Кулинарный код сибирских семейных обрядов: объективации в языке
В статье исследуются различные характеристики кулинарного кода: пространственные, в том числе территориальные, временные, социальные, и выявляется собственно сибирский вариант языковых объективаций этого явления.
Кулинарный код сибирских семейных обрядов: объективации в языке.pdf Русскую национальную стихию можно регламентировать через культурные коды, в совокупности репрезентирующие ее самобытность. К таким культурным кодам относят жилище, одежду, утварь и др. Среди них кулинарный код - один из самых сохранившихся в обиходе практически неизменным до настоящего време-ни. При этом национальный кулинарный код внутренне неоднороден и имеет ряд модификаций: общерусский - региональный, если речь идет о территориальных особенностях; крестьянский - мещанский (городской) - по социальной характе-ристике; если представлять течение жизни как череду будней и праздников, то эта реализация кода касается всех предшествующих дефиниций. Таким образом, ку-линарный код имеет разные характеристики: пространственные, в том числе тер-риториальные, временные, социальные и проч. Эти характеристики кулинарного кода имеют свою историю. В основных чертах система питания была заложена накануне монголо-татарского нашествия, а единство кулинарной культуры базировалось на общности принципов и уклада древнерусского хозяйства [Липинская, 2003, с. 357]. «Древнерусская кухня отли-чалась простотою и однообразием; количество блюд было огромное, но, большею частью, они немногим отличались одно от другого» [Энциклопедический словарь, т. 46, 1992, с. 658]. Пища представлена в древнерусской кухне скудно и даже ас-кетично как результат нестабильности жизни в условиях феодальной раздроблен-ности и междоусобиц. Развитие традиций в системе питания периода строитель-ства единого централизованного государства и осложнения социальной структу-ры как его следствия предстает, например, в памятнике эпохи Ивана Грозного «Домострое» как множественное, конкретизированное в противовес цельному, единичному предыдущей эпохи. (Этот древнерусский текст фиксирует 135 на-именований кушаний разного рода.) В XVIII - XIX вв. история развития русской кулинарии шла по принципу дифференциации пищи на различных основаниях. Поводом могли быть природно-климатические особенности зон крупного госу-дарства, тогда речь ведется о региональных кухнях в составе русской националь-ной традиции. Социально-экономическое устройство, связанное с крепостным правом, определило оппозицию дворянской - крестьянской культуры, в том числе и кулинарной. В период развития промышленности и как следствия роста городов (конец XIX в.) обострилось различие городской и деревенской кухни. Следова-тельно, кулинарный культурный код складывался исторически, вбирая в себя гло-бальные вибрации эпох. Но неизменной в нем оставалась оппозиция будни - праздник. Она обеспе-чивала выход народного мироощущения из быта в сферы бытийные, за пределы конкретной исторической ситуации. Следовательно, праздник имел в некотором роде обереговую для культуры миссию, оставаясь при этом ее фактом. «Празд-ничность» проявляется внешне через вещный код: в смене одежды, в особой при-ческе, в специфическом убранстве помещения и в прочих манипуляциях с пред-метами. Названные перемены обеспечивают эстетический «аккомпанемент» праздника. Соматический, биологический выход на уровень праздника обеспечи-вает в первую очередь кулинарный код: именно пища, праздничные блюда явля-ются проводниками из повседневного быта в бытийные сферы со специфически-ми ритуальными законами, создающими магическую систему взаимосвязей в этом особом состоянии мира. Рубежные моменты жизни человека в сообществе всегда связаны с трапезой 1 . Следовательно, она является средством выхода из круга обыденности за счет специфического приготовления, особого выноса и ритуального вкушения праздничных блюд 2 . Через названные акты человечество в процессе культуроге-неза выработало систему осмысления действительности через кулинарный код, который реализуется в кулинарных процедурах и конечных продуктах. Уже на самых ранних ступенях развития человечество через обычай обиль-ной, чрезмерной еды обозначивало время праздника [Берштам, 1985, с. 120-153]. А средневековые общества культ обжорства как народную традицию противопос-тавляли церковной аскезе [Колесов, 1990]. Русское сибирское старожилое население - переселенцы из разных областей России XVII-XVIII вв. - на новых землях придерживалось законов привычного жизнеустройства в еде, убранстве дома, в проведении праздников. Традиционный стол сибирского крестьянина - одна из составляющих народной культуры [Бар-дина, 1995; Миненко, 1979; Липинская, 1981]. Противопоставление будничного и праздничного мира пронизывало все сфе-ры жизни сибирской крестьянской общины [Калиткина, 2003, с. 71-80)]. К числу народных крестьянских праздников, наряду со «съезжими (съездны-ми)», а также «престольными», относится свадьба как проявление праздничности, то есть необыденности на всех уровнях: в одежде, пище, поведении, ролях участ-ников и т.