On some aspects of perceiving the novel «The master and Margarita» in the network environment.pdf В ходе исследования различных аспектов рецепции романа «Мастер и Мар-гарита» мы обращались к диахронному, топографическому, возрастному и ген-дерному аспектам читательских конкретизаций. Данная статья посвящена анализу краткого опроса, проведенного среди различных категорий читателей. Не секрет, что Интернет прочно вошел в обиход подавляющего числа обра-зованных россиян. Мы обратились к пользователям всемирной паутины с прось-бой заполнить небольшую анкету, позволяющую выявить культурно-исторические и индивидуальные (личностные) аспекты каждого конкретного вос-приятия и его пролонгированность во времени. Для проведения опроса использовались специализированные форумы, по-священные творчеству М. Булгакова («Однажды на Патриарших», «Великий Мас-тер на сцене и за кулисами», «Булгаковский дом» и др.). Принимали участие в нем и случайно избранные пользователи социальных сетей («В контакте», «Мой мир» и пр.). В целом, процент откликнувшихся достаточно велик (на 100 предло-жений заполнить анкету – всего 15 отказов). Среди участников специализирован-ных булгаковских форумов отказов не наблюдалось. Напротив, мы не единожды встретились с мнением, что в короткой анкете невозможно передать всю гамму ощущений, навеянных романом и его перечитыванием. Зачастую мы получали целые эссе на заданную тему. Участники опроса, что примечательно, предлагали свою помощь в составлении анкет, а также в проведении исследования. Таким образом, роман относится к числу произведений, стимулирующих читательскую активность и образование читательских сообществ. Наш опросный лист содержит шесть вопросов, предполагающих ответы в свободной форме. Последовав совету социолога Э. Хаммонда, мы не стали ог-раничивать респондентов конкретными формами и примерами ответов, что по-зволило добиться более открытого и точного выражения ими своей точки зрения. Подобный метод опроса, по его словам, «незаменим в гуманитарной сфере, пред-полагающей соприкосновение с областью эмпирического, потенциально содер-жащей множество инвариантов восприятия конкретного объекта искусства» [Хаммонд, 2010, с. 11–14]. Мы поставили себе задачу выявить и наиболее ранний возраст читателей ро-мана, который, по утверждению булгаковеда М. Чудаковой, «благодаря полифо-ничности и многоуровневости доступен для понимания, начиная с третьего класса средней школы» [Чудакова, 2002, с. 37]. Итак, примерно 40% респондентов указали, что впервые познакомились с романом до 18-ти лет, (некоторые из них – в 10-12 лет по совету друзей и родст-венников). Подавляющее большинство отмечают, что не единожды возвращались к роману в более позднем возрасте. Нужно констатировать, что читатели раздели-лись на две группы. К первым относятся те, кому роман понравился сразу, не-смотря на то, что они, по собственному их признанию, многого не поняли. В этом отношении нельзя не вспомнить утверждение булгаковеда Соколова: «Он (роман) срабатывает с первых же страниц, и не важно, чему он учит и о чем рассказывает. Главное – в атмосфере, в том удивительном, пленительном микрокосме, мире ве-щей и явлений волшебства, который остается с вами на всю жизнь…» [Соколов, 2004, с. 84]. Иные признаются, что при первом прочтении не вникли в суть, и потому в течение долгого времени не могли заставить себя перечитать книгу. По словам, психолога Е. Науменко, «фактор литературного впечатления не объясняется ис-ключительно художественными достоинствами того или иного произведения. На него проецируются также сопутствующие элементы: самочувствие человека в момент общения с книгой, жизненные обстоятельства, наконец, погода за ок-ном…» [Науменко, 2002, с.19] Так, респондентка Е. Морозова пишет: «Впервые роман произвел на меня неприятное впечатление. Правда, читала я его, находясь в больнице. Меня готовили к операции. Все эти коты, ведьмы, вампиры… – дос-таточно угнетающая тема. Вряд ли я еще когда-нибудь к нему вернусь!». Сравни-тельно незначительное число читателей (всего примерно 3% от общего числа) не собирается возвращаться к тексту. Среди участников нашего опроса нашлись те, кто солидарен с тем мнением, что роман «Мастер и Маргарита» является детским: «Роман сродни рассказам о Гарри Поттере и рассчитан на подростковую аудиторию» (читатель О. Конанов, 32 года). Действительно, младшие участники исследования (до 18-ти лет) отмечают, прежде всего, авантюрные и плутовские