A. M. Remizov in the periodicals of S. M. Propper (August 1914 - December 1915).pdf С началом Первой мировой войны все столичные и провинциальные периоди-ческие издания изменили содержательный формат. Не стали исключением и про-екты мецената и общественного деятеля С. М. Проппера: газета «Биржевые ведо-мости» и еженедельник «Огонек». Они приобрели чрезвычайную популярность как в интеллектуальной аудитории, так и среди простого народа. С августа 1914 г. Проппер хотел закрыть «Новое слово» и «Огонек», но В. А. Бонди, редактор еже-недельника, нашел способ сохранить издание, печатая на его страницах портреты офицеров, героев войны 1. В результате Пропперу удалось популяризировать журнал, к концу 1918 г. его тираж составлял более полумиллиона экземпляров. 1 Иллюстрированный журнал «Новое слово» закрыт в августе 1914 г., а «Новая иллю-страция» (1901-1907; 1909-1916) почти не содержал литературного контента, вмещая со-общения и обширные фотокорреспонденции с театра войны. Как и «Биржевые ведомости», «Огонек» был наполнен документальным и ху-дожественным содержанием преимущественно на военную тему. А. М. Ремизов, как и другие писатели, вынужден был скорректировать тематику и содержание произведений. Свой взгляд на войну писатель публично не высказывал, не публи-ковал «ура-патриотических» статей, очерков и рассказов о событиях на фронте и в тылу, но его позиция как представителя художественной элиты была одно-значна: война воспринималась им как трагедия русского народа, слом традиций и устоев, разрушение нравственного и культурного мира современного чело- века. С 4 мая 1914 г. Ремизов с супругой, С. П. Ремизовой-Довгелло, находился в за-граничном путешествии. Известие о начале войны застало их в Берлине. В тече-ние двенадцати дней продолжался нелегкий путь в Россию через Польшу и Шве-цию: Алленштайн, Данциг, Штеттин, о. Рюген, Треллеборг, Мальмё, Стокгольм, Лулео, Салмис, Хапаранда, Торнео. 31 июля чета Ремизовых вернулась в Петер-бург, вместе с другими русскими пережив ужас ареста на немецкой земле и дли-тельного содержания под угрозой расстрела. Сразу же после возвращения Реми-зов в рассказе «Полонное терпение» отразил с детальной точностью перипетии пленения и передал психологическое состояние трехсот соотечественников, ока-завшихся под оружейной охраной, отношение к ним немцев. Рассказ был опубли-кован в «Огоньке» 17 августа (№ 33) с указанием даты: «1 августа 1914 г.». Это была единственная прижизненная публикация, в которой Ремизов обозначил на-чало работы над произведением; дата несла и смысловую нагрузку - указывала на день официального объявления Германией войны с Россией. Позже Ремизов включит «Полонное терпение» с посвящением С. П. Ремизовой-Довгелло в изда-ние «За Святую Русь: Думы о родной земле» (Пг., 1915), но датировку снимет, поскольку хронология в контексте сборника утратила актуальность. Это было первое выступление Ремизова, отразившее его антинемецкие на-строения, что вполне соответствовало редакционному курсу «Огонька» и «Бирже-вых ведомостей», где с начала августа публиковались патриотические очерки - воззвания к народу, рассказы и маленькие фельетоны о войне. С осени Ремизов возобновил сотрудничество с «Биржевыми ведомостями», прерванное в декабре 1912 г. В конце сентября - начале октября 1914 г. Ремизов интересовался древнерусскими сказаниями и летописями. Работая над рассказом «Свет необоримый: Святозерская повесть», он запрашивал материал у И. А. Ряза-новского, историка-этнографа, краеведа из Костромы, директора Романовского музея. В контексте реалий этот рассказ оказался очень уместным: обращение к древнерусской истории и сюжет о заступничестве высших сил за русскую зем-лю был актуален в тематическом плане. Основу произведения составляют собы-тия разгрома монголо-татар войском Василия Ярославовича (1241-1276), млад-шего сына Ярослава Всеволодовича, брата Александра Невского, княжившего в Городце, явления князю и его войску иконы Пресвятой Богородицы. Уникальным