The fight with the dragon in “The Prince Archilabon’s Story”: literary sources, folk tradition and its modernization.pdf Змееборческий сюжет входит в число наиболее архаичных и распространен-ных фольклорных сюжетов 1. Он нашел свое преломление в литературной тради- 1 Из исследований, посвященных архаическим чертам в образе змея, змееборству в ге-роическом эпосе и волшебной сказке, назовем отечественные труды: [Пропп, 1996, с. 222-243; Золотова, 1983; Мелетинский, 1986, с. 62-113]. ции - рыцарских романах, житиях, в России - в целом пласте рукописной беллет-ристики XVI-XVIII вв. Для памятников беллетристики допетровской эпохи, таких как Повесть о Бове Королевиче, Повесть о Еруслане Лазаревиче и др., характерно стилистическое и сюжетное соединение черт воинской повести, героического эпоса и волшебной сказки 2. В XVIII в. стали популярны обработки этих произве-дений в духе авантюрно-галантных повестей. 2 См.: [Кузьмина, 1964, с. 17-60; Пушкарев, 1980, с. 27-55]. Имело место и обратное влияние - рукописной традиции на устный эпос, например, Повести о Еруслане Лазаревиче на былины об Илье Муромце, см. об этом: [Миллер, 1869, с. 183; Астахова, 1958]. Общие проблемы взаимодействия устной и книжной словесности рассмотрены С. Ю. Неклюдовым [2009]. 3 Подробнее об авторе Гистории см.: [Курышева, 2017]. 4 Перечислим основные сюжетные типы: 300 Победитель змея, 315 Звериное молоко, 590 Царевич и браслеты [Сравнительный указатель сюжетов…, 1979, с. 103, 115-116, 165]. О комбинации сюжетов 315 и 590 в Гистории см.: [Курышева, 2015]. 5 Привлекая фольклорный материал к выяснению возможных источников Гистории, мы разделяем точку зрения С. Ю. Неклюдова, который при рассмотрении вопроса об устных источниках книжного памятника определил характер результатов как реконструктивный [Неклюдов, 2009]. 6 О признаках «отмеченности» эпического героя, приемах указания на героическую судьбу, в том числе пребывание в период деяний вне дома, см.: [Путилов, 1988, с. 72-73]. В 1750 г. Петр Семенович Орлов, юноша, завершающий свое образование в юнкерской школе при Сенате, сочинил «Гисторию королевича Архилабона» (далее Гистория). Это беллетристическое произведение примечательно тем, что ее автор сообщил свои имя и социальный статус, время и место создания Гистории, что далеко не характерно в общей массе анонимной рукописной беллетристики 3. Уже в заглавии сочинения обозначен ориентир автора на старую рукописную тра-дицию (ср. Повесть о Бове Королевиче). Сочинение Орлова построено на конта-минации сказочных сюжетов 4. Основной сюжет Гистории, на который нанизы-ваются сказочные мотивы: вещий сон короля, отца Архилабона, который никто не может разгадать, и исполнение таинственного предсказания - попытки веролом-ной сестры Афродиты избыть королевича и окончательная победа последнего. Предметом настоящей статьи является реконструкция читательского (в широ-ком смысле) опыта автора, повлиявшего на замысел Гистории, и анализ змеебор-ческого сюжета в этом литературном произведении в аспекте модернизации и ресемантизации эпических мотивов. Мы рассмотрим встречу героя со змеем и бой, а также мотивы получения бое-вого коня и сказочных помощников, нередко входящие в сюжеты о змееборстве [Адоньева, 1989, с. 104-105]. В качестве сопоставительного материала нами при-влечены повести допетровской традиции и близкие по времени записи былин и их пересказов XVII-XVIII вв., сборник Кирши Данилова, в некоторых случаях - со-временные академические издания русских былин 5. Остановимся сначала на событиях Гистории, предшествующих змееборству. В фольклоре и близких ему книжных памятниках отъезд богатыря в чисто поле ради ратных забав и подвигов или отъезд из дома по другой причине является начальной точкой приключений и деяний героя 6. Изгнание Архилабона вместе с сестрой за пределы государства связано с невозможностью короля, их отца, ре-шить загадку вещего сна, с наказанием и решением предоставить свершиться то-му, что предназначено свыше: «...