“Hell would take them, these gifts!”: sources of the semantics of a false gift in the literary creativity of V. M. Shuks.pdf Мотив дарения и символика дара, подарка являются одними из самых древних в мировой культуре. Как правило, подарок воспринимается и в сфере бытовых отношений, и на языковом уровне как дар бескорыстный. У В. Даля «дарить» - это отдавать навсегда безвозмездно, отдать даром, приносить в дар, дать подарок [1995, с. 415]. При этом в социальной антропологии, аксиологии хорошо известен и такой феномен, как ложный дар. М. Мосс установил, что фактически ложный дар широко распространен уже в архаических обществах, где дар внешне добро-вольный, свободный и безвозмездный в то же время носит характер принудитель-ного и небескорыстного [1996, с. 83]. Ж. Деррида указывал, что подлинный дар должен быть воистину «даровым» и не ставить никаких условий, не налагать дол-говых обязательств. Подарки в обычном понимании, по словам Деррида, - «дур-ные», нездоровые (цит по: [Маккарти, 2013, с. 111-112]). Для Деррида такой дар - яд [Жак Деррида в Москве, 1993, с. 172]. Согласно учению французского философа, «всегда существует возможность контаминации дара двойником, фантомом или симулякром» [Там же, с. 173], т. е. ложным даром. В отечественном литературоведении дарение рассматривалось в аспекте транс-формации фольклорных мотивов в авторском тексте и в качестве мотива традици-онной культуры. Еще В. Я. Пропп отметил, что в русской волшебной сказке дари-тель, от которого герой получает волшебное средство, испытывает и даже искушает героя. Дар часто предполагает в ответ от героя оказание услуги или ста-новится результатом обмена [Пропп, 1928, с. 51, 93]. Этот принцип, как ни стран-но, характерен и для литературы соцреализма. И. П. Смирнов отмечает: «Тотали-таризм - дарение без ответа, без взаимности адресата и адресанта. Тоталитарная литература прославляет тех, кто отдает, ничего не требуя взамен» [1999, с. 66]. Советская литература и культура сталинской эпохи достаточно последовательно реализуют данный принцип [Куляпин, Скубач, 2013, с. 208-216]. Предметом исследования настоящей статьи являются источники возникнове-ния семантики ложного дара в литературном творчестве В. М. Шукшина. Среди 48 мотивов и символов, отмеченных в соответствующем разделе трехтомного эн-циклопедического словаря-справочника «Творчество В. М. Шукшина» [2006, с. 61-141] не нашлось место мотивам и символам, имеющим отношение к даре-нию и дару. Между тем формально-содержательные компоненты, связанные с дарением и подарком неоднократно встречаются как в текстах художественной прозы, так и в нехудожественном наследии (автографах - дарственных надписях) В. М. Шукшина. Более того, как покажет наш анализ, дарение и подарок в творче-стве Шукшина приобретают оригинальную символику ложного дара, устойчиво повторяемую в целом ряде произведений. Отметим особо, что мотив дарения у Шукшина сложен и многоаспектен, и ложный дар - это лишь один из вариантов презентации семантики мотива дара в творчестве писателя. В то же время приво-димые нами примеры из литературных произведений Шукшина и его нехудоже-ственных текстов вполне убедительны и свидетельствуют о повторяемости и даже определенной частотности мотива ложного дара. В качестве основного материала для выявления понимания ложного дара Шукшиным нами использованы нехудожественные тексты писателя - автографы. Под автографом в данной статье понимается особый жанр словесного творчества: разного рода надписи ad hoc, дарственные и памятные надписи на книгах, фото-графия и т. д., т. е. тексты, непосредственно сопровождающие акт дарения и ста-новящиеся частью самого дара, подарка. Взятые как материал для психобиогра-фического анализа, они могут предоставить новые данные для интерпретации мотива дара