The Phenomenon of Grammatical Marking of Non-observable Speaker’s Speech in North Asian Languages.pdf В произведениях традиционного фольклора коренных этносов Северной Азии, особенно в наиболее ранних документированных текстах XIX - первой по-ловины XX в., встречаются весьма архаичные типологически сходные языковые явления, которые еще недостаточно изучены или вовсе не изучены исследовате-лями североазиатских языков. Как правило, такие языковые архаизмы на доку-ментированных хронологических срезах этих языков уже практически не упот-реблялись в обыденном речевом общении, а в фольклоре воспроизводились лишь по традиции, сложившейся в отдаленном прошлом. Следовательно, они отражают не столько документированную синхронию языков Северной Азии, сколько их глубокую диахронию. Поэтому выявление и изучение этих глубоких языковых архаизмов представляется актуальным и научно значимым прежде всего для тео-ретической лингвистики, особенно для исследования диахронно-типологических закономерностей языковой эволюции на материале языков Северной Азии, об-служивавших в недавнем прошлом традиционные культуры древнего происхож-дения. К числу глубоких языковых архаизмов, наиболее интересных в отмеченном аспекте, относится, по нашему мнению, феномен грамматического выделения цитируемой речи невидимого говорящего, то есть специального грамматикализо-ванного маркирования таких речевых актов, которые осуществляются вне поля зрения их свидетеля и воспринимаются последним только на слух. Подчеркнем, что этот языковой феномен представляет научный интерес не только сам по себе, но еще в большей степени как надежный индикатор наличия в тех языках, где он обнаружен, грамматического противопоставления речи видимого и невидимого говорящего, то есть видимых и невидимых речевых актов. В известной нам научной лингвистической литературе мы не встречали ука-заний на существование в каких-либо языках мира грамматического выделения речи невидимого говорящего. Поэтому первоочередной задачей предлагаемой статьи является фактологическое доказательство на языковом материале наличия этого феномена в ряде языков Северной Азии, а уже на этой основе ставится за-дача аргументировать теоретико-лингвистически и междисциплинарно лингвоти-пологическую закономерность его существования. Наиболее доказательно феномен грамматического выделения цитируемой речи невидимого говорящего прослеживается на материале самодийских и юка-гирских языков, в которых сохранились уникальные в настоящее время для язы-ков Евразии эвиденциальные глагольные граммемы незрительной чувственной засвидетельствованности, указывающие в своих базовых значениях на слуховое восприятие невидимых ситуаций (см.: [Ильина, 2010; 2013]). И самодийские, и юкагирские глагольные формы - носители этих граммем мы по сложившейся в самодистике терминологической традиции обозначаем термином «аудитив», который хорошо отражает их базовые значения. Именно в формах аудитива упот-реблялись в архаичных текстах самодийского и юкагирского традиционного фольклора речевые глаголы, вводящие цитируемую речь невидимого говорящего и тем самым грамматически маркирующие невидимые речевые акты, осуществ-ляющиеся вне поля зрения их свидетеля и воспринимаемые им только на слух. В соответствии со сформулированной выше первоочередной задачей мы в