да лутче... выпроводить с честию из королев-ства... им же даволное родительское ваше будет наказание; к тому ж дорогою над ними по реченному вам свыше гласу исполнится может, а вашему величеству сумневатся о чем не останетца!» (Гистория, с. 96) (здесь и далее в цитатах курсив мой. - Л. К.) 7. Параллельный эпизод обнаруживаем в Повести о Еруслане Ла- заревиче. Причиной отъезда протагониста является изгнание: «...сын твой во цар-стве не надобен, - лутчи ево вон выслать ис царства» (Повесть о Еруслане..., с. 301). 7 Здесь и далее цитаты из литературных памятников даны в упрощенной орфографии. 8 См. былины о Добрыне и змее (Добрыня Никитич..., № 2, с. 15; № 5, с. 30; № 7, с. 44, № 11, с. 55), Дюке Степановиче, Волхе Всеславьевиче, Добрыне и Маринке (Древние рос-сийские стихотворения..., № 3, с. 21; № 6, с. 34; № 9, с. 42) и др. 9 Подробнее о богатырском коне см.: [Путилов, 1988, с. 68-69] По дороге Архилабон и его сестра встречают табун лошадей, от которого от-деляется необычный белый конь, принуждает следовать за собой и останавлива-ется у моря. Затем во время охоты королевич Архилабон находит каменный дом, который принадлежит змею о шести головах. После победы над змеем, герой и его сестра поселяются в этом доме. В памятниках устной словесности подвигам героя нередко предшествуют молодецкие забавы, в число которых входит охота 8. Однако уникальное сочетание в одном произведении мотивов изгнания героя из царства, уединенного житья в каменном доме у моря и охоты мы находим в уже упоминавшейся нами Повести о Еруслане Лазаревиче. Кроме того, в оба произве-дения входит такая деталь, как отказ от родительской поддержки в виде какого-либо имущества, денег и слуг, подчеркнутая скудность нового быта. Сравним: Повесть о Еруслане Лазаревиче Гистория И отец его отпущает за ним наряду и имения многое множество... И Ерус-лон Лазаревичь не емлет себе и ни единаго отрока и отцовы казны ни единаго пенязя... и все отпустил на-зад, только себе взял седло черкаское да узду тасмяную, да войлочки кося-щаты. И приехал Еруслон Лазаревич к морю, и вшел в белокаменную пола-ту... и лег опочевать. И поутру встав Еруслон Лазаревичь, рано учал ходить по диким заводям и по губам морским, и учал гусей и лебедей стреляти, и серых птиц, и тем себя кормил (с. 302). Оной конь, заведши их в превели-кие горы и леса, при море остановился и с сего места ехать далее не допуща-ет. Королевичь, усмотря место сие при море хорошим, вздумал до время тут зделать себе с сестрою королевною жилище, а лакеев отпустил по преж-нему и с коретою во отечество, ос-тавшис с одним реченным белым ко-нем. В полудни... пошел с ружем для охоты, и, пришед незапно к великой горе, увидел на оной превеликой ка-менной дом И сели кушать, а по кушанье легли при своем жилище из травы с листьем на зделанной постеле отдыхать (с. 96). Перейдем к образу богатырского коня, добывание которого зачастую входит в комплекс мотивов, предшествующих подвигу. Выбор коня связан с испытанием его силы, укрощением или другими какими-либо знаками конгруэнтности бога-тырю 9. В соответствии с эпическим топосом коня Архилабона отличают необычайная сила и норовистость 10. В то же время налицо нарушение эпического кано-на: герой не озадачен получением коня, более того - конь принуждает героя сле-довать за собой, являя через себя действие высших сил: 10 Ср., например, характеристики коня в былинах о Дюке Степановиче, Иване Гостином сыне (Древние российские стихотворения..., № 3, с. 20; № 8, с. 41-42), прозаическом пере-сказе былины об Илье Муромце (Былины..., № 10, с. 92). ...