в контексте трагических событий является византийский цикл Ремизова «О днях последних: Сказания по списку червонно-русскому», предло-женный Измайлову осенью 1914 г. (увидел свет 16 ноября, № 14498). В основу сюжетов положены тексты, восходящие к «Откровению», «Слову» средневеково-го епископа Мефодия Патарского, опубликованные в составе статьи академика В. В. Макушева. Из 19 текстов Ремизов выбрал три эсхатологических сказания: «История о жене Майдоне, царице безбожной и бестияльной», «Повесть о трех юношах, царех, братиях родних (о днех последних)», «Рацея о цари Михаиле, како будет царем тритцят лет» [Макушев, 1881] 2. Тема апокалипсиса, безбожия и хаоса на русской земле прозвучала в легенде об отступнице Майдоне («Царица Майдона»), покровительнице разврата и гонительнице христиан, после четырех лет правления низвергнутой архангелом Михаилом в ад. В обработке Ремизова тема приобрела злободневное звучание через упоминание лобного места как мес-та публичной казни преступников в Москве. В сказаниях «Три брата», «Послед-ний царь» пророчески прозвучали темы междоусобной войны, народного бунта, краха христианского мира и его возрождения. 2 Подробнее о переработке легенд см.: Вахненко Е. Е. А. М. Ремизов в изданиях С. М. Проппера «Биржевые ведомости» и «Огонек»: к истории сотрудничества (1912-1914) // Сибирский филологический журнал. 2017. № 2. С. 43-58. 3 Легенда вошла в книгу «За святую Русь. Думы о родной земле» (1915); под названием «Николин дар» включена в сборники «Николины притчи» (1917), «Звенигород окликан-ный. Николины притчи» (1924); под заголовком «Дар» - в двухтомник «Три серпа: Мос-ковские любимые легенды (Ч. II)» (1929). 4 Ранее писатель уже обращался к сюжету о святом (Николай, угодник Мирнокиевский и триста старцев-иноков. Повесть и сказание // Голос Москвы. 1907. 25 дек. № 298). В из-даниях за 1915-1916 гг. Ремизов разместил серию текстов о Николае Угоднике. См.: http://pushkinskijdom.ru/remizov/Bibliografiay/index.html 5 В «Николином даре» Ремизов уберет эти части, оставив только переложение народной легенды. 6 Здесь и далее в круглых скобках название газеты приводится в сокращении. Редакционная политика газеты была направлена не только на отражение воен-ных событий, но и на публикацию произведений, косвенно связанных с ними, о чем Измайлов неоднократно упоминал в письмах литераторам. Оба текста Ре-мизова прозвучали в унисон с современными реалиями, прочно связав их с исто-рией Древней Руси. С ноября 1914 г. Ремизов занимался обработкой народных сказок и легенд, посвященных Николаю Угоднику. Тематически они перекликаются с рассказом «Свет необоримый»: речь идет о заступничестве святого за русский народ и спа-сении Отечества в переломный момент истории. Несколько легенд, которые писа-тель хотел приурочить к Николину дню (6 дек. по ст. ст.), были предложены редакции, но в связи с перегруженностью издания политическим и военным мате-риалом к печати было принято только сказание «Никола милостивый, угодник Божий» 3, опубликованное в день памяти Святителя Николая Чудотворца. Эта легенда положила начало циклу никольских сюжетов 4. Во вступлении и после-словии 5 слово автора звучит как народная молитва: «Милостивый наш Никола, где бы Ты ни был, явись к нам! Скажи Спасу о нашей тяжкой страде, умири иль-инский огонь, заступи, защити русскую землю, благослови русский народ Вели-ким благословением своим на новую грядущую жизнь!» [Ремизов, 1914а, с. 2]. Мотив покаяния прозвучит и в рассказе «Камень драгий», посвященном описа-нию путешествия Ремизовых в Италию в мае 1914 г.: в Риме они поклонились мощам Алексея Божьего человека: «Стали мы на колени, в землю поклони- лись - за всю русскую землю. - Ты прости нас, Алексеюшка, грешных» [Ремизов, 1915а, с. 2]. В последующие два года в издания Проппера были приняты только четыре произведения из цикла: «Николин огонь: (Народная легенда)» (Огонек. 1915. № 49), «Николина порука: Народная сказка» (БВ 6. 