Folk song poetry of the Chuvash people of the Krasnoyarsk Krai.pdf В настоящее время одним из актуальных вопросов сибирской фольклористики и этномузыковедения является изучение фольклорных традиций неславянских переселенцев в Сибири - чувашей, мордвы, удмуртов [Леонова, 2015; Шахов, 2020]. В русле этих исследований сформировано обобщенное представление о состоянии чувашско-сибирского нематериального культурного наследия, в ча-стности о песенном фольклоре [Исмагилова, 2017; 2018]. Для создания же более подробной и точной картины бытования устного народного творчества чувашских переселенцев необходимо сконцентрировать внимание на характеристике отдель-ных микролокальных традиций. К подобным традициям принадлежат песенные образцы, зафиксированные от чувашей Красноярского края, пока еще очень мало введенные в научный оборот и почти не получившие своего научного осмысле-ния 1. 1 Отдельные песенные образцы, записанные в Красноярском крае, были рассмотрены в следующих статьях: [Исмагилова, 2013; 2019]. 2 Аудиозаписи хранятся в Научном архиве Чувашского государственного института гуманитарных наук, фонд VI 321, дело № 1140. Цель настоящей работы заключается в описании жанрово-стилевых законо-мерностей песенного фольклора чувашских переселенцев, проживающих в двух районах Красноярского края. В задачи исследования входили характеристика жанрового состава, рассмотрение поэтико-стилевых особенностей текстов пе- сен, выявление процессов формирования современного исполнительского репер-туара. Материалы статьи представляют собой аудиозаписи двух фольклорных кол-лекций. Первая из них относится к 1981 г. Эти записи выполнил тобольский композитор, чуваш по происхождению Николай Васильевич Пуганов в деревне Еловка Большемуртинского района 2. Вплоть до 2021 г. эти аудиоматериалы оста-вались практически никому не известными и были случайно обнаружены автором настоящей статьи в Научном архиве Чувашского государственного института гу-манитарных наук. Вторая коллекция появилась в результате работы музыкально-этнографической экспедиции Новосибирской государственной консерватории им. М. И. Глинки, проведенной под руководством Н. В. Леоновой в 2009 г. в на-селенных пунктах Казачинского района (Казанка, Александровка, Матвеевка, Рождественское) 3. По материалам полевой работы 2009 г. была опубликована статья [Жимулева, Леонова, 2009]. Опираясь на материалы устных рассказов, за-писанных от чувашских переселенцев и их потомков, авторы рассмотрели про-цесс заселения чувашами Казачинского района, общее состояние традиционной культуры и чувашского языка, особенности проведения народных праздников и обрядов. Также была кратко охарактеризована жанровая система местной фольк-лорной традиции и выявлена типология современных коллективов, исполняющих чувашский фольклор. Кроме того, в статье упоминается о деятельности региональ-ной национально-культурной автономии Красноярского края, направленной на поддержку чувашской традиционной культуры на рубеже XX-XXI вв. 3 Материалы экспедиции хранятся в Архиве традиционной музыки Новосибирской государственной консерватории им. М. И. Глинки, аудиоколлекция А0244. В экспедиции также принимала участие автор настоящей статьи. 