Mircea Eliade: Shamanism, traditionalism, and the ideology of the archaic.pdf В послевоенном Париже, в маленькой квартирке, заставленной книгами, румынский ученый-эмигрант был увлечен написанием книги, которую он назвал «Шаманизм: архаичные техники экстаза». Имя этого ученого - Мирча Элиаде. Книга, которая рассказывает о древних и современных племенных религиях всего мира, была опубликована в 1951 г. Казалось, что этой работе было суждено кануть в безвестность, как и многим другим этнографическим и религиоведческим исследованиям на подобные темы. По крайней мере, мало кто заметил ее публикацию на французском языке. Тем не менее, как хорошо известно многим исследователям шаманизма, книга Элиаде не исчезла. Со времени публикации книги на английском языке в 1964 г. (Eliade 1964) ей суждено было стать классическим трудом по шаманизму. Она определила не только содержание дальнейших работ, но и во многом те подходы к изучению шаманизма, которые ученые и писатели практиковали до того времени. Более того, начиная с 60-х гг. прошлого века «Шаманизм» начал вдохновлять различных духовных искателей, пытавшихся найти альтернативу господствующей западной (иудеохристианской) традиции. Первое французское издание «Шаманизм: архаические техники экстаза» (1951 г.) Почему Элиаде выбрал тему шаманизма? Что побудило румынского ученого-эмигранта вторгнуться в область, которой в то время занималась крошечная группа антропологов, специализирующихся по народам Сибири и Северной Америки? Действительно, для Элиаде, изучавшего индуизм, йогу и восточную мифологию, это было более чем странное интеллектуальное занятие. Ученый никогда не считал себя экспертом по шаманизму и племенным народам. Время, которое он выбрал для своей книги по шаманизму, казалось, тоже было неблагоприятным. Дело в том, что Элиаде уже работал над другим проектом - мистическим романом «Запретный лес» (Eliade 1978). И тем не менее он посчитал необходимым написать обширный трактат о шаманизме. Решение поставленных выше вопросов не только поможет нам понять мотивы, побудившие Элиаде написать свой знаменитый труд о шаманизме, но также даст ключ к понимание тех идей, которые сформировали интеллектуальный мир этого ученого, особенно в ранний период его научной карьеры. Напомню, что Элиаде явился одним из основоположников дисциплины религиоведения. В 70-е гг. прошлого века он занял кафедру профессора религиоведения в Чикагском университете. За последние тридцать лет Элиаде стал объектом серьезной критики, в том числе идеологической (Леньель-Лавастин 2007). Поэтому имеет смысл проанализировать его взгляды и посмотреть, как они повлияли на его творчество. Восстание против современного мира: экскурс в традиционализм Чтобы понять, почему Элиаде написал свою книгу об «архаичных техниках экстаза», я предлагаю пристальнее взглянуть на интеллектуальную традицию, которая могла сподвигнуть его на написание этого трактата. Интеллектуальные симпатии, которые мы находим в работах румынского ученого, а также круг его друзей перед Второй мировой войной явно указывают в сторону традиционализма. Многие критики Элиаде, особенно те, кто называет его православным писателем, пренебрегают или недооценивают влияние этого интеллектуального движения на формирование его интеллектуального мира. Традиционализм - движение, которое получило распространение в бурной, взрывной и токсичной европейской атмосфере 20-30-х гг. прошлого века. Основанный на романтизме и связанный с европейским эзотеризмом, традиционализм объединил консервативных европейских интеллектуалов, писателей и духовных искателей, которые нападали на западную цивилизацию, в особенности на век Просвещения, капитализм, коммунизм и материализм. В этой парадигме сознания даже христианство не могло служить духовной опорой, поскольку в глазах многих традиционалистов оно было изначально повинно в том, что дало толчок «европейской бездуховности». Так, в работе Доминика Веннера, одного из видных идеологов традиционализма, мы находим следующий посыл: «Не находя в христианстве опоры, которую народ вправе ожидать от отечественной религии, мы вынуждены искать ее в более далеком прошлом. Вернуться к своим истокам, чтобы обнаружить под завалами подземный поток традиции» (Веннер 2018: 50). М. Элиаде в своем кабинете в университете Чикаго (1970-е гг.) Подавленные эпохой модерна, ее техническим прогрессом, европейские традиционалисты, люди искали интеллектуального успокоения в «скрепах» народной почвы и тянулись, как они говорили, к исконным культурным корням. Причем эти