On the syntactic structure of the Tungusic languages.pdf Традиционно считается, что тунгусо-маньчжурские языки, как и типологиче-ски близкие урало-алтайские, являются языками номинативного строя, под кото-рым понимается тип предложения, главные члены которого, подлежащее в форме именительного падежа и сказуемое, вступают в предикативную связь и образуют грамматическую основу предложения. В большинстве тунгусо-маньчжурских языков сказуемое, как правило, оформляется личным глагольным суффиксом, отражающим лицо и число субъекта действия, например: эвенк. бэюктэмни эмэ-рэн охотник пришёл, би эмэм я пришёл, си эмэнни ты пришёл, бэюктэмнил эмэрэ охотники пришли, бу эмэрэв мы пришли и т.п. Но сказуемое может находиться и в паратактической связи с подлежащим, такая связь представляет собой простое соположение компонентов предикативной синтагмы без каких-либо формальных их изменений. Этот вид связи главных чле-нов предложения используется в маньчжурском языке, в котором глаголу не свойственны личные глагольные суффиксы. Как отмечал В. А. Аврорин, в мань-чжурском языке «любая из двух временных форм глагола изъявительного накло-нения может быть соотнесена с любым лицом единственного и множественного числа как субъектом обозначенного этой формой действия» [2000, с. 211]. Кате-гория лица, числа субъекта действия выражается в этом языке лексически, пер-вым компонентом предикативной синтагмы, например: би гисурэмби я расска-жу, мусэ гисурэмби мы расскажем, ахута гисурэмби братья расскажут, эрэ н’алма гисурэмби этот человек расскажет. В других тунгусо-маньчжурских языках паратактическая связь подлежащего и сказуемого обнаруживается в предикативных синтагмах с отыменным сказуе-мым, например: эвенк. амим чипкамасимни мой отец охотник, нан. Кона - боатоhго Кона - охотник, эвенск. hин акънси - буjусэмhъ твой старший брат охотник. В отличие от предикативной синтагмы, образующей грамматическую основу предложения, посессивная или притяжательная синтагма является словосочета-нием, образованным посредством соединения двух слов, принадлежащих к зна-менательным частям речи, и служащим для обозначения какого-либо единого, но расчлененного понятия или представления. Притяжательное словосочетание отлично от предикативного, поскольку оно не обладает основными признаками последнего: не входя в систему коммуникативных средств языка, притяжательное словосочетание лишено предикативности, которой сопутствуют категории мо-дальности, времени, лица, интонации сообщения. Вместе с тем притяжательное словосочетание тесно связано с предложением, поскольку является его неотъем-лемой частью, обнаруживая в его составе разные возможности и разные правила своего употребления. Кажущееся формальное совпадение структурных схем предикативной конст-рукции с посессивной послужило основанием для некоторых исследователей вы-делить так называемый посессивный строй языка [Мещанинов, 1975, c. 145-173; Суник, 1947, c. 51-200]. Впоследствии правда выяснилось, что «языков, в кото-рых отсутствовала бы предикативная конструкция (и вместо нее использовалась бы посессивная) не обнаружено» [Журинская, 1990, c. 389]. Посессивность (притяжательность) - одна из универсальных категорий язы-ка, основное назначение которой выражение отношений между предметом и его признаком по принадлежности в самом широком его понимании: предмета обла-дания к его обладателю, части к целому, единицы измерения к измеряемому и т. п. Посессивность в разных языках выражается различными способами: лекси-ческим, морфологическим, синтаксическим. В тюркских языках посессивность выражается изафетной конструкцией, ко-торая является частным проявлением определительных словосочетаний. Как под-черкивает Н. З. Гаджиева, «изафет, как и всякая определительная группа, строит-ся, подчиняясь ведущему закону агглютинативного строя тюркских языков - закону порядка слов «определение + определяемое» [Гаджиева, 1973, c. 106]. С. С. Майзель характеризует турецкий изафет как «такое сочетание двух су-ществительных, из которых одно, стоящее в родительном или неопределенном падеже, является определением и одновременно дополнением к другому своему определяемому и одновременно дополняемому» [Майзель, 1957, с. 13], он же