Рассматриваются типологические особенности жанровой системы Даниила Хармса в контексте понятия «словесная машина», под которым Хармс понимал способ воздействия словом на реальность. Всего писатель выделяет четыре типа «словесных машин»: стихотворение, заговор, молитва и песня. Однако в творчестве Хармса, помимо «чистых» стихотворений, встречаются смешанные варианты «словесных машин»: являясь стихотворением по форме, они могут являться иной «словесной машиной» по сути. Наличие в творчестве Д. И. Хармса таких «смешанных» типов, как стихотворные молитвы и «стихотворения-песни» позволяет автору предполагать существование третьего «смешанного» типа - стихотворений-заговоров. Свою концепцию стихотворения-заговора автор основывает на анализе ранних текстов Д. И. Хармса (в данной статье представлен анализ стихотворения «Говор» (1925 г.)).
A spell-poem as a type of a ‘word machine’ in the early works by Daniil Kharms (based on his poem ‘Govor’ (‘Patois’)).pdf На сегодняшний день творчество Даниила Ивановича Хармса довольно под-робно исследовано, однако работ, посвященных рассмотрению непосредственно жанровой специфики его произведений, крайне мало. Особенно это касается ран-них поэтических текстов Хармса: можно сказать, что они практически не изуче-ны, тем более - в контексте их корреляции с «традиционными» для русской куль-туры жанрами (под которыми мы подразумеваем, следуя логике самого Хармса, как минимум заговор, молитву и песню «вообще»), хотя попытки такого анализа предпринимались (см., например: [Александров, 1980; Шукуров, 2007]). Рассматривая произведения Хармса, нельзя забывать об его отношении к слову как орудию магического ритуала, воздействия на реальность, меняющему (или даже создающему) мир. Приведем запись из дневника Хармса за май 1931 года: «Сила, заложенная в словах, должна быть освобождена. Есть такие сочета-ния из слов, при которых становится заметней действие силы. Нехорошо думать, что эта сила заставит двигаться предметы. Я уверен, что сила слов может сделать и это. Но самое ценное действие силы почти неопределимо. Грубое представление этой силы мы получаем из ритмов ритмических стихов...» [1991, с.93]. В той же дневниковой записи Хармс называет стихотворения среди четырех типов «словесных машин» (то есть способов воздействия словом на реальнось), ему известных, наряду с заговорами, молитвами и песнями. Последние три типа «словесных машин» могут реализоваться лишь при произнесении вслух (или пе-нии). И.Е. Лощилов пишет: «Очевидно, что только в первом из четырех “видов” характер работы “машины” детерминирован текстом и только текстом. Остальные три предполагают участие внетекстовых элементов (сакральных, музыкальных, магических). Следовательно, полем действия “словесной машины”, по Хармсу, является не сам текст, но то особое духовное пространство, которое располагается между сознанием автора (художественным субъектом) и читателем (адресатом)» [Лощилов, 1991]. Тем не менее, мы считаем, что именно чтение вслух, для кото-рого предназначались произведения Хармса, и есть тот внетекстовый элемент «словесной машины» стихотворения. Кроме того, по нашему мнению, в творчест-ве Хармса, помимо «чистых» стихотворений, есть смешанные варианты «словес-ных машин»: являясь стихотворением по форме, они могут являться иной «сло-весной машиной» по сути. Так, кроме стихотворных молитв («Господи, среди бела дня…», «Господи, пробуди в душе моей пламень Твой…» и др.), мы можем найти у Хармса стихотворения-песни («II Михаил», «Вьюшка смерть», «Заумная песенька» и т. д.). Наличие в творчестве Д. И. Хармса таких «смешанных» типов, как стихотворные молитвы и «стихотворения-песни», позволяет нам предполагать существование третьего «смешанного» типа - стихотворений-заговоров, одним из наиболее показательных примеров которых, по нашему мнению, является сти-хотворение «Говор» (). Приведем полный текст стихотворения: Откормленные лы лы вздохнули и сказали и только из под банки и только и тютю кати тесь под фуфо лу фафа лу не перма те и да е отваля ла из мя ки а кака - - косы нка моя у лька пода рок или си тец зел ная сало нка ча ничка