поиски включали в себя не только духовный провинциализм, завязанный на каких-то своих национальнодуховных корнях, а желание возродить некую «древнюю» духовность, которая была характерна для всех народов мира и которая, как они полагали, была уничтожена космополитической иудейско-христианской традицией. Итальянский писатель и философ Юлиус Эвола (1898-1974), один из видных идеологов традиционализма, хорошо выразил позицию этого движения в названии своей главной книги «Восстание против современного мира»1. В межвоенной Европе молодой Элиаде и большая часть румынских интеллектуалов стремились укорениться на своей родной румынской почве, придумывая «древние» румынские традиции, продвигая румынский национализм, прославляя народное христианство и органическую «духовную» почву (Леньель-Лавастин 2007: 51-85). Чувства и умонастроения, проявленные Элиаде, были не маргинальными интеллектуальными пристрастиями, а культурным дискурсом, чрезвычайно популярным в то время в Европе. Более того, в таких странах, как Германия, Венгрия, Италия и Румыния, где большие группы населения считали, что условный Запад унизил их и подточил их духовные «скрепы», эти чувства в конечном итоге вышли за пределы культуры и фольклора, перейдя в область политики. Подобные пристрастия простирались от салонных разговоров в бухарестских кафе о важности народной «почвы» и попыток возродить «древнюю» римскую традицию в Италии времен Муссолини до таких радикальных форм, как национал-социализм в Германии с его культом арийских «скреп». Хотя после войны Элиаде всячески преуменьшал свои довоенные интеллектуальные пристрастия, особенно после своего переезда в США в 1950-е гг., традиционализм никогда не переставал влиять на его умонастроения и работы, включая его книгу о шаманизме и другие многочисленные труды, которые он написал в Соединенных Штатах в 1960-х и 1970-х гг. Соратниками Элиаде по духовным и интеллектуальным поискам были такие видные писатели-традиционалисты, как Рене Ге-нон (1886-1951), вышеупомянутый Эвола (1898-1974), а также Фритьоф Шуон (1907-1998). Более того, с Эволой он тесно дружил, встречался и переписывался. Как и Элиаде, они выступали против западной цивилизации, модерна и пропагандировали антикапитализм. Традиционалисты идеализировали незападные культуры и религии, почитали средневековье, прославляли народное христианство, природу и «органическую» жизнь, древние символы и мифологию. Они выражали недовольство глобализмом и космополитизмом и одновременно идеализировали все, что относилось к духовному и национальному. До Второй мировой войны такие идеи и настроения обычно ассоциировались с консервативными и правыми кругами. По иронии судьбы это культурный бунт против современного мира в наши дни, по крайней мере на Западе, ведется не только правыми, а также левыми и леволиберальными кругами, которые доминируют сегодня в мейнстриме. С 1960-1970-х гг. антизападничество стало проповедоваться движениями контркультуры и «нью эйдж», защитниками окружающей среды и мультикультуралистами, а сегодня оно приобрело статут господствующего дискурса в Западной Европе и Северной Америке. Это также, наверное, проясняет, почему некоторые ученые (Ellwood 1999: 119) считают Элиаде не консервативным мыслителем, а «радикальным модернистом». Также как и в сегодняшней идеологии мультикультурализма, в тогдашнем традиционализме большую роль играло желание выйти за пределы европейской культуры, которая, как они считали, была отравлена ядом модернизма, и поискать «духовность» там, где она не была еще «испорчена» иудейско-христианской традицией. Как известно, на рубеже 1930-х гг. Элиаде путешествовал по Индии, где некоторое время жил и учился у индуистских духовных наставников. Все это нашло отражение в его известной книге о йоге (Элиаде 2014) и в романе «Бенгальские ночи», изданном в 1933 г., в русском переводе «Майтрейи» (Элиаде 2000б). Юлиус Эвола (1898-1974), один из лидеров европейского традиционализма, с которым Элиаде находился в тесной связи. Современная акварель Путешествие на Восток наложило глубокий след на мировоззрение и научное наследие Элиаде. Оно помогло ему определиться не только как сравнительному историку религий, но также как писателю и эзотерику, который пытался соединить элементы западной и восточной «мудрости». Подобным же образом, выходя за пределы «западной ойкумены», другие пророки европейского традиционализма пытались обогатить свой духовный мир. К примеру, Эвола «приобщился» к восточной духовности, написав книгу о буддизме, которая представляет собой