ин-терпретирует изафет как «показатель субстантивности членов, а не адъективно-сти» [Там же, с. 17]. С этим утверждением вполне резонно, и не без оснований, не соглашается Н. З. Гаджиева, которая разделяет мнение А. К. Боровкова о том, что в 1-м типе изафета имеет место адъективация, усматривая его характерные особенности в том, что в сочетании существительных исторически дана и форма словообразования, форма образования новых понятий через посредство абстраги-рования предметного свойства, как существенного, определяющего новую приро-ду уже известного в практике предмета [Гаджиева, 1973, c. 107]. Учитывая это рассуждение, Н. З. Гаджиева, чтобы отграничить изафет от обычных типов адъек-тивных словосочетаний определяет изафет как «такую определительную группу, в которой определяемое, являясь всегда субстантивом, определяется с точки зре-ния или принадлежности к другому предмету или различных форм отношения к нему» [Там же]. Тюркологи обычно выделяют три типа изафета, под которым понимают «именные определительные сочетания, оба члена которых выражены сущест-вительными: для первого характерно отсутствие морфологических показателей связи компонентов (например, азерб. дмир гапы железные ворота, букв. желе-зо ворота), для второго - наличие при определяемом аффикса принадлежности 3-го л. (например, тур. türk dil-i турецкий язык), для третьего - аффикс принад-лежности 3-го л. при определяемом и афф. род.п. при определении (например, туркм. ат-ыh өлм-и смерть коня)» [Эдельман, Поцелуевский, 1990, c. 172]. На наш взгляд, все три типа словосочетаний являются адъективными, со-стоящими из определения, выраженного прилагательным и определяемого, выра-женного словом класса имен существительных. В сочетаниях первого типа сред-ством словообразования является конверсия, при которой переход слова из одной части речи в другую обусловлен его синтаксической позицией: основанием для причисления слова к прилагательным является его способность входить в опреде-лительное словосочетание, занимая там позицию атрибута. Употребление слова в новой синтаксической функции сопровождается не только обретением им атри-бутивного значения, но и приобретением тех морфологических показателей, ко-торые свойственны классу слов, в функции которых оно выступает: в функции определения прилагательное примыкает в основной форме к определяемому име-ни. В изафетных сочетаниях второго и третьего типа средством словообразования выступает морфологическая парадигма - в составе притяжательной парадигмы ее первый компонент выступает в роли притяжательного определения, второй - определяемого. В составе изафетных словосочетаний второго и третьего типа конверсивный способ словообразования дополняется морфолого-синтаксически- ми средствами языка: определяемое существительное оформляется суффиксом принадлежности 3-го л., а в конструкциях третьего типа особым притяжательным суффиксом (часто ошибочно именуемым падежным) оформлено и определение. В тунгусо-маньчжурских языках функционируют все три типа определи-тельных конструкций, которые описаны выше. Первому типу тюркских изафетных конструкций в тунгусо-маньчжур- ских языках соответствуют атрибутивные синтагмы, образованные по схеме: оп-ределение, выраженное прилагательным (которое образовано способом конвер-сии), совпадающим по форме с основой соответствующего существительного + определяемое, выраженное словом класса имен существительных. Некоторые исследователи тунгусо-маньчжурских языков утверждают, что в этих языках существительное не может быть полностью отграничено от прила-гательных, что прилагательных относительных в этих языках нет, а их роль вы-полняют соответствующие существительные, служащие определением [Цинциус, 1947, c. 114; Новикова, 1960, c. 114-116; Аврорин 2000, c. 95], например: эвенск. мо эрун деревянная лопата (дерево лопата), мо lу деревянный дом (дерево дом), бөкъс урэкчэн ледяная горка (лёд горка); ма. сэлэ сиргэ железная проволока (железо проволока), сирин моро медная чаша (медь чаша). Утверждается также, что существует особая часть речи, занимающая проме-жуточное положение между прилагательными, существительными и наречиями, что эта часть речи характеризуется тем, что обозначает признак