в литературном творчестве Шукшина. Сразу несколько дарственных надписей В. М. Шукшина, которые он оставил на книгах (своих и других авторов) и фотографиях, содержат мотив ложного дара. Если следовать концепции Деррида, то автограф как дарственная надпись - это заведомо ложный дар, так как он всегда обнаруживает себя как дар. Этот мотив часто усиливается в тексте шукшинского автографа указанием на цель надписи или использованием императива: «Братке - Ване на память. И на пользу. Янв 1970 г. Москва. В. Шукшин»; «Брату Саше Буркину и жене его Наде - от автора. Брат, хочется, чтоб судьба твоя была немного полегче. Март, 1971 г. Москва. В. Шукшин. Прочитай рас-з “В профиль и анфас”», «Саше - на память (1954-1971 гг.). Москва. В. Шукшин» и т. п. [Шукшин, 2014, т. 9, с. 84-85] 1. 1 Далее ссылки на это издание приводятся в круглых скобках с указанием тома и стра-ниц. 2 Шукшин В. М. Сельские жители: Рассказы. М.: Молодая гвардия, 1963; Он же. Живет такой парень. М.: Искусство, 1964; Он же. Любавины: Роман. М.: Сов. писатель, 1965. В некоторых текстах автографов Шукшиным сознательно или несознательно допущены искажения истины. Такие дарственные надписи ложны в прямом смысле. Например: «Константину Александровичу Чижикову на добрую память. Пока своих книг не написал, а Вернадский умный русский мужик - читайте» (т. 9, с. 83). Этот автограф, оставленный Шукшиным на книге В. И. Вернадского 23 апреля 1967 г. после встречи с читателями в городской библиотеке Бийска, содержит очевидную неправду. Ведь к 1967 г. были опубликованы уже три книги В. М. Шукшина 2. В чем причина подобного ложного утверждения? Возможно, это ирония по отношению к своему писательскому труду. Ведь в 1974 г., за два месяца до смерти, писатель все еще оставался недоволен результатами своей про-фессиональной деятельности: «Ну, какой результат! За 15 лет работы несколько книжечек куцых, по 8-9 листов - это не работа профессионала-писателя. 15 лет - это почти вся жизнь писательская. Надо только вдуматься в это! Я серьезно гово-рю, что мало сделано. Слишком мало!» (т. 8, с. 211). Еще в одном автографе ошибка допущена, скорее всего, несознательно, тем не менее она очень символична: «Татьяне Гуммер старой знакомой (заочно, через папу), - на добрую память и с добрыми пожеланиями. 5 июня 74 г. Хутор Мелоклетский (на Дону). Фильм “Они сражались за Родину”» (т. 9, с. 86). Ху- тор, где происходили съемки кинокартины, напомним, назывался «Мелологов-ский». Такая несознательная ошибка может быть свидетельством отношения к получателю автографа, указанием на отсутствие искреннего желания автора поделиться дарственной надписью. В художественной прозе В. М. Шукшина очень часто подарок - это мнимый, ложный, пустой дар. Обратимся прежде всего к тем рассказам Шукшина, в кото-рых присутствуют дарственные надписи. И здесь характерная семиотика дарст-венной надписи сохраняется. В одном из ранних рассказов «Экзамен» (1962) приводится дарственная надпись на книге - издании «Слова о полку Игореве»: «Учись, солдат. Это тоже нелегкое дело. Проф. Григорьев» (т. 1, с. 95). Сам акт дарения книги и дарственная надпись на ней венчают рассказ и являются одной из ключевых его сцен [Пешкова, 2007, с. 316]. Но роль автографа выходит за рамки только сюжетного хода. «В рассказе двойниками являются все: и автор «Слова о полку Игореве», и Лермонтов, и профессор, и студент», - утверждает А. И. Ку-ляпин [2012, с. 130]. Действительно, на параллелизм биографий студента-заочни- ка и легендарного князя Игоря недвусмысленно указывает сам Шукшин, одно-временно соотнося студента и с автором «Слова»: - Как чувствовал себя в плену князь Игорь?! - почти закричал профес-сор, опять испытывая прилив злости. - Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете?! Студент стоя некоторое время