не работу о буддизме как таковом, а его собственное прочтение этой религии, и также включает его рассуждения на тему что следует считать традиционным. В свою очередь Рене Генон, интеллектуальный отец традиционализма (Стефанов 2006: 50-70), пройдя духовную практику в нескольких эзотерических орденах Европы, погрузился в изучение ислама. В конце концов он уехал из своей родной Франции в Египет, где и обратился в ислам. Шуон также перешел от иудейско-христианской традиции к исламу, позже пополнив свою «духовность» элементами религий коренных американцев. Главный посыл традиционализма заключается в том, что современное общество представляет собой не прогресс, а падение человечества. Подобно многим пророкам антимодернизма как на Востоке, так и на Западе, традиционалисты утверждают, что западная цивилизация - это не благо, а проклятье, которое нам нужно преодолеть путем возвращения к традиционным корням, что поможет бездуховному человечеству вновь обрести себя. Так, Генон начинает одну из своих главных работ «Восток и Запад» с прямого обвинения: «Западная цивилизация предстает в истории как настоящая аномалия: из всех более или менее нам известных, эта цивилизация является единственной, развивающейся в чисто материальном направлении, и это чудовищное развитие, начало которого совпадает с тем, что принято называть Ренессансом, фатально сопровождалось, как это и должно было быть, соответствующей интеллектуальной регрессией» (Генон 2005: 35). Иудейско-христианские религии не могут указать выход из духовного тупика, поскольку, как утверждал Генон, они - часть западной цивилизации и поэтому с самого начала были заражены ядом материализма и рационализма. Хотя Восток, по его мнению, также был испорчен вторжением западной цивилизации, там не все еще умерло, как на Западе, и поэтому есть надежда духовного возрождения. Другим важным элементом традиционализма было то, что сегодня мы бы буквально описали словом «мультикультурализм». В своей оппозиции господствующему евроцентризму, Генон, Эвола, Элиаде и их единомышленники выступали против господствовавшего евроцентризма, рассматривая все цивилизации как самоценные, уникальные и равноправные. Сама по себе подобная позиция не может вызывать серьезных возражений. Однако, как и в нынешнем мультикультурализме, единственное исключение делалось для современной западной традиции, которую они рассматривали как вредную аномалию. Традиционалисты восхваляли незападные культуры и их духовные ценности, противопоставляя их с «испорченной» иудейско-христианской традиции. Хочу еще раз напомнить, что подобная точка зрения в наши дни широко распространена как на «евразийском пространстве», так и в левом мейнстриме Европы и Америки, где широко бытует презрении к своей же западной цивилизации и одновременно идет повальная идеализация третьего мира, расовых меньшинств и «племенных» культур. Необходимо также отметить, что исторически традиционализм, который опирался на европейский романтизм с его иррационализмом, символизмом и «духовностью», был тесно связан с эзотерикой (Versluis 2007: 143-147). Все писатели и ученые, связанные с традиционализмом, очень интересовались различными оккультными и духовными знаниями. Элиаде не был здесь исключением. Будучи составной частью эзотеризма, традиционализм претендовал на получение «полного» духовного знания и истины. Как и эзотеризм, традиционализм доказывал, что у людей возможно озарение путем изменения их сознания. Все видные традиционалисты подчеркивали, что истинное духовное знание недоступно широким народным массам, ум которых отравлен материализмом, рационализмом и разными тривиальными банальностями. Ге-нон, например, полагал, что только «просветленная» интеллектуальная элита Запада может стать тем элементом, который изменит развращенное обыденное сознание и заставит его задуматься о ценности духовной традиции. Традиционализм настраивал своих сторонников продвигаться все дальше и дальше к исследованию и возрождению духовных архаических корней человека. Посыл здесь был очень простой - чем древнее, тем лучше. Если современная религия была испорчена рационализмом и материализмом и не содержала ничего достойного возрождения, если некоторые более ранние традиции (например, буддизм или индуизм) тоже были «подпорчены», то необходимо «копать» дальше, находить древние архетипы, элементы традиционной культуры, очищать их от поздних наслоений, возрождать и делать их духовной опорой людей. Для немалого числа традиционалистов источником духовного возрождения были не столько