д. Вот как у нас проходили свадьбы. Невесту наряжают в дому, вот собираются подженишники и, эти, подружки, и едут в церкву, венчаться [жених с невестой]. Потом приезжают домой, садятся за стол, выпивают, гуляют, песни поют, потом пляшут, танцуют. Невеста к мужу идет жить (Том.); Свадьбы раньше хорошо гуляли. В церкви венчались. На невесте свадьбишное платье, уваль до самых колен. В церкви молодые стоят рядом. За ими стоят за женихом - парень, а за невестой - девушка и венцы над ими держат. (Том.); Раньше свадьбы хорошо играли. Жених облюбует [невесту], присылает родите-лей сватать, спрашивать согласия родителей [невесты]. Посидишь в невестах неделю, две, жених ходит к тебе каждый вечер. Потом собирают свадьбу, гото-вятся, собирают поезд, лошадей двенадцать. Невеста сидит за столом с подру-гами. Приезжают, содют их за стол с родителями. Потом в церкву. Поезд подъ-езжает к церкве. Когда я венчалась, три свадьбы в один день венчались (Шег.) 1 . 1 По авторитетному мнению О.М. Фрейденберг, акт еды в сознании древнего челове-ка соединялся с кругом образов, которые прибавляли к трапезе как к утолению голода и жажды еще и мысль о связи акта еды с моментами рождения, соединения полов и смерти. Праздник рождения оказывается праздником еды - это Рождество с его рождественским столом, уходящим вглубь древности [Фрейденберг, 1997, с. 56]. 2 См.: [Сумцов, 1996], где приготовление пищи и последующая трапеза связываются с главным событием - творением, созданием мира, с разделом между богами и людьми. На обширном материале, интерпретированном в духе мифологической школы, автор доказы-вает, что любая трапеза имеет ритуализированный характер. 1 Материалом для настоящей работы являются записи живой разговорной речи, хра-нящиеся на кафедре русского языка Томского государственного университета. Записи про-изводились с конца 40-х годов прошлого века по настоящее время. Условные сокращения названий районов Томской и Кемеровской областей см. в конце статьи. Дополнительным источником послужили Томские диалектные словари. Список условных сокращений см. в конце статьи. 2 Термин «праздник» требует уточнения. В настоящей работе он используется как второй член оппозиции, реализующий выход из круга повседневности. Кулинарный код, который существует в поминальной традиции, создает систему особых, неповседневных блюд. Таким образом, следует говорить о противопоставлении обыденное - ритуальное. Термин «праздник», «праздничный» в настоящей работе - синоним неповседневному, ри-туальному. 3 В данной работе рассматривается актуализация только «праздника» из названной оппозиции, так как «будни» всегда присутствуют как критерий выделения «празднично-сти» по контрасту. 1 Имеющийся материал не подтверждает факт употребления киселя как свадебного блюда в Сибири. Кушанье предназначалось либо для постного стола: Великий пост пойдет - ничё не едят, кисели одни [ВС, т. 3, с. 109], либо для поминального: Раньше-то на по-минках-от три киселя готовили. Со смородиной, с калиной, а там еще с урюком. О, толь-ко в тарелке, вот так ложки-то. Жисьть-то все равно была неважной, в ранешны года-то. Скуповато жили-то ить. А на поминки-то пойдут ребятишки, ух, только тарелки говорят. Урюк-то надо поймать (Том.). 2 См. толкование значения слова «студень» в «ВС»: кушанье из сгустившегося при охлаждении мясного или рыбного отвара с мелкими кусочками мяса или рыбы. [ВС, т. 6, с. 416]. 3 См., например, в «Вершининском словаре» - диалектном словаре полного типа - данное слово не зафиксировано, помещено только слово закусить в значении «заесть что-либо выпитое» (с достаточно низким для общерусского слова количеством (5) словоупот-реблений). 1 В первый день свадебной трапезы не включаются горячие жидкие блюда. О.А. Седакова говорит о жидком кушанье как непременном блюде поминального стола. С горячим, дымящимся паром связывается «выход души» [Седакова, 2004, с. 120]. 2 Блины - одно из любимых блюд россиян - присутствуют не только на ритуальном и на праздничном столе, часто готовятся и в обыденные дни, как и кисель. К примеру, в си-туации масленичной недели обрядовая семантика блинов наполняется солярной коннота-цией. 3 Об этом подробнее см.: [Сумцов, 1996]. 1 К примеру, каравай - главный свадебный хлеб в Полесских селах. Именно на него помещали особые тестяные украшения в виде фигурок людей, растений, цветов и т.