Вышед конь весь белой, перед каретою пошол, но наперед зделав вид, будто он указавать путь, ехать им хочет как лакеи услышали приказ королевичев, тот час стали отгонять, а он не токмо чтоб от них побежал, но еще лакеев отбив, и з дороги корету, никуда в сторону ехать не допущая, за собою следовать понудил. Что видя, королевич приказал корете за конем ретироватца, разсуждая, из сего быть особливой притчине (Гистория, с. 96). Кроме того, конь инициирует Архилабона на подвиг - бой со змеем: ...белой конь... разбудил королевича тихо... он дал вид, чтоб наложа сед-ло, на нево сел Архилабон. Королевичь, уразумея ево вид, тот час оседлав, на нево взошол, а конь, вскакав на гору, стал посреди вышереченнаго дома (Гистория, с. 97). Имя коня - Буелан - по-видимому, указывает на его нрав и героическое пред-назначение. Само наделение коня собственным именем ставит его в положение наравне с хозяином (эта традиция прослеживается от устного эпоса до рыцарско-го романа). В последующих событиях Гистории конь выступает в своей обычной функции - боевого товарища: сопровождаемые волшебными помощниками, седок и его конь неоднократно побеждают армию неприятеля. В сочинении Орлова задействован топос поведения богатырского коня в от-сутствие героя: духовная связь с хозяином, нежелание покориться кому-либо дру-гому. Расправившись с Архилабоном, его неприятель Бритон забирает коня и воз-вращается в свое королевство с сестрой героя Афродитой. Тоскуя о хозяине, конь вбивается в землю. Подобный этос коня находим в Повести о Бове Королевиче. В ожидании героя богатырский конь стоит в конюшне, вбившись в землю, почуяв приближение хозяина срывает цепи и выбивает двери: Есть у государя моего батюшки доброй конь богатырский: стоит на 12 цепях, по колени в землю вкопан, и за 12 дверми... И Бова бысть радощен и пошол на конюшню, и добрый конь богатырский з 12 цепей збился и уже пробивает последние двери (Повесть о Бове..., с. 284). В Гистории имеет место остранение по отношению к эпической модели поведе-ния коня: Конь же Буелан, хотя и взят с королевною, однако он великою своею си-лою вбился в землю весь, оставя одну свою главу поверх оной для дыхания. И сие вь их владении почитали за диковинку (Гистория, с. 103). Когда спасенный Архилабон собирается мстить неприятелю и направляется к границам его государства, конь чувствует скорое возвращение хозяина. Поведе-ние коня получает в Гистории дополнительное пояснение: «Конь Буелан сие по-чувствовал тот час, из земли выбившис, стал есть корм по прежнему и делаится господину своему быть готовым» (Гистория, с. 104; ср. мотив выкармливания коня в сказочном эпосе [Пропп, 1996, с. 171]. При этом король Ливкус, испугав-шись грядущего появления Архилабона, посылает навстречу посла и отправляет с ним коня «в знак верности посолства». В эпическом произведении или близком к нему книжном памятнике посылка коня невозможна. В качестве примера приве-дем описание поведения коня Бовы Королевича в плену Маркобруна: «...добрый конь богатырский збился з 12 цепей И доброй конь богатырский услышал всадника своего и последние двери пробил» (Повесть о Бове..., с. 291-292). В описании встречи коня и Архилабона первый падает на колени, а хозяин от-вечает ему владельческим жестом.: «...