восточные религиозные традиции и европейское средневековье, сколько то, что им предшествовало. На их духовной шкале индуизм и буддизм, безусловно, были лучше современного господствующего христианства и содержали много традиционного материала для духовного возрождения Запада. Однако и это не было «окончательной древностью». Если мы проследуем дальше в глубь веков, то, по логике традиционалистов, мы коснемся самых древних пластов человеческих традиций (языческие и «племенные» традиции каменного века), которые выглядели «чище» и лучше, поскольку были древнее. Именно тем, что мысль Элиаде шла в указанном направлении, я объясняю тот интерес, который румынский ученый проявил к шаманизму и в результате которого решил написать свою книгу об этой духовной традиции. Элиаде видел свою миссию в раскрытии древних общечеловеческих духовных пластов, замурованных под толстым слоем «цивилизации». Написание книги о шаманизме было частью усилий, направленных на углубленные поиски самых древних духовных «скреп» человечества. Цель была найти корни древней «первичной» религии и расшифровать ее универсальные архаические коды, которые помогли бы будущему духовному возрождению. Кстати, Элиаде был очарован самим словом «архаика», которое он часто использовал как синоним для обозначения «древности» или «первобытности». В своих работах ученый часто без разбора использовал это выражение для обозначения людей каменного века, классических цивилизаций, а также тех «племенных» народов, которые жили в современном обществе. Всех их он считал носителями изначальной мудрости, утраченной современной цивилизацией. Шаманизм для него был проявлением наиболее архаичных пластов человеческой духовности, которая в равной степени была присуща всем народам. Более того, Элиаде предполагал, что эти древнейшие духовные пласты надо неким образом возродить, чтобы помочь нашим современникам восстановить прямой контакт с сакральным. «Учиться» у племенных и древних народов По мнению Элиаде, в отличие от современного общества, «архаичные» народы обладали и обладают способностью возвращаться в первобытное время посредством мифа и ритуала. Ученый считал, что в так называемых первобытных «племенных» обществах вся жизнь двигалась циклично, что обеспечивало духовный порядок, безопасность и стабильность. Подобную точку зрения можно выразить с помощью индейской метафоры священного круга, столь популярной среди современных экологистов и сторонников «незападной духовности» в Европе и Северной Америке. Элиаде предполагал, что «падение» западного общества произошло, когда оно вытеснило священный цикл из своей жизни и, как стрела, устремилось к прогрессу. Таким образом жители Запада отрезали себя от своих изначальных корней. Живя под постоянным «террором истории», народы, принадлежащие к иудейско-христианской цивилизации, вынуждены были платить высокую цену: бессмысленное существование, стресс и в конце концов бесславная смерть. Элиаде верил, что многие современные проблемы возникли из-за того, что мы принижаем значение священного и духовного и превращаем науку и технологии в своих идолов. Поэтому на протяжении всей своей карьеры ученый оставался решительным критиком традиции Просвещения с ее упором на рационализм и линейное развитие. Элиаде объяснял свое пристальное внимание к архаичной духовности желанием исправить предвзятость евроцентризма, который принижал роль древних мифов и верований: «Я пытаюсь открыть для людей Запада окна в другие миры, даже если некоторые из этих миров исчезли десятки тысяч лет тому назад. Поэтому вместо того, чтобы пользоваться языком, на которым разговаривали Зигмунд Фрейд или Джеймс Джойс, я пытаюсь понять и принять умонастроение палеолитического охотника, йога или шамана, крестьянина из Индонезии и африканца» (Allen 1998: 301). Ученый утверждал, что, пока не поздно, европейцы и американцы должны научиться у незападных народов видеть окружающий мир сквозь призму мифа и духовности, что должно вернуть людей Запада к первоначальной гармонии с миром. Элиаде неоднократно подчеркивал, что, хотя мы были обречены жить в западной культуре и истории, люди должны найти способы защитить себя от этих сил. По крайней мере, для себя ученый определил следующий порядок поведения: «Мое основное желание - это выйти за пределы истории и спасти себя посредством символа, мифа, ритуала, архетипов». Для Элиаде подобное поведение было выражением естественной человеческой потребности стремится за пределы обыденной мишуры в мир сновидений, мифологии и воображения. В конце концов, как он