непонятно смотрел на старика ясными серыми глазами. - Понимаю, - сказал он. - Так. Что понимаете? - Я сам в плену был. - Так… То есть как в плену были? Где? - У немцев. - Вы воевали? - Да. Профессор внимательно посмотрел на студента, и опять ему почему-то подумалось, что автор «Слова» был юноша с голубыми глазами. Злой и твердый (т. 1, с. 91). В таком смысловом контексте на первый взгляд подарок профессора Григорь-ева - книга с автографом - является бессмысленным, пустым, ложным: он дарит экземпляр «Слова о полку Игореве» двойнику автора произведения, лично пере-жившего многие коллизии древнего памятника в реальной жизни. Кажется, что дарственная надпись в рассказе выступает пустой, голой фразой, штампом, чей несколько возвышенный стиль дисгармонирует с реальной ценностью дара. Да и ожидания студента относительно подарка обмануты: Студент вышел из аудитории. Вытер вспотевший лоб. Некоторое время стоял, глядя в пустой коридор. Зачетку держал в руке - боялся посмотреть в нее, боялся, что там стоит «хорошо» или, что еще тяжелее, - «отлично». Ему было стыдно. «Хоть бы “удовлетворительно”, и то хватит», - думал он. Оглянулся на дверь аудитории, быстро раскрыл зачетку… некоторое время тупо смотрел в нее. Потом еще раз оглянулся на дверь аудитории, тихо засмеялся и пошел. В зачетке стояло: «плохо» (т. 1, с. 94-95). Однако в ранней прозе писателя ложность дара пока не является однозначной. Для сравнения: в позднем рассказе «Ночью в бойлерной» (1974) уже другой про-фессор - Аркадий Михалыч - готов продать рукопись «Слова» ради покупки нор-ковой шубы для молодой жены: Любую! - вскричал пьяненький профессор в величайшем горе. - Самую древнюю рукопись!.. «Слово о полку Игореве», если бы имел, - отдал бы, только бы не эта истерика, не этот визг. Все бы отдал! (т. 7, с. 98). Вновь автор поднимает тему подарка (норковая шуба для молодой жены профес-сора), и вновь в контексте этой темы встает «Слово», которое становится мерилом цены, которую готов заплатить герой за подарок. Продажа «Слова» в этом расска-зе сопоставляется с продажей души черту, а «Слово о полку Игореве», таким об-разом, для Шукшина становится одной из величайших духовных ценностей. Обращение к рассказу 1974 г. позволяет нам интерпретировать финал рассказа «Экзамен» следующим образом. Профессор Григорьев дарит студенту-заочнику не просто книгу, а вещь чрезвычайно дорогую для него и в то же время ценней-ший памятник русской духовности. Последнее обстоятельство оставляет надежду, что студент все же прочтет «Слово», осознает его величие и роль в русской куль-туре. Еще один интересный и символически емкий пример дарственной надписи встречается в рассказе «Капроновая елочка» (1966), где мотив дарения подверга-ется еще большей инфернализации. Сюжет этого шукшинского рассказа, напом-ним, достаточно незамысловат: три спутника, два деревенских и один городской ухажер, напрасно прождав на дороге попутную машину, в ночь под Новый год идут пешком в деревню Буланово. Вдруг начинается метель. Они сбиваются с пути, попадая в зверосовхоз «Маяк». Утро герои встречают в избе незнакомого хозяина. Городской ухажер, которому автор придает инфернальные черты, напу-ганный угрозами деревенских парней, исчезает. Герои возвращаются в деревню, идут к вдове Нюрке, чтобы разобраться с ухажером. Но Нюрка одна, ухажер не явился для встречи Нового года. Так все персонажи рассказа остаются без празд-ника. «Капроновая елочка» - демифологизирующий вариант текста жанра рожде-ственского рассказа (неслучайно произведение имело первоначальное название «В ночь под Новый год»). Внимание на себя обращает один из эпизодов рассказа. Ночью в избе в одном из карманов снабженца вместо двух бутылок водки Павел находит «какой-то странный колючий предмет». Павел вытащил его, зажег спичку - то была маленькая капроновая елоч-ка, увешанная крошечными игрушечками. Елочка была мокрая и изрядно помятая у основания. У крестовинки прикреплена бумажка, и на ней напи-сано печатными буковками: «Нюсе, моей голубушке. От Мити» (т. 3, с. 50). Капроновая елочка - подарок городского ухажера Нюре Чаловой. В рассказе, таким образом, актуализируется мотив рождественского подарка - один из старейших в мировой литературе и культуре. «Капроновая елочка, оказавшаяся в кармане городского ухажера вместо двух утерянных по дороге бутылок водки, становится символом эрзац-чуда, которое тоже не происходит» [Левашова, 2007, с. 130]. Но мотив дарения осложняется символами эрзаца, заменителя. Искусст-венная елочка - это эрзац рождественской ели. Отношения городского ухажера и Нюрки - эрзац семьи. Прикрепленная к елочке бумажка с дарственной надпи-сью, без сомнения, - эрзац полноценного общения. Эффективность подобной коммуникации тут же нивелируется автором. Характерно, что записка утром ис-чезает вместе со снабженцем. Однако содержание дарственной надписи все же доходит до адресата - Нюрки, но с чужих слов и в искаженном виде. «От голуб-чика Мити» - так Павел перевирает текст надписи в разговоре с Нюрой. В этом шукшинском рассказе автограф (как дарственная надпись) - текст, который вы-полняет функцию эрзац-общения и, более того, подвергается искажению. В жизни самого Шукшина также не раз случались моменты, когда косвенное общение посредством автографа заменяло общение непосредственное, живое. В 1950-е гг. - это общение с матерью и сестрой, а затем и с первой женой, М. И. Шумской, в 1970-е гг. - со старшей дочерью Екатериной. Семейный союз В. М. Шукшина и М. И. Шумской, как известно, не был удач-ным. По сути, еще до официального создания (16 августа 1956 г.) судьба его была предрешена: семья нуклеарного типа не приемлет территориального разделения. Шукшин, в то время студент ВГИКа, не собирался возвращаться на малую роди-ну, в Сростки, а Шумская не приняла учебы мужа в Москве. Видимость брака - не что иное, как эрзац-семья, поддерживалась будущим писателем вплоть до на-чала 1960-х гг. Известные исследователям шукшинские дарственные надписи на фотографиях, адресованных невесте, а потом и жене периода 1954-1960 гг. мало-информативны и, более того, часто представляют собой цитаты, чужой текст: «“Я помню чудное мгновенье”. В. Шукшин»; «Что делать? Жениться или не же-ниться? Москва, Сокольнический переулок, 1954 г.»; «Скучища 3, а жить надо! В. Шукшин 1960» (т. 9, с. 82). 3 Цитата из повести М. Горького «Городок Окуров» (1910). В начале 1970-х гг. коммуникация посредством писем и автографов характер-на для отношений В. М. Шукшина со старшей дочерью - Е. В. Шукшиной. Ис-следователям известны три дарственные надписи алтайского писателя периода 1972-1973 гг., адресованные Екатерине Шукшиной: «Дочери Кате - от папы. Там, вдали - это моя родина, Катя, и твоих сибирских предков. Будь здорова, родная! Папа В. Шукшин Москва 1972 г.»; «Доченьке Кате - на светлую любовь и друж-бу! В год, когда ты - первоклассница. Когда ты будешь первокурсница, я, бог даст, подарю тебе толстую-толстую книжицу. Будь здорова, моя милая! Папа В. Шукшин. Март 1972 г.»; «Дочери Кате - на долгую, добрую память от отца. Май 1973 г. г. Белозерск. В. Шукшин» (т. 9, с. 84). Общение Шукшина с дочерью, родившейся в 1965 г., в силу определенных причин всегда носило опосредованный характер. Однако в 1972 г. произошло сра-зу два важных события в жизни Екатерины: 4 марта В. М. Шукшин восстановил отцовство в отношении дочери, и она, наконец, стала носить отцовскую фамилию (ранее носила фамилию матери - «Софронова»). Кроме того, именно в 1972 г. девочка пошла в школу и научилась читать. Теперь она сама могла прочитать письма и дарственные надписи на книгах, посылаемых