предмета или действия или самостоятельную субстанцию, что она может играть роль любого члена предложения, и что она обладает грамматическими категориями, характер-ными для прилагательных, наречий и существительных: в нанайском языке такой «частью речи» является «имя качества» и «имя времени» [Аврорин, 1959, c. 222-232], в маньчжурском - «имя признака» [Аврорин, 2000, c. 95-136]. В эвенском и эвенкийском - «имя предметно-качественно-наречное» или «имена с нерасчле-ненной семантикой» [Новикова, 1960, c. 116-119; Константинова, 1964, c. 103; Василевич, 1958, c. 689]. Г. М. Василевич в эвенкийском языке выделила еще «особую группу имен», куда она включила «имена, которые бывают в предложе-нии в различных синтаксических функциях, в зависимости от которых могут быть переведены несколькими частями речи» [Василевич, 1958, c. 702-705]. Ошибка исследователей, выделивших вышеперечисленные части речи, со-стоит в том, что они исходили при этом из слова как единицы языка, которая объ-единяет и содержит в себе в качестве потенции все свойственные ему в разных контекстах и в разных синтаксических позициях значения и функции. Например, по мнению В.А. Аврорина, каждое знаменательное слово может входить лишь в один из лексико-грамматических разрядов частей речи: «Относиться одновре-менно к двум или нескольким разрядам или в одном случае - к одному, в дру- гом - к другому слово не может. Принадлежность знаменательного слова к опре-деленной части речи является его постоянным, а не переменным признаком (переменным признаком можно считать употребление слова в роли того или ино-го члена предложения)» [Аврорин, 1959, с. 89]. Однако, слово как единица речи или в определенном контексте имеет только одно значение и выполняет только одну грамматическую функцию. В составе ат-рибутивной конструкции прилагательное, образованное способом конверсии, примыкая к определяемому существительному, выявляет: свое лексическое зна-чение - обозначение признака предмета, выраженного существительным; неизме-няемость по форме в прямом необособленном употреблении; свою синтаксиче-скую функцию - выражение атрибутивных признаков предмета. Как известно, все эти признаки сопутствуют словам класса имен прилагательных, к числу которых мы и должны отнести первый член атрибутивной конструкции. Тюркским изафетным конструкциям второго типа соответствуют тунгусо-маньчжурские притяжательные синтагмы, которые, как и тюркские, являются атрибутивными, первый их член выступает в роли притяжательного определения, примыкающего к определяемому слову класса имен существительных. В рамках притяжательной конструкции ее первый компонент, подчиняясь синтаксической позиции и морфологической парадигме притяжательного словосочетания, являет-ся притяжательным прилагательным или притяжательным местоимением, совпа-дающим с основной формой соответствующего существительного или субстан-тивного местоимения. Второй компонент такой притяжательной конструкции оформлен притяжательным суффиксом третьего лица, если определение выраже-но притяжательным прилагательным или местоимением третьего лица. Если определение выражено притяжательными местоимениями первых двух лиц, то притяжательный суффикс определяемого существительного будет соответственно первого или второго лица. Таким образом, притяжательная парадигма выступает в качестве словообразовательного средства, которое именуется способом конвер-сии. В тунгусо-маньчжурских языках конверсия является морфолого-синтакси- ческим способом словообразовании в рамках притяжательной синтагмы: препози-тивная позиция определения к притяжательно оформленному определяемому существительному. Второй тип притяжательных конструкций, выраженный притяжательным прилагательным и притяжательно оформленным существительным, употребляет-ся во всех тунгусо-маньчжурских языках, кроме маньчжурского, а с определени-ем, выраженным притяжательным местоимением, совпадающим по форме с лич-ным, функционирует в некоторых восточных говорах эвенков, в негидальском, орочском, орокском, удэгейском и в нанайском языках, например: эвенк. би атырканми моя жена, би hинакинми моя собака, мит автобухит наш автобус, мит гиркилты наши друзья, бу орорвун наши олени, бу hинакинмун наша