этой статье преимущественно опираемся на языковой материал ненецкого традиционного фольклора, который наиболее информативно документирован, хорошо репрезентирован в опубликованных текстах и тем самым, что важно, предоставляет широко доступную для верификации фактологическую базу, по-зволяющую эмпирически проверить истинность наших выводов другим исследо-вателям. В этой связи мы прежде всего рассматриваем такие фольклорные ситуации, в контексте которых отчетливо присутствует признак невидимости говоря-щего. Это ситуации, в которых свидетель, слышащий чужую речь, находится внутри чума, а говорящий находится снаружи, вне чума, и наоборот, ситуации, в которых говорящий находится внутри чума, а свидетель, слышащий речь, нахо-дится снаружи. В обоих случаях говорящий невидим для свидетеля и цитируемая речь вводится речевыми глаголами в аудитивной форме. Примеры ситуаций, в которых свидетель речи находится внутри чума, а го-ворящий - снаружи: (1) нен. Мякад изелем’. Хасуцяко Аць арка Сэротэтан’ ма=мано=да (AUD/3Sg): - Хар’н ян хобан’ харбелыв’, хантанакэм’. Някав ма=мано=да (AUD/3Sg): - Хэб’нят хань’. Теда’ арман. Хасуцяко Аць ма=мано=да (AUD/3Sg): - Сидя ю’ ëнар’ пелямдо’ ханагум’. Арка Сэротэта ма=мано=да(AUD/3Sg): - Хазер’ ю’ ëнар’ ханагун? Мань’ сидянь’. Авнада мань’ илебцуй’. ‘Я слушаю из чума. Хасуцяко Аць, слышно, говорит Старшему Сэротэта: - Я хочу уехать в свою землю, я уеду. Старший брат, слышно, сказал: - Если хочешь ехать, уезжай. Теперь ты стал взрослым. Хасуцяко Аць, слышно, сказал: - Я из двадцати тысяч оленей уведу половину. Старший Сэротэта, слышно, сказал: - Как ты уведешь десять тысяч? Нас двое. Это наши олени’ [ЭПН, с. 217; 229]. В примере (1) представлен фрагмент эпической песни жанра «ярабц» («плач»). В эпосе этого жанра сказитель типично отождествляет себя с главным героем и ведет повествование от первого лица (см.: [Куприянова, 1965, с. 40-41; Терещенко, 1990, с. 27; Пушкарева, 2001, с. 31]). Анализируя пример (1), отметим следующее: а) главный герой, от лица которого ведется повествование, находится внутри чума; б) он является свидетелем, слышащим диалог двух хорошо извест-ных ему людей, распознает их по голосам и дословно воспроизводит сказанное каждым из них; в) эти два непосредственных участника диалога находятся снару-жи, около чума и невидимы для свидетеля, воспринимающего их речь исключи-тельно на слух; г) цитируемая речь вводится главным ненецким речевым глаго-лом с основой ма= ‘сказать’ в форме аудитива 3 л. ед. ч.: маманода, букв. ‘сказал=слышно=он’ с суффиксом аудитива в варианте =мано=, переведенным в (1) русским приблизительным лексическим эквивалентом ‘слышно’. Аналогичны, в сущности, примеру (1) примеры (2)-(7), взятые из других ненецких фольклорных текстов, отражающих разные диалекты тундренного на-речия: (2) нен. … мякан тюм’. … Няка’ев пыда ма=мано=да (AUD/3Sg): - Тавысо тэта, пон’ нинась тур’. Сидна’ вэдомазь товэнню’. Тавысот тэда, пыда ма=мано=да (AUD/3Sg): - Ненэсяда о’, Нядана Харюци, пон’ нимазь тур’, юд’ по’ нимазь тур’. ‘… я вошел в чум. … Мой брат (снаружи), слышно, говорит: - Оленевод-нганасан, ты давно не приезжал. Ты приехал нас навестить? Оленевод-нганасан, слышно, говорит: - Действительно, Нядана Харюци, я давно не был, десять лет здесь не был’ [ЭПН, с. 426; 441]. (3) нен. Немав