Конь, вырвавшис из рук его ведущих, пал пред ним на колени; Архилабон, погладя коня своего, стал спрашивать у посла притчину ево посолства» (Гистория, с. 104). Обращает на себя внимание разная семантика эпизода падения коня на колени: в эпосе и близких к нему книжных памятниках падение на колени коня происходит при испытании его силы (По-весть о Еруслане Лазаревиче), в Гистории - это жест вассальского признания. Па-раллель, наиболее близкую к Гистории, обнаруживаем в Повести о Бове Короле-виче, в соответствующем эпизоде встречи коня и богатыря: «И добрый конь богатырский охапил Бову передними ногами и почел во уста цаловать аки чело-век, и Бова почел... по шерсти гладить и скоро утешил добраго коня богатырска-го» (Повесть о Бове..., с. 284). От характеристики коня перейдем к эпизоду боя со змеем. В русском эпосе змееборцы - Добрыня Никитич и Алеша Попович. Кроме того, бой со змеем встречается в русской агиографии - Чуде Георгия о змее (конец XII - начало XIII в.) и Житии Петра и Февронии (XVI в.). Из рукописной беллетристики до-петровской эпохи в бой со змеем вступают Еруслан Лазаревич и Брунцвик. Детали описания встречи со змеем и боя в Гистории указывают на знакомство автора с национальным героическим эпосом. Б. Н. Путилов о мифологических подтекстах былевого эпоса отмечал: «Двум главным функциям змея в былине (хозяин воды и похититель людей) соответствует два постоянных места, с кото-рыми он связан, - река (море) и горы» [Путилов, 1971, с. 41]. Присмотримся к обиталищу змея в Гистории. Он живет возле моря, его дом находится на крутой горе (Гистория, с. 96-97). В былинах о Добрыне и змее, антагонист героя живет в горах, ему же принадлежит водная стихия; в одном из вариантов былины в опи-сание места обитания змея добавлена такая деталь, как терем 11. 11 Добрыня восходит на крутую гору, выкапывая копьем ступени и ведя коня под узд-цы: «А залез-то он на горы Сорочинские, / А садилсе он скоро да на добра коня, / А как брал-то он трубочку подзорную... И увидял тут Добрынюшка у змеи высок терем» (Добры-ня Никитич..., № 6, с. 42). 12 Ср. шум, свист, шипение от змея в фольклорных и житийных текстах: Добрыня и Змей (Добрыня Никитич..., № 1, с. 7), Алеша Попович и Тугарин Змеевич (Добрыня Ни-китич..., № 37, с. 187) и Чудо Георгия о Змие (Чудо...). Помимо связи змея с горами и водами, автор Гистории воспроизводит другие характерные для эпического змееборства черты: появлению змея предшествует визг, во время боя конь находится по лодыжку в крови, победитель срубает голо-вы змею, взрезает правую и левую грудь противника, а также заключает договор с противником. Последовательно рассмотрим их использование в литературном произведении. В Гистории визг и бой разнесены по времени (Архилабон слышит визг во вре-мя охоты и пугается) 12, отсутствует как таковой вызов на поединок или словесная перебранка противников. Общий ход боя в сочинении Орлова, а именно срубание голов противника, за-ключение договора и подарок победителю в обмен на жизнь, снова находит соот-ветствие в Повести о Еруслане Лазаревиче, с той лишь разницей, что Архилабон выполняет обещание и отпускает змея: Повесть о Еруслане Лазаревиче Гистория И сел Еруслон на свой доброй конь и поехал к езеру. И услышало чюдо, что приехал Еруслон, и выскочило вон; конь испугался, пал на окарачки... влез Еруслон чюду на спину, и отсек Еруслон у чюда две головы и хощет третьюю голову отсечь. И взмолилось чюдо: «Государь Еруслон Лазаревич! Не дай смерти, дай живота! По сей день из езера не выйду, и людей есть не стану... а тебе дам подарок велий: есть у меня камень самоцветной, и яз тебе отдам»... и взял у чюда камень самоцветной... И Еруслон снял с чюда третию голову... (с. 318). ...