подчеркнул в своей автобиографии, «жажда фантастического, воображаемого, приключений осталась такой же неутоленной, как и прежде, в душе современного человека» (Eliade 1988: 17). Поскольку западная цивилизация задвинула древние знания на уровень подсознания, наша задача, по мнению Элиаде, состояла в том, чтобы вновь активизировать и довести их до сознательного уровня. Элиаде утверждал, что первым шагом западных людей к священному должно стать серьезное отношение к символам, метафорам и ко всему, что может нести остатки древних архетипов. Для современных людей самым доступный способ избежать «проклятия» времени и истории и вернуться к мифологическому прошлому - это художественный вымысел. Элиаде был убежден, что в современном обществе литература была одним из оставшихся прибежищ древнего мифологического сознания; он называл художественную литературу «остатком мифологического поведения» в современном мире. Хотя ученый признавал, что время, потраченное на чтение художественной литературы, не равноценно тому, как «архаичный» человек переживал и проживал свой миф, но все равно погружение в мир художественной литературы - полезное занятие, поскольку позволяет упразднить линейный прогресс европейского образца. Сам Элиаде, кстати, был писателем-романистом, непосредственно участвовавшим в подобном «возрождении» мифологического сознания. В своих автобиографических заметках он неоднократно говорил о себе как о человеке двойного призвания - ученом и писателе. Хочу еще раз напомнить, что во время написания своей книги о шаманизме Элиаде одновременно работал над мистическим романом «Запретный лес». В какой-то момент, разрываясь между этими двумя проектами, он отложил на время свое исследование «архаичных техник экстаза» и полностью посвятил себя написанию романа. Также важно отметить, что в начале своей карьеры в 1930-х гг. Элиаде - эссеист и писатель - уже был заметной фигурой в литературном мире Румынии как эссеист и писатель. Поэтому его научные тексты нельзя отделять от его художественной прозы. На первый взгляд, его академические тексты отформатированы в соответствии с традиционными образцами - в них есть примечания, сноски и они изобилуют соответствующей научной терминологией. Тем не менее научные книги и статьи Элиаде, как и труды его коллег-традиционалистов, строго говоря, не являются обычными научными трудами. Написанные с большой долей воображения, они находятся где-то посередине между наукой и литературой и представляют смесь обоих. Так, несмотря на кажущуюся научность своей книги о шаманизме, Элиа-де в ней обращается ко всем современникам, готовым летать на крыльях своего воображения. Он погружает своих читателей в сказочный мир, населенный богами и волшебниками, мир, где все было возможно. В этом воображаемом мире мертвые возвращаются к жизни. Здесь люди исчезают и вновь появляются или превращаются в животных, и наоборот. В этом мире так называемые законы природы не существуют, а люди обладают способностью свободно подниматься в небесные сферы. Я думаю, что термин «ученый-духовник» лучше всего определяет творчество таких авторов, как Элиаде. Архетипы первобытной религии: взгляд Элиаде на шаманизм Элиаде полагал, что, погружаясь в изучение религий современных и древних племенных народов, можно добраться до архетипов первичной религии, которые впоследствии были извращены и искажены более поздними цивилизациями. В «Шаманизме» и других работах Элиаде определил и описал ряд таких первоначальных пластов. Так, одним из главных архетипов, который проявился в шаманизме, был экстаз (измененное состояние сознания), который шаманы использовали для взаимодействия с миром священного, с миром духов. Другим универсальным паттерном, который Элиаде обнаружил у всех народов мира, было шаманское восхождение (полет) в небесный мир. В качестве примера давайте рассмотрим, как Элиаде объяснил универсальное происхождение вышеупомянутого архетипа священного полета. Так, ученый начинает свою книгу об «архаичных техниках экстаза» с примера алтайского шамана, ритуально взбирающегося на березу во время сеанса восхождения в «небесную» сферу. Для реконструкции «типичного» шаманского камлания Элиаде использовал его описание, позаимствованное у В.