хая. Пиня сидя хибяри ланако=во=дь’(AUD/3Du) . Няби ланана нюдя Сëбя Сэр’. Няби ланана нюдя Сюхуний. Пыди’ ма=мано=ди’(AUD/3Du): - Нюдя Лидигако понарка’ хоны. ‘Я проснулся (в чуме). На улице, слышно, разговаривают два человека. Один говорящий - Младший Сюхуний, а другой говорящий - младший Сёбя Сэр. Они, слышно, говорят: - Младший Лидянгако долго спит’ [ЭПН, с. 246; 260]. (4) нен. pınje atsekih ma=mano=do’(AUD/3Pl): «ani jad müud müusieh…». Draussen die Burschen hrte man sagen: «Aus einem anderen Lande die Karawanen gehen…» [C.-L., 1940, p. 264]. ‘Снаружи (вне чума) ребята сказали=слышно: «Из другой земли аргиши (оленьи обозы) идут…»’. (5) нен. Хувы юркыкана пихи-пихид няхар не нюми, пыду’ ма=манон=ду’ (AUD/3Pl): «Тюня’ hа! Ханамд мале подерhава». ‘Рано утром (букв.: в момент утреннего вставания) с улицы доносятся голоса моих дочерей (букв.: с уличной улицы три моих дочери, они, слыхать, сказали): «Вставай (букв.: вверх будь)! Твою нарту мы уже запрягли»’ [НЭ, с. 288; 295]. (6) нен. Сэлха hацекэ мяд’ ханзовна хынамза=ванон=да (AUD/3Sg). Тарем’ ма=монон=да (АUD/3Sg): «Сэр’ я’ сюдбя, няби hацекэни ха мамда хов, вэсы хадавэдо’…». ‘Светловолосый парень, слышно, жалобно причитает, [проходя] по боко-вой стороне чума. Так, слыхать, сказал: «Хозяин Ледяного острова, я нашел ме-сто смерти одного моего помощника-работника …»’ [НЭ, с. 60; 71]. (7) нен. … пихий пихина мяд сиhгана hэ мун то=вон=да (AUD/3Sg). Ханя hэдакы Евалë-Сусой. Евалë-Сусой пыда тарем ма=монон=да (AUD/3Sg): - Падроко-Ңаць, мэсь хонюваха! Пон хонын. Тю уня hа! [ФН, с. 234-237]. ‘…снаружи звук шагов пришел=слышно. Это, должно быть, Евалë-Сусой. Евалë-Сусой он так сказал=слышно: - Падроко-Наць, хватит спать. Очень долго спишь. Вставай!’ Обратим внимание, что аудитивной формой речевого глагола ма= ‘сказать’ вводится цитируемая чужая речь, как при ее точном дословном воспроизведе- нии - (1), (2), (6), (7), так и при приблизительном пересказе - (3) -(5). Следова-тельно, признак «дословное / приблизительное цитирование» не является значи-мым для объяснения употребления аудитивной формы глагола ма= ‘сказать’ при введении цитируемой речи. Отметим также, что если в примерах (1)-(4) слышит и цитирует чужую речь сторонний свидетель, не являющийся адресатом речевого сообщения, то в приме-рах (5)-(7) свидетелем речи является ее адресат. Следовательно, признак «сто-ронний свидетель / адресат речи» тоже не является релевантным для объяснения использования аудитивной формы глагола ма= ‘сказать’ при введении цитируе-мой речи. Поэтому, на наш взгляд, примеры (1)-(7) дают необходимую фактологиче-скую аргументацию для объяснения употребления аудитивной формы глагола ма= ‘сказать’ при введении цитируемой речи именно как указания на невиди-мость говорящего и невидимость речевого акта. Этот вывод подтверждается и последующими примерами. Примеры ситуаций, в которых свидетель речи находится снаружи, а гово-рящий - внутри чума: (8) нен. …мяд’ хэван’ тэвына’. Ылька тыго мякна мэ=вано=да (AUD/3Sg), ма=мано=да (AUD/3Sg): - Амгэ то? Не ацькы, не нюда энакы, ма=мано=да (AUD/3Sg): - Тет эдалëда то [ЭПН, с. 715, 728]. ‘…К чуму вплотную подъехали. Великан тунгус в чуме находится=слышно. Он сказал=слышно: «Кто приехал?» Девочка, дочь его, сказала=слышно: «Че-тыре ездока (на легковых нартах) приехали»’. (9) нен. Не