аспекты его сюжета, связанные с моти-вами преследования, погони, быстрого движения и проделками свиты Воланда. «Никогда не забуду погони Ивана за свитой Воланда по ночной Москве, а также полета Маргариты на реку. Это самая волшебная из сказок, потому что похожа на реальную жизнь», – пишет пятнадцатилетняя девушка. «Крутизна Воланда и его свиты не оставила меня равнодушным», – отмечает ученик девятого класса сред-ней школы. Подростки, как правило, не делают различия между образами Волан-да и его свиты, тогда как для более старших читателей это различие – очевидно, и для них свита Воланда носит вспомогательный, шутовской, трикстерский ха-рактер, тогда как самому Воланду отводится более серьезная роль. Впрочем, к этому вопросу мы вернемся чуть позднее. Очевидно, юные читатели симпатизируют именно авантюрно-мистическому колориту произведения («ведьмы, праздник, мазь… – нечисть… – вот для меня Булгаков», – М. Тищенко, 17 лет). Зачастую в качестве наиболее близких и сим-патичных героев они указывают именно Воланда и его свиту. Для подростков они сродни волшебникам, способным творить чудеса. Аналогии с «Гарри Поттером» очевидны. Опыт показал, что подростки не делают акцента ни на социальной са-тире, ни на очевидном для более старшего поколения политическом подтексте. «Больше всего мне запомнился сеанс черной магии в Варьете, а также хоровое пение работников. Жаль, что в нашем цирке не делают таких фокусов», – пишет Антонов Влад, ученик 7-го класса. Исследователь психологии восприятия худо-жественного текста подростками В. Степанов замечает: «Юный читатель всегда находится в центре событий. Он всегда на коне, с ярким факелом, пронзающим ледяную тьму и мечом в серебряных ножнах, всегда готов к приключениям и опасности. Он сам – причина всему. Для него так естественно отождествление себя с избранными героями» [Степанов, 1999, с. 31]. В качестве наиболее близкого образа выделяют прежде всего Маргариту (среди младшей категории – в подавляющем большинстве девочки – подростки, ставящие ее в один ряд с пушкинской Татьяной Лариной), Мастера (как «одино-кого изгнанника, подобного байроновским романтическим героям», – О. Киприлова, 17 лет), а также членов свиты Воланда. Например, «Бегемот – са-мый прикольный из литературных персонажей, Коровьев – милашка», – отозва-лась о героях Булгакова ученица 9-го класса, Е. Маркасова. В качестве героев, достойных сочувствия, юные читатели снова называли Маргариту (опять же в основном – женская половина), Римского («Не очень-то приятно, когда ведьма лезет в окно»), Берлиоза («жестокая смерть под трамваем»). Любопытную мысль высказала ученица 9-го класса Ю. Сидоренко: «Самая интересная сказка – та, ко-торая не похожа на сказку. Фантастика Булгакова выглядит столь похожей на правду, что хочется верить в чудеса». В числе своих любимых авторов девушка назвала С. Лукьяненко, В. Пелевина, т. е. современных писателей-фантастов, уме-ло соединяющих жанр городской повести с элементом фантастики. Так что роман Булгакова воспринимается на фоне опыта чтения «городского фэнтези», основ-ными приметами которого журналист О. Плотников называет «тесное соседство привычной нашему глазу реальности и элементов безудержной авторской фанта-зии» [Плотников, 2010, с. 25–26]. Беседа со школьными учителями показала, что многие подростки не в со-стоянии полноценно воспринять роман из-за сложности языка. Типичный отзыв: «Нет, перечитывать не собираюсь. Язык не слишком понравился, я не понимаю его» (О. Темерязев, 11 класс). Очевидно, что на фоне богатого выбора фантасти-ческой литературы, заполнившей сегодня прилавки книжных магазинов, роман кажется слишком сложным, так как принадлежит к ушедшей в прошлое полити-ческой и культурно-исторической эпохе, а потому требует большого количества комментариев. Тот же мистическо-фантастический элемент, столь редкий и при-влекательный для читателей советской и постсоветской эпохи, нынче представлен юношеской литературой в изобилии (Толкиен, Лукьяненко, Пелевин и др.), соци-ально-исторический, фельетонный контекст, напротив, мало интересен, далек от современности. «Самый нудный – это рассказ о Никаноре Ивановиче, к чему он? Не понимаю, как такой большой писатель как М. Булгаков мог сочинить такое?» – заявил недавний выпускник средней школы, А. Самойленко. Очевидно, что с ухо-дом социального контекста многие фрагменты романа теряют в глазах молодых читателей свою остроту и актуальность. История литературы знала ни