соба-ка; нег. би (~ мин) ахим мой старший брат, би (~мин) lолби мои дома; ороч. би гэббиви моё имя, си эниси твоя мать; орок. би (~мин) апумби моя шапка, су (~сун ~ суну) апутчу ваша шапка; уд. би абуи мой отец, ути ситэти их дети, би дамаи моя поясница; нан. си даhсаси твоя книга, си диасилси твои друзья, суэ дёксу ваш дом, суэ аминсу ваш отец; сравни: эвенк. мо сувэрэн вершина де-рева, орор кокчартын оленьи копыта, авса дасиптынин крышка ящика; нан. ученик даhсани книга ученика. Тюркским изафетным конструкциям третьего типа соответствуют притяжа-тельные синтагмы эвенкийского, эвенского, негидальского, орокского языков. Конструкции этого типа отличаются от притяжательных конструкций второго типа лишь тем, что их первый компонент выражен специальной притяжательной формой, образованной в эвенкийском языке при помощи суффикса -hи от косвен-ных основ соответствующих личных местоимений, в остальных языках в этой функции выступают супплетивные основы соответствующих личных местоиме-ний. Что касается второго компонента этого типа конструкций, то он выражен притяжательно оформленным словом класса имен существительных, например: эвенк. минhил андагилви мои друзья, иргичиhи иргин волчий хвост, Кешаhи меванин Кешино сердце; грушаhи моканин грушевый стволик; эвенск. мин дюв мой дом, хун оронсан ваш олень; нег. син (~си) өлөхиhис твоя белка; орок. би (~мин) апумби моя шапка, си (~син) апутчи твоя шапка; ульч. мин усумби мой огород, сун усунсу ваш огород. Притяжательные синтагмы четвертого типа функционируют в маньчжур-ском языке и довольно редко - в эвенкийском. Особенность конструкций этого типа состоит в том, что их первый член, притяжательное определение, выражен притяжательным прилагательным или местоимением, образованным в маньчжур-ском языке от соответствующих основ существительных или местоимений при помощи словообразовательного притяжательного суффикса -и ~ -ни, в эвенкий-ском языке - при помощи суффикса -hи. Исследователи маньчжурского языка [Захаров, 1879, c. 127-130; Суник, 1947, c. 27, 63-69; 1997, c. 167; Пашков, 1963, c. 21-22; Лебедева, Горелова, 1994, c. 46-47; Аврорин, 2000, c. 78-80] считают суффикс -и ~ -ни показателем родительного падежа. Относят к числу падежных притяжательный суффикс -hи и некоторые специалисты по эвенкийскому языку [Василевич, 1958, c. 780; Лебедева, Константинова, Монакова, c. 1979, c. 67]. Вто-рой член этих синтагм, определяемое слово класса имен существительных, вы-ступает в простой непритяжательной форме, например: ма. мини ама мой отец, мэни боо наш дом; мусэи сэфу наш учитель, ама и бо дом отца (~ отчий дом), хафан и махала чиновничья шапка; эвенк. дягдаhил чунмил сосновые семена, гулэсэгhил куhакар деревенские ребята, Петяhил суксиллал Петины лыжи, куhаканhи книга детская книга. Теперь, по-видимому, мы располагаем всеми необходимыми данными для выяснения интересующих нас вопросов, связанных с четырьмя типами выше представленных атрибутивных синтагм. Все они характеризуются тем, что служат для выражения единого, но расчлененного понятия или представления. Первые три типа синтагм объединяет общий признак: первый их компонент, выступаю-щий в роли определения, образован способом конверсии, при которой переход слова из одной части речи в другую происходит так, что основа слова одной части речи функционирует без какого-либо изменения в качестве представителя другой части речи. В составе атрибутивной синтагмы, в том числе посессивной, ее пер-вый компонент адъективируется, в результате чего ему сопутствуют лексическое значение, частнограмматические категории и синтаксические функции слов клас-са имен прилагательных. Вторым компонентом такой синтагмы является слово класса имен существительных, оформленное в составе посессивной синтагмы притяжательным суффиксом. В составе предикативной синтагмы в качестве сло-вообразовательного средства выступает предикативная парадигма, где первым компонентом выступает существительное в форме именительного падежа, а вто-рым - глагольное сказуемое, оформленное соответствующим личным суффиксом, сравни нан. ми тачиочии я учусь и моя учёба; алосимди холайни учитель чита-ет и чтение учителя; суэ гисурэхэсу вы рассказали и ваш рассказ; си дёбойси