4 Расшифровки и переводы текстов, записанных в Большемуртинском районе, выпол- нены А. А. Александровым, за что мы выражаем ему благодарность. Материалы Большемуртинского района 1981 года записи В первую очередь опишем хронологически более ранний по времени записи материал, зафиксированный в Большемуртинском районе. Это 13 песен разных жанров; их исполнителями являются чуваши 1899-1934 годов рождения (три женщины и один мужчина), переселившиеся в Красноярский край из Красноар-мейского района Чувашской Республики. Среди этих записей преобладают не-приуроченная лирика (6 образцов) и гостевые песни (3 образца). Записана также лирическая песня, созданная в ХХ в. Обрядовый пласт представлен меньшим числом образцов: две свадебные и од-на рекрутская песни. Можно предположить, что они бытовали в определенном обрядовом контексте, хотя к этим записям отсутствует какая-либо сопроводи-тельная информация (за исключением имен и годов рождения исполнителей). Ве-роятно, они были исполнены носителями традиции как наиболее актуальные для них и любимые ими и потому лучше всего сохранившиеся в народной памяти. В текстах этих песен прослеживается ряд закономерностей, свойственных чу-вашской народно-песенной поэзии. К ним относятся афористический тип стихо-сложения, краткосюжетность, двухзвенный образный параллелизм как основной поэтический прием [Кондратьев, 2007, с. 63-69; 2018, с. 177-179]. Чувашские об-рядовые и традиционные лирические песни имеют лаконично изложенный сюжет в объеме каждой отдельной строфы. Этот сюжет как бы «свернут», обобщен, про-является в виде указания на тему, содержание высказывания. Интересно, что представление о специфике чувашского стихосложения присутствует и в народ-ной саморефлексии: «Краткие песенные сюжеты чуваши называют çавра юрă, что означает буквально “круглая” (или “закругленная”) песня» [Кондратьев, 2018, с. 178-179]. Двухзвенный параллелизм особенно ярко проявляется в обрядовых песнях. Так, например, в рекрутской песне на нем строится весь текст 4: Сар ка(о)йăкăн савăнасси олăх 5 Оттин[е] ой çоличчен. Пир[ĕ]н хамăр[ă]н та Савăнасси атте кил(ĕ)нчен ай тухаччен. Иволга будет радоваться до тех пор, Пока, ой, не выйдут на сенокос. Мы будем радоваться до тех пор, Пока, ай, не покинем дом отца. 5 Записано от В. Е. Ефремовой (1899 г. р.). 6 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.), О. Ф. Степановой (1930 г. р.). 7 Первая строка здесь и в следующей строфе повторяется дважды. 8 О высоком статусе песни и пения в чувашской традиционной культуре см. в [Конд- ратьев, 2018, с. 39-41]. 9 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.). Этот структурный и поэтический прием встречается также и в образцах песен лирического содержания: И тил юртать, тил юртать те 6, Çипрен çинçе çулпала. Мана савни ÿпкелешет, Выляса каланă сăмахшĕн, Лисичка рысцой бежит По дорожке, что тоньше веревочки. Мой любимый ругается Из-за слов, которые я сказала случайно. Часто двухзвенный параллелизм реализуется при помощи слов-символов. На-пример, в лирической песне, исполненной Н. П. Павловым (1931 г. р.), в первой строфе говорится о липе и дубе, символизирующих собой девушку и парня, обра-зы которых появляются во второй строфе: Юри те карăм вăрманне 7, Çăка та йывăç шыраса. Çăка та йывăç тĕл пултăм, Юманпала та юнашар. Специально в лес пошел, Чтобы поискать липовое дерево. Встретил я липу, Она стояла рядышком с дубом. Юри те карăм улаха, Сарă та хĕре курасшăн. Сарă та хĕре тĕл пултăм, Сарă каччăпа юнашар. Специально пошел на посиделки, Чтобы девушку светловолосую увидеть. Светловолосую девушку увидел, Она была рядом со светловолосым парнем. Помимо текстов, повествующих о взаимоотношениях молодых людей, в об-разцах неприуроченной лирики встречается еще один характерный для чувашской традиционной поэзии