купры сегодня из под а нды фуфылятся рука ми откормленные лы лы и только и тютю . ВСЁ [Хармс, 2000, с. 20]. Здесь необходимо сделать отступление и рассмотреть некоторые «теоретиче-ские» высказывания самого Д. Хармса. Прежде всего, нас будут интересовать понятия это, препятствие, то. Эти понятия довольно подробно описаны и объяс-нены Хармсом в трактате [Хармс, 2001, с. 30-34]. Начиная с того, что: «1. Мир, которого нет, не может быть назван существующим, потому что его нет. 2. Мир, состоящий из чего-то единого, одно-родного и непрерывного, не может быть назван существующим, потому что, в таком мире, нет частей, а, раз нет частей, то нет и целого», - Хармс констатиру-ет, что для любого существования, предмет должен состоять из частей: «4. Всякие две части различны, потому что всегда одна часть будет эта, а другая та». Однако, следуя логике Хармса, двух частей недостаточно, между ними обя-зательно должна быть третья часть, разделяющая две первые: «6. Если существует это и то, то значит существует не то и не это, потому что, если бы не то и не это не существовало, то это и то было бы едино, однородно и непрерывно, а следовательно не существовало бы тоже». Не то и не это Хармс называет «пре-пятствием». Препятствие - самый важный элемент данной системы, оно занима-ет центральное место, потому что, если бы не существовало препятствия, то «это и то было бы едино, однородно и непрерывно, а следовательно не существовало бы тоже». Далее мы читаем: «9. Итак: основу существования составляют три эле-мента: это, препятствие и то. 10. Изобразим несуществование нулем или единицей (курсив наш. - А. К.). Тогда существование мы должны будем изобразить цифрой три». Также стоит отметить, что «препятствие», которое «является тем творцом, который из “ничего” создает “нечто”«, возникает в процессе взаимодействия это-го и того: «16. Если есть два “ничто” или несуществующих “нечто”, то одно из них является “препятствием” другому, разрывая его на части и делаясь само частью другого. 17. Так же и другое, являясь препятствием первому, раскалывает его на части, и делается само частью первого (курсив наш. - А. К.)». Далее Хармс говорит о том, что «таким образом создаются, сами по себе, не-существующие части», которые в свою очередь «создают три основных элемента существования». Только все три основных элемента, взятые вместе, могут обра-зовать некое существование, т.е. достаточно отсутствия хотя бы одного элемента этой системы, чтобы система прекратила существование [Жаккар, 1995, с. 136]. «Существование нашей Вселенной образуют три “ничто” или, отдельно, са-ми по себе, три несуществующих “нечто”: пространство, время и еще нечто, что не является ни временем, ни пространством». Хармс рассматривает время и про-странство как «единые, однородные и непрерывные» (и, следовательно, несуще-ствующие) сущности. Однако как только время и пространство начинают взаимо-действовать, становясь препятствием друг для друга, они начинают существовать. Время, по Хармсу, раскалывается на три части: про лое, настоящее, будущее, - то есть снова на это, препятствие и то. В данном случае именно настоящее ис-полняет роль препятствия между прошлым и будущим, а так как препятствие времени - пространство, то оно же является и «настоящим» времени. С простран-ством происходит то же самое: оно раскалывается на это, препятствие и то - там, тут, там. Учитывая, что препятствие пространства - время, мы получаем, что оно же является и тут пространства. Однако для существования Вселенной необ-ходимо нечто, не являющееся ни временем, ни пространством; нечто, лежащее в точке пересечения времени и пространства и отделяющее «тут» от «настоящего, тем самым служа «препятствием», образующим существование Вселенной. Это нечто Хармс называет материей, которая свидетельствует нам о времени и про-странстве: «58. Время, пространство и материя, пересекаясь друг с другом в опре-деленных точках и являясь основными элементами существования Вселенной, образуют некоторый узел. 59. Назовем этот узел - Узлом Вселенной. 