Path and movement in the plot of legends about icons (on the problem of the Christian symbols of water and air).pdf Классический сюжет паломничества – хождение к святым местам – строился на описании пути странника в Палестину, и целью поездки было желание челове-ка «видеть своима очима» сакральные объекты и найти ответы на «вечные» во-просы [Данилов, 1962, с. 28–29; Книга, 1984; Малето, 2000; Опарина, 2002, с. 146]. Хождение иконы, которое отличается от литературного путешествия тем, что в нем внимание обращено к «предметам наивысшей духовной ценности» [Левшун, 2009, с. 367], имело обратный вектор. «Отшествие» Образа Богородицы из Святой земли стало в путешествии иконы смысловой отправной точкой, кото-рая не всегда была отмечена в сказаниях, но скрытно в них присутствовала и хра-нилась в культурной памяти христиан. «Пришествие» (как обозначено в сказани-ях) иконы в иные земли интенционально направлено на демонстрацию силы хри-стианской веры (чудо от иконы – обязательный элемент сюжета), на «прикрепле-ние» новозаветных идей к широким территориям (на месте явлений икон строи-лись храмы), на укрепление веры сомневающихся и обращение неверующих (в сценах сретения святыни, как правило, участвует множество народа). Одним словом, «прихожение» иконы – знаменательный в жизни общества акт, суть кото-рого состоял в просветлении разума человека и освящении места его обитания. История прихода (пришествия) икон на Русь берет начало со времени Кре-щения Руси и связана со святынями Византии [Журова, 2013]. В инвариант пути: Святая земля – Святая Русь – укладываются практически все хождения богоро-дичных икон. Их историко-мифологические связи со Святой землей, модус Пале-стины, конституированный в культуре паломнических хождений, вписаны в лите-ратурную традицию странствований богородичных образов и положены в кон-цептуальную парадигму легендарных сказаний о чудотворных иконах. Как помощь во исполнение завета Христа, в котором указан путь спасения человека: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин 8: 12), – построены чудесные «действа» сакральных образов. Огненный свет излучали явившиеся иконы. «Следы» их путешествий проходили по воде, воздуху, земле. Средневековый человек, который по сути был еще двоеверцем, по-особому ощущал пространство земных стихий, и чудесные события, с ними сопряженные, он воспринимал как знаковые. Хождение иконы было наполнено смыслами, раскрыть которые пытались средневековые сказания, представляющие собой литературную экспликацию передвижения святыни и ее «встречи» с человеком. Явление Спасителя: «Сей есть Иисус Христос, пришедший водою…» (1 Ин 5: 6) – «открывает» маршрут для хождений святынь. Водная стихия в библейской мифологии: «…Вначале словом Божиим небеса и земля составлены из воды и водою» (2 Петр 3: 5) – основа жизни и освященная среда для странствований. Еще один характерный контекст, позволяющий уяснить семантику христианского концепта «вода», видим в евангельской сцене: «И опять начал учить при море; и собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сидел на море, а весь народ был на земле, у моря» (Мрк 4: 1). Безусловно, с «водой» сопрягается мотив ловли рыб и ловцов (Ин 21: 4–13), знаменующий обращение людей в веру. Таким образом, у воды, источника жизни, человек постигает истину спасительной веры. В пространстве морей спасаются иконы, воплощающие собой дух веры. Иконы «встают» на воде, шествуют «прямоходно», «восходят на руки» благочес-тивых обретателей, и эти движения «оживотворяют» образ и делают его персона-жем церковных преданий. Тип «путь по воде» известен в истории сказаний о первых византийских иконах, нерукотворных или писаных евангелистом Лукой. Стихия воды в новоза-ветном тексте имеет семантику, отличную от ветхозаветных преданий 1 . Специфи-ка апостольского концепта воды четче просматривается на фоне пророческих об-разов, основной смысл которых заключен в положении: вода есть наказание; это и Всемирный потоп, и бурные потоки, и волнующееся море, например: «Так го-ворит Господь, Который дал солнце для освещения днем, уставы луне и звездам для освещения ночью, Который возмущает море, так что волны его ревут; Гос-подь Саваоф – имя Ему» (Иерем 30: 35); «Я Господь, Бог твой, возмущающий море, так что волны его ревут; Господь Саваоф – имя Его» (Исайя 51: 15). Грозная стихия воды в ветхозаветных текстах «усмирена» христовой верой в новозавет-ных сюжетах, один из примеров тому рассказ Матфея: «И говорит им: что вы так боязливы, маловерные? Потом, встав, запретил ветрам и морю, и сделалась вели-кая тишина. Люди же, удивляясь, говорили: кто это, что и ветры и море повину-ются Ему? (Мф 8: 26–27). 