Конь, вскакав на гору, стал по-среди двора вышереченного дома. Ко-ролевичь Архилабон... вдруг увидел вышедшева ис полат к нему о шести главах змея. Королевичь тот час... стал с ним в немалом страхе бится. И уже три головы отделил от мерскаго змеи-наго трупа, от чего вышло крови стол-ко много, что двор сего дому весь по-крылся, и яко коню по лодышку во оной стояти принуждену, но еще ко-ролевичь с превеликим трудом от ды-шущаго изо уст голов пламяни две го-ловы шпагою своею отсек, то змей, оставшись с одною главою, прогово-рил человеческим голосом: «Ежели ты, о королевич! последнюю мою го-лову от трупа моего отделить не похо-чеш, то я вам мою услугу наперьод показать желаю! Взрежь мои правую и левую груди, - то, что из того будет, вам в подарок заключаю. Только со-твори со мною милость, отпусти меня жива, владей сим домом без опасения, а меня к тому увидить не можеш» (с. 97). Поскольку не все черты описания боя со змеем и его исхода могут быть объ-яснены знакомством Орлова с Повестью о Еруслане Лазаревиче, обратимся в по-исках параллелей к былинному материалу. Так, мотив договора с противником обычно присутствует в вариантах былины о Добрыне и змее с двухчастной струк-турой: первый бой оканчивается договором, второй - победой над змеем (Добры-ня Никитич..., № 1, с. 9; № 2, с. 17-18, № 6, с. 41). Как отмечает В. Г. Смолицкий, в былине «сказочный мотив договора заново переосмыслен», окончательная рас-права с врагом «мотивирована тем, что змей нарушил клятву» [1971, с. 183] 13. Но среди относительно поздних вариантов былины встречается текст с близкой Гистории «мирной развязкой»: Добрыня сражается со змеем один раз, не убивает змея, за сохранение жизни змей дарит богатырю золотую казну, доброго коня 13 См. также комментарий к вариантам развязки былин о Добрыне и змее: [Смирнов, Смолицкий, 1974, с. 377-378]. и красну девицу [Смирнов, Смолицкий, 1974, с. 377] (Добрыня Никитич..., № 8, с. 48-49).14 14 В ранних записях и пересказах былина о Добрыне и змее не зафиксирована (Были-ны...), в сборнике Кирши Данилова в былине на этот сюжет есть однократный бой со зме-ем, соответственно мотива договора нет (Древние российские стихотворения..., № 48, с. 182-185). 15 Ср. в Повести о Бове Королевиче: «...одва добрый конь скачет в крови по колени» (Повесть о Бове..., с. 286). Мотив крови, которая достигает колена богатырского коня, встречаем в Повести об Иване Пономаревиче (уже безотносительно к его участию в бою, как знак смерти хозяина). Анализ использования сказочных мотивов в этом произведении см.: [Демкова и др., 1970, с. 488]. 16 Оба текста отличает своеобразие, оба несут следы редакторской работы сводчика сборника, см. об этом: [Смирнов, Смолицкий, 1974, с. 404-405; Евгеньева, Путилов, 1977, с. 441-442, 454]. В цитированном выше описании боя Еруслана Лазаревича с трехголовым чу-дом нет таких характерных деталей Гистории, как огонь из пасти змея, достигаю-щая лодыжек коня кровь, вскакивание на грудь противника, вспарывание груди (намерения это сделать). Огнедышащий змей является противником и Алеши По-повича, и Добрыни Никитича: А и я бы Алешу... / Копьем заколол и огнем спалил (Древние Россий-ские стихотворения..., № 20, с. 100); ...Похочу-то я Добрынюшку-то и огнем пожгу, / Похочу-то я Добры-нюшку-то и в собя пожру Тут змеинищо Горынищо... стала на Добры-ню искры сыпати, / Она стала жгать да тела белого (Добрыня Никитич..., № 1, с. 8). Используемые Орловым мотив крови, которая во время боя доходит коню по лодыжку (колено, чрево, щеку), и мотив вспарывания груди противника воспро-изводят характерные мотивы русского эпоса, зафиксированные в том числе в его ранних записях: И потом изъехал труп татарскои - где пригор, тут по щеку коню крови; а где привражие, тут по колени коню крови; а где прибрег, тут по чрево ко-ню крови (Былины…, № 28, с. 165) 15; Садился Иван царю поганому на белы груди, вынимал он свои булатнои нож, на мусате ножичек наставливает, хочет он у царища поганово