1915. № 15253), «Аника: На-родная легенда» (БВ. 1916. № 16004), приуроченные по просьбе Ремизова к Николину дню, когда православная церковь почитает память Святителя Николая Чудо-творца, архиепископа Мир Ликийских. В новогоднем номере, продолжающем рождественскую тематику, опубликовано сказание «За Родину», в котором Реми-зов, следуя народной традиции, представил святого в облике старика-странника, наказывающего мужика за разбой 7. Соединив в облике святого черты сакрального образа с народными представлениями о нем, Ремизов, по замечанию Ю. Айхен-вальда, представил «святого с мировоззрением, с известными привычками и осо-бым складом ума и речи он справедлив, он умеет быть строгим, и настоящей вины никому он не спустит и, кого нужно, непременно накажет» [Каменецкий, 1924, с. 3]. 7 В рождественском номере 1915 г. Ремизов опубликовал святочный рассказ «На птичьих правах» (№ 15290), не связанный с избранной темой, соответственно, и с тра-гическими реалиями. 8 Народные сказки Костромской губернии, записанные в 90-х годах XIX ст. А. Андро-никовым // Тр. Костромского науч. об-ва по изучению местного края. Кострома, 1914. Вып. 1. С. 127-141. 9 РО ИРЛИ РАН. Ф. 256. Оп. 4. № 6. Л. 1. 10 Садовников Д. Н. Сказки и предания Самарского края. СПб., 1884; Афанасьев А. Н. Народные русские легенды. М., 1914. Подобные материалы, приуроченные к христианским праздникам, на страни-цах изданий Проппера публиковались и до войны, но в период трагического рас-кола эта традиция получила особое значение - укрепление народного духа и веры в небесных покровителей и защиту русской земли. В этом же контексте к событиям Пасхи отнесен рассказ «Семь бесов» (БВ. 1915. № 14741) и цикл 1916 г. «Среди мурья и неурядицы» («Перчатки», «Свет нерукотворенный», «Звезды»), где в авторском лирическом предисловии выраже-на мысль о божьей милости и надежда на свершение высшей воли: «В дни народ-ной страды, терпения, надежд и отчаяния В дни веры и жертв, неволи и страха, кощунств и отъявленной подлости - после дневных забот и мелочей жи-тейских, надувательства всякого и обмана, ожиданий напрасных, гнева и горечи, вдруг вижу звезды» [Ремизов, 1916, с. 2]. Интерес Ремизова к народному творчеству не остался незамеченным читате-лями. Весной 1915 г. в редакцию газеты поступили три эмоциональных письма, в которых Ремизову были предъявлены обвинения в плагиате и высказаны недо-умения по поводу языка и стиля его произведений. В конце февраля - начале мар-та дочь приходского священника А. С. Андроникова потребовала от редакции не печатать сказки Ремизова, сюжеты которых были собраны ее отцом 8, возмутив-шись двумя публикациями писателя «Никола милостивый, угодник Божий» и «Солдат» 9. Сказки, опубликованные в «Биржевых ведомостях», напечатаны без авторских примечаний, что и вызвало ошибочное обвинение Андрониковой; в сборнике «Укрепа…» Ремизов укажет их источники, к тому же оба сюжета бы-ли широко известны читателю, популярны в среде фольклористов и литерато-ров 10. В мае Измайлов получил два письма от неравнодушного читателя из Рязани Гиацинта. В первом послании содержалась просьба разъяснить, в чем заключается загадка непонятного языка Ремизова: «…Объясните мне, вопиющему в пустыне, что это значит? В чем разгадка ремизовского языка? Как может литературно обра-зованный человек подносить читающей публике диковинный, никому не нужный, никому не понятный и действующий на нервы лексикон?» [Измайлов, 2017, с. 369]. Во втором запросе возмущенный автор, не найдя объяснения Измайлова исчерпывающими, просил передать корреспонденцию Ремизову для ответа. Из письма к Измайлову от 17 мая следует, что Ремизов получил оба послания [Измайлов, 2017, с. 371], но неизвестно, дал ли он ответ Гиацинту и Андронико-вой. Эти письма не появились в газете, вероятно, Измайлов воспринял их как личные обращения, не стоящие публичной огласки. Отражение общественного мнения в лице видных деятелей эпохи стало осо-бенностью политики «Биржевых ведомостей» в военное время. Пока Измайлов руководил