1 В традиции устных народных преданий вода имеет особую семантику [Криничная, 1987; Еремина, 1991; Славянская мифология: Энциклопедический словарь, 1995; Власова, 2000]. 2 Далее страницы указаны в круглых скобках. Сюжет Сказания о Римской, или Лиддской, иконе [Жития, 2001, с. 341–345] 2 , связанный с эпохой иконоборчества, построен на пути «туда–обратно»: Констан-тинополь–Рим–Константинополь. Император Лев III, иконоборец, низложив пат-риарха Германа, устроил гонение на иконы, но священнику удалось забрать с со-бой образа Спасителя и Богородицы. Сначала он отправляет в Рим икону Христа: опускает в морские воды икону Спасителя со словами: «Наставниче, Наставниче, спасаи Себе и нас» (с. 342). За один день и одну ночь плавания икона достигла «ветхаго Рима». Папа, которому ночью явилась икона во сне, на корабле со своим клиром вышел во сретение Спасителева образа, «и егда быша в устье реки, в море входящей, узреша икону прямоходно по водам шествующую и исполнишася ужа-са и радости». Он обратился к иконе «со слезами: “Аще къ намъ недостоинымъ пришелъ еси, Владыко, молимъ убо Тя, якоже преславно по водамъ ходилъ еси, сице и на наши взыди руце: не смеемъ со своими устремлении тебе прикоснути-ся”. И абие икона от моря на воздухъ подъяся, и паки птица летая, на руки архие-реевы прииде» (с. 342). Папа пронес ее по всему городу, «дабы от всего народного множества видена будет», поставил в церкви св. Петра. Путь другой иконы, Богородицы, в «Сказании о Римской, Лидской, иконе» отчасти повторяет дорогу, пройденную образом Спасителя. Патриарх Герман, находящийся в изгнании, тоже отправляет накануне своей кончины икону Бого-родицы в Рим, сопроводив свой дар посланием папе Григорию, «первопрестоль-нику Римскому». Оплакав ее со словами «Иди, Владычице, иди и спасайся… Преиди сие великое и пространное море плаваниемъ безбеднымъ, носиши бо Со-творшаго небо, и землю, и море», он пускает икону на море, и «поплове икона скорее летания орля и единымъ днемъ и нощию достиже Рима» (с. 343). Икона не возвращается в Иерусалим, не спасается в Египте, а направляется по наказу Гер-мана в Рим к благочестивым христианам. Икона прибыла по морским водам к устью Тибра, и все увидели ее «прямо на водах стоящую и к ним грядущую». Папа Григорий, который накануне был изве-щен во сне о пришествии чудотворной иконы, вышел «во сретение». Она сама «взошла» на простертые руки священника, который с великой радостью ее при-нял, пронес по всему Риму и поставил внутри алтаря в церкви апостола Петра. Рассказы о «пришествии» в Рим икон Спасителя и Богородицы представляют со-бой диптих, построенный на почти дословном совпадении эпизодов. Такой повтор должен восприниматься как единение божественных сил, укрепляющее христиан-скую веру. Но «биография» иконы Богородицы усложнена дальнейшими перипе-тиями: она возвращается в Константинополь через 112 лет, когда при царе Ми-хаиле иконопочитание было восстановлено. Интенция движения исходит от само-го Образа. Вдруг икона на глазах у всех «нача сама о себе часто колебатися, ни-кем же движима», и было так «во многи дни», что приводило римлян в удивление и порождало страх грядущего наказания. Однажды во время церковной службы, на которой присутствовал папа Сергий, икона «помале воздвигшися и звукъ дви-жениемъ своимъ сотворивши, взяся на воздухъ съ места своего… и помале вонъ из церкви исходящи… она же шедши на реку Тиверъ, низпустися на воды и по-плове к морю» (с. 344). Прихожане, пораженные увиденным, последовали за ико-ной во главе с папой, который горькими словами: «Увы нам, о Царице Госпоже! Куда отходишь от нас...», –провожал образ с мыслями о том, что теперь и Рим должна постичь иконоборческая ересь. Уже «во утрие» икона «достиже Констан-тина града, и въ пристанищи близ палат царскихъ обретеся. Взята же бывши от воды благоверными тамо прилучившимися мужи» (с. 344). Впоследствии в иконе узнали список с Лиддской иконы, который был сделан для патриарха Германа, поставили в церковь Пресвятой Богородицы в Халкопратии и назвали иконой Римской. Возвращение иконы в Константинополь в христианской мифологии оз-начало поддержку Богородицей греческой Церкви. Легендарные сказания, как правило, коррелировались историческим контек-стом. Двигатель сюжета этого сказания – иконоборческий императив. Реальное географическое пространство измерялось длительностью пути во времени: от Константинополя до Рима – день и ночь, от Рима до Константинополя – одна ночь. Путь по морю, как правило, длинный, но время передвижения иконы по нему течет быстро, измерение «день–ночь» условно и мифологично. Как правило, в поэтике древнерусского эпоса огромные пространства сжимаются во времени, и далекое становится близким. «Мир подчинен в сознании средневекового чело-века единой пространственной схеме, всеохватывающей, недробимой и как бы