один по-добный пример. Однако, по мнению Б. Соколова, булгаковский роман «спасает мощный духовный заряд, по определению выходящий за рамки любой эпохи…» [Соколов, 2004, с. 87]. Неординарная, двойственная структура произведения также воспринимается двояко. «Я никогда не понимала, зачем приплетена часть про Иешуа», – призна-лась одна из респонденток. По замечанию школьного учителя В. Савченко, дети с трудом воспринимают «пилатовы главы» ввиду недостаточной культурно-исторческой подготовки и слабой вовлеченности в религиозные тексты и практи-ки: «К чему этот Понтий Пилат?» (А. Северинова, 9 класс). В основном читатели подчеркивают нетипичность, уникальность и ориги-нальность Булгакова как писателя. («Я ассоциирую Булгакова с Булгаковым, и ни с кем больше!») – около 30% анкет. Впрочем, многие отмечают также Н. Гоголя, подкрепляя свою точку зрения «мистичностью» обоих литераторов и ссылкой на то, что сам Михаил Афанасьевич считал Гоголя своим учителем. Дважды был упомянут Л. Андреев. Также в отдельных случаях были названы Л. Толстой, Ф. Достоевский, И. Бунин. А. Акопян, специалист в области психологии литера-турных ассоциаций, полагает, что «количество таковых обратно пропорционально уровню освоения базового произведения. То есть, чем серьезнее и глубже воспри-ятие, тем более независимым, самобытным предстает каждый текст» [Акопян, 2009, с. 64–66]. Результаты нашего опроса показали, что среди реципиентов стар-шего поколения больше тех, кто не допускает однозначной ассоциации М. Булгакова с иными деятелями литературы. Читатели старшего возраста (18-45 лет) дифференцировали собственные ас-социации по различным основаниям. Например, мнение В. Трофимовой (28 лет): «В мистике – Гоголь, Андреев, соц. реализм – Мандельштам, Пастернак, Гумилев, юмор, приключения – братья Вайнеры». Надо отметить, что среди мужчин в воз-расте 18-45 лет очень популярно сравнение М. Булгакова с В. Пелевиным. При-чем, в отличие от школьников, отмечающих в основном авантюрно-трикстерский элемент, взрослые говорят об острой социальной сатире. Так, студент-социолог Ю. Брежнев сравнил «Мастера и Маргариту» с рассказом В. Пелевина «Проблема верволка в средней полосе России»: «Зооморфизм, как прием, к которому прибе-гают оба автора, в обоих случаях позволяет иносказательно говорить о человече-ских пороках. Правда, тут неизвестно, кто в большей степени – животное: булга-ковский Бегемот или пелевинская стая оборотней». Результаты опроса средней возрастной категории оказались более разнооб-разными. Отметим наиболее существенное. К 30-летнему возрасту более 40% процентов опрошенных перечитали роман три раза и более. Около 20% процентов респондентов регулярно перечитывают произведение. На вопрос «почему?» были получены следующие ответы: «Каждый раз воспринимаю по-разному»; «чтобы лучше понять»; «нравится погружаться в атмосферу романа»; «он вечен»; «вселяет жизнь» – такого рода ответы показы-вают, что для читателей во многом важна именно эмоциональная окраска. Однако были и чисто «рациональные» ответы: «Не хотел бы его перечитывать, так как там сбор давно известных истин»; «перечитала бы только из интереса к бытовой стороне: как люди одевались, куда отдыхать ездили, каковы были бытовые при-боры…». И, конечно же, были курьезные ответы: А. Семенченко, 29 лет: «Пере-читал бы, только не главы о Понтии Пилате. Они – нудные!». Многие отметили Воланда в качестве близкого им героя, «в котором остро нуждается наше время и наша страна…» (И.Е. Рыбникова, 71 год). На вопрос о причине подобного выбора отвечали по-разному. Были и такие высказывания: «Хотелось своими руками уничтожить мелких московских пройдох и жуликов. Также поражает остроумие Воланда и его свиты» или «На фоне всех остальных Воланд – единственный разумный персонаж». В развернутых отзывах люди заме-чают, что им хотелось бы, «чтобы Воланд посетил их город, дабы приструнить некоторых чиновников». Среди старшего поколения читателей по сей день встре-чаются те, кто видит в образе Воланда Сталина, способного покарать зло злом. «В современности не сыщешь прототипа мессиру, которого автор явно писал со Сталина. Ни в ком более нет той мощи, необходимой для поддержания порядка». Или «Воландовская проницательность – комплимент писателя Сталину», – убеж-дена читательница О. Морозова (67 лет). Таким образом, Воланд предстает геро-ем, вершащим высший суд и возмездие. Впрочем, и среди молодых читателей встречаются те, кому близок Воланд и его