папаков … мят’ сакада, пыда ма=мано=да (AUD/3Sg): - Небя, тэкэня пармко ади, тарця таняна ягосеты [ЭПН, с. 347, 358]. ‘Моя младшая сестренка… юркнула в чум. Она сказала=слышно: - Мама, там черненькое виднеется, а никого нет’. (10) нен. Ер мякана инзелебнани - ябеня hэ=вон=ду(AUD/3Pl). Нябав-Нея, Не-Тасиняhы сëнда hардан хыно=моно=да (AUD/3Sg), тарем ма=моно=да (AUD/3Sg): - Ю-Тасиняhы, не сарыhэ пирми нидя hа. Ңули вэваеда [ФН, с. 298, 299]. ‘В среднем чуме слышу: пьяные находятся=слышно. Невестка моя, Жен-щина-Тасинянгы во все горло свое поет=слышно. Она так сказала=слышно: «Десять-Тасинянгы, вы меня не достойны, очень плохие вы»’. (11) нен. Мякы мякна hоблери хасава тарем’ ма=моно=да (AUD/3Sg): - Сюдбабц’ ню, пин’ вэдеркар, ями терсиси, hамгэ худ то? [Вануйто, Бурко-ва, 2010, с. 335]. ‘Чума внутри мужчина так сказал=слышно: «Дочь Сюдбабца, наружу вы-гляни, кто откуда приехал?»’ (12) нен. Мякы мякна ёнэ нинекани вабцри со=ван=да (AUD/3Sg)… тарем ма=мо- но=да (AUD/3Sg): «…самляh хорха’’ сëндяндо’ латад толавы юд’’ по’ тальна манэмадавэй» [Вануйто, Буркова, 2010, с. 318-319]. ‘В чуме только среднего брата голос слышится (букв. слышен=слышно). Он так сказал=слышно: «Пять оленей без отдыха десять лет могут бежать»’. В примерах (1)-(12) хорошо отражены высокая звукопроницаемость древне-го традиционного жилища самодийцев - конического чума, и почти полная визу-альная замкнутость его внутреннего пространства. Данные свойства чума с глу-бокой древности обусловливали регулярное повседневное речевое общение людей, находящихся вне поля зрения друг друга. По нашему мнению, эта особен-ность материальной культуры самодийцев (действительная и для ряда других этнических культур Северной Азии) являлась важным экстралингвистическим фактором, детерминировавшим строгое разграничение в самодийских языках видимой и невидимой речи и отчетливое грамматические выделение невидимых речевых актов. В нижеследующих примерах (13)-(17) релевантность признака невидимости говорящего и невидимости речевого акта представляется не менее доказательной, чем в примерах (1)-(12), но доказывается не непосредственными особенностями фольклорных ситуаций, а опосредованно - междисциплинарным объяснением этих ситуаций с учетом данных этнологии и фольклористики. В (13)-17) цитиру-ется речь сверхъестественных сакральных персонажей, считавшихся в традици-онных культурах Северной Азии невидимыми. (13) нен. Контекст. Шаман, камлая, цитирует своего вызванного и прибыв-шего духа-покровителя (предка-великана), который невидим. sиδ(а) bеi jirikow(а) аni tarem ma=monon=ta (АUD/3Sg): «sаmt(a)aδe ora namna!» Meinen riesenhaften Grossvater wieder so hörte man sagen: «Rauchig gewordener Stier im zweiten Jahr!» [Lehtisalo, 1947, p. 471]. ‘Мой великанский предок (букв. дедушка) так сказал=слышно: «Дымным ставший олень-самец, бычок-второгодок!»’ (Шаман, цитируя невидимого духа, вероятно, сообщает «непосвященным» участникам камлания о жертве, требуемой духами, и указывает масть, пол и возраст жертвенного оленя). (14) нен. Хонэюв’, нема си’им талевы. Эван нид об’ ланана тэбкада=ванон=да (AUD/3Sg). Пыда ма=мано=да (AUD/3Sg):- Нюдя Яригэця, хась пян. Анор тэвы’ [ЭПН, с. 320, 335]. ‘Я лег спать и уснул. Над моей головой один говорящий отчетливо гово-рит= слышно. Он сказал=слышно:- Младший Яригэця, ты погибаешь. Пришла твоя лодка’. (15) нен. Ань тас по’ тэвась эван нид об’ ланана тэбкада=ванон=да (AUD/3Sg): - Амгэ ылька тыгот вадаранув’? Пыда хась [ЭПН, с. 380, 394]. ‘Через год опять над моей головой один говорящий отчетливо гово-рит=слышно : - Тебя разве победил чудовище-тунгус? Он умер.’ (16) нен. Hэвакон нид Ноб-Лаханана тэбкада=вонон=да (AUD/3Sg). Пыда тарем’ ма=монон=да (AUD/3Sg):- Не, Ева-Не, тюуня hа! … Ңанор тэвы [ФН, с. 278, 279]. ‘Сверху Один-Говорящий отчетливо говорит=слышно. Он так ска-зал=слышно: - Женщина, Сирота-Женщина, вставай!.. Лодка твоя пришла’. (17) нен. …вэсаку хонэй. Хонёванта сер хибяв лахана=вонон=та (AUD/3Sg), ма=монон=та (AUD/3Sg): - Вэсаков, тюку яхана илебат пон нин илеhу’, хаhгун. [ФНТ, с. 34, 37]. ‘…старик лёг спать. Во время сна кто-то говорит=слышно. Он ска-зал=слышно: - Старик, если ты в этом месте будешь жить, долго не проживешь, умрешь’. Исторически долговременную необходимость регулярного цитирования ша-манами и сказителями речи невидимых духов-помощников и невидимых сверхъ-естественных фольклорных персонажей мы считаем еще одним важным экстра-лингвистическим этнокультурным фактором, детерминировавшим отчетливое выделение в самодийских языках невидимых речевых актов и их грамматическое маркирование. В данном случае это не материально-культурный, а духовно-культурный фактор. Весьма существенно, что оба рассмотренных экстралингвис-тических фактора возникли в глубокой древности и действовали в традиционной культуре самодийцев (особенно северных) вплоть до относительно недавнего времени. В доступном нам в настоящее время фольклорном материале других само-дийских языков и юкагирских языков феномен грамматического выделения речи невидимого говорящего представлен значительно менее информативно, чем в ненецком фольклорном материале, и без учета последнего вряд ли мог бы быть доказательно выявлен и объяснен. Например, на документированных срезах сель-купского языка аудитив сохранялся только в северных диалектах и употреблялся редко. В опубликованных селькупских текстах примеров употребления аудитива очень мало, а примеры употребления речевых глаголов в аудитивной форме во-обще единичны. Такая же ситуация и на документированных срезах юкагирских языков. Поэтому анализ феномена выделения речи невидимого говорящего на материале ненецкого традиционного фольклора выполняет в нашем исследо-вании поисковую и объяснительную функции, то есть служит опорной базой для выявления и объяснения аналогичного феномена в других самодийских язы-ках, юкагирских языках и поиска его вероятных следов в ряде иных языков Се-верной Азии. (18) нган. Муну=муну=ч (AUD/3Sg) : «Таче крыт’’». ‘Говорит=слышно: «Оленей погоняй»’ [Терещенко, 1973, с. 146]. (19) нган. Контекст. Выйдя наружу, дочь нганасанки к чуму людоедки по-дошла и стала слушать. Ма kunsini sigiinia nti nanu hid’iti. … nemii munu=munu=t’u (AUD/3Sg) … [Гусев, 2007, с. 420]. ‘Внутри чума людоедка со своими детьми смеется. … Мать их гово-рит=слышно: ….’ (20) нган. Inia … nd’i bndi. Ku t’uhgnu bnti sojbu=mun’(AUD/3Sg) d’amuu … [Гусев, 2007, с. 419]. ‘Старуха … вышла наружу. Через некоторое время снаружи послышал-ся=слышно ее голос: … .’ (21) сельк. Kutь kos nilçik çitь=kunæ (AUD/3Sg) … [Прокофьев, 1935, с. 146]. ‘Кто-то так говорит=слышно: …’ Приведенные нганасанские (18)-(20) и селькупский (21) фрагментарные примеры употребления речевых глаголов в форме аудитива могут интерпретиро-ваться как выделение невидимых речевых актов только по аналогии с проанали-зированным ненецким материалом. В специальной статье А. И. Кузнецовой, по-священной речевым актам в селькупском фольклоре, употреблений вводящих речевых глаголов в аудитиве не отмечено [1987]. Но анализ, проведенный А. И. Кузнецовой, информативен для исследования эволюции рассматриваемого феномена в самодийских языках. В каждом из них прослеживаются процессы лексикализации аудитивных форм речевых глаголов и их замена другими форма-ми с более абстрактной эвиденциальной и модальной семантикой. В селькупском языке эти процессы наблюдаются в завершающей стадии. Если аудитив самодийских языков - это синтетическая глагольная форма с суффиксальным показателем, то его юкагирский грамматико-семантический аналог - это аналитическая бивербальная конструкция (БВК). В ней носителем лексического значения является инфинитная (близкая к деепричастной) форма на =(л)л, а служебный грамматический компонент мд=(мэд=) - показатель аудитива - восходит к основе глагола слухового восприятия моди= (мэди=) ‘быть слышным’. Например: мóлло мóдiч (AUD/3Sg) ‘сказал=слышно’; iбäläллä мóдiч (AUD/3Sg) ‘плачет=слышно’; jáхтäллä мóдiч (AUD/3Sg) ‘по-ет=слышно’; óрнäллä мóдiч (AUD/3Sg) ‘кричит=слышно’; äгýрлä мóдуhi (AUD/3Pl) ‘ходят=слышно’; jалíдäллä мóдуhi (AUD/3Pl) ‘звенят=слышно’. (22) юк. Контекст. Дух горы похитил девушку. Старшая сестра ищет ее и на-ходит по плачу, звучащему внутри горы. Паи иблгэ лхаи. Эмдьэги болмолот ибэлэллэ мдич (AUD/3Sg). Паи таа лхаи. Иболnин млло-модич (AUD/3Sg): «Мэт эмдьэ кэикь!» ‘Женщина (девушка) к скале пошла. Ее младшей сестры из скалы плач слышен. Девушка туда пошла. Скале сказала: «Мою младшую сестру дай (об-ратно)!»’ [Иохельсон, 2005, с. 385]. Млло-модич букв. сказав=слышна. Адресат речи находится внутри горы и не видит говорящего. (23) юк. Пáбагi мóлло мóдiч (AUD/3Sg): «Äмä, пон чомóн lýнäi, шäшпäд-áhil тонк». Анíџаа пýдäт мóдiм, тýдä пáба-аџýгäлä мóдiм [Иохельсон, 1900, с. 159; 2005, с. 189]. ‘Старшая сестра говоря=слышна: «Мама, сильно задымило, дверь закрой». Сквернослов снаружи (вне урасы) слышит, слова своей старшей сестры слышит. Говорящий (старшая сестра) находится внутри жилища (урасы), а свидетель речевого акта - (младший брат) - находится снаружи. Он не видит говорящую и воспринимают ее речь только на слух. (24) юк. Контекст. Шаман, камлая, цитирует предсказание своего духа-помощника, который невидим (устами шамана вещает вселившийся в него неви-димый дух). (Алма) jалäт мóлло мóдiч (AUD/3Sg): «Опóчlä тiн Öнмунлаhiн äгýџуhiтäi, тáhпугi агýрпähiтäi» [Иохельсон, 1900, c. 99; 2005, с. 130]. ‘(Шаман), камлая, говоря-слышен: «Позже этим местом на Колыму коче-вать будут, мучиться будут». Подчеркнем, что и в самодийских, и в юкагирских языках речевые глаголы, вводящие цитируемую речь, не оформлялись показателями аудитива, если гово-рящий был отчетливо видим свидетелем. В таких случаях и при цитировании го-ворящим собственной речи употреблялись не аудитивные, а индикативные формы речевых глаголов. В заключение отметим, что рассмотренный феномен грамматического выде-ления речи невидимого говорящего имеет, по