наполнением литературно-критического отдела газеты (до весны 1916 г.), популярным стал принцип анкетирования известных деятелей политики, литературы, искусства. С июля 1914 г. уменьшилось количество анкет и интер-вью, обзорных статей, посвященных деятельности представителей творческой элиты; в «Огоньке» перестали печататься сообщения о летнем времяпрепровож-дении писателей, художников, чиновников и артистов, ставшие с 1909 г. традици-онными. Этот материал не считался злободневным, страницы газеты и журнала пополнились списками и фотографиями раненых и убитых героев, сведениями с театра боевых действий. Тема войны и событий на внешней политической арене превалировала в опросах интеллектуальной аудитории. В «Огоньке» во время войны и революции на страницах журнала не появилось ни одного опроса. Этот способ общения с литературным и политическим электо-ратом был сохранен в «Биржевых ведомостях», но тематически значительно ис-сяк. Так, в 1914-1915 гг. редакцией газеты проводился сбор информации на темы, посвященные актуальным событиям в культурной среде. Измайлов старался со-хранить традицию опроса, связанную с новогодними и рождественскими празд-никами, но ракурс вопросов, обусловленный трагическими реалиями, всё же при-обрел проблемный характер. В декабре 1914 г. на страницах издания появились две анкеты, посвященные актуальности празднования Рождества и Нового года в условиях военного време-ни: «Отказаться ли от елки?» (№ 14556) и «Отказаться ли от встречи Нового го-да?» (№ 14584). Опросы были инициированы редакцией в связи с оживленной полемикой в прессе по поводу отказа соотечественников от немецких традиций. Аудитория, к которой обратился Измайлов, состояла из представителей церков-ной, академической, художественной и литературной элиты. В опубликованных сообщениях был дан однозначный ответ - сохранить обряд празднования Рожде-ства, прочно вошедший в русский обиход. Вторая анкета касалась встречи Нового года и была связана с общественным прецедентом: митрополит петроградский Владимир возбудил ходатайство о запрещении традиционной встречи этого праздника в ресторанах в связи с немецким происхождением обычая. Ремизов дал на оба вопроса высокохудожественные ответы в эссеистической манере, апеллируя к воспоминаниям, ощущениям душевной наполненности, са-кральности празднования Рождества, рассуждая о древности немецкого обряда, принятого русским народом: «С какого месяца ни начинай год, - с марта ли, что было у нас до 1492 года, с сентября ли, что было у нас до 1700 г., с генваря ли, что и по сейчас есть, - год идет, что солнце, и народ другого года, указного, не знает А встретить его звездой, как Рождество Христово, т. е. взять обряд добрый, но совсем уж нерусский… лишь бы встретить с желанием, чистым серд-цем, совестью и любовью к родимой земле» [Ремизов, 1914в, с. 4]; «И совсем уж взрослым я увидел в первый раз елку - ее зажгли у нас после всенощной в ро-ждественский сочельник - и помню, меня поразили тогда ее свечи, так памятные мне и такие жаркие, а когда разглядел я, что горят свечи на крестиках елки, я по-нял крестный символ елки - крестного дерева, а когда узнал о нашем свадебном обряде - о елке “девьей красоте”… и до чего это проникновенно, елка - “девья красота” - Дева днесь Пресущественного рождает… когда все это я увидел и по-чувствовал, я принял ее, как нам родное и благословил ее моим русским сердцем» [Ремизов, 1914б, с. 4]. Рождественская тема в опросах продолжилась в художественном ракурсе. В начале декабря Измайлов отправил письма представителям литературной элиты с приглашением участвовать в анкете «Есть ли достаточные основания считать нынешнее Рождество последним кровавым Рождеством для человечества». Но традиционный рождественский номер вместо ответов на острый вопрос соста-вили произведения жизнеутверждающего характера Измайлова, Блока, Гиппиус, Мережковского, Ясинского, Андреева, Сологуба. Ремизов поместил в выпуске сказку «Солдат» (БВ. № 14575), которая возмутила г-жу Андроникову. Этот текст - переработка народных вариантов сказки из сборников А. Н. Афанасьева и В. И. Даля 11, в контексте исторических реалий звучит как притча о воле Гос-подней над судьбой человека, обреченного на смерть. 