В. Радлова (1989: 370-395); любопытно, что последний позаимствовал его из очерка алтайского миссионера Василия Вербицкого, которой очередь в искаженной форме переписал его из отчета анонимного миссионера (Znamenski 2007: 37). Если на минуту представить, как пишет Элиаде, что идея вознесения в верхний мир пришла из тибетского буддизма, который был в непосредственной близости от Алтая, то это было бы ложным предположением. Ведь можно найти похожие ритуалы восхождения на небеса по всему миру среди людей, которые не имели никакого отношения к древнему Востоку. Поэтому, заключает ученый, будет логичным предположить, что сама идея небесного восхождения была первородным духовным пластом, характерным для людей во всем мире. В этом случае архетип духовного восхождения «является феноменом первичным, т.е. свойственным человеку как таковому в его изначальной целостности, а не как историческому существу» (Элиаде 2000а: 3). Занимаясь поисками древнейших первоистоков религии, Элиаде пришел к заключению, что один из них - это понятие вселенского центра (axis mundi), который отразился в разных религиях в виде концепции мирового дерева (рисунок из: Philpot J.H. The Sacred Tree or the Tree in Religion and Myth. London: Macmillan, 1897) Элиаде также много внимания уделял другой важной универсальной идее - символике центра (так называемая ось мунди). Он указывал, что проявления этого символа могут быть различными у разных народов: шаманское мировое древо, священная гора, мост, который сибирские шаманы используют для доступа к миру духов во время своих духовных путешествий, дымовое отверстие в кочевой юрте, шаманский бубен и храмы или священные города в более «продвинутых» цивилизациях. И все же, по сути, все вместе они выражали универсальную архетипическую идею центра. Например, для Элиаде тот факт, что сибирский шаманский бубен был сделан из дерева ритуально отобранных деревьев, указывал на связь с мировым деревом, что, опять-таки, по его мнению, отражало идею мистического центра. Элиаде также был убежден, что шаманская вселенная у всех народов состояла из трех уровней (еще одна универсальная архетип-матрица): верхнего, среднего и нижнего миров, которые связаны центральной осью (мировым деревом или священной горой). Ученый, несомненно, хорошо знал, что на самом деле картина духовных вселенных различна в разных культурах. Например, в своей книге о шаманизме он указал, что среди алтайцев некоторые верили, что существует семь «небес», а другие говорили о девяти «небесах». Тем не менее, стремясь вывести универсальные закономерности, Элиаде называл такие вариации о семи или девяти мирах более поздними наслоениями, которые «загрязнили» глубинную архаическую идею трех миров. Например, он предположил, что идея семислойного космоса была опосредованно заимствована несколькими группами коренных народов Сибири у классического Востока. Хотя Элиаде и не употреблял слово «архетип», в своих поисках древнего межкультурного религиозного символизма он двигался в ногу с Карлом Юнгом, еще одним «ученым-духовником», который впоследствии стал популярным в контркультурных кругах. Юнг разрабатывал свои идеи в рамках психологии, но был заинтересован в выявлении древних и глубинных архетипов духовной жизни характерных для всего человечества. Помимо всего прочего, оба были лично знакомы и вместе принимали участие в 1950-е гг. в конференциях по религии и мифологии, которые регулярно собирались в Швейцарии. Там же был и известный шведский исследователь религий североамериканских индейцев и шаманизма Аке Хульткрантц (1920-2006) (Hultkrantz 1992). К этому же коллективу принадлежал и американский ученый-писатель и исследователь мифологии Джозеф Кэмбелл (2018) (автор книги «Сила мифа», ставшей бестселлером в США). Все эти люди общались и подпитывали друг друга идеями относительно «первородных» духовных основ человечества. Универсальные символы, которые Элиаде обнаружил в шаманизме, вошли в его творчество под влиянием трудов финских фольклористов, в которых обсуждалась евразийская мифология. Особенно важными оказались книги «Древо жизни» и «Религиозные воззрения алтайских народов», принадлежавшие перу Уно Харва-Хольмберга (Harva [Holmberg] 1922, 1938). Последний обнаружил в мифологии и религиях народов Евразии универсальные архетипы, которые Элиаде взял и распространил на весь остальной мир. Заметное влияние на творчество румынского ученого оказали работы сибирских областников, которые помимо описания шаманизма (Анохин 1924) также, как и финские фольклористы, были озабочены поисками универсальных закономерностей в евразийской мифологии (Потанин 1899, 1912; 1916) для обоснования самоценности и культурной значимости своего региона. Их работы Элиаде знал по немецким переводам и коротким изложениям. Примечательно, что в заключении к своей книге о шаманизме, которое носит название «Формирование