ты работаешь и твоя работа. О. П. Суник, исходя из кажущегося тождества формы двух рядов вышепри-веденных примеров, приходит к неожиданному выводу о том, что нанайский обо-рот най энэй-ни человек идет и ходьба человека «не только по идентичности кон-струкции с най огда-ни лодка человека, но также и зависимо от своего функционального использования носит, во-первых, именной, а во-вторых, посес-сивный, или притяжательный характер. Это и дает основания называть строй предложений этого типа посессивным, или притяжательным, а конструкцию общую как для предложения этого строя, так и для связи двух имен по принад-лежности («изафет») именовать - посессивной конструкцией» [Суник, 1947, c. 55]. Под посессивным строем предложения в тунгусо-маньчжурских языках, по мнению О. П. Суника, «следует понимать такой строй членных и самостоя-тельных предложений, в котором подлинный субъект-деятель выражен не как предмет или лицо, находящееся в действии или состоянии, а как лицо или пред-мет, обладающее действием или состоянием, выраженным в предикате; предикат же при этом выражен не как форма действия или состояния субъекта, а как объект его обладания» [Там же, c. 57]. Позже О. П. Суник указывал, что «по своему строю тунгусо-маньчжурские предложения относятся к номинативным… При это конструкция предложения формально может совпадать с конструкцией притяжа-тельных словосочетаний, что и послужило поводом для ошибочного установле-ния в этих языках так называемого посессивного (или притяжательного) строя предложения» [1968, c. 63], поясняя в более позднем исследовании: «лично-пре- дикативные формы сказуемого могут совпадать с лично-притяжательными фор-мами определяемого - не предложения, а определительного словосочетания: уд. нуани этэтээни он работал и его работа. В последнем случае - это скло-няемый причастный оборот, словосочетание, соответствующее по функции рус-скому придаточному предложению: уд. ни hэнэивэни (вин. п.) исээни увидел, что человек идёт (букв. увидел-он хождение человека)» [Суник, 1997, c. 247]. Следует отметить, что структурные схемы предикативного словосочетания и притяжательного могут совпадать только в языке, вне конкретной речевой си-туации или вне контекста. Разграничение формы именительного падежа и притя-жательной формы первых компонентов предикативной и притяжательной синтагм не представляет трудностей. В составе притяжательных словосочетаний может выступать только притяжательное прилагательное или местоимение, примыкаю-щее в беспадежной форме к определяемому существительному, в предикативных синтагмах первым компонентом может быть только подлежащее, выраженное существительным или местоимением в именительном падеже, и предикативно связанное с ним сказуемое. Два типа синтагм, предикативная и посессивная, обусловливают строй тун-гусо-маньчжурских языков: предикативная синтагма, представленная словом класса имен существительных в именительном падеже с лично-предикативной формой глагола, и притяжательная, представленная атрибутивным словосочета-нием, выраженным притяжательным прилагательным или местоимением в беспа-дежной форме, примыкающим к определяемому слову класса имен существи-тельных. Первая из них отражает номинативную структуру предложения, вторая - посессивную (притяжательную) структуру атрибутивных словосочетаний, второй член которых может выступать в составе предложения в любой синтаксиче- ской функции - подлежащего, дополнения, обстоятельства, сказуемого. При сла-бой развитости форм сложноподчиненного предложения тунгусо-маньчжурские языки отличаются богатством посессивных (притяжательных) словосочетаний, определяемым которых являются субстантивные причастия или связанные отгла-гольные имена. Эти словосочетания, обычно именуемые причастными и деепри-частными оборотами, функционально соответствуют придаточным предложениям русского языка. Посессивные конструкции этого типа отличаются от предикатив-ных своей парадигматикой и синтагматикой: первые из них представлены беспа-дежной формой определения, примыкающего к определяемому существительно-му, вторые - подлежащим и сказуемым, соединенных предикативной связью и образующих грамматическую основу предложения.

Скачать электронную версию публикации