образ - так называемая песня о песне, содержащая эмоцио-нально-эстетическую оценку пения 8: Улăха антăм, купăста лартрăм 9, Купăстийĕ пулчĕ нарпус пек, арпус пек. Урама тухрăм, юр юрларăм, Юррăм кайрĕ инçене, мухтава. На луг спустилась я, капусту посадила, Капуста уродилась размером с арбуз, с арбуз. Вышла на улицу, да песню спела, Песня разлетелась далеко, на славу. Ценность пения отражена и в песне, сложенной уже в ХХ в. и повествующей о реалиях жизни в колхозе: Манăн старик тракторист та 10 Хам доярка фермăра, Ой вара, мĕн вара, Юрламалла мар-и-ха? Сирĕнпеле пирĕн пĕрле Ташламалла мар-и-ха? Мой старик тракторист да, А я доярка на ферме. Ой ли, а что? Не петь, что ли? Вам и нам вместе Не танцевать, что ли? 10 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.), О. Ф. Степановой (1930 г. р.). 11 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.). 12 Записано от Л. В. Николаевой (1934 г. р.), О.Ф. Степановой (1930 г. р.). Иначе выстроены тексты, сопровождающие обряд. В свадебных песнях под-робно описаны обрядовые действия, которые необходимо было выполнять в оп-ределенный момент ритуала. Так, например, в песне родственников и друзей же-ниха описывается ситуация приезда сватов за невестой: Ик пар лаша юнашар 11, Çилхи виттĕр çил выллять, Пĕкки виттĕр пÿрт кăрнать те, Хăтан алăк чăнтăрлă, Чăнтăр витĕр хĕр курнать, Çавна илме килтĕмĕр. Две пары лошадей рядышком, В гривах ветер играет, Сквозь дугу дом видно. У нашего свата двери резные, Сквозь резьбу деву видно, За ней мы пришли! Пире хăта хваттер яр, Хваттер яр та хĕрне пар, Эпир панă укçине те Сĕтел ури тайличчен, Эпир панă(н) укçине Сĕтел ури тайличчен. Пусти нас, сват, в квартиру, В квартиру пусти да дочку отдай, Мы дали столько денег, Что ножки стола подломились, Мы дали столько денег, Что ножки стола подломились. В другом свадебном тексте, также исполняющемся со стороны родственников жениха, звучат шуточные напутствия и предостережения для невесты. В них по-вествуется о том, как нужно вести хозяйство, чтобы угодить будущей свекрови: Пир[ĕ]н апине йорас пулсан 12, Хура курак тăриччен Хоран çоса çакмалла, Салакайăк тăриччен Салма яшки п[ĕ]çермелле. Пир[ĕ]н апине юрас п[ул]ать. Чтобы угодить нашей матушке, Еще до того, как проснется ворона, Надо помыть и повесить черный котел. Еще до того, как проснется воробей, Надо суп с галушками приготовить, Нашей матушке надо угодить. Пирĕн апин хур нуммай, Кикак теç те, какак теç. Çавăн сассипе тăмасан, Пирĕн апи пит хаяр, Çавăн сассипе тăрас п[ул]ать, Хуран çуса çакас п[ул]ать. У нашей матушки гусей много, Кигак да кагак гогочут. Если под эти звуки не встанешь, То наша матушка весьма сурова, Поэтому надо под эти звуки встать И повесить черный котел. В отношении диалектной принадлежности песен, записанных в Большемур-тинском районе, укажем, что она смешанная. В большинстве текстов преобладает средненизовой диалект (анат-енчи), присутствуют также отдельные особенности верхового диалекта (вирьял). Например, в гостевой песне, записанной от старей-шей исполнительницы - В. Е. Ефремовой (1899 г. р.), в первой строфе звучат рас-певы со слогами ой-йо-ра-я-я-а-я, рай-йо-а-я-я, характерные для диалекта вирьял; в другом образце присутствует слово апи - мать, также употребляемое именно у верховых чувашей [Чуваши…, 2009, с. 167]. Возможно, подобное совмещение черт разных диалектов сложилось еще на материковой территории, в Красноар-мейском районе Чувашии, где проживают представители вирьял и анат-енчи [Там же, с. 166]. Или же