североазиатского шаманизма», Элиаде (2000а: 268-274) бросил вызов тем, кто полагал, что шаманизм был сугубо региональной духовной практикой, характерной только для Северной Азии и тесно связанной с буддизмом; подобная точка зрения была достаточно популярна среди многих ученых 1920-1940-х гг. Элиаде использовал описание алтайского шаманского сеанса, данного Вильгельмом Радловым для иллюстрации «типичного» шаманского сеанса. Рисунок В. Радлова, сделанный во время его поездки по Горному Алтаю в 60-е гг. ХIХ в. (рисунок из: Radloff W. Aus Sibirien: Lose Blatter aus dem Tagebuche eines reisenden Linguisten. Leipzig: Weigel, 1884. B. 2. S. 18-19) Румынский ученый не возражал, что буддизм, находившийся по соседству с Сибирью, действительно повлиял, например, на эвенкийский шаманизм. Но при этом он призывал отделять «настоящий» и «древний» эвенкийский шаманизм от «наносного» буддизма. Элиаде отмечал, что восточная традиция могла повлиять только на форму шаманизма эвенков; например, их духовный пантеон включал в себя буддистские божества. Однако, как считал Элиаде, такое влияние едва ли распространилось на универсальные архаичные модели шаманизма: концепцию центра, понятия мирового дерева, экстаза и небесного восхождения. Ученый настаивал на том, что, несмотря на все изменения и нововведения, основные элементы шаманизма, которые были одинаковы во всех «архаичных культурах», не подверглись изменениям. Поэтому для Элиаде было естественным предположить, что каждый региональный шаманизм, если его очистить от местных «ненастоящих» культурных напластований и чужеродных «вливаний», всегда будет проявлять свои универсальные первичные архетипы. Христианские аллегории Как в таком случае отличить архаичные и современные элементы шаманизма? Ответ Элиаде на этот естественный вопрос был сформулирован в лучших традициях «ученого-духовника»: в этом деле надо полагаться на свое творческое воображение. Например, он почему-то предположил, что магический полет шамана в небесную сферу (верхний мир) для получения помощи от небесных существ был идеей, восходящей к архаичным временам, а вот спуск шамана в нижний мир, наоборот, оказался более поздней инновацией, наложившейся на «древнюю духовность». Не случайно Элиаде называл шаманские схождения в нижний мир «адскими» путешествиями в землю, населенную «демонами». Обратите внимание на его использование христианских аллегорий. Следуя модели «первобытного» шаманизма, которую он нарисовал для себя, Элиаде предположил, что, к примеру, шаманизм эвенков был «декадентским», поскольку их духовные практики уделяли слишком мало внимания восхождению в верхний мир (архаичная техника). Ученый доказывал, что в «архаичные времена» духовные силы были разделены на добрые божества, которые обитали в небесной сфере, и злые существа, населявшие подземный мир. На самом деле многие «племенные» или элементарные общества никогда не знали такого разделения, которое приписывал им Элиаде. Например, общеизвестно, что многие этнографические отчеты XVIII и XIX вв. говорят нам, что коренные народы Сибири и Северной Америки относились ко всем духовным силам, независимо от их «прописки», как к нейтральным. Духи могли стать доброжелательными или злыми, в зависимости от того, насколько сильно люди их задобрят или, наоборот, обидят. Критики вполне обоснованно утверждали, что, отдавая приоритет верхнему миру над нижним, Элиаде тем самым обнаруживал свои христианские предпочтения, которые не имели никакого отношения к фактической эволюции шаманизма. Разные библейские метафоры, безусловно, пагубно сказались на той картине всемирного «архаического» или «первобытного» шаманизма, который ученый пытался нарисовать путем абстрагирования от разнообразных культур мира. Элиаде расширил понятие шаманизма, распространив его далеко за пределы Сибири и Северной Америки. В частности, он считал, что средневековые ведьмы тоже были своеобразными шаманами (рисунок из: Garçon M. La Vie Execrable de Guillemette Babin Sorciere. Paris: H. Piazza, 1926) Более того, само происхождение шаманской профессии у разных народов Элиаде связал с идеей «падения человека». Он писал, что из различных мифов у разных народов мира мы узнаем, что в какое-то неопределенное первобытное время люди жили «священным образом» в полной гармонии с миром природы. Животные разговаривали с людьми, а люди разговаривали с животными. Более того, настаивает Элиаде, они были настолько близки друг к другу, что люди в этих мифах могли превращаться в животных, а затем снова становится людьми. В то райское