована в стабильных поставках меховых шкур и не стремилась покорить индейские территории. Стараясь поддерживать мирные отношения с коренным населением, компания, через сложную систему кредитов, привязала индейских охотников к своим торговым фортам. РАК же обратила коренное население побережья Аляски в кабальных слуг, обязав их добывать для компании меха морской выдры. Воспроизводя систему крепостной зависимости, существовавшую в метрополии, РАК закрепила коренных жителей за определенными деревнями и запретила им покидать свои места без официального разрешения. В то время как коренное население внутренней части Аляски находилось вне досягаемости РАК, что позволило им сохранить свою независимость, статус коренного населения на побережье был очень схож с тем положением, на котором находились крепостные крестьяне в материковой части России. Советские ученые также пересмотрели историю вооруженных столкновений между коренными жителями Аляски и русскими, переложив ответственность за эти конфликты и войны на западных торговцев. Подчеркивалось (Василий Дивин), что в попытке ослабить российские позиции в Северной Америке, западные нации, такие как Англия, США и Испания, вооружали местное население и «науськивали» их на русские поселения и корабли. Другие авторы (Раиса Макарова) просто игнорировали факты конфронтации между аляскинцами и русскими. В некоторых работах (Р. Г. Ляпунова) описывалась и вовсе радужная картина отношений русских и населения Аляски: совместный труд, взаимное уважение, терпимость и отсутствие этнических предрассудков. Этим идиллическим картинам в духе советской дружбы народов противопоставлялась жестокая истребительная политика западных держав, направленная против коренных американцев (Макарова 1968; Дивин 1971; Ляпунова 1975; Гринев 1996). Аляска как часть воображаемой географии имперского национализма Российская экспансия как мирное «освоение» аляскинских земель -один из самых популярных мифов в современной патриотической литературе и историографии по Русской Америке. Здесь русские выступают как культурные герои, носители высоких моральных ценностей, с распростертыми объятиями принятые представителями коренного населения. Более того, в патриотической литературе на этот миф накладывается и другой: Аляска якобы была тесно связана с Российской империей не только в культурном и политическом отношениях, но также в духовном плане, посредством особой «органической» связи. Историк-патриот Миронов подчеркивает: «В отличие от колоний Англии, Франции, Испании и Португалии, заокеанские владения России были привязаны к материнскому государству прочной духовной связью». Он также добавляет, что в противоположность западным соперникам России, которые не смогли, по его словам, создать прочных духовных скреп со своими заморскими колониями, «русские владения оставались незыблемой твердыней империи и со временем могли оказаться опорной точкой для российской экспансии на юг континента» (Миронов 2007: 77). Необходимо подчеркнуть, что, ссылаясь на некую «духовную связь», патриотические авторы включают в сферу русской земли не только коренное население к востоку от Уральских гор, которое было обращено в православие и смешалось с русскими, но также те земли и народы, что когда-то в прошлом были частью Российской империи, но не мыслились как часть русской этнической территориии. Тон этому был задан уже в середине XIX в., когда русские писатели славянофильского толка стали считать процессы ассимиляции восточных земель этапом в формировании русской нации (Miller 2004: 19). Сегодня имперская география относит все эти земли к категории «наших» территорий, поскольку там или имелись русские поселенцы, или часть местного населения либо вступила в брак с русскими, либо научилась говорить на ломанном русском языке. После продажи Аляски в 1867 г., а затем отделения Финляндии и Польши в 1917 г., и особенно сегодня, после развала СССР, вся эта воображаемая география приходит в противоречие с современными государственными границами. Подобная историческая «география» опосредованно «исследует» и включает бывшие куски империи в категорию русских этнических земель. В конечном итоге такое интеллектуальное «освоение», посредством печати и Интернета, пространств ушедшей Российской империи и ее наследника СССР приводит к тому, что в воображении патриотически настроенных писаталей и читателей колониальная периферия XIX в. превращается в этническую территорию России. По сути, именно на это направлены усилия многих так называемых евразийцев в современной России. По убедительному замечанию французского историка Марлен Ларюэль, большая часть этого популярного течения в нынешнем российском национализме стремится представить Россию и «русскость» в качестве матрицы для всей Евразии и реанимировать имперское призвание страны (Laruelle 2008: 9-10). Аляска здесь выступает как неотъемлемая часть этой символической евразийской географии, что, естественно, выливается в новое прочтение всей истории региона с «русской точки зрения». Например, патриотические средства массовой информации утверждают, что русская культура на Аляске не только взяла вверх над всеми остальными традициями, но продолжает существовать и процветать здесь и по сей день, что просто-напросто является неправдой. Наиболее экзотические попытки «освоить» Аляску можно увидеть в работах, содержащих рассуждения о том, что новгородские первопроходцы исследовали эти земли и основали здесь поселения еще в XVI в. (Жданович 2007; Коршунов 2007: 31-32). Восприятие