здесь можно наблюдать смешение диалектов и стирание их особенностей, свойственное как сибирскому, так и общечувашскому бытованию языка [Там же, с. 169]. Можно сказать, что 13 песен, записанных в д. Еловка Большемуртинского района Красноярского края, являются ценными свидетельствами о бытовании чувашского фольклора в Сибири во второй половине ХХ в.; интересны они и для изучения, могут также быть применены в современной исполнительской практи-ке. Однако, не имея практически никакой контекстной информации - об обстоя-тельствах их звучания и об исходной микролокальной традиции, которую они представляют, нам достаточно сложно интерпретировать эти образцы в полной мере. Для того чтобы эти тексты «заиграли» всеми своими гранями и смыслами, необходимо охарактеризовать их в контексте родной для них материнской тради-ции. Поиски в этом направлении - перспектива для будущих исследований. Материалы Казачинского района 2009 года записи Состав исполнителей, от которых были выполнены эти записи, достаточно пе-стрый как по территориям своего выхода, так и по времени появления в Сибири. Часть из них - 11 человек - родились в Казачинском районе Красноярского края (деревни Казанка, Межталовка, Живой Ключ, Александровка и др.) в 1920-е - 1930-е гг. Их родители приехали из Янтиковского, Урмарского, Красноармейско-го районов Чувашии 13. Можно сказать, что именно эти люди являются сибирски-ми чувашам в полном смысле этого слова, поскольку они здесь родились, вырос-ли и были свидетелями живого бытования чувашского фольклора на сибирской земле. Трое исполнителей были привезены родителями из Чувашии в детском возрасте в тот же довоенный период. Соответственно, они также были хорошо знакомы с бытованием чувашского фольклора в Сибири. 13 Настоящая информация была получена нами от самих носителей традиции. Полное восстановление картины переселенческого процесса ХХ в., с опорой на архивные и опуб- ликованные исторические источники, еще ждет своего исследователя - специалиста в этой области. Девять информантов относятся к волне позднейших переселенцев, приехав-ших в Красноярский край в 1960-1970-е гг. Территории их выхода достаточно разнообразны: Аликовский, Батыревский, Вурнарский, Канашский, Красночетай-ский, Цивильский, Шумерлинский районы Чувашской Республики. Закономерно, что и состав песенных образцов, записанных от чувашей Каза-чинского района, довольно пестрый. В процессе полевой работы участники экс-педиции старались снять синхронный срез существования традиции, максимально зафиксировать всё, что имелось на тот момент в практике активного и пассивного хранения. Было записано около 60 фольклорных текстов, включая текстовые ва-рианты, из них 36 песен, 16 частушек, семь образцов фольклоризованных право-славных песнопений. Календарный пласт фольклора представлен масленичными песнями çăварни юрри, а также хороводно-игровыми вăйă юрри, имеющими ве-сенне-летнюю календарную приуроченность. В период празднования Пасхи (Мункун) в некоторых чувашских семьях исполнялись пасхальные песнопения (тропарь, ирмос первой песни канона). К образцам жизненного цикла относятся свадебные (в том числе редко фиксируемый образец свадебного плача) и рекрут-ские песни. Во время совершения похоронных ритуалов, как правило, вплоть до настоящего времени исполняется церковное песнопение Трисвятое (на чувашском и церковно-славянском языках). Неприуроченная лирика включает в себя гостевые и традиционные лирические песни, образцы поздней лирики конца XIX - ХХ в., песни