п. [Агапкина, 2001, с. 342.] 2 Сладкие пироги реализуют тему сладости; традиционно «сладкое» осознается как устойчивый признак женщины и женской сексуальности [Кабакова, 2001, с. 50-78; Банко-ва, 2003а, с. 211]. 3 Только после свадебного пира, прошедшего все этапы, возможно соединение родст-венников. Именно сельский коллектив должен засвидетельствовать рождение новой семьи. С этого момента родители жениха и невесты становятся свояками. 4 Ср.: «Словарь антонимов сибирского говора» О.И. Блиновой дает следующее толко-вание антонимической паре женихов - невестин: относящийся к жениху - относящийся к невесте. - С жениховой стороны и с невестиной родня. Таким образом, настоящая антони-мическая пара актуализирует понятийную категорию посессивности 1 См. толкование значений названных обрядовых единиц в Среднеобских словарях. Их авторы повсеместно указывают, что перечисленные лексические единицы - названия ритуала, во время которого покупают- продают, разрезают пироги. Например, Молодухин пирог. Устар. Вечер у молодой жены, на котором её одаривают подарками, то же, что мо-лодухин стол: Ставют посередь столов пирог, ставют тарелку на стол. Ей плотют кто деньгами, кто товаром, кто тёлочку, кто овечку (В.-Кет.). От венца и на завтра на мо-лодухин пирог (Колп). Когда молодухин пирог отошёл, тогда по избам пойдут (В.-Кет.) [СРСГ, т. 2, с. 152]. Отношения будни - праздники 2 самым наглядным образом иллюстрирует ку-линарный код, имеющий объективации в диалектном языке. Записи живой разго-ворной речи содержат в большом количестве рассказы о календарных, семейных праздниках и свадьбах. Это объясняется тем, что в повседневной жизни нет осо-бых запоминающихся деталей, создающих эмоциональный фон обыденной жиз-ни, они больше практические и универсальные для всей крестьянской общины. Но в особые моменты течения жизни, когда появлялась возможность выйти из круга повседности в иной круг, по иным законам выстроенный, тогда память фик-сировала подробности, точности и сохраняла их на всю жизнь как вехи личной биографии, как впечатления высшего, духовного порядка. В этих рассказах о за-стольях, о гуляниях, о подарках, о переходах из одного статуса в другой закреп-лялся сам дух жизни. В частности, воспоминания о крестинах связаны с тем, как шло погружение - крещение, кто участвовал, какой крестик надели младенцу; в воспоминаниях о похоронах - сколько было народа на кладбище и за поминаль-ным столом. В воспоминаниях о свадьбе в первую очередь говорится в самых подробностях о нарядах, о приготовлении к свадьбе, о подарках, но наиболее яр-кие и детализированные - о свадебном столе, в котором заключается дух этого праздника. Безусловно, в таких фрагментах текстообразующим становится обрядовое слово, через которое реализуется «праздничная» семантика, так как оно переводит сюжет из профанного мира в сакральный, придавая высказыванию особенный смысл. Глобальная оппозиция «будни - праздники» пронизывает всю народную жизнь как по разным законам проживаемые ее «круги». Семантическая реализа-ция праздника, для крестьян некой абстрактной величины, происходит на уровне конкретных оппозиций, очень понятных, бытовых, но при этом переведенных в иную семантическую систему. По конкретным критериям крестьянское сознание моделировало идеальный мир, отрывая его от реального быта на принципе двоич-ности. Исследуемый материал дает возможность выявить некий реестр реализа-ций семантики праздника 3 . Наиболее показательна в этом отношении оппозиция «мало (будни) - много (праздник)» с семантикой избыточности, изобилия, множественности [Калиткина, 2003; Седакова, 2004]: А в первый вечер никаких танцев нету. Так, погуляют не-много, попоют и разойдутся. А тода уж утром как называется на блины. Соби-рают там всех, стола два-три, может, и больше соберут. А тода молодым ки-дают денег, кто чё. Товар, может, какой-нибудь, а кто может, скотину какую кладут. А тода уж танцы и пляска и всё тут (Зыр.); Когда оттуда [из церкви] приедут, обвенчатся когда. Ну закусют рыбку. Не одну рыбу. Наставят на три стола закуски (Пар.); Высватают невесту. С жениха брали ведра три вина. Стряпали печенье, курники, в цветах наряжены, бумагой. Мясо жарено всяко. Розанцы, хворосты и потом заварны, калачики (Кож.); Потчевают до венца. Потом к венцу ведут, а потом гуляют три дня, по гостям, день и ночь. На свадьбу все было: и вареное, и пареное, и жареное (Зыр.). Семантика избыточно-сти реализуется на уровне высказывания. Семантика же праздничности реализу-ется как на уровне высказывания, так и через слово, которое становится главным в высказывании. Праздничность фиксируется в тексте через названия неповседневных блюд. В крестьянском быту, стремящемся в обыденной жизни к