11 См. комментарий И. Ф. Даниловой к тексту: Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 16: Полу-нощное солнце. СПб.: Росток, 2020. С. 551. 12 Андреев провел в газете ряд выступлений (см. № 15226, 15275, 15276). В начале декабря 1915 г. в газете появилась анкета «Следует ли авторам отве-чать критике?», которая должна была, по замыслу редакции, дать читателям разъ-яснения в контексте тяжелой атмосферы, сложившейся в художественной среде. В это время на страницах периодической печати развернулась полемика о поста-новке драмы Л. Андреева «Тот, кто получает пощечины» в октябре на сцене Мос-ковского драматического театра, а в конце ноября - в Александрийском театре: поток критических статей обрушился на писателя, представившего пьесу, слож-ную для понимания и театрального воплощения. Измайлов в двух статьях (№ 15099, 15255) поставил вопрос о позиции автора, принимающего или отвер-гающего критику, предварительно обратившись к Андрееву и ведущим писателям с просьбой ответить на анкету 12. Но это был не единственный прецедент, вы-звавший к жизни опрос: днем ранее вышла полемическая статья Ан. Чеботарев-ской «В защиту “военной” литературы» (№ 15249), в которой современная крити-ка названа недалекой и поверхностной. Ответы писателей на анкету размещены в вечерних выпусках газеты с 5 по 8 декабря (взгляд на проблему изложили Ауслендер, Блок, Мережковский, Евреи-нов, Ремизов, Сологуб, Тэффи, Чешихин, Чеботаревская; итоги подвел Измайлов, сожалеющий о том, что никто из респондентов не поднял тему антикритики). От-вет Ремизова прозвучал в унисон с мнением собратьев по перу: « лучше, не искушая ни себя, ни других, пускай поэты, вольные в своем творчестве, вольные писать какую угодно критику и разъяснения, поменьше стараются о критике, вни-кая в слово, в корень слова, в тайну слова, - в слово, от которого большое дело бывает, так что и никакого разъяснения не потребуется» [Ремизов, 1915б, с. 4]. Мнение писателя является не только откликом на вопрос редакции, но и ответом рязанскому читателю и г-же Андрониковой. Это был последний опрос, проведенный Измайловым на страницах «Биржев-ки»; в апреле 1916 г. критик покинул проект Проппера, принцип анкетирования он перенес в «Петроградский листок», где занял должность главного редактора. В 1916 г. он обращался к Ремизову с просьбой о сотрудничестве [Измайлов, 2017, с. 380, 382], но публикаций писателя в издании не появилось. С февраля по март 1915 г. в газете в разделе хроникальных заметок развернул-ся интригующий сюжет о постановке балета по сценарию Ремизова «Лейла и Алалей» 13, не состоявшейся на сцене Мариинского театра. В середине августа 1914 г. в имении Полыновка в Новгородской губернии скончался А. К. Лядов, работавший над музыкальным сопровождением, и воплощение на сцене произве-дения Ремизова стало невозможным. Композитор создал два варианта к образно-му воспроизведению «море-океана» (финальная сцена): «он кому-то играл на фортепиано эти варианты» [Мейерхольд, 1914, с. 102], но после его смерти пол-ной нотной рукописи найдено не было. 13 Сценарий создан по мотивам книги сказок «Посолонь» (часть «К Морю-океану»), реализовывался при поддержке мецената М. И. Терещенко силами творческого коллектива: В. Э. Мейерхольд (режиссер-постановщик), М. М. Фокин (хореограф), А. К. Лядов (компо-зитор), А. Я. Головин (художник-оформитель). 14 Н. Запорожец отмечает, что музыка к балету всё же была записана и имелась тетрадь «Лейла-русалия», которую композитор сжег перед смертью, приводит автограф с нотной записью [Запорожец, 1954, с. 173, 175]. 15 Мейерхольд в 1910 г. создал набросок плана балета «Лейла» (см. в статье К. Трибл [2003]), с апреля 1911 г. участвовал в обсуждении с Ремизовым и Лядовым музыкально-плясового действа, был заинтересован в реализации проекта, протянувшегося до 1915 г. и вновь не осуществленного. 