с сюжетами и напевами, заимствованными из русского фольклора, а также авторские песни. Во время мо-лодежных собраний звучали частушки. Как и во многих других полиэтнических регионах, в Сибири их исполняли на русском и на родном для носителей тради-ции языках. Рассмотрим особенности текстовой организации песен перечисленных жан-ров. В текстах хороводных песен, как и в других образцах традиционной чуваш-ской песенности, определяющую роль играет двухзвенный параллелизм 14: 14 Расшифровки и переводы текстов, записанных в Казачинском районе, выполнены Е. В. Федотовой, за что мы выражаем ей благодарность. 15 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка. Каждая строка исполняется дважды. 16 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка. 17 Имеется в виду, что улица такая же гладкая, как сковорода. Ровная, гладкая улица - это образ родной земли в переносном значении. Çĕмĕрт çеçки çурăлсан 15, Вăрман витĕр курăнать. Шурă кĕпе тăхăнсан, Вăйă витĕр курăнать. Когда расцветает черемуха, Лес виден насквозь. Если белое платье надеть, Хороводы видны насквозь (издалека). Заметим также, что присутствие в репертуаре хороводных песен вăйă юрри свидетельствует о принадлежности их исполнителей к низовым или же среднени-зовым чувашам, поскольку в этих музыкальных диалектах в той или иной степени сохранились образцы этого жанра (в отличие от верховых чувашей) [Кондратьев 2007, с. 106]. Горечь и печаль предстоящей разлуки выражены в текстах рекрутских песен салтак юрри также при помощи образного параллелизма: Казанка урамĕ, ах, çатма пек 16, Эпирех утса савнас çук. Казанка хĕрĕсем, ах, çырла пек, Эпирех илсе савнас çук. Улица Казанки, ах, словно сковорода 17, Не нам [по ней] шагать и радоваться. Девушки Казанки, ах, словно ягоды, Не нам брать их [замуж] и радоваться. В одном из образцов проводится параллель: платок и девушка. В чувашской традиционной культуре платок символизирует собой девический или женский образ, что отражено в тексте песни: Вĕç-вĕç тутăр, вĕç тутăр та 18, Вĕçмесен эсĕ тутăр мар, Йер-йĕрех, савни, ах, йĕр, савни, Йĕмесен эсĕ савни мар. Развевайся, развевайся, платок, развевайся платок да, Если не [будешь] развеваться - ты не платок. Плачь, плачь, любимая, ах, плачь, любимая, Если не [станешь] плакать - ты не любимая. 18 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка. 19 Записано от З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка. 20 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка. 21 Подражание частому топанью, стуку копыт коня. Радость праздника, образы молодецкой удали, призыв праздновать, соревно-ваться в силе и ловкости переданы в масленичных песнях çăварни юрри. Как и во многих других обрядовых песнях, в них перечислены действия, сопровождающие обряд, а именно масленичные катания-состязания на санях: Ç[ă]варни, ç[ă]варни, ах, тееççĕ 19 - Акă çитрĕ çăварни, çăварни! Виç пар лаша, ах, кÿлер-и, Тавлаштарма тухар-и, тухар-и? Çакă Казанка хĕрĕсене Кĕвĕçтерме тухар-и, тухар-и. Масленица, масленица, ах, говорят - Вот и пришла масленица, масленица! Ах, запряжем ли три пары лошадей, Выйдем ли, выйдем ли состязаться? Девушкам этой [деревни] Казанки Дадим ли повод ревновать? Обрядовые действия переданы и в свадебных песнях туй юрри. В одной из них, исполняющейся подружками невесты в ожидании свадебного поезда жениха, содержится описание этой ситуации ожидания и будущей встречи жениха, а так-же восхваление невесты и всех участников празднества: Айа-йа-йа-рай-ай-айа 20 Туя туй