The modal word “(i) deystvitel’no”: semantics, textual potential.pdf Вводные замечания Модальное слово действительно (и его вариант и действительно), как и реже употребляющийся синоним на / в самом деле 1, неоднократно попадали в поле зрения лингвистов. Обычно они встречаются в списке вводных слов, выражающих модусную категорию достоверности [Яковлева, 1983; Беляева, 1990; Баранов и др., 1993, Корнилов, 2003]; рассматривают и их функционирование в предложениях с разной целеустановкой [Буглак, 1990] и в речевом акте возражения [Бу-лыгина, Шмелев, 1997]. В более ранней работе мы исследовали лексему действительно на материале публицистических и художественных текстов, применяя методику дистрибутивного анализа, под углом зрения двух взаимосвязанных, на наш взгляд, проблем: а) модусной организации высказывания; б) дифференциации модального слова и частицы 2. Было показано, что семантика и коммуникативно-прагматические функции лексемы действительно зависят 1) от синтаксической позиции в предложении, 2) от целеустановки окружающих ее высказываний в контексте, 3) от формы организации текста (монологической или диалогической). Семантика вводной единицы (и) действительно была определена как «согласие с мнением, высказанным ранее, подтверждение признания достоверности и правильности мысли, высказанной ранее другим лицом или самим говорящим» [Перфильева, 1996]. По сути дела, речь шла об экспликации модусной категории согласия. Тем не менее в современной специальной лексикографии встречается интерпретация словарной единицы действительно, которая ставит пользователя в трудное положение, «затемняет» ситуацию, например: «Действительно, частица. Неустойчиво вводное слово, решение об обособлении принимает автор: действительно обособляется в функции вводного в модальном значении “уверенность” в ситуации, когда говорящий убеждается в реальности сообщаемого, с оттенком удивления » 3. Как видим, в словарной статье не только в линейной цепочке стоят две противоречащие грамматические пометы, но и семантическая интерпретация словарной единицы не учитывает теоретические исследования в области синтаксиса и лингвистической прагматики, а также не опирается на текстоцентрический подход. Цель статьи - исследование компонентов модусной семантики этого модального слова в разных стилях и текстовых потенций вводной единицы (и) действии-тельно в художественном тексте. Задачи решаются при дистрибутивном, компонентном и текстоцентрическом подходах. Поводом для продолжения исследования этой единицы в текстоцентрическом плане послужили роман Б. Окуджавы «Путешествие дилетантов» и рассказы К. Г. Паустовского, а также при размышлении над тенденциями функционирования (и) действительно был привлечен иллюстративный материал из других источников разной стилистической направленности. Модусные значения вводной единицы (и) действительно В текстовом фрагменте рассматриваемая вводная единица занимает интерпозицию, а ведущей синтаксической позицией в предложении является инициальная, например: «Неправда!» - негодует Муравьев. Действительно, неправда; иначе зачем бывосставать? (Н. Эйдельман). 2 Ср. примеры с акцентирующей частицей действительно: - Доброе лето! - серьезносказалФедя. Эти слова, должно быть, он слышал от кого-нибудь из деревенских стариков. Лето было действительно полно неуловимой доброты - и в легком шуме дождей, и в запахе зреющей пшеницы - предвестнике урожая (К. Паустовский. Воронежское лето); Сегодня Государственная премия России в области литературы и искусства - это действительно высшая награда государства, она дается людям, чьи имена и чья деятельность вызывают уважение всего общества (Андр. Максимов // РГ. 2018. № 230). 3 Остроумова О. А., Фрамполь О. Д. Трудности русской пунктуации. Словарь вводных слов, сочетаний ипредложений. Опытсловаря-справочника. М.: Изд-воСГУ, 2009. С. 111. В научном, мемуарном и публицистическом текстах (и) действительно может располагаться в диалогическом или монологическом контекстах на границе предложений: а) вопросительного и невопросительного; б) невопросительного и невопросительного. В диалогических единствах эксплицитна модусная семантика согласия модального слова, например: - ...Другая жгучая проблема - одинокиеженщины сдетьми. - Действительно, жизнь больно по ним ударила - это видно и из писем в «АиФ» (Аргументы и факты. 