спороть груди белыя и закрыть очи ясные (Былины…, № 43, с. 196). Мотив вспарывания грудей встречается в более поздних записях былины «До-брыня и змей» (см.: Добрыня Никитич..., № 1, с. 8; № 7, с. 45; № 11, с. 56). В сборнике Кирши Данилова этот мотив встречается в былине об Алеше Попови-че и былине о победе Ильи и Добрыни над бабой Горынинкой (Древние россий-ские стихотворения..., № 20, с. 101; № 50, с. 192) 16. Остановимся на функции змея в Гистории. Как мы могли видеть, в сочинении Орлова мотив вспарывания грудей противника связан не с победой над врагом, а с получением волшебных помощников. При этом змей становится дарителем по своей воле. Образ змея в Гистории (противник и даритель) дополнен мотивом поедания людей, похищения женщин, известным также книжной традиции (Чудо Георгия о змие, Повесть о Еруслане Лазаревиче) 17. Этот отголосок мотива жерт-воприношений змею следует в сочинении Орлова уже после того, как змей ис-полнил обещание и покинул свои владения: «...из владения... некоторого короля Ливкуса ведена одна девица живущему прежде тут змею на сьедение по прежне-му обычаю» (Гистория, с. 98). В эпосе и близких ему книжных памятниках мотив похищения, поедания людей служит основанием к змееборству. В литературном произведении Орлова мотив жертвоприношения змею служит вводу еще одного действующего лица (служанки Афродиты) и увязыванию змееборства и после-дующих эпизодов. 17 В Повести о Еруслане Лазаревиче чудо о трех головах живет в озере и поедает людей (Повесть о Еруслане..., с. 318). Ср. мотивы обитания змея в озере, змеиного свиста, поеда-ния людей змеем и жертвоприношений в Чуде Георгия о змие (Чудо Георгия...). 18 О львах-помощниках в произведениях русской словесности, знакомых читателю до появления Повести о Брунцвике, о робком характере Брунцвика [Демкова и др., 1970, с. 481, 484]. Перейдем к эпизодам Гистории, связанным с волшебными помощниками. Взрезывая груди змея, Архилабон получает двух волшебных львов и отпускает противника, который обязуется в случае надобности прийти королевичу на по-мощь (этот мотив остался нереализованным). Большая часть приключений со львами и такая черта Архилабона, как некоторая робость, позаимствованы Орло-вым из Повести о Брунцвике 18. Брунцвик видит бой льва и девятиглавого драко-на, принимает сторону льва, и в благодарность лев сопровождает и спасает героя: помогает в бою против драка-василиска и других опасных диковинных зверей, излечивает от ран. В сочинении Орлова львы охраняют Архилабона во время сна, сопровождают на охоте, участвуют в битвах против войска Бритона, излечивают от смертельных ран. Вот примеры описания того, как неистово львы-помощники разрывают про-тивников героя: Повесть о Брунцвике Гистория Видячи же то лев, розбегся и рас-торже драка надвое с великим гневом, и на малые кусы розмета его (с. 378); Брунцвик же добы меч свой и на-чат с ними битися мужне... И начат омлевати, сииречь уставати. Видячм же то лев... и разбегшеся прытко на одного и со гневом раздра его надвое, и потом тако же и другаго Лев же ему во всем помогал опять со гневом, и тех тако же раздра Лев же прискочи и увиде Брунцвика биюща-ся, и собра лев всю силу свою и почал велми битися с ними и начал драти их наполы. И тако им бог поможе, иже всех лев раздра (с. 381-382). ...