время каждый мог пообщаться со священным. В своей статье «Тоска по раю в первобытной традиции» (Eliade 1962: 86), которая представляет собой краткое изложение его книги о шаманизме, Элиаде отметил, что, как только люди разорвали свою интимную связь с первобытным «раем» и отделили себя от мира природы, они утратили прямой доступ к священному. В то же время люди сразу же стали ностальгировать о потерянном, чувствуя «тоску по раю». К счастью, замечает ученый, древние и современные племенные общества смогли сохранить некоторые контакты со священным через специальных посредников - шаманов, которые помогали обычным людям «воссоздать состояние первобытного человека». Шаманы были теми немногими людьми, которые благодаря своим эзотерическим практикам сохранили изначальную способность разговаривать со священными животными, превращаться в них и вновь возвращаться в обычный мир. Все ритуальные действия шаманов, как казалось Элиаде, были направлены на мистическую реконструкцию изначального естественного состояния, утраченного людьми в результате своего падения. В качестве примера ученый приводил широко распространенную шаманскую практику подражания голосам животных. В то время ученые часто рассматривали духовные практики племенных народов через очки психиатрии и считали подобное поведение психическим отклонением. Для Элиаде, напротив, такое подражание означало установление «дружбы с животными», что приводило к приобретению «природной спонтанности» и в итоге давало возможность шаманам «выйти за пределы состояния “падшего человечестваˮ» (Eliade 1962: 88, 90-91, 98). Элиаде полагал, что благодаря шаманам элементарные общества научились преодолевать «неестественное состояние» человеческого падения, и поэтому они никогда не теряли связи с миром священного. В отличие от них, те общества, которые вступили на шаткий путь цивилизации и организованных религий, ввергли себя в новый виток упадка, который оказался фатальным. Согласно Элиаде, священный круг традиционной духовности, представленный мифами и шаманскими ритуалами и символически возвращающий людей в райское состояние, в «цивилизованном» обществе оказался разорванным. В этот момент духовное стало не только далеким и менее доступным, но прочно ушло в подполье на уровень бессознательного. В конце концов «падение» в цивилизацию завело людей в болото бездуховности и секуляризма. В западной цивилизации священное было вытеснено на уровень ностальгии по «настоящему», а также в область фантазий, литературы, искусства, музыки или общественной теории. Исключением были христианские мистики, которых Элиаде считал современной аналогией шаманов. Во всех других отношениях, по его мнению, современное общество оказалось не способно производить человеческих индивидов, которые, подобно шаманам прошлого, могли бы духовно возвращать людей в утраченный рай. Тем не менее, надо иметь в виду, что предубеждения, которые мы обнаруживаем в трудах Элиаде, выходили далеко за рамки господствующей иудейско-христианской традиции. Это были предубеждения писателя, ученого-экумениста, открытого для всех видов духовных практик, которые соответствовали его романтическому традиционализму. На мировоззрение Элиаде повлияли не только библейские сюжеты и понятия, но и различные элементы западной и восточной духовной традиции. Среди них были те, которые пришли из европейского мистицизма и астрологии, народного христианства восточноевропейских крестьян, индуистские традиции и другие духовные системы, который находились за пределами официального христианского канона. Философ Д. Аллен, автор интеллектуальной биографии Элиаде, подчеркивает: «Элиаде был эклектиком, мыслителем, который синтезировал различные традиции. Его религиозная ориентация определялась сочетанием незападных “архаичных” практик, индуизма и прочих форм восточной духовности, христианского космизма, разных видов “космической религии” и всевозможных альтернативных практик» (Allen 1998: 123). Сам Элиаде подчеркивал, что всю свою жизнь он пытался понять тех людей, единственной «работой» которых было верить: шамана, йога, австралийского аборигена, известных христианских святых, таких как Мейстер Экхарт или Франциск Ассизский (Allen 1998: 121). Учитывая все это, мы не можем наклеить на Элиаде ярлык христианского ученого, как это делают некоторые его критики. Интеллектуальный мир и творчество Элиаде больше вращались вокруг поиска параллелей между религиями и мифологиями разных культур; причем особое внимание он уделял маргинальным и ок

Скачать электронную версию публикации