1992. № 42). В диалогическом единстве представлены две позиции - адресата и адресанта. Один из собеседников высказывает мнение, а другой соглашается с ним, эксплицируя не только согласие с помощью языковой формы действительно («да, я согласен / подтверждаю», выполняет контактную функцию, сигнализируя «поддерживаю контакт». При элиминации действительно значение ‘согласие с собеседником’ выражено менее ярко, реплика адресата выглядит как косвенное вы-сказывание, читателю требуется дополнительное время для вдумчивого чтения и осознания, что позиции собеседников не противоречат друг другу. Ослабевает связность реплик. Ср.: - ...Другая жгучая проблема - одинокие женщины с детьми. - Жизнь больно по ним ударила - это видно и из писем в «АиФ». Если (и) действительно находится в той же позиции между вопросительным и невопросительным предложениями, усложняются его семантика и коммуникативно-прагматические функции, по сравнению с предыдущим контекстом: Известно, что уровень развития футбола в городе определяется, как пра-вило, положением дел в ведущей команде мастеров. В связи с этим, каковы взаимоотношения областной федерации с футбольным клубом и непосредственно скомандой «Чкаловец»? - Действительно, успехи сильнейшей команды неразрывно связаны с популярностью футбола в городе, и наша задача - пробудить интерес к игре прежде всего умолодежи (Футбол: Календарь-справочник, 1990). В данном случае намерение адресанта - получить истинную информацию, «точное знание», так как журналист имитирует с помощью вопроса, который предваряет суждением, подсказывающим ответ собеседнику, свое знание как неточное. С помощью действительно адресат выражает не просто согласие с мнением собеседника, эксплицируя данный субъективный смысл, но и подчеркивает ‘уверенность в сообщаемой информации’. Следовательно, в модусном плане модальноеслововыступает здесь как синкретичный показатель. Гораздо чаще действительно функционирует в монологических контекстах, в рамках сложного синтаксического целого (далее - ССЦ) или на границе двух ССЦ, имея значение ‘я согласен / подтверждаю’ и располагаясь в невопросительных предложениях. Действительно при этом находится а) между высказываниями, которые отражают точки зрения разных лиц; б) между высказываниями, которые отражают точкузрения одного лица. а) Чаще всего встречаются контексты, в которых представлены не противоречащиемнения разных людей, например: Иногда стоит лишь, произнести фамилию Михалков, как слышишь в ответ: «О, дядяСтепа!». Действительно, дядю Степу знают все (А. Алексин). В первой фразе имплицитно содержится смысл «дядя Степа известен всем». «Скрытый» диалог проявляется в том, что, вводя лексему действительно, автор эксплицирует смысл «и я считаю так же, согласен с приведенным мнением». Более того, автор маркирует ‘я делаю вывод’. При элиминации слова высказывание не разрушается, но границы между его элементами размыты, не ясно, чье мнение, чей вывод обозначены во втором высказывании. Ср.: Иногда стоит лишь произнести фамилию Михалков, как слышишь в ответ: «О, дядя Степа!». Дядю Степу знают все. В этом случае действительно выступает как синкретичный показатель, соединяющий семантикусогласияи метатекста [Перфильева, 2006]. б) Часто встречаются контексты, которые отражают точку зрения одного лица и в которых модальное слово действительно располагается на границе между тезисом и его развернутым обоснованием / иллюстративным примером. Так, в контексте Опыт научил меня главному - дифференцированно подходить к пленным. Действительно, с кем только не приходилось иметь дело! Были среди пленных спесивые, трусливые, угодливые, забитые, безразличные, с университетскими дипломами и совершенно неграмотные, совсем юные и пожилые, солдаты и генералы, кадровые вояки и новобранцы, эсэсовцы и фольксштурмисты, матерые и махровые обыватели… Естественно, бы-ли и думающие, разуверившиеся в нацистской пропаганде. Встречались и убежденные антифашисты, порой с риском для жизни перебегавшие к нам из вражеских окопов. Но не эти люди составляли основной контингент тех, с кем нам приходилось работать… И в каждом случае требовалась своя «тональность» допроса. Первейшая задача - определить, где вранье, где хвастовство, где добросовестное заблуждение, где искреннее желание выложить правду и где сознательная дезинформация (Им. Левин. Язык и «языки») в первом предложении автор выдвигает тезис, а следующий абзац вводит с помощью лексемы действительно, как очевидец развернуто подтверждает истинность тезиса, подчеркивая уверенность в сообщаемой информации. При такой организации текстового фрагмента читатель легко выделяет тезис и аргументирующую часть. Таким образом, слово выражает семантику подтверждения истинности предшествующего высказывания и является показателем метатекста в тексте. Как и в диалогических контекстах, в монологических фрагментах действительно располагается на границе «неточное - точное знание», например: Судя по