пек тăвар-и? Юр пек шурă тăхăнар-и? Юр пек шурă тăвар-и? Ăй-йа-йа-най-ай-айа Пирĕн хĕрĕ начар мар. Айа-йа-йа-рай-ай-айа Свадьбу как свадьбу сыграем? Как снег в белое оденемся ли? Как снег в белом сыграем ли? Ăй-йа-йа-най-ай-айа Наша невеста не плохая. Тăпăр-тăпăр ут килет, Тухса пăхăр кам килет, Пурте ыр çын ачисем, Пурте ыр çын хĕрĕсем, Ай-йа-йа-най-ай-айа Пурте ыр çын хĕрĕсем. Тыбыр-тыбыр 21 идут кони, Выйдите, посмотрите, кто идет, Все добрых людей сыновья, Все добрых людей дочери, Ай-йа-йа-най-ай-айа Все добрых людей дочери. Ĕненмесен тухса пăх, Тухса пăх та и[л]се кĕр. Если не веришь - выйди посмотри, Выйди посмотри да в дом заведи. В текстах, исполняющихся во время встречи невесты во дворе жениха, очень часто звучат насмешки над ней, утверждается, что она неумеха, т. е. происходит ритуальное корение невесты: Пирĕн кинĕм пуласси 22 Купăста касма тухсассăн Хупах хуçса кĕнĕ тет. Которая должна быть нашей невесткой, Когда вышла срезать капусту, Лопуха, сломав, принесла, говорят. Пирĕн кинĕм пуласси, Сухан чĕлме тухсассăн Хăях чĕлсе кĕнĕ тет. Которая должна быть нашей невесткой, Когда вышла лук щипать, Осоку, отщипив, принесла, говорят. 22 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка. 23 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.) в д. Казанка. 24 Подробнее о песнях переселенцев см. в [Федотова, 2009]. 25 Записано от О. И. Никифоровой (1927 г. р.), З. В. Красновой (1924 г. р.), Т. Г. Борисовой (1952 г. р.) в д. Казанка. В Казачинском районе нами неоднократно фиксировалась широко распро-страненная как в Чувашии, так и в Сибири гостевая песня хăна юрри о бочке с двенадцатью обручами. В ее тексте восхваляется щедрость и гостеприимство хозяина, в чьем доме происходит встреча, гиперболизуются размеры угощения: посуда, в которой находится хмельной напиток, - бочка с двенадцатью обручами (т. е. огромная бочка), двенадцатилитровая бутыль, обилие еды - чувашский тра-диционный пирог хуплу с мясом трех гусей: Вун ик кăшăллă пичкине 23 Çапса уçмасăр, ĕçсе пăхмасăр каймастпăр. Вун ик литтăрлă кленчине Çапса уçмасăр, ĕçсе пăхмасăр каймастпăр. Вун ик литтăрлă кленчине Çапса уçрăмăр, ĕçсе пăхрăмăр, каятпăр. С двенадцатью обручами бочку Пока не откроем ударом, не попробуем - не уйдем. Двенадцатилитровую бутыль Пока не откроем ударом, не попробуем - не уйдем. Двенадцатилитровую бутыль Открыли ударом, попробовали, уходим. Виç хуртан тунă хуплуне Касса уçмасăр, çисе пăхмасăр каймастпăр. Виç хуртан тунă хуплуне Касса уçрăмăр, çисе пăхрăмăр, каятпăр. Из трех гусей испеченный хуплу Пока, не разрезав, не откроем, не попробуем - не уйдем. Из трех гусей испеченный хуплу Разрезав, открыли, попробовали, уходим. Среди образцов неприуроченной лирики выделяется группа песен с сюжетами о переселении в Сибирь - так называемые переселенческие песни или песни пере-селенцев (çĕнĕ çĕре каякансен юррисем) 24. Одной из них является песня «Отец мне хотел дом по-белому построить» (Атте мана шур пÿрт лартса парас тет) 25. В ней повествуется о том, что на родине, в Поволжье, дом, топящийся по-белому, построить невозможно, как невозможно вырасти липе посреди гумна (Итем варне çăка шăтса ÿсейрес çук). В Поволжье для этого слишком мало леса и земли. И поэтому «Невольно пришлось ехать в Сибирь» (Ирĕксĕрех кайма лекрĕ Çипире). В Сибири же, несмотря на дикую природу - «дремучий лес» (вăрманта чăрăш), есть возможность построить «дом по-белому». Когда эта мечта будет осуществ-лена, можно будет позвать в гости родственников, оставшихся на