простоте и сытности в питании, есть блюда, технология приготовления и ценность которых имеет по-вышенный коэффициент значимости. Уже само их наличие на столах становится определителем праздника. Как отмечает фундаментальный этнографический труд - энциклопедия «Русские», - на свадебном столе «должны обязательно присутст-вовать студень (или холодец), отварное мясо, в том числе свинина и курятина, кисели 1 , пироги» [Липинская, 2003, с. 385]. Таким образом, при лексикографиро-вании наименований кушаний, относящихся к праздничному застолью, толкова-ние должно сопровождаться компонентом «праздничное» 2 : Зимой студень всё делали на свадьбы. Мясо ли рыбу, кости убраны. В чашках больших. Холодный должен быть (Крив.). В исследуемых материалах употребление слова студень в «непраздничном» контексте не встречается. Справедливо рассуждение Д.Н. Шмелева о том, что неповторимость русско-му застолью придают не обильные возлияния, а то, что выпивание алкоголя со-провождается закуской и последующим задушевным общением [Шмелев, 2002, с. 423]. Такое замечание характеризует современное цивилизованное понимание застолья. Но в рассуждениях о традиционной народной культуре необходимо ис-ходить из крестьянского мироустройства. Закуска как родовое наименование хо-лодных блюд 3 не включается в сознании крестьянина в триединство выпивка - закуска - задушевное общение, а реализует дихотомию обыденное - праздничное с разведением значения слова на то, чем закусывают выпитое, и необиходное, не имеющее места на повседневном столе сибирского крестьянина. В свадебном застолье закуски (диалектный вариант прикуска, прикуски) вы-ставляются в первый день и предваряют вынос пирогов: На столе после закуски большой невестин пирог. Она разносит, муж идёт с ней (Колп.); Готовятся, стряпают, настряпушки настряпают, наставят на тарелки, прикуски (Колп.). Кроме того, закуска как наименование рода холодных блюд вступает в оппози-цию холодное - горячее, т.к. горячие жидкие кушанья подаются, как правило, на второй день на «похмельный стол» 1 : А на второй день утром встают, когда у жениха, тогда, значит, опять всё на столах. Вот эту режут щуку, поросёнка режут на второй день, а утром варют. Ну, кто уху варил горячую, кто супы (Том.); А назавтра у жениха похмельный стол. Уху там подали, закуски там ешо всякой наставют (Молч.). Также закуска как род необыденных блюд прочно закрепляется в крестьян-ском сознании как манифестант богатства: Раньше ить надо выставить знаешь какие закуски? Ежли есть у родителев деньги, так её из-за стола выведут, а если нет, так и убёгом шли замуж (Том.). Следовательно, номинации необиход-ных, необыденных блюд реализуют первую ступень кулинарного кода сибирской свадьбы, но семантического компонента сакральности они не несут, лишь обеспе-чивают выход крестьянского сознания через лексические единицы в условный мир обряда. Вторая и основная, собственно обрядовая ступень этого кода прояв-ляется в наименованиях ритуальных блюд. Они делятся на: 1) собственно са-кральные (кутья, курник), 2) потенциально сакральные (свадебные пироги), 3) ситуативно сакральные (кисель, блины 2 ). Регламент свадебных блюд достаточно устойчив, при этом самыми «свадеб-ными» из них можно считать пироги. В среднеобских говорах широко представ-лены их названия. Во-первых, это курник (куреник, куреньков пирог) - главный пирог, связанный изначально с принесением в жертву курицы 3 и традиционно начинявшийся ее мясом. Но уже В.И. Даль указывает, что в качестве начинки «заместо курицы попадает туда и утка, и говядина» [Даль, т. 2, с. 224]. На сего-дняшний день связь пирога и жертвоприношения утратилась, и курником называ-ют пироги с любым мясом, включая курятину: От невестиной матери испечён бывает курник - пирог с мясом так называют (Кем. Мар.); Курники на свадьбу стряпают. Печень варят, в нутро накладёшь, как пирог, и загибашь зубцами (В.-Кет.); Курники со свининой - весь закрыватся [пирог] [ВС, т. 7, с. 185]; Курники были из свинячего мяса; Курник - это мясо потушишь, тесто раскатывашь и садишь в печку. Мясо свиное, куриное [Там же, с. 186]. Кроме того, словом курник поименовываются не только свадебные пироги, но и тестяные изделия в форме птицы (Когда к венцу собираются, ставят свечи, светочкими курники нарядют. Курник длинный, вроде как гуся делают. Нарядят цветами. У кого нет теста, деревянные курники делают (Том.) [СРСГ, т. 2, с. 117]), а также жареные или ва-реные курица, утка, гусь и даже свиная голова, украшенные бумажными цветами и символизирующие таким образом начало свадебных церемоний, и, как правило, не предназначенные для поедания. Главная их функция - обозначить сакральное время, так как выставлялись они исключительно перед венчанием: Курники - ку-рицу либо петуха зарезать, изрядить его всяко и вилку в середину воткнуть. Ножик положить. Курники не режут (В.