16 Слушателем был С. Городецкий, автор заметки «О несостоявшемся балете Лядова» (Музыка. 1915. № 204. С. 10-11). Также см.: Поэт Сергей Городецкий, композитор Анато-лий Лядов и другие... «Я Вашу музыку знаю и люблю...» / Публ. Вл. Вельяшева // Наше наследие. 2004. № 17. URL: http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/7101.php (дата обращения 10.07.2021). За осенней заметкой Мейерхольда на страницах газеты с февраля 1915 г. стали появляться сообщения редакции, «опровергающие» слух о якобы найденной рукописи Лядова, который возник явно не на пустом месте. Как утверждает ис-следователь К. Трибл, после смерти музыканта в его архиве была обнаружена тетрадь в шесть листов «Всякая чертовщина для балета “Лейла”» 14, в ней сохра-нились три отрывка [Трибл, 2003]. Несомненно, интерес к этому слуху инспирировался Ремизовым, который не оставлял мысли о воплощении замысла на сцене и таким образом держал аудито-рию в состоянии неугасающего интереса. В переписке с Измайловым об этом не упоминается, но в порождении интриги, кроме Ремизова и Мейерхольда 15, заин-тересованных лиц не было. В первой заметке от 9 февраля (№ 14660) сообщалось о сенсационной находке части рукописи Лядова, что опроверг А. К. Глазунов, разбирающий архив музыканта. В вечернем выпуске от 26 февраля этот слух по-вторился, но дополнился важной для Ремизова информацией: балет (русалия) «должен был явиться новым словом в области балетного искусства». Повторяя содержание заметки Мейерхольда, редакция, со слов Ремизова, акцентировала внимание на том, что музыка к постановке всё же была написана и даже засвиде-тельствована: «В задуманной работе А. К. Лядова больше всего заботило “море-океан” Лядов унес с собой в могилу два варианта к морю-океану. Незадолго до своей смерти Лядов играл одному из своих друзей отрывки задуманного бале-та» 16 [У рампы, 1915]. В мартовских номерах автором музыки к балетному либретто Ремизова был назван Глазунов [Новый балет…, 1915]; в заметке от 20 марта (№ 14739) из слов музыканта и писателя становится понятно, что слух, как и информация о нотной рукописи Лядова, принадлежит Ремизову: «А. К. Глазунов, разбиравший бумаги покойного композитора, сказал нам: / - До сих пор я, к сожалению, не получил никаких сведений по поводу находки балета. Это было бы большим счастьем для истинных любителей музыки. Автор текста к балету А. Ремизов гово- рит: / - “Лейла и Алалей”, это - не балет, а “русалия”. Я работал сообща вместе с Лядовым, Фокиным и Терещенко. Говорят, что Глазунов согласился написать музыку на этот сюжет. Пока же не считаю возможным говорить вам, в чем заклю-чаются свойства русалий. Пока это - секрет…» [Редакционная заметка, 1915]. Интрига Ремизова была развенчана в конце марта в интервью, продуманном писателем заранее 17. В нем он объяснил специфику именования балета русалией, раскрыл фольклорно-мифологическую основу и историю создания, - вернул к жизни на уровне читательского интереса несостоявшийся проект, который мог стать особым словом в балетном искусстве и задать направление в развитии музыкального театра. Но давняя задумка Ремизова, Мейерхольда и Фокина о по-становке русалии так и не осуществилась; балетное либретто «Алалей и Лейла: русалия» было опубликовано в альманахе для детей как схема-сценарий, в преди-словии автор отмечает: «И вот, когда задумался я, каким именем, по-своему, име-новать балет, то лучше ничего не нашел, как назвать по старинке нашей исста-ринной русской - русалией» [Ремизов, 1919, с. 52]. В последующих печатных версиях Ремизов преобразует сценарий в художественный текст, снимет жанро-вые отсылки и несущественно переработает содержание 18. 