60. Говоря о себе: “я есмь”, я помещаю себя в Узел Вселенной». Стоит заметить, что помещение себя в «Узел Вселенной» связано у Хармса с действием говорения, речи, причем сама фраза «я есмь» вызывает конкретные библейские ассоциации. Таким образом, мы можем предполагать, что именно слово есть то препятствие, которое образует существование. Также с «троицей существования» вполне соотносится таблица из тетради «Существование», оглашенная А. Александровым на конференции «ОБЭРИУ и театр» в 1990 году (цит. по: [Кацис, 2000. с. 467-488]). Бог Бог Бог Отец Сын Святой Дух Рай Мир Рай Пустота Существование Пустота Прошлое Настоящее Будущее Покой Движение Покой Творение Действие Уничтожение Религия Материализм Искусство Безгрешие Жизнь Смерть Воскрешение Грех Воскрешение Выход из Рая Опускание в землю Возвращение в Рай Л. Ф. Кацис отмечает, что в таблице (при вертикальном ее прочтении) пред-ставлено три «завета»: Завет Бога-Отца, Завет Бога-Сына и Завет Бога-Святого Духа [2000, с. 467-488]. При горизонтальном же прочтении таблицу можно про-честь как более подробно расписанную «троицу существования» (препятствием в данном случае становится средний столбец мир-настоящее, разделяющий рай-про лое и рай-будущее). Теперь же рассмотрим понятие ноль, противопоставляемое нулю, который, как мы уже говорили, является обозначением несуществования: «Предполагаю и даже беру на себя смелость утверждать, что учение о бесконечном будет учени-ем о ноле. Я называю нолем, в отличие от нуля, именно то, что я под этим и под-разумеваю» («Нуль и ноль» [Хармс, 1993]). При этом разграничение ноля и нуля происходит не только на уровне значений (существование-несуществование), но и на уровне графики: «5. Символ нуля - 0. А символ ноля - О. Иными словами, будем считать символом ноля круг». Итак, круг - символ ноля, «самая ровная, непостижимая, бесконечная и иде-альная замкнутая кривая» («О круге» [Хармс, 1993]). Но в то же время кривая, согласно этому трактату Хармса, - «такая прямая, которая ломается одновремен-но во всех своих точках». Именно бесконечное количество изменений прямой делает ноль-круг совершенной кривой. Мы считаем, что каждая точка, в которой ломается прямая, есть «препятствие» между этим и тем, что и позволяет ей су-ществовать и быть совершенной. Таким образом, перед нами снова предстает «троица существования». Но вернемся к «Говору». Уже само название «Говор» наталкивает на мысль о колдовстве (ср.: заговор, заговаривать). Кроме того, «откормленные лы лы» и «и только и тютю » как бы замыкают стихотворение, создавая кольцевую композицию, которую можно рас-сматривать как своеобразный круг. Основываясь на этом, мы можем сделать вы-вод о том, что и само стихотворение построено по той же схеме: это - препятст-вие - то, - по схеме «Узла Вселенной». Роль препятствия в данном случае выполняет средняя часть («кати тесь под фуфо лу фуфылятся рука ми»). Разры-вая первую и последнюю части, она тем самым вызывает их существование, но и проникает в них, становясь элементом как первой части, так и заключительной. (Мы считаем, что в первой части этот элемент - «вздохнули и сказали // и только из под банки», а в заключительной - перенос строки между «и только» и «и тютю»). Вернемся к названию стихотворения. Слово «говор» отсылает нас к глоссо-лалии юродивого или же зауми поэта-авангардиста - языку текучему [Жаккар, 1995, с. 50-59], безумному, с точки зрения разума, однако обращенному к выс-шим сферам. Если учитывать, что перед нами модель существующего мира или «Узла Вселенной», то этот - совершенный в своей недоступности пониманию - «язык» - не просто способ воздействия на мир, но способ его существования, точнее, создания-возникновения. По сути, непонятность этого языка - тоже пре-пятствие, позволяющее миру и человеку существовать. Учитывая, что текст напи-сан поэтом, то именно поэт, притворяющийся «безумным», вызывает мир из не-бытия, является демиургом этого мира. Таким образом, мы можем причислить «Говор» к заклинаниям сотворения. С другой стороны, завершающее «и тютю » позволяет нам трактовать стихо-творение абсолютно противоположно. В русском языке междометие «тю-тю» означает пропажу, исчезновение, в «Говоре» оно закольцовывает