поспешности, с которой люди расступились пред иконой, к ней подходил кто-то важный. И действительно, это был сам главнокомандующий Кутузов (Л. Раковский. Кутузов). В первом предложении «неполное» знание эксплицируется неопределенным местоимением (кто-то) и предположением (судя по поспешности, с которой люди расступились перед иконой...) о том, что речь идет о важной персоне. Автор, будучи участником события, визуально наблюдает ситуацию сначала издалека (сторонний наблюдатель), а затем вблизи (непосредственный наблюдатель), в результате чего уверен в истинном положении дел, получая полное и точное знание. Истинность гипотезы подтверждает формой и действительно (‘я знаю точно и подтверждаю это’). При элиминации исследуемой формы изменяется смысл высказывания. Ср.: Судя по поспешности, с которой люди расступились пред иконой, к ней подходил кто-то важный. Это был сам главнокомандующий Ку-тузов. Следовательно, автор намеренно строит повествование «порциями», с помощью и действительно автор актуализирует свое поэтапное восприятие описываемых событий, в трансформации второе высказывание не актуализировано, а главное, исчезает оттенокличной причастности автора. Итак, в подобных высказываниях не просто четко определена граница между гипотезой (как «неточным» знанием) и подтверждением ее (как «истинного положения дел»), но и (и) действительно концентрирует внимание читателя на правом контексте. Само вводное слово является синкретичным модусным показателем, соединяющим семантику достоверности, авторизации и согласия. А самое главное, вэтом случае актуальна фоновая семантика восприятия. Текстовые потенции модального слова в художественном тексте Независимо от формы организации художественного текста вводная единица действительно является эксплицитным средством выражения формальной связности - скрепой - а) реплики говорящего и реплики-реакции в диалогическом единстве, б) в текстовых фрагментах при монологической организации текста или в) при комбинации диалогической и монологической форм в художественном тексте. а) В диалогических текстовых фрагментах в романе Б. Окуджавы «Путешествие дилетантов» и в рассказах К. Паустовского практически не встречается стандартный семантический вариант действительно (или его синоним на / в самом деле), свойственный диалогической речи. В этом случае он употребляется «для подтверждения признания правильности того, что сказано ранее» 4, иначе говоря, выполняет семантическую функцию экспликации модусной категории согласия итекстовую (обеспечивая семантическую связность) 5. В романе Б. Окуджавы встречаются только примеры выражения словом действительно псевдосвязности (когда наблюдается формальная связность при отсутствии семантической), например: 1) - Здравствуйте, я вашатетя… - засмеялся Коко ивздохнул. - Действительно, - сказал Мятлев в раздражении, - где же ваша тетушка? Коко указал глазами на дверь (Б. Окуджава). 2) - Ваше сиятельство, - сказал Афанасий, пользуясь расположением Мятлева, - зачем же вы, если позволите, меня оженили, а, ваше сиятель-ство? - Действительно, - ответил Мятлев. - Но разве тебе так уж не нравится твоя жена? - Глупы-с, - ответствовал камердинер. - Ведь я ее бью, ваше сиятельство, а она мне ручки целует, терпит-с, если позволите, прощает-с (Б. Окуджава). Как видим, в репликах-реакциях исследуемое вводное слово не выражает ни согласия с чьим-то мнением, ни подтверждения его слов, а выполняет только контактную функцию. Оно формально указывает на реакцию собеседника на реплику говорящего (тетя, оженили), что поддерживается однокоренными словами (тетушка, жена). Однако в правом контексте происходитсменатемы разговора. 4 Объяснительныйсловарь русскогоязыка… С. 103 5 Ср с классическим примером: - Ах, Настя! Знаешьличто? Наряжусь-каякрестьянкою! - И в самом деле; наденьте толстую рубашку, сарафан да и ступайте смело в Тугилово; ручаюсь вам, что Бекетов уж вас не прозевает (А. Пушкин. Барышня-кре-стьянка). б) В монологических текстовых фрагментах вводная единица действительно располагается стандартно, будучи практически везде сигналом текстовой категории диалогичности. В рамках одного ССЦ вводная единица может занимать инициальную позицию в предложении и интерпозициюв абзаце, например: Изба стояла на самом юру. С него, по словам Аграфены, было видно «половину России». Действительно, вид был широкий: за лугами блестела извилистая речка, за ней желтели пологие пажити, стояли деревни, а за ними закрывал кругозор темныйлес (К. Паустовский. Мать идочь). В этом контексте представлены две точки зрения, два фокуса, что эксплицируется парой показателей авторизации - специализированным (по словам