Аляски как этнически русской территории лучше всего выражено в словах известной песни «Не валяй дурака, Америка» (1991) в исполнении группы «Любэ» (любимой группы президента Владимира Путина)6: Не валяй дурака, Америка, Вот те валенки, мерзнешь небось. Что Сибирь, что Аляска - два берега, Баня, водка, гармонь и лосось. Баня, водка, гармонь и лосось. Не валяй дурака, Америка, Не обидим, кому говорят. Отдавай-ка землицу Алясочку, Отдавай-ка, родимую, взад. Отдавай-ка, родимую, взад. Сегодняшние писатели-патриоты настаивают на том, что население Аляски было включено в состав Российской империи мирным способом и добровольно восприняло черты русской культуры и язык. Имперская историография указывает на доброжелательное гуманное продвижение русских на Аляске. Миронов отмечает, что оно выражалось в бережном отношении к коренным аляскинцам и продуманной политике постепенной ассимиляции аборигенного населения в российском обществе с помощью системы образования, медицинского обслуживания, патронажа, приема на имперскую службу детей смешанных браков и предоставления им социальных льгот. Все вышеназванное он обозначает как «особый дух русского подданства» и приходит к следующему выводу: «Покорность Российской Империи коренных жителей Аляски определялась не страхом перед русскими колонистами, а просвещением и убеждением в истинности исповедуемых русскими жизненных принципов, основанных на Православной вере». Подчеркивая исключительно сердечное, «традиционное по-русски доброе отношение колониальных властей и простых колонистов к туземцам» Аляски и Сибири, Миронов, без тени сомнения, противопоставляет этот подход «жесткой колониальной политике других европейцев» (Миронов 2007: 63-64). А. Бушков - писатель, работающий в жанре исторической беллетристики, признает, что в самом начале своего присутствия русские действительно плохо обращались с коренным населением Алеутских островов. В то же время, сравнивая эти действия с английской колонизацией Северной Америки, он утверждает, что имевшие тогда место акты насилия были лишь крайними проявлениями начального, хаотичного по характеру этапа русской колонизации. Потом, утверждает он, все успокоилось, облагородилось, а если и случались эксцессы, то они, как говорили в бывшем СССР, являлись лишь отдельными недостатками и искривлениями. Полной противоположностью этому является процесс колонизации Северной Америки англичанами, у которых, как пишет Бушков, оказывается, существовал план полного истребления коренного населения. В дополнение к прочим злодеяниям, совершенным, по мнению Бушкова, англичанами, он вменяет им в вину такие экзотические преступления, как намеренное и планомерное уничтожение индейских младенцев и повсеместное использование бактериологического оружия против коренных жителей Америки7 (Бушков 2006: 70, 117). В свою очередь, Сергей Кремлев, автор ультрапатриотической ориентации, пишет: «Запад посылал в заморские владения вначале хищных авантюристов, затем - миссионеров, а затем уж - администраторов, колонистов. А русский Иван, сын Ивана да Марьи, шел в новые земли Западной, Средней, Восточной Сибири сразу как выразитель общей русской воли - в силу широты характера. И даже если он шел вроде бы за ясаком и "мягкой рухлядью", то - в итоге - он шел за судьбой Русской земли» (Кремлёв 2005: 594). Как видим, чтобы оттенить положительные моральные качества своих соотечественников, отважившихся отправиться на Аляску, Крем-лёв и его коллеги доходят до абсурда, нивелируя или же полностью исключая какие бы то ни было корыстные мотивы, стоящие за продвижением русских к северной части Тихого океана. Так, Бушков делает ошеломляющее заявление о том, что русские в своем продвижении на восток не преследовали никакой личной выгоды. Оказывается, их главной целью было ислючительно процветание Родины (Бушков 2006: 3233). В отличие от благоприятного воздействия русского «осовения» на Аляску, американское присутствие обычно ассоциируется с хищническим использованием ресурсов и экономическим упадком. По яркому замечанию Кремлёва, «раньше тут были хозяева, а теперь пришли хищники, шакалы» (Кремлёв 2005: 500). По мнению авторов-патриотов, Аляска не просто была в культурном и духовном планах связана с метрополией - здесь, оказывается, процветала экономическая и культурная жизнь, строились города и бурно развивалась современная индустрия. Воображение Кремлёва рисует Аляску до 1867 г. как цитадель цивилизации на Тихоокеанском побережье. Согласно его видению, Русская Америка отличалась своими офицерскими балами, библиотеками, школами, где дети учили французский язык, и даже высокоразвитой промышленностью. В своем патриотическом воображении другой автор, Роман Жданович, идет еще дальше, увеличивая численность русского и коренного населения Аляски - подданных русского императора - и изображая здесь процветающие, хорошо защищенные города: «В 1837 году в Русской Америке жило 11 тыс. русских и креолов, 50 тыс. русско-подданых алеутов и метисов; крупные города защищались фортами и артиллерийскими батареями» (Жданович 2007). Более того, порой это стремление показать Аляску в качестве хорошо освоенной и процветающей русской земли приводит к комическим выводам. Так, Миронов доходит до того, что характеризует Аляску как «второй по значимости полюс экономического и политического развития Российской империи» после Санкт-Петербурга (Миронов 2015). В действительности, и это будет мягко сказано, российское присутствие в Северной Америке было далеко не