“Of peaceful leisure quiet occupations...” The concept of LEISURE in the Russian literature of the 19th century.pdf Проблема досуга, восходящая к античной философии, традиционно обсужда-лась в социально-экономических трудах и не входила в сферу компетенции фило-логических наук (исключением можно считать лишь давнюю статью Б. М. Ляпу-нова [1946]). Но в последние годы вопрос о концепте ДОСУГ актуализировался и в работах филологического характера [Живов, 2009; Клейн, 2017; Muse-Dis- kurs…, 2017]. Вместе с тем в отечественных исследованиях не уделяется внима-ние особенностям бытования этого концепта в русской литературе XIX в., чем и вызвано наше обращение к теме. В словарях современного русского литературного языка слово досуг определя-ется как «время, сводное от обычных, постоянных занятий, дел» [СЯП, 1956, с. 702] 1. Но, рассмотрев эволюцию концепта ДОСУГ, В. М. Живов предложил принципиально иное толкование: «время, свободное от навязанной извне регла-ментации, а не время, не занятое трудом» [2009, с. 71]. Сразу скажем, что к тако-му общему выводу приводит и рассмотренное нами функционирование понятия досуг в текстах XIX в. 1 См. также: «время, свободное от работы, занятий, каких-либо дел» [ССРЛЯ, 1954, стб. 1050]; «время, не занятое работой, какими-либо делами» [СлСРЛЯ, 1993, с. 428]. Семантическим ядром концепта ДОСУГ является свободное время, и это род-нит его с такими понятиями, как отдых, развлечение, праздность. Критерии разграничения досуга и отдыха были предложены еще в трудах Аристотеля, ко-торый различал их по назначению. Досуг он считал основной целью, «опреде-ляющим началом для всего», «заключающим уже в самом себе и наслаждение, и блаженство, и счастливую жизнь» [Аристотель, 1983, с. 630]. Отдых же, по его словам, не представляется целью, «потому что он существует ради деятельности» [Там же, с. 280], т. е. он нужен во имя продолжения работы. Как определенная потребность, «нечто вроде необходимой передышки между двумя трудами» ха-рактеризуется отдых и в современном философском словаре [Конт-Спонвиль, 2012, с. 381]. Но, дифференцируя деятельность и досуг, Аристотель предполагал, что досуг должен быть чем-то заполнен, что «для умения пользоваться досугом в жизни нужно кое-чему научиться», - к таким умениям он относил музыку, не исключая, следовательно, из сферы досуга определенные занятия, доставляющие наслаждение. Современные толкования понятия развлечение восходят к Паскалю, который видел в развлечении способ ухода от мыслей о бренности существования. Он счи-тал, что, если человек «лишен развлечений и предоставлен догадкам и раздумьям о том, кто он есть он с неизбежностью придет к мыслям о том, что ему уг-рожает о неминуемой смерти и болезнях» [Паскаль, 1995, с. 113]. Развивая мысль Паскаля, А. Конт-Спонвиль замечает, что развлечение - «это своего рода добровольное переключение внимания, метафизическое отвлечение» [Конт-Спон- виль, 2012, с. 473]. Для разграничения понятий досуг и развлечение важна мысль Паскаля о том, что развлечения «приходят извне и от других» [Паскаль, 1995, с. 112], иными словами, не предполагают каких-либо личных усилий или мини-мизируют их. В XIX в. такому толкованию соответствовали, например, формы времяпрепровождения, перечисленные в стихотворении Е. П. Ростопчиной «Баль- ная сцена» (1843): «праздники, забавы, балы, театры, пикники» [Ростопчина, 1987, с. 95]. Показательно, что в том же стихотворении возникает и понятие досуг в форме прилагательного «досужный», которое противопоставлено развлече- ниям. «Непростая лингвистическая судьба праздности» подробно рассматривается в статье В. М. Живова. Ученый обращает внимание на то, что в книжной культуре Московской Руси, носившей религиозный характер и лишенной светских элемен-тов, а также и позднее, вплоть до середины XVIII в., слово праздность имело только негативные коннотации. Со второй половины XVIII в. понятие праздность включается в «дискурс