17 Е. Р. Обатнина считает, что появление в газете интервью Ремизова обусловлено вни-манием Фокина: балетмейстер пытался реформировать классический танец, соединив хо-реографию с драматическими темами, поэтому он не оставлял надежду «реанимировать спектакль», что подтверждается письмами Ремизову от 10 мая и 12 июня 1915 г. [Ремизов, 2016, с. 899]. Ремизов долгое время не мог отказаться от мысли о воплощении сценария, в письме к Рязановскому от 24 марта 1917 г. он сообщает: «Есть у меня большое к вам де-ло: задана мне задача мою русалию (балет) Алалея и Лейлу переделать в оперу…» (ОР РНБ. Ф. 634. Оп. 1. Ед. хр. 32. Л. 23). 18 См.: Ремизов А. Русалия: Алалей-и-Лейла // Современные записки. 1922. Кн. 9. С. 88-115; Ремизов А. Русалия. Берлин; Пг.; М.: Изд-во З. И. Гржебина, 1923. 19 Подробнее см. вступительную статью С. С. Гречишкина [Рерих, 1976]. Интерес к русской старине в 1910-е гг. определял художественные искания группы единомышленников Ремизова, среди которых был Н. К. Рерих; с ним пи-сатель познакомился осенью 1905 г., а с 1909 г. находился в творческом диалоге. В 1911 г. Рерих иллюстрировал его сказку «Золотой кафтан» (Огонек. № 52), а в 1914 г. Ремизов посвятил мастеру миниатюру «За святую Русь» (Отечество. № 7), которая сопровождалась репродукцией картины «Взятие Казани» (1914), о страде и спасении России 19. Позже Рерих отметит созвучие их художественных миров: «Особые отношения были с А. М. Ремизовым. С одной стороны, мы как будто и не часто встречались, но зато внутреннее ощущение было особо задушев-ное Он не только мастер слога, но и ведун души» [Рерих, 1993, с. 85]. В 1915 г. газета Проппера, с которой Рерих тесно сотрудничал, с марта по де-кабрь с разной интенсивностью публиковала выступления художника, отклики и сообщения о его деятельности, акцентируя внимание не только на особенностях искусства мастера исторического полотна, но и на его активной общественной позиции. Первую мировую войну Рерих переживал как трагедию, декларируя ан-тивоенные и антинемецкие настроения, печатал отклики о собственном творчестве, статьи, очерки в защиту русских древностей и памятников старины в период исторического слома. В конце февраля - начале марта на выставке объединения «Мир искусства» художник представил одиннадцать полотен 20, которые были написаны перед войной, но их образно-символический строй полностью отвечал переломным со-бытиям и духу времени. В статье, посвященной выставкам «Мира искусства», историк и критик С. Яремич выделил полотна Рериха из почти трехсот картин и подчеркнул, что демонстрируемые работы отражают настроения эпохи, каждое произведение воинственно-символично [Яремич, 1915]. 20 См.: Мир искусства. Каталог выставки картин. Пг., 1915. С. 16-17. 21 ОР РНБ. Ф. 634. Оп. 1. Ед. хр. 32. Л. 45. 22 Подробнее о сопряжении творческих импульсов Рериха и Ремизова см.: Завгород- няя Г. Ю. Древнерусская книжность и иконопись в зеркале стилизации (А. М. Ремизов и Н. К. Рерих) // Завгородняя Г. Ю. Стилизация и стиль в русской классической прозе. М.: Литера, 2010. С. 117-132. 23 ОР РНБ. Ф. 634. Оп. 1. Ед. хр. 32. Л. 48. 24 РО ИРЛИ РАН. Ф. 256. Оп. 2. № 25. Л. 30. Этот цикл вдохновил Ремизова на создание серии миниатюр, посвященных ис-тории Древней Руси. В частности, зарисовка «Прокопий Праведный» появилась еще до выставки «Мира искусства» в январском номере еженедельника «Отечест-во» с одноименным рисунком художника. В ней Ремизов совместил два рерихов-ских сюжета 1914 г.: «Прокопий Праведный за неведомых плавающих молился», «Прокопий Праведный отвел каменную тучу от Устюга Великого». В июне 1915 г. в журнале «Лукоморье» появилась миниатюра «Зловещее» на сюжет кар-тины мастера «Зловещие» (1901). Также в 1914 г. были написаны «Дела человече-ские» и «Покорение Казани». Приближающийся в декабре 1915 г. 25-летний юбилей художника, а также его влияние на развитие отечественной культуры побудило петроградское издатель-ство «Свободное искусство» в лице Ф. Б. Бернштейна выпустить сборник, посвя-щенный творчеству Рериха, который вышел только в ноябре 1916 г., но начал формироваться не позже мая 1915 г., о чем свидетельствует письмо Ремизова Ря-зановскому от 29 мая 1915 г.: «Всякий день собираюсь