-Кет.); Курник - это свиная голова сва-ренная, её нарядят разными бумажками. На свадьбе это кушанье подают, когда невесту под венец отправляют (Кем. Юрг.). Эту же функцию выполняли и бумажные цветы, предназначенные для укра-шения пирогов и другой еды, называющиеся также курниками. Никак не связан-ные с пищей, они знаменуют собой сакральное время свадьбы и жертвоприноше-ния: Поснарядят коней, девушки курники делали. Курники были - из бумаги цве-ты. И в пироги эти курники повтыкашь. И девки сидят только с курниками. Та-ды девки вылазят, забирают курники, и все садятся за стол. А девки курники ни-кому не дают (Зыр.). Таким образом, перед нами живой процесс демотивации: рассматриваемая языковая единица переживает утрату лексического мотиватора, что свидетельствует о полной сакрализации слова (названная лексема имеет ис-ключительно сакральную семантику, в отличие от потенциально сакральных и ситуативно сакральных). Существует и другая точка зрения, объясняющая главенствующее положение курника на свадебном столе. Так, например, энциклопедия «Русские» связывает его с куриным яйцом - символом зарождения жизни, поэтому курник на свадеб-ном столе - пожелание молодым продолжения рода, а мясная начинка символизи-рует будущее изобилие в хозяйстве семьи [Липинская, 2003, с. 363]. Собственно сакральное значение обрядового слова проявляется как в симво-лическом (лексическая единица курник обозначает сакральное время, символизи-рует жертвоприношение, зарождение жизни, будущее изобилие и т.п.), так и в регламентирующем компоненте, связанном с упорядочиванием системы дейст-вий участников обряда. Так, В.И. Даль считает, что курник - «свадебная хлеб-соль молодым, от всех родных» [Даль, т. 2, с. 224]. Среднеобский диалектный материал представляет более сложную систему правил, закрепленных за данной лексемой. Крестьянское сознание прочно соединяет регламентирующее содержание языковой единицы с невестой и невестиной родней: Невестин курник стряпали. Разукрасят свечами и поставят перед невестой (Шег.); Дружка глядит в кут, мачеху зовет. Вот тада она несет курник, мясом его наклала да цветами нарядила. Потом она опять курник второй несёт. Тятя-то меня иконой бласловил (Шег.); Курник - это пирог к жениху от невесты. Стряпали таку булку, нарядим чем-то, бумагой разной (Зыр.). Кроме близких невесты, свадебный курник (куреник) выносил и дружка: Тут уж дружка куреньки выносит, а гости поют: «Понесите нам куреничек свой разнаряженный». Тогда куреники пироги были, их украшали всяко красиво (Шег.). Среднеобские говоры фиксируют иную темпоральную характеристику, за-крепленную за лексемой курник (в момент появления в процессе развертывания обряда во времени, актуализированный по правилам, предмет и его поименование приобретают особую магическую силу). Так, авторы энциклопедии «Русские» считают, что «свадебные пироги подавались в конце пиршества: всем было из-вестно - “курник - из-за стола вон”» [Липинская, 2003, с. 386]. В сибирском мате-риале украшенный курник как пирог первого дня - заместитель невесты - обяза-тельно присутствует перед венчанием, в некоторых случаях он съедается в пер-вый день свадебного пиршества, в других - остается нетронутым до конца сва-дебного пира и вручается дружке в знак благодарности за хорошо проведенный обряд. Несение курника (куренькова пирога) над головой знаменует окончание свадебных гуляний: Он завязанный в платок, а дружку провожают, дак этот курник ему отдают, с платком, со всем. У кого, конечно, с чем, но называли кур-ник. Он жирный такой, хороший. И вот дружку провожают уже на третий день свадьбы и этот курник ему отдают, дружке (Кем. Мар.). От невестиной матери испечён бывает курник - пирог с мясом так называют. Он завязанный в платок, а дружку провожают, дак этот курник ему отдают, дружке (Кем. Юрг.); Дружка берет этот самый курник, на голову ложит и по деревне несет, все его видят (Зыр.). Наименование курника как свадебного пирога распространено повсеместно в Томской и Кемеровской областях [СРСГ, т. 2, с. 117]. Исследуемый материал си-бирских старожильческих говоров исключает в качестве ритуального такого пи-рога, как каравай 1 . В сибирском крестьянском сообществе каравай воспринима-ется только как праздничное блюдо: Каравай - сладкий пирог на менины кода (Кем. Мар.). Следовательно, обрядовая лексическая единица курник как собственно са-кральная может быть истолкована следующим образом с учетом ее символиче-ского и регламентирующего содержания: КУРНИК (И) (КУРЕНИК, КУРЕНЬКОВ ПИРОГ). - 1. (сакральный) Главный свадебный закрытый пирог с курятиной, мясом, салом или другой на-чинкой, украшенный бумажными цветами или тестяными шишечками, (симво-лический) изначально символизирующий жертвоприношение или саму свадеб-ную церемонию. Используется также как заместитель невесты (регламентирую-щий). Подается перед венчанием, выносится родственниками невесты. Поедается в первый день свадебного пира, в некоторых случаях, будучи нетронутым, отда-ется дружке в качестве платы за хорошо проведенный обряд. 