свободного времени» и в отдельных случаях приобретает позитивное значение [Живов, 2009, с. 86-93]. О неустойчивости использования этого слова свидетельствуют два хронологически близких текста. В повести М. Д. Чулкова «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины» (1770) понятие праздность имеет сугубо негативный смысл: «Некоторые люди проводят ее в трудах и в делах, обществу полезных, а другие в праздности и без-делках…» [Чулков, 1970, с. 202]. И совсем иначе используется оно в «Слове о происшествии и учреждении университетов» И. А. Третьякова (1768), где при-лагательные «досужный» и «праздный» имеют нейтральный смысл: «Сии приме-ры не в предосуждение здесь ученому свету приводятся, но только в доказатель-ство того, что наук началом было не что другое, как только одно людей свобожденных от трудов досужное и праздное время…» [Избранные произведе-ния…, 1952, с. 339]. В поэзии первой трети XIX в. также можно найти примеры сближения поня-тий праздность и досуг: Люблю я праздность и покой, И мне досуг совсем не бремя; И есть и пить найду я время [Пушкин, 1937, т. 1, с. 153]. Прости! Бог весть - когда опять, Желанный друг в гостях у друга, Я счастье буду воспевать И негу праздного досуга! [Баратынский 2, 1989, с. 70]. 2 Как установлено А. М. Песковым [1998], правильное написание фамилии поэта - Боратынский. В целом же в русской культуре позитивное восприятие праздности оказывает-ся «кратковременным эпизодом» [Живов, 2009, с. 93]. Рядом со словом праздный понятие досуг приобретает негативные коннотации, наполнением свободного времени оказываются пустые разговоры, непритязательное чтение, пьянство и т. д.: «Поэт и беллетрист услаждали тогда лишь праздный досуг, доставляли занимательное чтение, а вкусы и требования были еще настолько неразвиты, что известной части образованной публики трагедии Баркова были понятнее и выше “Полтавы” Пушкина» [Шелгунов и др., 1967, с. 113]. Но и без уточняющего эпи-тета досуг, если он оборачивается бездумным и бесцельным времяпрепровожде-нием, по сути, изображается как праздный: «Чичиков оставшись один, стал рассматривать себя на досуге в зеркале…» [Гоголь, 1994, с. 329]; «Кроме тоски и запоя, нечем было пополняться его досугу» [Эртель, 1883, с. 42]; «Он делил свои досуги, - а досуга у него было двадцать четыре часа в сутки, - между пивной и шатаньем по бульварам, между бильярдом, винтом, театром, чтением газет и романов и зрелищами цирковой борьбы…» [Куприн, 1958, с. 182] и т. п. Негативное восприятие «бессмысленного досуга» 3 [Языков, 1964, с. 405] су-ществовало на фоне представлений о том, каким должно быть истинное его на-значение. В текстах XIX в., чаще всего прозаических, упоминания о досуге пред-полагают пользу, которую можно извлечь из употребления свободного времени. К сфере досуга относят чтение, творческую деятельность, научную работу, само-образование, духовную работу (самопознание, размышления, мечты), дружеское общение, частную переписку и т. п.: «Люди - дети, вечно озабоченные, вечно суе-тящиеся. Торопясь за неуловимым завтра, имеют ли они досуг разбирать и разла-гать сущность вещи, поражающей их взоры?..» [Ган, 1986, с. 208]; «Аббат, уче-ный и просвещенный вместе, занимался ею con amore и сообщал ей все, чему сам учился в свою молодость и что не переставал приобретать, посвящая постоянно свой досуг прилежному чтению по всем отраслям исторических наук и словесно-сти» [Ростопчина, 1991, с. 165]; «Право, нужна Ваша ангельская доброта, чтобы иметь время еще беспокоиться о мне и снабжать мои досуги чтением» [Чай-ковский, 1936, с. 179-180] и др. 3 А. А. Бестужев-Марлинский использовал яркую метафору «бесполезные дыры до- суга» [1995, с. 504]. Но подобного рода занятия имели отношение преимущественно к жизни при-вилегированного сословия. В. М. Живов писал о том, что в русской культуре на-чиная с указа Петра III «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» (1762) досуг «концептуализируется как привилегия дворянства, дан-ная ему собственником времени - государством, и понимаемая как время, сво-бодное от службы, не оккупированное государством» [Живов, 2009, с. 71]. Этим определяется, в частности, тот факт, что в поэзии первой трети XIX в. в разных формах декларируется мысль о досуге как принадлежности приватной жизни че-ловека, противопоставленной государственному служению. Литературные занятия, которые с государственной точки зрения полагались делом второстепенным, традиционно включались в сферу досуга, о чем говорит, например, название сборника «Досуги, или собрание сочинений и переводов Ми-хаила Попова» (1772). С досугом всегда связывается поэтическое вдохновение, в характеристике которого понятие досуг нередко соседствует с образами музы, лиры или лютни как мифологических атрибутов поэзии: Пел от лени и досуга; Муза мне была подруга; Не был ей порабощен. [Батюшков, 1977, с. 236]. Ты ввел меня в семейство добрых муз; Деля досуг меж ими и тобою, Я ль чувствовал ее свинцовый груз И перед ней унизился душою? [Баратынский, 1989, с. 92]. Там он может на досуге Звонку лютню острунять И, о старом вспомня друге, Песнь игриву напевать [Капнист, 1973, с. 260]. Прими с улыбкою, мой друг, Свободной музы приношенье: Тебе я посвятил изгнанной лиры пенье И вдохновенный свой досуг. [Пушкин, 1937, т. 4, с. 91]. Характерное для литераторов XVIII в. понимание досуга как необходимого условия творческой деятельности [Клейн, 2017] сохранялось на протяжении всего XIX в., чему находим подтверждение в автодокументальных, литературно-кри- тических и биографических текстах: «Но нет у меня досуга, [без ] вольной холостой жизни, необходимой для писателя. Кружусь в свете, жена моя в большой моде - всё это требует денег, деньги достаются мне через труды, а тру-ды требуют уединения» [Пушкин, 1948, с. 50]; «…скажу только, что цензура была бы совершенно права, если бы не пропустила “Булавинского завода” в том виде, в каком на досуге, от времени до времени, я в течение двух лет обдумывал его продолжение» [Леонтьев, 2003, с. 746]; «Очевидно, он все дожидался досуга, ко-торый дал бы возможность обрабатывать неторопливо» [Розанов, 1996, с. 14]. О досуге в связи с литературными занятиями говорится и в художественных про-изведениях: «В местах, где мало знают просвещения и где пороки неизвестны случилась сия повесть, которую нескромная молва, передавая из уха в ухо, донесла и до меня, а я от скуки, или лучше сказать от досугу, для памяти себе на-писал ее» [Львов, 1979, с. 35]; «Вообразите себе поручицу чудной, поражающей красоты, капитаншу, уроженку Северной Америки, переброшенную случаем с берегов Миссисипи на берега Оки писательницу, то есть женщину, напи-савшую когда-нибудь в досужный час две-три повести, которые попались впо-следствии под типографский станок» [Ган, 1986, с. 150]; «Ах, кстати, - перебил Зельтерский размышления Перегарина, - не хотите ли, я почитаю вам свое сочи-нение? На досуге как-то состряпал… Роман в пяти частях с прологом и эпило-гом…» [Чехов, 1976, с. 95] и др. В поэзии первой трети XIX в. изображению досуга сопутствует атмосфера ра-дости, которая соотносится с представлением о свободе, молодости, веселье. Ино-гда слово пишется с прописной буквы, таким образом досуг персонифицируется, создается поэтический шаблон, утверждающий его предназначенность для житей-ских радостей: Пускай в их шумный круг Войдут: и Вакх румяный, Украшенный венком, С состаревшим вином, С наследственною кружкой, И Шутка с погремушкой, И Пляски шумный хор - Им рад Досуг шутливой; Они осклабят взор Работы молчаливой. [Жуковский, 1999, с. 196]. …В густом дыму ленивых трубок, В халатах, новые друзья Шумят и пьют! - задорный кубок Обходит их безумный круг, И мчится в радостях Досуг… [Пушкин, 1947, с. 102]. Особенности использования в текстах XIX в. понятия досуг, которое касалось организации повседневного человеческого существования, определялись