композицию. Если исходить из словарной трактовки этого слова (а также не рассматривать среднюю часть как препятствие), то перед нами не ноль, а нуль, являющийся, по Хармсу, символом несуществования. Нуль (как и единица) является чем-то «однородным и непрерывным» и, следовательно, существовать не может. Таким образом, стихотворение представляет собой уже заклинание не сотворения, но наоборот - уничтожения мира. Так же двояко трактовать «Говор» позволяет нам первая (и предпоследняя) строчка - «Откормленные лы лы». Согласно словарю В. И. Даля, лылы (ж. мн.) - «нижняя скула, рыло» [Даль, 281]; откормленные же лы лы (т. е. щеки, лицо) мож-но трактовать, с одной стороны, как символ жизненной силы, здоровья, достатка, поэтому неудивительно, что именно этой строчкой начинается заклинание сотво-рения. С другой стороны, «откормленные лы лы» могут символизировать мещан-ство, пошлость, «механическое» существование, которые, как известно, Хармс не просто не переносил, но с которыми, наследуя предшественникам, постоянно бо-ролся (в своей довольно нестандартной манере). В этом плане показательно со-седство «откормленных лыл» и «и только и тютю » в окончании стихотворения-заговора, уничтожающего, если не мир вообще, то мир косности и пошлости (тем самым освобождая пространство и энергию для последующего творения). Таким образом, «Говор» и на более глубоком уровне прочтения представля-ется нам состоящим из трех частей: заклинания творящего, заклинания уничто-жающего и самого заклинателя (в данном случае - поэта-колдуна), - т. е. вполне соотносимым с уже известной нам хармсовской схемой «троицы существования». Теперь же попробуем с помощью таблицы из тетради «О существовании» более полно описать структуру и смысл анализируемого текста. Рай Мир Рай Пустота Существование Пустота Прошлое Настоящее Будущее Творение Действие Уничтожение На этом, более глубоком уровне прочтения, препятствием является поэт-заклинатель, находящийся «тут» (в «мире») и в «настоящем» и совершающий действие (пишущий текст / произносящий заклинание), тем самым вызывая суще-ствование, разделяя это и то - творение и уничтожение («ноль» и «нуль» соот-ветственно). Мы можем представить «Говор» в виде схемы: ЭТО препятствие ТО заклинание сотворения колдун заклинание уничтожения («ноль») (поэт) («нуль») Или - графически более точной (не будем забывать, что поэт-колдун разде-ляет не просто два смысла, но два «кольца» - «ноль» и «нуль») - другой схемы: Таким образом, перед нами заклинание бесконечного творения и уничтоже-ния, перетекающих друг в друга. Поэтому вполне логично будет отнести «Говор» именно к стихотворениям-заговорам.
Александров А. А. Материалы Д. И. Хармса в Рукописном отделе Пушкинского Дома // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1978 год. Л., 1980. С. 64-79
Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. СПб., 1881. Т. 2.
Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда / Пер. с фр. Φ. А. Перовской. СПб., 1995.
Кацис Л. Ф. Пролегомены к теологии ОБЭРИУ (Даниил Хармс и Александр Введенский в контексте Завета Св. Духа) // Кацис Л. Русская эсхатология и русская литература. М., 2000. С. 467-488.
Лощилов И. Е. Принцип «словесной машины» в поэтике Даниила Хармса // Эстетический дискурс: семиоэстетические исследования в области литературы. Новосибирск, 1991. URL: http://www.d-harms.ru/library/princip-slovesnoy-mashiny-v-poetike-daniila-harmsa.html (дата обращения 12.01.2014).
Хармс Д. Горло бредит бритвою. М., 1991.
Хармс Д. О времени, о пространстве, о существовании и др. работы / Публ. и коммент. А. Герасимовой // Логос. 1993. № 4. С. 102-124.
Хармс Д. И. Цирк Шардам: Собрание произведений / Сост., подгот. текста, предисл., примеч. и общ. ред. В. Н. Сажина. СПб., 2000.
Хармс Д. Неизданный Хармс. Полное собрание сочинений. СПб., 2001. Т. 4: Трактаты и статьи. Письма. Дополнения: не вошедшее в т. 1-3 / Сост., примеч. В. Н. Сажина.
Шукуров Д. Л. Опыт деконструкции стихотворных текстов-молитв Даниила Хармса // Личность. Культура. Общество. 2007. Т. 9, № 4. С. 366-376.
Ямпольский М. Б. Беспамятство как исток (Читая Хармса). М., 1998.