Аграфены) и имплицитным, автора (действительно). Следовательно, очевидна роль авторизационного модусного ключа, а не только эксплицитна семантическая функция слова действительно - показателям модусной категории согласия. В текстовом фрагменте вводная единица может занимать инициальную позицию в абзаце иодновременно в предложении, например: Все было покинуто в разрушающемся доме: литературные упражнения, наставления древних; Афанасий, бьющий свою Аглаю; Аглая, посягающая на самого князя. Воистину и дом, и вся жизнь - все трещало по швам, не будучи скреплено делом, пристрастием, горячей кровью и здоровьем… Действительно, думал князь с пафосом, в полубреду: «Что я? Жалкие потуги на страдание - вот мой удел. Где же цель, влекущая всех, даже ничтожного господина Колесникова? Какие бури я преодолел? Ради кого я пожертвовалсобой?» (Б. Окуджава). Фокус высказываний первого абзаца этого текстового фрагмента не ясен: он может как принадлежать повествователю, так и быть воспоминанием-рефлексией самого персонажа. Вводная единица в начале второго абзаца вместе с показателем авторизации думал князь сигнализируют, что вводятся мысли самого персонажа как интерпретация событий, перечисленных в первом абзаце, подтверждающая точностьоценки. Ср. с ССЦ, где представлена внутренняя речь персонажа, отражающая его внутренний диалог: Арсеньеву заняла мысль: а что, ежели и ей, следуя народному поверью, сломать старый дом, где произошло столько несчастий? Действительно, входя в тарханский дом, она в каждой комнате видела вещи, которые принадлежали навеки ушедшим от нее людям, в каждой комнате мерещились ей знакомыеголоса (Т. Вечорка-Толстая. Детство Лермонтова). Вводная единица также маркирует границу между мыслью в форме вопросительного предложения и ответом, который выражает обоснование возникшей мыслигипотезы, азначит, согласие с ее целесообразностью. На границе двух ССЦ вводная единица действительно может соединять разные по времени эпизодыв жизни одногоперсонажа, например: Переборов невыносимую боль, причиненную эти известием, она решила отправиться в Петербург и броситься Бенкендорфу в ноги. Новый удар подкосил ее. Болезнь разгорелась ярким пламенем. О поездке в Петербург нечего было и думать. Как раненый зверь торопится укрыться в своем логове, как перелетные птицы, устав от мытарств перелета, стремятся, напрягая последние силы, добраться до прошлогоднего своего гнезда, где они родились и окрепли, так и она, иссушаемая болезнью, вспомнила о своем детстве и отправилась в Калужскую губернию, в бывшую деревню своего отца, где, как она знала, проживала ее старая кормилица. Действительно, все вокруг было таким, как она помнила. И старая кормилица была жива и узнала Александрину. Онаобрадовалась ей и поселила в своеймаленькой избе, гдежила одиноко (Б. Окуджава). Как видим, первое ССЦ заканчивается многочленным сложным предложением, которое cодержит информацию о доле сомнения персонажа в достоверности воспоминаний и имплицитно выражает модальность ожидания. Модальное слово действительно выступает как сигнал подтверждения ожидаемого, достоверности воспоминания (как она помнила), а также оправдания надежды, на основе прямого (визуального) восприятия. в) В художественном тексте регулярно встречаются разные комбинации монологической и диалогической речи. Исследуемая вводная единица стандартно занимает инициальную позицию в предложении и абзаце, который является фрагментом монологической речи и следует за абзацем, представляющим диалогическую речь. Рассмотрим типичные примеры. 1) По сторонам тропы высокими и крутыми стенами стоял шиповник и цвел таким алым и влажным огнем, что даже ранний солнечный цвет, падавший на листву, рядом с цветами шиповника казался холодным и бледным. Казалось, что цветы шиповника навсегда отделились от колючих веток и висят в воздухе, как яркое маленькое пламя. В зарослях шиповника озабоченно гудели шмели, черные с золотыми полосками на спине. - Георгиевские кавалеры, - заметил летчик. Действительно, шмели были похожи на коротенькие ленты от Георгиевских медалей. И вели они себя бесстрашно, как старые бойцы, не обращая внимания на людей и даже сердясь на них (К. Паустовский. Шиповник). В этом рассказе субъект визуального восприятия - главный персонаж, Маша. Монологическую ткань текстового фрагмента разрывает реплика, принадлежащая другому персонажу (аудиальное восприятие Маши). Вводное слово возглавляет абзац, который сообщает о ментальном процессе главного персонажа, обусловленном визуальным восприятием элемента окружающего мира и интерпретацией его собеседником. О связи восприятия и ментального пишет Н. К. Рябцева [2005]. Действительно сигнализирует о согласии субъекта визуального восприятия с интерпретацией собеседника (метафорой Георгиевские кавалеры). 