процес-сами социально-экономического и литературного развития. Процессы модерниза-ции в России середины XIX в. повлияли на все сферы жизни, в том числе затро-нули и лексикон эпохи, обогатив старые понятия новыми смыслами. В этот период в литературе происходит смена эстетических парадигм и изменяется соци-альный состав писательского корпуса: говоря словами М. Е. Салтыкова, на смену дворянской литературе приходит литература разночинская. В связи с бытованием концепта ДОСУГ отметим знаменательную близость двух явлений. Изданный в 1762 г. Указ о вольности дворянства стал поводом для того, чтобы дворяне на-чали претендовать на независимость от государства и право самостоятельно определять наполнение своей жизни. Спустя сто лет аналогичная ситуация сло-жилась в отношении низших сословий, чей труд обеспечивал досуг дворянства. Но процесс этот был инициирован не самими трудящимися, а представителями дворянского сословия и разночинной интеллигенции. В трактате о политике Ари-стотель приводит изречение «Нет досуга для рабов» [1983, с. 619]. Положение крестьянства и других трудящихся слоев населения в России было именно тако-вым. И одним из аспектов в обсуждении проблемы социального неравенства в середине XIX в. становится актуализация понятия досуг и выдвижение на аван-сцену фигуры крестьянина / труженика как потенциального его обладателя: «По-ложение мучительное мы с вами не можем и вникнуть в него, потому что для нас все в этом деле непонятно: и невозможность досуга, и вечная зави- симость жизни от личного материального труда…» [Салтыков-Щедрин, 1968, с. 266]; «И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, ба- ба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?..» [Толстой, 1980, с. 118]; «…невероятные размеры труда, поглощающего всю крестьян- скую жизнь, не оставляя досуга, который теперь лежит на крестьянине таким тя-желым и, как мне казалось (и кажется), бесплодным бременем» [Успенский, 1956, с. 18]. Отмеченные разными авторами обремененность народа постоянным трудом и отсутствие досуга воспринимались как следствие паразитической жизни высшего сословия: «Все это в его (землевладельца. - Е. С.) руках, потому что у него имеется достаточно досуга, да притом он съел, по крайней мере, девять десятых того яблока, которое росло на древе познания добра и зла, простолюдину же оста-вил только с капельку» [Салтыков-Щедрин, 1968, с. 447]; «...работники у нас, му-жики, несут всю тягость труда Все барыши заработной платы, на которые они бы могли улучшить свое положение, доставить себе досуг и вследствие этого образование, все излишки платы - отнимаются у них капиталистами» [Толстой, 1981, с. 101]. В литературе встречаются единичные примеры использования понятия досуг для характеристики народной жизни, но досуг этот изображается как в высшей степени уродливое явление. Свободное время оказывается лишь передышкой от работы, которая выливается в стремление забыться, уйти от жизни: «Таким образом поселок процветал, и обыватели постоялых дворов его могли на досуге поддерживаться при существовании там кабака» [Успенский, 1955, с. 438]; «Населенная сапожниками, пенькотрепальщиками, кустарями-портными и иных свободных профессий представителями, обладая двумя кабаками, воскресеньями и понедельниками, все свои часы досуга Пушкарная посвящала гомерической драке, в которой принимали непосредственное участие жены, растрепанные, про-стоволосые, растаскивающие мужей, и маленькие ребятишки, с восторгом взи-равшие на отвагу тятек» [Андреев, 2007, с. 56]. В некоторых текстах, по-разному варьируясь, звучит мысль о необходимости изменить экономический порядок, для того чтобы народ получил доступ к жиз-ненным благам, в том числе и к досугу: «Школы не помогут, а поможет такое экономическое устройство, при котором народ будет богаче, будет больше досу- га, - и тогда будут и школы» [Толстой, 1981, с. 371]; «Если это (хлеб насущный. - Е. С.) есть - значит, у мужика