родине: Сĕм вăрманта чăрăш касса шур пÿрт тусан та, Пырса курăр, тăвансем, пирĕн пат[ăмă]ра. Когда в дремучем лесу из ели будет построен дом по-белому да, Приезжайте, родственники, нас проведать. Записан и целый ряд других образцов лирической песенности. Как и в рас-смотренной выше песне переселенцев, во многих из них присутствует более раз-вернутый, чем в çавра юрă, сюжет, т. е. эти песни принадлежат к более позднему пласту формирования, эпохе нового стиля [Кондратьев, 2007, с. 140-141]. В каче-стве примера здесь приведем песню о девушке, брошенной возлюбленным 26. Этот текст включает в себя подробное описание ситуации, повествует об эмоциях и переживаниях лирической героини: 26 Записано от З. В. Красновой (1924 г. р.) и О. И. Никифоровой (1927 г. р.) в д. Казанка. 27 Некоторые строки при звучании песни повторяются. В приведенном здесь тексте повторы опущены. Хĕвел анчĕ те каç пулчĕ 27, Сывлăм ÿкре çĕр çине. Каçхи çĕрте хуйăх пулчĕ Манăн çамрăк чĕрене. Солнце село и наступил вечер, На землю выпала роса. Вечером случилось горе Моему юному сердцу. Вăййа тухрăм, тĕл пулмарăм Хам юратнă савнине, Киле кĕнĕ чух тĕл пултăм Урăх хĕрпе ларнине. Вышла в хоровод, не встретила Своего любимого, Когда шла домой, увидела, Как он сидел с другой. Хĕрне ăшшăн ыталанă, Пуçне хунă ун çине. Сив куçпа çеç пăхса юлчĕç Эпĕ иртсе кайнине. Девушку [держит] в нежных объятьях, Голову положил на нее. Лишь холодным взглядом посмотрели, Как я прошла. Киле кĕтĕм те хурлантăм, Куçăм тулчĕ куççульпе. Куççуль витер аса илтĕм Иккĕн ларнă каçсене. Домой зашла и опечалилась, Глаза наполнились слезами. Сквозь слезы вспомнила Вечера, когда мы сидели вдвоем. Уйрăлмашкăн йывăр теççĕ, Эпĕ çăмăлах уйрăлтăм - Иккĕн ларнă сак çине Пĕчченех ларса юлтăм. Говорят, что расставаться тяжело, Я легко рассталась - На скамейке, где сидели вдвоем, Осталась сидеть одна. Наряду с собственно чувашскими песнями интонационная культура чувашей Казачинского района включает в себя пласт жанров, заимствованных из русской традиционной музыки [Исмагилова, 2017, с. 20]. К ним относятся лирические песни поздней традиции, частушки, отдельные образцы хороводных песен и ду-ховных стихов, звучащие на чувашском языке, фольклоризованные православные песнопения. Среди них песня авторского происхождения с сюжетом о юноше и подневольном замужестве его возлюбленной (Вăрман айĕнче, Çаврăш пуçĕнче - Рядом с лесом, у истоков [реки] Савруши), песня о вороне, являющаяся чуваш-ской версией русской песни о черном вороне и раненом солдате (Аслă улăх, ай, варринче - Посреди большой, ай, степи), песня об убийстве девушки Насти во время масленичных гуляний (Ç[ă]варни çитнĕ майĕпе - По случаю прихода мас-леницы) 28. На наш взгляд, зафиксированные лирические песни с чувашскими тек-стами и напевами русских песен поздней традиции принадлежат уже чувашской фольклорной традиции, поскольку их текстовая основа в большинстве случаев заметно трансформирована чувашскими народными исполнителями: в русские по происхождению тексты внесена чувашская образность и характерные поэтиче-ские приемы, заимствованы и переосмыслены сюжеты из других русских песен, в результате чего родились, по сути, новые тексты. 28 Подробный анализ этих песенных текстов см. в [Исмагилова, 2013]. 29 Записано в с. Рождественское от В. Ф. Васильевой (1934 г. р.). 