2. Свадебные украшенные кушанья из теста или их заместители, сделанные в форме курицы или другой домашней птицы. 3. Жареные или варёные курица, утка, гусь, подающиеся на свадьбе. Исполь-зуются как заместитель курника, поэтому украшены цветами из бумаги. 4. Бумажные цветы, которыми украшают свадебные пироги. Таким образом, многозначность данной лексической единицы свидетельст-вует о ее укорененности в народном сознании. Такая устойчивость восходит к архетипической природе ею означаемого. Курник - кушанье первого дня свадьбы, второй день - время сладких пиро-гов 2 . Анализируемый материал представляет следующие номинации такого типа блюд: невестин пирог, женихов пирог, молодухин пирог, стряпкин (стряпчин) пирог. Все они относятся к разряду потенциально сакральных единиц. Ничем не отличающиеся в способе приготовления (как правило, для начинки используются различные ягоды, изюм, варенье и т.п.), они выполняют в ходе обряда специфиче-ские функции: социоопределительную, регламентирующую. Например, соци-определительную функцию выполняют наименования невестин пирог - женихов пирог (пироги со стороны родственников жениха и невесты). Настоящая дихо-томия представляет собой реализацию универсального противопоставления «свой» - «чужой» и обозначает противостояние двух семейных родовых кланов, объединенных за праздничным столом 3 : Невестин пирог делали сладкий, наря-жали. Наряжали красиво (Шег.); Женихов пирог стряпается до свадьбы, на свадьбе ставят. Собираются гости разные эти с обеих сторон (Молч.); У не-весты отгуляли, и она везет свой пирог к жениху, а у него свой есть (Молч.). Кроме выражения посессивности (притяжательные прилагательные - морфологи-ческое средство выражения этой понятийной категории), названные обрядовые единицы, имеют дополнительную культурную социоопределительную коннота-цию, выступающую на первый план 4 . В наименовании молодухин пирог, кроме социоопределительного компонента значения, вычленяется регламентирующий: Пирог несут, молодухин пирог с яго-дами намазывают (Зыр.); Молодухин пирог это уже на завтра делают. Там стряпают, тогда уже молодые ходят с этим пирогом (Пар.). Обозначения пиро-га как молодухина подчеркивает не противостояние (у молодухина пирога нет вто-рого члена оппозиции), не разыгрывание партий жениха и невесты, а переход главной участницы свадьбы в новый социальный статус. Наименование молоду-хин пирог имеет синонимическую пару стряпкин пирог (Стряпкин пирог, и он пекётся сладкий - это молодухин пирог (Молч.); Кидать [деньги] на сладкий пи-рог. Стряпкин пирог (Молч.). Такой сладкий пирог готовила и торжественно вы-носила приглашенная для подготовки свадебного стола стряпка (стряпча, стря-пушка, стряптенька): Вот пекут сладкий пирог, всё. Там три пирога. «Во свет-лой светлице, во столовой новой горенке есть ти стряптенька-матушка, доро-гая боярыня. Есть ноженьки - подойди, есть рученьки - поднеси. Голова с покло-ном, язык с приговором. Пожалуйте сюда». Она сейчас идет оттуда и несет пирог. Пирог приносит, ну вот опять чё-нибудь тамотка закусыват ли чё ли. Вот он [дружка] опять, опять начинат то же самое говорить. Ну и вот, и она вторую несет. Пирог. И ставит на стол. Тут все бояры поднимаются, только сидит невеста, жених. «Пожалуйте, пей рюмочку до дна. На дне мёд да патока да ещё винна ягода». Третий раз она уже несет большой пирог, сладкий, начи-ненный. Ну тут опять все ревут: «Пожалуйте, пей рюмочку до дна…» Потом уже этот стоит сладкий пирог. Потом подарки дарили. Кто дороже всех ско-тину подарит, тот этот пирог режет (Молч.); Пирог стряпка выносит при окончании. Ночуют ночку (Колп.). Следовательно, регламентирующий компонент указывает на то, кто и в какое время готовит и выносит, а затем режет кушанье. В отличие от курника, который является символом брачного пира (в лексеме, как было сказано выше, выступают на первый план сакральный и символический компонент значения), сладкие пироги предназначены для разрезания и поедания, именно такие пироги - вторая составляющая в выражениях бросать (бросить) на пирог, кидать (кинуть) (на пирог), класть (ложить) на пирог: Сладкий пирог де-лали. Бросают на пирог. Кто скотину кидат, кто овечку, кто коня (Крив.) [СРСГ, т. 2, с. 78]. Перечисленные устойчивые выражения обозначают одарива-ние жениха и невесты во время