есть досуг, значит, он ведет не прекратительную жизнь подъяремного животного, а здоровое существование разумного сущест-ва…» [Салтыков-Щедрин, 1972, с. 336]. При этом обращает на себя внимание, что основным содержанием народного досуга полагалось образование и умственное развитие - интеллектуальные заня-тия, без чего для русской интеллигенции была немыслима полноценная жизнь: «Куда ни поди бедняк, что ни задумай приобрести себе, - ни к чему приступу нет, и на всем он должен потерпеть страшный изъян. На какие же средства будет он улучшать свое нравственное и материальное положение? Откуда возьмет он досуг для приобретения образования?» [Добролюбов, 1962, с. 247]; «Чтобы литература стала нераздельна с народом, как она была в сказочном младенчестве общества, пока не выделилось особо грамотное сословие от работающего чтоб литера-тура теперь стала нераздельна с народом, надо воспитание масс, то есть надобны массам свобода в жизни и досуг для образования…» [Огарев, 1952, с. 426]. Вполне определенно значение досуга как необходимого условия для достойно-го человеческого существования было заявлено в книге П. А. Кропоткина «Хлеб и воля» (1892): «Мы видим, что рабочий, обреченный на тяжелую борьбу за су-ществование, осужден навсегда оставаться чуждым всем высшим наслаждениям, доступным человеку: науке и искусству, особенно творчеству в искусстве и науке. Именно для того, чтобы всем дать доступ к этим наслаждениям, которые извест-ны теперь лишь немногим, для того чтобы доставить каждому досуг и возмож-ность умственного развития, революция и должна обеспечить каждому хлеб насущный. Но после хлеба досуг является ее высшей целью» [1990, с. 114]. Соб-ственно, именно об этом, но без упования на радикальные меры писали и современники Кропоткина. Подобные представления о социальной маркированности досуга имели общеевропейский характер, и нельзя отрицать вероятность того, что на суждения русских литераторов второй половины XIX в. оказали влияние соци-ально-экономические теории европейских мыслителей, но эта тема заслуживает отдельного обсуждения. Наблюдения над бытованием концепта ДОСУГ в русской литературе XIX в. показывают многообразие вариантов его использования, но вместе с тем дают представление об определенных тенденциях. Употребление понятия досуг опре-делялось, во-первых, историческими условиями, во-вторых, собственно литера-турными факторами, а именно разницей между языком поэзии и прозы. Домини-рующей тенденцией в использовании понятия досуг в прозаических текстах первой половины XIX в. было прямое или косвенное соотнесение его с катего-риями разумности и пользы. В поэзии пушкинского периода изображение досуга приобретает гедонистические черты, досуг мифологизируется как одна из житей-ских радостей и включается в парадигму атрибутов поэтического вдохновения. Имплицитно, по умолчанию, концепт ДОСУГ, связанный с понятием свободного времени, всегда имел социальный смысл, так как правом на досуг обладали толь-ко дворяне, однако во второй половине XIX в. социальный аспект актуализирует-ся и возникает вопрос о праве низших сословий на досуг, который трактуется как разумный и полезный. К концу XIX в. в связи с обострением политической борь-бы обеспечение трудящихся досугом осознавалось как один из ее стимулов. Основным содержанием досуга полагались интеллектуальная деятельность и ду-ховная работа как необходимая часть разумного человеческого существования. Внешним образом такое понимание сохранилось и в постреволюционный период, но вместе с тем постепенно утрачивались столь актуальные для представителей дворянской культуры смысловые доминанты, как свобода в выборе занятий, са-мостоятельная организация свободного времени и независимость от официальной регламентации. Государство все больше претендовало на вмешательство в част-ную жизнь человека, регламентирование которой приобретало самодовлеющий характер.

Скачать электронную версию публикации