всеобъемлющим. Прежде всего, стоит отметить, что колонизация Аляски никогда не была исключительно русским предприятием. А ведь именно такой вывод стремятся навязать читателю патриотические писатели. Если воспользоваться модным на Западе леволиберальным идеологическим штампом, то российское «освоение» северо-западной части Тихого океана можно назвать мультикультурным предприятием. До продажи колонии численность «русского» населения Аляски, включавшего русских, финнов, шведов, балтийских немцев, поляков и представителей коренных народов Сибири (саха, ительменов и эвенков), никогда не превышала 550 человек. Из этих 550 «русских» только 113 было разрешено зарегистрироваться в качестве постоянных жителей колонии (Гринев 2005: 178-179). Остальные вновь прибывшие считались временно проживающими и должны были вернуться в Россию по истечении срока действия их контрактов с РАК. Печальная действительность Русской Америки была такова, что ни самодержавное правительство России, ни сама РАК не были заинтересованы в колонизации и освоении этой территории. Империя очень неохотно разрешала людям самовольно сниматься с места и уезжать в такие отдаленные места, как Аляска. Полукрепостническая самодержавная система опасалась, что свободное передвижение людей расшатает установленную систему зависимости податного населения, его регистрацию и налогообложение. Чиновники постоянно саботировали даже скромные обращения РАК за разрешением временно нанимать квалифицированных мастеров - представителей разных категорий крепостных. С учетом такого отношения со стороны властей вполне естественно, что компания обратила свое внимание на Финляндию и немецко-балтийский регион - западные, более развитые российские пограничные области, свободные от крепостного права. Регистрация по месту и обязательная паспортная система прописки, которые, к тому же, сохраняются в России по сей день, были важными барьерами для предотвращения отъезда людей на Аляску. Наконец, РАК смотрела на колонии лишь как на источник мехов и не была заинтересована в массовом перемещении туда населения, которое и вряд ли было бы возможно в силу климатических условий. Вдобавок, компания не хотела взваливать на свои плечи ненужный груз возможных расходов по переселению. Патриотически ориентированные авторы также игнорируют тот факт, что из примерно 30 тыс. индейцев, алеутов и инуитов - коренных жителей Аляски - большинство едва ли знали о том, что они, оказывается, являлись подданными империи. Фактически сама РАК официально классифицировала большинство коренного населения как независимое или лишь частично зависимое. Более того, сотрудники РАК никогда не чувствовали себя в безопасности даже в своей вотчине - форте Ново-Архангельска (Ситка), являвшимся столицей Русской Америки. В этом районе «русским» приходилось иметь дело с воинственными и хорошо вооруженными индейцами-тлинкитами, сохранявшими полную независимость на протяжении всего периода существования колонии и представлявшими постоянную угрозу для форта вплоть до 1855 г.8 Тот факт, что РАК смогла утвердиться лишь на узкой полоске побережья Аляски, не позволял составить сколько-нибудь внятное представление о ресурсах и населении колонии. До самых последних дней жизни Русской Америки ее внутренние территории оставались в буквальном смысле слова terra incognita. Это фактически означало, что большая часть колонии не была собственностью империи, а представляла собой лишь территорию, свободную от амбиций других мировых держав. Неудивительно, что долгое время РАК даже не подозревала о том, что к западу от канадско-аляскинской границы, прямо в самом сердце Русской Америки, английская Компания Гудзонова залива основала свой форт Юкон (1847) и вела там выгодную торговлю мехами с местными индейцами (рис. 7). Наконец, сам статус Аляски в качестве куска земли, отданного в монопольное управление РАК, не позволял укрепить связи между империей и ее североамериканскими владениями. В Русской Америке не существовало российской административной и судебной систем. Например, лиц, совершивших преступление на Аляске, отправляли на Камчатку, поскольку здесь не было даже суда, перед которым они могли бы предстать. Меры, принятые в середине 60-х гг. Х1Х в. и имевшие целью объединить Аляску в административном плане с остальной частью империи, оказались запоздалыми и остались, по большей части, на бумаге. В своей недавней книге историк И. Виньковецкий хорошо показал, что причинами, по которой Аляска с самого начала была передана в ведение РАК, были нежелание империи нести финансовые расходы по управлению этой отдаленной территорией, а также стремление снизить политические риски в случае конфликта с какой-либо из великих держав в данной части света. Иными словами, РАК, будучи полугосударственной монополией, была удобным инструментом для продвижения интересов империи в северной части Тихого океана. В то же время, в случае конфликта РАК с интересами США, Испании и Англии в этом районе, все можно было свободно списать на «частную» компанию и ее руководство (Виньковецкий 2015). ГО&3 YVJUUT. Рис. 7. Форт Юкон - торговая фактория английской мехоторговой Компании Гудзонова залива (Wymper 1869: 599) С таким своеобразным статусом Русская Америка представала, в полном смысле этого слова, пограничной территорией, чье административное положение не было четко определено, и где большинство коренного населения не рассматривало себя частью империи, а также местом, где колонисты считались временны

Скачать электронную версию публикации