Королевичь... вооружился и, сев на коня Буелана, со львами встречю им поехал. Арми бритоновой короле-вичь Архилабон скоро скучен пока-зался, ибо из них многих головы от тела отделял и наполы силою своею разсекал, но ево одново... однако б убили, да львы, служащие при нем, столко ево защищали сильно, что вся-кова человека наполы перерывая, раз-рушают всю армию и делают Архила-бону дорогу до самого королевича Бритона (с. 101). Сестра Архилабона и Бритон неоднократно покушаются на жизнь героя, вся-кий раз он спасен львами. Аналогичные эпизоды находим в Повести о Брунцвике. В первом эпизоде волшебные помощники излечивают героя своими средствами: Повесть о Брунцвике Гистория Брунцвик... паде з древа и убися велми. Видячи же то лев, отбегл от него скоро и накопал корения и при-нес ему к нему во устех и обкла Брунцвика. Так бо в мало время избы то время... Лев же поможе ему... (с. 378). Львы же разломав ящик трои сутки лизали архилабоновы раны и божим произволением сим лизаньем все раны заживили, от чего королевичь телом получил здравость; потом один лев, распоров задней лапы исподнюю мя-коть, и вынул пузырьок с лекарством, и один другому сие лекарство на хвост поливая, мазали лицо и все королеви-чы члены, а от сего властию божескою о такое получил здорове, как и прежде имел без отмены (с. 104). В другой раз в спасении героя участвуют и волшебные помощники, и искус-ный врач: Повесть о Брунцвике Гистория Брунцвик же от великих ран паде на землю яко мертв... Лев же стоя над ним в жалости велицей, девица же Африка... стоячи над ним, тужила. Лев же... побежа не мешкая з города и на-копа корения и принесе во устех сво-их. Девица Африка учини ему водку и в десяти днех исцели от ран (с. 384). ...Королевичь Архилабон и насилу уже дыхание свое производил... в то ж время львы... увидев ево всево исколо-та, всех отбив, стали лизать ево раны и чрез ту ночь от их лизания королевиче-вы раны маленко поизгладились, и ему стало полехче... Потом приступил док-тор и обезал ему раны, а чрез четыре недели вылечил ево здрава. Львы, сему обрадовавшис, уже от нево никуда не отлучались ни на мало (с. 106). Мы установили книжные источники Гистории и модификацию эпических мо-тивов, связанных со змееборческим сюжетом. Прежде чем перейти к обобщениям, остановимся еще на одной детали, взятой из эпической топики, поскольку это важно для понимания работы Орлова с традиционными эпическими мотивами. Обычно в заключительных эпизодах русских былин, когда подвиг завершен и герой прибывает ко двору князя Владимира, его поведение соответствует этосу богатырского вежества, элементы которого сводятся к следующим деталям (хотя какие-то из них встречаются факультативно): спешивание с коня, привязывание коня к кольцу, при входе в палаты - крест на иконы и поклон князю и его гос-тям 19. Иногда подчеркивается, что конь перескакивает через ограду и встает по- 19 Например: «И как будет он под градом Киевым, и скачет прямо чрес ограду белу ка-менную, и везжает на широкои двор ко князю Владимерю. И слезает с своего добраго коня, и привязавает ево ко колцу серебреннаму... Пошел... в ту палату белу каменную и молится он чудным образом, а князю Владимерю поклоняется, а после на все четыре стороны» (Бы-лины…, № 7, с. 89). В комментариях исследователи отмечают, что в этой записи былины есть не характерный для других ранних записей мотив именно серебряного кольца [Аста-хова, Митрофанова, 1960, с. 263]. 20 Например, относящаяся к середине XVIII в. История об Илье Муромце, сочетающая былинные и книжные элементы, при этом сценам придворной жизни придан галантный оттенок, см.: [Астахова, Митрофанова, 1960, с. 56-59] (Былины..., № 26, с. 132-139). Ана-лизу Гистории о Брунцвике, уникальному произведению, датируемому близко ко времени правления Петра I, и ее отношению к своему прототипу - Повести о Брунцвике - посвяще-но исследование М. В. Мелихова [2012]. 21 О формах бытования «фольклорного знания» пишет С. Ю. Неклюдов: «...