сокращающей все расстояния, в которой нет индивидуальных точек зрения на тот или иной объект, а есть как бы надмирное его осознание – такой религиозный подъем над действительностью, который позволяет видеть действительность не только в огромном охвате, но и в сильном ее уменьшении» [Лихачев, 1979, с. 340]. Сжатие пространства и времени как бы увеличивает очертания икониче-ского образа. Рим и Константинополь, «говорит» легенда, находятся близко, это единый христианский мир с двумя равнозначными, равновеликими сторонами. Травеложный сюжет, построенный на передвижениях Образа, как правило, закан-чивается устойчивым эпизодом – поставлением иконы в храме, «жилиже Божи-ем». Другая икона, вынужденная путешествовать по воде, – Иверская «Одигит-рия» – тоже связана с эпохой иконоборчества. Существуют три варианта сказания [Сказание, 1989, с. 362–365; Шмидт, 1967, с. 335–336]. По одной из версий, в Ни-кее некая вдова, скрывая образ от иконоборцев, ночью опускает его в море, умо-ляя Богородицу избавить ее от гнева царя, а икону от потопления. Икона встала на воде и устремилась на запад. Спустя много лет ее увидели иноки Иверского мона-стыря стоящей на воде и излучающей яркий свет. Подойти к ней по воде и при-нять на руки смог только один благочестивый старец. Подобный эпизод явления иконы известен в сказании о Толгской иконе: ночью Трифон, епископ ростовский и ярославский, увидел яркий свет, озарявший окрестный лес, и, перейдя реку по неожиданно появившемуся мосту, обнаружил лучезарную икону, стоящую «на воздусе». Архетипичный мотив плавания святого с иконой по реке (например, Сказа-ние о Муромской иконе) стал топосом повествований как устной, так и письмен-ной агиографической традиции [Рыжова, 2009, с. 68–71]. Если путь иконы по морю, как правило, длинный, то дистанция ее передви-жения по воздуху коротка. Разграничивая «путь» и «движение», заметим, что у пути есть вектор, у пути есть начало и конец, маршрут, движение же энтропий-но, оно есть «основное свойство, основной признак жизни – и в философском, семиотическом, историческом и т.п., и во вполне обыденном, переживаемом че-ловеком смысле» [Концепт, 1996, с. 6]. Колебание, схождение с места, повороты и другие движения иконы в воздухе воспринимаются как чудо. «Движение… ус-ложненное, с постоянными поворотами и возвращениями, распадается на разно-великие отрезки пути, которое трудно сложить в один путь», отметила Т.В. Цивьян, исследуя балканскую модель мира [Цивьян, 1999, с. 5]. По воздуху икона совершает небольшие перемещения. Воздушная стихия, по евангельской мифологии, – пространство «князя [Господа], господствующего в воздухе» (Еф 2: 2), и «мы, оставшиеся в живых… восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе» (1 Фесс 4: 17). В русском языке слово «воз-дух» этимологически связано с «душой», «духом», «дыханием». Воздушная среда – место встречи человеческой души с Богом. Наименьшее сопротивление среды испытывает икона «на воздусе», поэтому ее движения тихи, легки и вольны. В сюжетах легендарных сказаний перемещения иконы по воздуху знаковы, это сцены «чуда». Например, икона Спасителя сама поднялась от воды «на возду-се» и взошла на руки папы Римского (Сказание о Римской, или Лиддской иконе); Римская икона Богородицы по воздуху «прошла» от храма к морю (Сказание о Римской, или Лиддской иконе); Иверская икона, двигаясь по воздуху, несколько раз перемещалась из алтаря к надвратной стене (Сказание об Иверской иконе); «Образ Пречистой на воздусе» явился над рекою Тихвинкой (Сказание о Тихвин-ской иконе [Кириллин, 2007, с. 238]); Владимирская икона сошла со своего места и встала посреди церкви на воздухе, ее поставили на прежнее место, но икона снова сошла с этого места и поднялась в воздухе (Сказание о чудесах Владимир-ской иконы [Сказание, 1987, с. 416–418]); Толгская икона предстала на воздухе епископу Трифону и т.д. (Сказание о Толгской иконе [Сказание, 1998, с. 400–407]); Абалацкая икона явилась стоящей на воздухе благочестивой вдове Марии в «тонком» сне (Сказание об Абалацкой иконе [Сказание, 2000, с. 369; Ромода-новская, 2002, с. 155–178]) и др. Как правило, такие эпизоды в сюжете сказаний обозначают новый этап в «биографии» иконы: либо это обретение святыней мес-та, где обычно строился храм во имя Богородицы, либо это знак, указывающий на «желание» иконы сменить место своего обитания. То есть, перемещение иконы по воздуху, как правило, знаменовало собой в сюжете сказаний начало или конец пути ее странствования. Открыв таким образом сакральную природу иконы, со-ставители сказаний для своих обширных повествований собирали рассказы о чу-десах от иконы, которые во многом определяли специфику жанра [Кириллин, 2012, с. 207–214].

Скачать электронную версию публикации