свадебного веселья. Выкуп куска пирога участни-ками пира - приобретение благой судьбы: Сладкий пирог с изюмом. Дружка ре-жет этот пирог крест-накрест и берет себе середину. Сладкий пирог делали, навалили с полкуля деньги и скотины [на пирог]. И мы богаты скоро стали (Зыр.); Едят сладкий пирог. Покупают пирог, кто больше. Когда цена становит-ся большой, его уценяют, затем начинается торг сначала. Уценят дружка и ты-сяцкий. Пирог режет то, кто дал больше, режет на четыре части. Пирог уно-сят, разрезают, затем приносят и едят (Кож.). В названиях свадебных действий (и в самих действиях) над пирогами реализуются функции даров и обмена (доля - целое; доля (счастье - с-часть-ю) - недоля (несчастье). Кроме синонима молодухину пирогу, стряпкин пирог - знак благодарности, плата стряпке за работу: Стряпкиным пирогом провожают стряпку со свадьбы. Везут к ней пирог, и все свадьбишные к ней, едят по куску [ВС, т. 5, с. 102-103]; Стряпка пекла сладкий пирог. Она вот трудится, ей должны же заплатить за труд. Она же пекёт, стряпает сколько дней. Вот потом говорили: ну, провожа-ли стряпку (Том.). Названия пирогов ассоциируются с частью свадебной церемонии, когда с ними проводят различные манипуляции, и служат для именования ритуала (моло-духин пирог, невестин пирог, стряпкин пирог) 1 на основе метонимического пере-носа: А вечер будет стряпкин пирог - накидают стряпке (В.-Кет.); На второй день стряпкин пирог, стряпке мало кидают, кто каку копеечку (В.-Кет.); После закуски - большой невестин пирог. Она идёт с подносом, и одаривают невестин пирог (Пар.). Кроме того, они также вступают в синонимические отношения с обрядовыми единицами, обозначающими аналогичный ритуал одаривания жениха и невесты: молодухин пирог - молодухин стол; невестин пирог - невестин стол; стряпкин пирог - стряпкин стол: Вот сегодня погуляли, а назавтра молодухин стол (Пар.); Невестин стол, триста рублей накидывали, молоды угощенье за-платит, пирог разрезает (Колп.); Стряпкин был стол, кода свадьба отходит, молодые угощают, начинаются блины, выставляют стряпке на стол. Пекут курники, пирог с мясом, стряпка теперь повар, умрёт человек, тоже нужна стряпка (Том.). К ситуативно сакральным относится обрядовая единица блины и все ус-тойчивые выражения, производные от нее (к теще на блины, ездить на блины; класть, кидать на блины и др.). В этой лексеме нет универсального сакрализую-щего содержания, оно в каждом обряде свое (солярное, поминальное [Зеленин, 1991, с. 406] - на масленичной неделе, пища покойника [Зеленин, 1991, с. 356] - в похоронном обряде), поэтому сакральное функционирование лексемы блины можно определить как «мерцающее». Блины - название части большого и главно-го ритуала свадьбы, когда гости дарят подарки молодым, т.е. синонимическое обозначение свадебного эпизода, подобного манипуляциям с пирогами. Данная лексема также указывает на территориальное распространение названия пред-ставляемого ритуала. Так, в некоторых селах Зырянского и Томского района Том-ской области часть свадебной церемонии одаривания молодых связана только с блинами: Гуляют вот, например, сегодня свадьбу отгуляют, на другой день соби-раются. Вот, например, сейчас на пирог кладут в этот же день, раньше - на второй у нас блины были, пирогов не было, блины пекли. Никаких пирогов. На второй день собирают всех родственников и пекли блины (Зыр.). Вступая в сино-нимические отношения с этапом обряда, именуемым «сладкий пирог», «блины» как его территориальный вариант, берут на себя его функции - социоопредели-тельную и регламентирующую. Таким образом, тему одаривания жениха и невесты обеспечивают синоними-ческие пары бросать (бросить), кидать (кинуть), класть (ложить) НА ПИРОГ - бросать (бросить), кидать (кинуть), класть (ложить) НА БЛИНЫ, т.е. блины так же, как и пироги, продают - покупают, разрезают, несут и т.п. Одинаковые манипуляции с разными предметами, обозначенными словом, имеют сходный по силе магический смысл прогнозирования богатства, заключенного в понятии «много». Пирог, чтобы реализовалась идея «множественности», специально раз-резают, в то время как блины сами по себе содержат множественную семантику. Это отражается в самом названии фрагмента обряда БЛИНЫ, НА БЛИНЫ: Мать мне на блины клала корову (Зыр.); Блины и курник накрывают тарелками. Когда дружка их открывает, говорит: «Позолотить надо блины». На блины кладут кто чем: кто деньгами, кто ситцем, кто скотину, барашка, а отец жениха обя-зательно корову или тёлку даёт. А кто подходит класть на блины, говорит: «Дарю молодых…» и называет подарок (Том.). Устойчивое выражение к тёще на блины - название комедийного игрового эпизода свадьбы, где в шутливой форме разыгрывается акт принятия зятя в семью невесты (социоопределительная функция) (Гуляют целую неделю. Едут на блины. Тёща мажет зятю маслом голову и говорит: «Мой милый», а он кладёт деньги (Том.), или является поводом продолжать веселье (регламентирующая функция) (Из-под венца к жениху, потом к теще на блины (Колп.) [Липинская, 2003, с. 393]. Кроме территориальной окраски ритуала, лексема блины реализует оппози-цию старое - новое (раньше / сейчас): У нас парены блины. Это как на завтремя уже блины. Счас, вишь, пирог кладут или торт. А раньше всё блины пекли (Том.). Таким образом, ситуативно сакральная лексема блины проявляет обрядовую сущ-ность как главную. Кулинарный код, составляющий культурное пространство свадебного обряда в его содержательной и регламентирующей части, дает богатый материал по ис-следованию народного сознания, в нем отразившегося. Суть празднования, свя-занного с трапезой, пиром, заключается не столько в той еде, которую выставляет и поглощает сельская община, сколько в выстраивании проекта идеальной жизни молодой семьи. Более того, «кулинарное поле» превращается в превентивное средство недопущения разрушения идеала бытования по коллективной модели. В этой связи абсолютно специфично ведет себя обрядовое слово, которое нуждается в особом лексикографировании. Предложенный вариант (КУРНИК) словотолко-вания во многом альтернативен классическому толкованию, так как лингвокуль-турологический комментарий предполагает бóльшую энциклопедичность в пред-ставлении слова, коррелирующей с традицией В.И. Даля [Банкова, 2003б, с. 3-10]. Вычлененные функций потенциально обрядовых слов наталкивают на вывод о наличии у них дополнительного культурного компонента и обнаруживают таким образом традиционную для народа многомерность мировидения и умение вопло-тить ее в самых простых формах. Исследованный материал кулинарного кода по-зволил выявить собственно сибирский вариант языковых объективаций этого яв-ления и дать некие «областные» характеристики, производные от социально-экономических, климатических, территориальных условий его проявлений. Список условных сокращений Томская область: Том. - Томский район Шег. - Шегарский район Зыр. - Зырянский район Пар. - Парабельский район Кож. - Кожевниковский район Крив. - Кривошеинский район Колп. - Колпашевский район Молч. - Молчановский район В-Кет. - Верхнекетский район Кемеровская область: Кем. Мар. - Кемеровская область, Мариинский район Кем. Юрг. - Кемеровская область, Юргинский район
Скачать электронную версию публикации
Загружен, раз: 128
Ключевые слова
кулинарный код, семейный обряд, языковая единица, мотивация, демотивацияАвторы
ФИО | Организация | Дополнительно | |
Банкова Т.Б. | Томский государственный университет |
Ссылки
Агапкина Т.А. Материалы к словарю полесской этноультурной лекски (опыт компьютерной обработки восточнославянской диалектной лексики. Хлеб // Восточнославянский этнолингвистический сборник. М., 2001.
Банкова Т.Б. Концепт «честь» в «Словаре сибирских обрядов» // Образ человека в картине мира. Новосибирск, 2003.
Банкова Т.Б. Традиции В.И. Даля и Словарь сибирских обрядов // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 2003. Вып. 26.
Бардина П.Е. Быт русских сибиряков Томского края. Томск, 1995.
Берштам Т.А. Будни и праздники: поведение взрослых в русской крестьянской среде (XIX - начало XX в.) // Этнические стереотипы поведения. М., 1985.
Вершининский словарь / Под ред. О.И. Блиновой. Т. 1-7. Томск, 1998. 2002.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1989.
Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991.
Кабакова Г.И. Полесская народная антропология: Женский текст // Восточнославянский этнолингвистический сборник. М., 2001.
Калиткина Г.В. Пир на весь мир (диалектные словари и прескрипции традиционной культуры // Язык и культура. Новосибирск, 2003.
Колесов В.В. Домострой без домостроевщины // Домострой. М., 1990.
Липинская В.А. Пища XII - XX века // Русские. М., 2003.
Липинская В.А. Пища русских сибиряков // Этнография русского крестьянства в России (XVIII - середина XIX вв.). М., 1981.
Миненко Н.А. Русская крестьянская семья в Западной Сибири (XVIII - пер-вая половина XIX в.). Новосибирск, 1979.
Словарь антонимов сибирского говора / Сост. О.И. Блинова. Томск, 2003.
Седакова О.А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. М., 2004.
Словарь русских старожильческих говоров средней части р. Оби / Под ред. В.В. Палагиной. Томск, 1964 - 1967. Т. 1-3.
Сумцов Н.Ф. Символика славянских обрядов: Избранные труды. М., 1996.
Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.
Шмелев Д.Н. Русский язык и внеязыковая действительность. М., 2002.
Энциклопедический словарь. Репринтное воспроизведение издания Ф.А. Брокгауз - И.А. Ефрон 1890 г. Ярославль, 1992.