30 Более подробно о частушках, исполняемых сибирскими чувашами, в том числе чу- вашами Красноярского края, см. в [Исмагилова, 2019]. Частушки - один из самых популярных и любимых исполнителями жанров фольклора ХХ в., занимают важное место и в репертуаре чувашей Казачинского района. Спектр тем, затрагиваемых в этих афористических текстах, достаточно широк: в них говорится о милом, о чувствах и эмоциях молодых людей. Зачастую в частушках присутствует тема пляски как очень частой ситуации воспроизведе-ния этого жанра. Встречаются тексты и иного, более серьезного содержания: Чупрăм антăм çырмана 29 Квак хут укçа пуçтарма. Квак хут укçа пичетсĕр те Ман çамрăк пуç телейсĕр. Побежала, спустилась к реке Собирать синие бумажные деньги. Синие бумажные деньги без печати, Да моя молода голова без счастья. Подобная лирико-философская тематика больше свойственна традиционным афористическим чувашским песням çавра юрă, однако в некоторых случаях эти тексты звучат и воспринимаются исполнителями именно как частушки 30. Выводы Охарактеризованные в статье материалы позволяют составить представление о поэтических особенностях народных песен чувашских переселенцев Краснояр-ского края. Жанрово-стилевой состав песен неоднородный. Можно выделить группу образцов, имеющих узколокальное распространение. Как правило, это обрядовые или приуроченные к исполнению в определенных ритуальных ситуа-циях песни. Существует пласт текстов значительно более широкого распростра-нения - их знают и поют и в Сибирском регионе, и в Поволжье. К этому пласту, носящему наддиалектный характер, относятся по большей части образцы неприуроченной лирики - например, гостевая песня о бочке в двенадцать обручей (Вун ик кăшăллă пичкине - С двенадцатью обручами бочку), песня о переселении в Сибирь (Атте мана шур пÿрт лартса парас тетчĕ - Отец мне хотел дом по-белому построить), лирическая песня (Пирĕн урам анаталла - Наша улица к ни-зовью), песни с сюжетами и напевами, заимствованными из русской фольклорной традиции (Вăрман айĕнче, Çаврăш пуçĕнче - Рядом с лесом, у истоков [реки] Савруши; Аслă улăх, ай, варринче - Посреди большой, ай, степи; Ç[ă]варни çитнĕ майĕпе - По случаю прихода масленицы), песни авторского происхождения (ХХ в.), некоторые частушки. Очевидно, что перед чувашскими переселенцами, приехавшими из разных мест, стояла задача выработки общего исполнительского репертуара. И его формирование стало возможным благодаря перечисленным выше, известным большинству песням. Обращает на себя внимание также то обстоятельство, что в населенных пунк-тах, где живут сибирские чуваши, родившиеся в Сибири или проведшие там дет-ство (например, в деревне Казанке Казачинского района или в Еловке Больше-муртинского района), лучше сохранились фольклорные тексты традиционных чувашских жанров. В других же населенных пунктах - д. Матвеевка, с. Рождест-венское (Казачинский район), где пели вместе носительницы традиции, приехав-шие в Сибирь из разных районов Поволжья, более уверенно и охотно исполня-лись именно образцы позднего пласта. Среди перспектив дальнейшего развития этой темы укажем на изучение пе-сенного фольклора чувашей Красноярского края в сравнении с материалами из других областей Сибирского региона, а также с фольклором материнских тради-ций, носителями которых изначально являлись сибирские чуваши. В подобном сравнительном ключе необходимо проведение и музыковедческого исследования рассмотренных песенных образцов. Сравнение с материнской традицией позволит определить степень сохранности чувашского песенного фольклора в Краснояр-ском крае, рассмотреть процессы и явления, происходящие в условиях сибирской диаспоры.

Скачать электронную версию публикации