отцом. Содержание тек-стов автографов свидетельствует о стремлении Шукшина подчеркнуть и утвердить родственную связь, причем не только с собой, отцом, но и со всей патриар-хальной семьей («Там, вдали - это моя родина, Катя, и твоих сибирских пред-ков»), в том числе и с сибирской ее частью (мать - М. С. Куксина и семья сестры). Но и в этом случае полноценное вхождение Е. В. Шукшиной в патриархальную семью писателя не произошло, остановившись лишь на уровне эрзац-семьи, так часто сопровождавшей жизнь Василия Макаровича. Автограф, как мы уже знаем, в мире Шукшина вовсе не устанавливает прочные связи между людьми. У нас есть основания считать, что сам Шукшин осознавал ложный характер и своих даров. В одном из ранних рассказов - «Игнаха приехал» (1963) - реализо-ван еще один вариант мотива дарения - подарки, которые привозят родным уехавшие некогда в город родственники. С. М. Козлова указывает на искусствен-ность, поддельную суть таких подарков: «Облик и поведение Игнахи подчеркнуто театральны. Он суетливо разыгрывает сценарий: богатые столичные гости, в до-рогих ярких нарядах с богатыми подарками, изумляют деревенскую родню» [Коз-лова, 2007, с. 112]. Подарки Игната родным - не искренний, бескорыстный дар, а лишь демонстрация своего социального статуса, благосостояния. Искусственность подарков - следствие искусственного поведения героя. Игнатий хочет казаться в деревне своим, но вынужден подделываться под деревенского жителя, так как давно оторвался от деревенского уклада и вместе с этим от своих корней. Развитие данного мотива наблюдается в одном из самых известных рассказов писателя - «Срезал» (1970). В тексте рассказа Шукшин скрупулезно описывает подарки, которые привез матери «богатый, ученый» кандидат Константин Ивано-вич: «электрический самовар, цветастый халат и деревянные ложки» (т. 5, с. 72). «Столичный гость подлаживается под деревню и привез искусные подделки дере-венских предметов» [Козлова, 1992, с. 124]. Приезд Константина Ивановича в деревню, как и Игнатия Байкалова, полон показных деталей и демонстрации благосостояния: «Деревня Новая - небольшая деревня, а Константин Иванович еще на такси подкатил, и они еще всем семейством долго вытаскивали чемоданы из багажника...» (т. 5, с. 72). Дар кандидата - дар ложный, фантом, симулякр. Однако, как это ни странно, подобные элементы поведения были не чужды и самому алтайскому писателю. Его племянник С. А. Зиновьев вспоминал, как дядя любил удивить родню подарками: « мы знали, что на московских по-дарках он (т. е. В. М. Шукшин. - Д. М.) не остановится, и в первый же день шли по сростинским магазинам, но в начале, конечно же, заходили в книжный. А однажды он купил набор пластинок Федора Ивановича Шаляпина. Проигрыва-теля у нас не было, и когда в универмаге он увидел «Каравеллу» и купил ее, мы все трое были рады этой покупке, потому что у нас дома были пластинки Днем мы гордо ходили по улицам села, да еще с подарками, которые лёля Вася любил покупать в присутствии нас» [Шукшин, 1999, с. 459]. Известный сценарист А. С. Макаров, так вспоминал поездку в Сростки в марте 1963 г. во время акции «Молодые кинематографисты - народу»: С утра к гостинице подкатили две машины - газик представила кинофикация, а «Волгу» - райком комсомола. В «Волге» катила Ре-нита Григорьева и, туго схваченный за горло ангиной, Наум Клейман. У поворота с Чуйского тракта на Сростки «Волга» остановилась, поджидая нас, и Шукшин вылез, походил, крякнув, улыбнулся решительно: - Я, ребята, сяду в машину пошикарней, а? Для мамашиного удоволь-ствия и соседям поглядеть. По-нашему, по-деревенски - надо» [Макаров, 2005, с. 172]. Авторская ирония в адрес кандидата Константина Ивановича, как видим, имеет автобиографические корни. Фальшивость своего поведения, а возможно, и доро-гих