любой но-ситель культурной традиции гораздо в большей степени, чем это принято думать (и чем он сам это полагает), владеет “фольклорным” знанием, получая его из детского чтения, из речевого обихода, насыщенного фразеологическими и провербиальными формами, из от-звуков устных текстов, эхо которых неминуемо достигает каждого» [Неклюдов, 2009]. среди двора (тем самым вплетается мотив богатырского удальства). В Гистории перед неожиданной встречей героя со змеем конь одним скоком оказывается во дворе змеиного дома, королевич спешивается и собирается привязать коня к се-ребряному кольцу, чтобы немедленно вновь сесть на коня и совершить свой под-виг: «...А конь, вскакав на гору, стал посреди двора... дома. Королевичь Архила-бон лиш толко успел, сошедши на землю привезать своего коня Буелана к прибитому в столб колцу серебряному, вдруг увидел вышедшева ис полат к нему о шести главах змея» (Гистория, с. 97). В сочинении Орлова такая деталь эпичес-кого быта, как привязывание коня к кольцу, воспроизводится, однако имеет дру-гое композиционное размещение и поэтому теряет свою семантику, оставаясь незавершенным жестом героя. Предпринятое нами исследование приводит к следующим выводам. В части змееборства и приключений героя со львами непосредственными источниками Гистории являются близкие к фольклорным формам произведения допетровской традиции - Повесть о Еруслане Лазаревиче, Повесть о Брунцвике, Повесть о Бове Королевиче. Отметим при этом, что автор ориентировался на общую для руко-писной беллетристики XVIII в. тенденцию придавать повествованию большую галантность, а словесным выражениям большую изящность. Не исключено, что автор был знаком именно с «галантными» переделками названных повестей, но на этой особенности Гистории мы не останавливаемся подробно в настоящей статье. Упомянем только, что среди такого рода подновленных произведений известны и обработки былинных сюжетов 20. Ряд деталей указывает на то, что П. С. Орлов был знаком с живой эпической традицией, хотя автор не использует типичные формулы или фразеологизмы 21. Нами обнаружено только два традиционных эпитета в сочетании с инверсивными конструкциями (‘леса непроходимые’, ‘кольцо серебряное’) и одна стяженная форма прилагательного (обращение змея к Архилабону «отпусти меня жива»), которые хотя бы отчасти могут быть связаны с устной поэтической традицией. Все эти примеры относятся к эпизоду о змееборстве. В литературном произведении П. С. Орлова этос протагониста и его коня в эпизоде героического деяния (змееборства) переосмыслен под влиянием более поздних повествовательных форм и собственных авторских задач. В отличие от эпической модели, герой побуждается к подвигу конем, сам конь выступает сна-чала как орудие провидения, затем как боевой товарищ - подчиненный герою, без антропоморфных черт, хотя и с сохранением темы духовной связи с хозяином. При сохранении внешних атрибутов эпического противника (локус обитания, об-лик, ход боя) змей в Гистории легко теряет свою хтоническую сущность (против-ник и поглотитель) и превращается в дарителя и потенциального помощника главного героя. Отдельные эпические мотивы, сменив обычное местоположение в компози-ции, утрачивают изначальную семантику. Так происходит с мотивом человече-ских жертвоприношений змею, с мотивом привязывания коня; к ним же может быть отнесен мотив богатырского сна, который мы не рассматриваем в настоящей статье. Княжеский пир, на котором обычно завязывается «эпическая коллизия» (В. Я. Пропп), замещен в Гистории государственным советом, но остается на сво-ем композиционном месте и сохраняет семантику, несмотря на внесенные авто-ром новации [Курышева, 2017]. Еще одна группа эпических мотивов (падение коня на колени, вбивание коня в землю) переосмысляется или получает дополни-тельное пояснение.

Скачать электронную версию публикации