нашему мнению, многоуровневую экстралингвистическую и внутриструктурную детерминацию. Наиболее глубин-ным экстралингвистическим детерминантом представляется существенное реаль-ное отличие невидимого речевого акта - нецелостного, представленного только звучащей вербально-интонационной речью - от видимого «канонического» (Б. А. Успенский) целостного речевого акта, представленного не только звучащей, но и кинетической речью. Важно, что роль последней нарастает в исторической ретроспективе и в традиционных культурах древнего происхождения была более значимой, чем в современных культурах. Воздействие этого универсального и панхронического детерминанта на конкретные языки не однозначно каузальное, а вероятностно обусловливающее и по-разному проявляется в различных языках. В языках Северной Азии оно преломляется влиянием специфических этно- культурных (материально-культурных и духовно-культурных) факторов, порож-дающих и поддерживающих древнюю ментальную оппозицию видимого / неви- димого, и особенно влиянием специфических внутриструктурных факторов, реализующих эту фундаментальную ментальную оппозицию в конкретных севе-роазиатских языках. В контексте внутриструктурной детерминации феномен грамматического выделения речи невидимого говорящего, выявленный в автохтонных для Север-ной Азии самодийских и юкагирских языках, мы объясняем на данном этапе исследования как одну из наиболее существенных реализаций сохранившейся в архаичных фольклорных текстах этих языков древней оппозиции сенсорных эвиденциальных граммем. Эти взаимно противопоставленные глагольные грам-мемы в своих базовых значениях указывали на зрительное либо незрительное чувственное восприятие отчетливо видимых либо невидимых реальных ситуаций. Аудитивные формы глагола - носители граммем незрительной чувственной за-свидетельствованности и в самодийских, и в юкагирских языках в своих базовых значениях грамматически выделяли невидимые реальные ситуации (действия, состояния, события), распознаваемые по их акустическим признакам, то есть по-средством слухового восприятия. Речь, речевой акт суть разновидность реального действия. Поэтому логичным и закономерным представляется, что невидимая речь, воспринимаемая исключительно на слух, как и любое другое невидимое действие, распознаваемое посредством слухового восприятия, грамматически вы-делялось глаголами в аудитивной форме. Текстовые источники Вануйто Э. Б., Вануйто В. М., Буркова С. И. Няхар’’Хэхо’’ то’’ Вэра’’ (Вэра Трех Священных озер) (текст на тазовском говоре тундрового диалекта ненецкого языка) // Материалы III Междунар. науч. конф. по самодистике. Новосибирск, 2010. С. 292-353. Иохельсон В. И. Материалы по изучению юкагирского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. СПб., 1900. Иохельсон В. И. Материалы по изучению юкагирского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. Якутск, 2005. НЭ - Терещенко Н. М. Ненецкий эпос. Материалы и исследования по само-дийским языкам. Л., 1990. ФН - Фольклор ненцев. Новосибирск, 2001. ФНТ - Фольклор народов Таймыра. Дудинка, 1992. Вып. 2. ЭПН - Куприянова З. Н. Эпические песни ненцев. М., 1965. C.-L. - Casten M. A., Lehtisalo T. Samojedische Volksdichtung. Helsinki, 1940. Lehtisalo T. Juraksamojedishe Volksdichtung. Helsinki, 1947.

Скачать электронную версию публикации