подарков, которыми он старался удивить деревенскую родню, зрелый Шук-шин четко осознавал. Еще в одном рассказе 1970 г. «Крыша над головой» вновь появляется ложный дар: «прозревший» герой разбираемой пьесы Иван Петров сам поджигает свой дом, однако после того, как пожар потушен, он отдает его колхозу под ясли. Поступок героя не понятен большинству актеров театрального кружка. Очевидно, что сам Иван остался без дома, и ясли в сгоревшем доме обу-строить нельзя. В итоге «Иван смущенный, но счастливый, подписывает вместе с другими парнями и девчатами обязательство: сдать ясли к Новому году» (т. 5, с. 94). Но казенная формулировка и отсутствие указания на время действия рас-сказа не внушают доверия к тому, что ясли скоро обретут «крышу над головой». Подарок Ивана - дар ложный, более того, бессмысленный и противоречащий нормам традиционного крестьянского менталитета. Вернемся к рассказу «Капроновая елочка». Подарок Нюрке от городского ухажера - искусственная елочка, эрзац рождественской ели - дар дешевый, ме-щанский, уровня глиняной кошки с бантиком или нарисованных на черном драпе лебедей, так часто и прямо порицаемый Шукшиным в публицистике («Вопрос самому себе»). Учитывая, что снабженцу в рассказе придаются атрибуты черта, капроновая елочка - это дар черта. Мотив подарка как дара нечистой силы реали-зован Шукшиным и в рассказе «Свояк Сергей Сергеевич» (1969): Когда Андрей переступил порожек сарая, свояк Сергей Сергеич вдруг запрыгнул ему на спину и закричал весело: - Ну-ка - вмах!.. До крыльца. - Брось!.. - Андрей передернул плечами. - Ну? Свояк сидел крепко. - Ну, до крыльца! Ну? - Сергей Сергеич от нетерпения пришпорил в бока Андрею. - Ну!.. Шутейно же. Гоп! Гоп!.. Аллюром! Что, трудно, что ли? Проклятый мотор! Черт его подсунул, не иначе. Стерва металлическая... Андрей у крыльца чуть не сбросил свояка через голову, чуть не зашиб его об ступеньки, потому что тот, когда скакали, еще и орал: - Еге-ей! Скакал казак через долину!.. Гоп! Гоп!.. (т. 5, с. 12). Инфернальность, разгул бесовских сил в этом рассказе можно связать с «говоря-щей» фамилией свояка: Неверов. Свояк Сергей Сергеевич, оседлавший Андрея, напоминает гоголевского «черта, оседлавшего человека» [Куляпин, Левашова, 1998, с. 34]. В прозе середины 1960-х гг. и более поздней отношение писателя к дару ста-новится еще определеннее. Мотив ложного дара прямо реализован в романе «Я пришел дать вам волю» (1970). Богатые подарки казаков астраханской знати есть не что иное, как обман, и в итоге дорого обойдутся тем, кто их принял: Степан стоял прямо, в упор смотрел на сидящих за столом. - А вот дары наши малые, - продолжал он, не оглядываясь. За столом случилось некое блудливое замешательство. Знали: бу-дет Стенька, будет челом бить, будут дары... Не думали только, что перед столом будет стоять крепкий, напористый человек и что дары (черт бы по-брал их, эти дары!) будут так обильны, тяжелы... Так захотелось разобрать эти тюки, отнести домой, размотать... (т. 4, с. 68). Приведенные нами примеры, возможно, не исчерпывают все тексты Шукши-на, но вполне показательны, их достаточно, чтобы утверждать наличие варианта мотива дара в художественном мире писателя - дара ложного, мнимого, который к тому же является атрибутом бесовской, нечистой силы. Источником для проис-хождения подобной семантики мотива дара могут быть дарственные надписи Шукшина, в которых, в свою очередь, могли прямо отразиться психологические и биографические явления, связанные с личностью самого Шукшина. В художе-ственных текстах они получили более опосредованную реализацию. Дарить без каких-либо условий, без наложения долговых обязательств, героям Шукшина в художественном мире часто было так же сложно, как и самому писателю в ре-альной жизни.

Скачать электронную версию публикации