к вам, дорогой Иван Алек-сандрович! И все писания к картинам Рериха задерживают. В понедельник дол-жен отдать…» 21. Соответственно, цикл миниатюр «Жерлица дружинная» на сюжеты рериховских картин к этому времени был окончен (дописаны: «Город строят», «Зловещее», «Город обреченный», «Сокровище ангелов», «Ункрада») 22. Уже в середине октября Ремизов и Рязановский планировали посетить мастер-скую художника и познакомиться с его новыми работами: «Дорогой Иван Алек-сандрович! Жду завтра 16-го часов в 6 вечера, чтобы идти вместе к Рериху смот-реть его новые картины, которые он 17-го отправляет из Петербурга…» 23. В ноябре от секретаря издательства А. Гидони Ремизов получил письмо, в ко-тором прозвучал упрек в том, что миниатюра «Зловещее» была напечатана в «Лукоморье» без информации о готовящемся издании вопреки договору, соот-ветственно, должна быть заменена другим произведением 24. Такое требование ограничивало Ремизова в публикации восьми зарисовок в других изданиях, и на юбилейную дату Рериха он откликнулся новым словом - высокохудожественной зарисовкой, которой в 1924 г. откроет второе издание «Жерлицы дружин-ной» 25. 25 Ремизов А. Жерлица дружинная: К картинам Н. К. Рериха. 1914-1915 // Ремизов А. Звенигород Окликанный: Николины притчи. Париж; Нью-Йорк; Рига; Харбин: Алатас, 1924. С. 137-158. Празднование двадцатипятилетия профессиональной деятельности художника широко освещалось в прессе. На страницах «Биржевки» и «Огонька» регулярно размещались поздравления с юбилейными и значимыми творческими датами из-вестных писателей, художников, театральных деятелей, которые активно участво-вали в жизни этих проектов. 9 декабря в газете появилась статья В. Боцяновского о творческом пути Рериха, в «Огоньке» (№ 50) - юбилейный очерк. В утреннем номере «Биржевки» от 10 декабря под заголовком «К 25-летию Н. К. Рериха» размещены приветственные слова - «Через былое в будущее» С. Яремича и «Град камен Рериха» Ремизова. В этом поэтическом ремизовском гимне Рерих пред-ставлен художником и демиургом, в котором жива прапамять об истории славян, заговорившая на полотнах, и сравним с Рюриком, зачинателем Руси: « И вот через сколько веков опять показался на Руси, но уж не с моря Варяжского, а из Костромы города, и сел в Петербурге на Мойке и уж не Рюрик, как величали его в Новгороде, а Рерих Николай Константинович. И опять как когда-то, он по-строил свой каменный город. Вспомнил, как сон, и рассказал нам о камнях, о мо-ре, где плавал с дружиной, о великанах, о змее, о нойдах, об ангеле грозном, и как строилась Русь, и как измена русских князей отворила врагу ворота на Русскую землю Он построил свой каменный город, просторный, как просторное мо-ре, и вольный, как вольность Господина Великого Новгорода, и жаркой цвет от жарких костров загорелся на Русской земле» [Ремизов, 1915в]. После выхода приветственного слова Рерих откликнулся письмом, стилизо-ванным под сказовую манеру Ремизова, отметив духовную близость, сопряжение их художественных миров и пророческий дар писателя: «Ведуну тайных сил и повелителю духов светлых, искателю сокрытых знаков от каменного града при-вет Да хранит Вас Никола и да благословит Прокопий Праведный Вас на всех ваших путях добрых и истинных» [Рерих, 1976, с. 198-199]. В 1914-1915 гг. повременные издания Проппера приобрели в читательской аудитории особую популярность как ведущие проекты массового характера, не только отражающие ход современной истории, но и передающие атмосферу воен-ного времени, чувства, настроения интеллигенции и народа в период историче-ского слома. Ремизов как представитель литературной элиты, откровенно не вы-ступая с антинемецкими публикациями, воспринимал войну как безусловную трагедию, в своих произведениях он обращался к морально-этическим и обще-культурным устоям, в контексте святоотеческих традиций проводил мысль о спа-сении Отечества и духовной стойкости русского народа, находящегося под защи-той высших сил.

Скачать электронную версию публикации