2) В романе Б. Окуджавы неоднократно встречается вариант, когда в монологический текст «врезан» диалогперсонажей: Через два дня интендант был приглашен для допроса, а возвратился сияющий, возбужденный. Оказалось, его дело счастливо завершилось, ибо, как он рассказывал, выложил чистую правду, а те, мол, что пытались выкручиваться иоправдываться, о судьбе их даже страшно подумать. - Так моя чистая правда - это полное неведение, - сказал, улыбаясь, Жильцов. - Э-э-э, батенька, - засмеялся интендант, - все запираются, сказываясь несведущими. А запирательство, знаете, чем грозит? Действительно, на следующий день интенданта выпустили, а Жильцова повезли допрашивать. Конечно, он и не думал по врожденной порядочности и благородству отрицать, что в злополучный день оказался среди мятежников, так ведь это вот как получилось. Его попросили назвать имена знакомых офицеров, и он простодушно и с радостью их перечислил, ибо их все видели, амолчаниемогли расценитькак запирательство (Б. Окуджава). В этом текстовом фрагменте несколько фокусов. Позиция повествователя иперсонажей (интенданта, Жильцова) отражена в монологическомабзаце, первом и заключительном, а позиция персонажей - в диалогическом единстве. Сферой действия слова действительно является возглавляемый им заключительный абзац. В нем повествователь сообщает о дальнейших событиях, и излагается внутренняя речьЖильцова. В данном текстовом фрагменте реализуется принцип эпифоры: конечная предикативная единица в заключительном абзаце (молчание могли расценить как запирательство) не только перекликается с конечной фразой реплики Жильцова (А запирательство, знаете, чем грозит?), но и с финальной частью первого абзаца (выложил чистую правду, а те, мол, что пытались выкручиваться и оправдываться, о судьбе их даже страшно подумать). 3) Во второй модели диалогическая речь перемежается фрагментами монологической речи, в которых сообщаются детали коммуникативной ситуации, а далее действительно, как и в предыдущем примере, возглавляет высказывание, содержащее осмысление ситуации и интерпретацию того, что визуально воспринимает участник коммуникации. Рассмотрим пример, в котором Б. Окуджава с помощью пунктуации помогает адекватно декодировать текст (здесь тире используется классически - при оформлении диалога, акавычки - как знак ментального процесса): - Господин ванШонховен? И он, дружелюбно распахнув руки, пошел навстречу гостю, так и не успев прикрыть халатомрастерзаннуюкружевную рубашку. - Ах! - воскликнул мальчик ибыстроотвернулся. «Действительно, - спохватился князь, - итуалет и рожа спохмелья». Весь текстовый фрагмент заканчивается контекстом с вводным словом действительно. Как всегда, оно занимает стандартную (инициальную) позицию в предложении и абзаце. В текстовом фрагменте сталкиваются зрительное / аудиальное восприятие реального события персонажем и повествователем и ментальный процесс повествователя по поводу этого события. Граница между ними маркирована вводным словом. Заключительное высказывание в силу его содержания и пунктуационного оформления можно интерпретировать как текстовую вставку с вербальным показателем. Итак, текстоцентрический подход к исследованию вводных единиц в сочетании с традиционными для синтаксиса методами исследования позволяет уточнить семантику модального слова (и) действительно и ее роль в экспликации текстовых категорий. Оно, занимая стандартную позицию для вводного слова действительно - инициальную в предложении и, как правило, в абзаце - эксплицирует текстовые категории связности и диалогичности, что обусловлено его семантикой как ядерного показателя модусной категории согласия. Модальное слово (и) действительно регулярно является синкретичным показателем: оно часто выполняет роль показателя авторизационного модусного ключа (сема ‘говорящий’) и метатекста, а иногда подчеркивает ‘уверенность в сообщаемой информации’. Семантика подтверждения / согласия, особенно уверенного, обусловлена прямым (визуальным) восприятием. В романе Б. Окуджавы и рассказах К. Паустовского модальное слово (и) действительно регулярно встречается в разных комбинациях монологической и диалогической речи: 1) диалогическая речь «врезана» в монологический фрагмент; 2) чередование монологической и диалогической речи. Исследуемая вводная единица стандартно занимает инициальную позицию в заключительном абзаце (или фразе), который является фрагментом монологической речи, выражающим результат ментального процессанаблюдателя.

Скачать электронную версию публикации