свита, «справедливо вершащие суд над обществом, пропащим человеческим родом, что в принципе привлекательно для человека, осознающего собственное несовершенство, и желающего борьбы с ним» (А. Кольченко, 21 год). Эти предпочтения отражают эволюцию авторского замысла романа, смещение его центра от первоначального романа «о дьяволе» к роману о мастере и его возлюбленной. Думаем, здесь нелишним будет обра-титься к мнению исследователя в области рецептивной эстетики Х-Р. Яусса: «Чи-татель, хочет он того или нет, неосознанно переносит на воспринимаемый текст реалии собственной жизни. Причем, приметы времени в этом случае становятся орудием в его руках, а художественный текст, будь он написан хоть в позапрош-лом веке, – ответом на самые насущные вопросы» [Яусс]. Налицо тот факт, что человек «ждет» от свиты Воланда решения проблем современности. Иешуа и Мастер заняли почетное второе место по количеству «почитате-лей». В качестве аргументов их значения приводятся «стремление бороться за справедливость, человеколюбие, свободу творчества». Довольно показательно, что Мастер пользуется большой популярностью у представителей творческих профессий. Из авторов 35 анкет (заполненных музыкантами, поэтами, художни-ками) 26 – отметили Мастера в качестве наиболее близкого героя. Однако далеко не все из них заявили о своем сочувствии ему. Сочувствуют в основном Маргари-те, Берлиозу («он, конечно, сноб, но не под трамвай же его из-за этого», – пишет А. Якимович, 34 года). В четырех анкетах данной возрастной категории в числе прочих персон, достойных сочувствия, назван дядя Берлиоза, а также буфетчик Соков. Одна женщина призналась, что сочувствует Маргарите только по причине того, что та «живет с нелюбимым мужем, и терпит серость повседневности». Ин-тересно, что буквально на следующий день мы получили анкету, где было напи-сано следующее: «Больше всего сочувствую брошенному мужу Маргариты. Ни-какому мужику не пожелал бы такого позора» (В. Дроздов, 29 лет). Примерно каждый пятый опрошенный, достигший 18-ти лет, признался в со-чувствии Понтию Пилату. «Угрызения совести, борьба с самим собой, жестокая социально-политическая действительность»; «Нет ничего хуже, чем вечные угры-зения совести»; «Человек, испытавший весь ужас выбора между человечностью и социально-политической необходимостью. Врагу не пожелаешь!»; «Жалкий человек, осознающий свою слабость, бессильный пойти против беса в себе». Возвращаясь к теории Х-Р. Яусса, нельзя не согласиться с тем, что «каждому че-ловеку в тексте видится его личный мир, достраивается и моделируется его же сознанием». «Какой пласт романа наиболее Вам близок?», – таков был четвертый вопрос опросного листа. В отличие от младшей возрастной группы, предпочитающей мистический и фантастический аспекты произведения, средняя и старшая группа избрала «морально-этический». Читатели верят в то, что «горькая булгаковская сатира способна заставить общество и каждого отдельно взятого человека заду-маться об избранном образе жизни, зачастую исключающем элементарную чест-ность и благородство» (Т. Оскорбина, 34 года). Что касается «религиозного пла-ста», то по сравнению с концом 80-х – 90-ми годами его «популярность» среди читателей несколько снизилась. Предполагаем, это связано с повсеместным рас-пространением знаний о христианстве и его текстов, утратой запретности, а зна-чит и былой остроты. Даже представители церкви с некоторых пор сняли табу на роман в связи с тем, что «авантюрная и сатирическая направленность его, несо-мненно, является определяющей… Вместе с тем история о бродячем фило-софе Иешуа не имеет никакого отношения к каноническому Евангелию. Это про-сто художественное произведение, прежде всего, сатирической направленно-сти», – считает известный богослов А. Кураев [Кураев, 1999, с. 25]. В связи с этой темой примечательно и такое мнение: «Мистичность романа привлекательна для тех, кто убил в себе религиозность» (В. Трофимова, 28 лет). Скорее, речь идет о еще не оформившейся религиозности, характерной для младшей аудитории. По признанию половины опрошенных, наблюдается четкая тенденция с возрастом утрачивать интерес к авантюрному / фантастическому / мистическому слою, и все больше обращаться к морально-этическому / религиозному, а также общественно-историческому аспектам. Пятым пунктом нашей анкеты стал вопрос о том, изменилось ли читатель-ское восприятие романа в связи с изменением общественно-политического строя в России на рубеже 1980-х – 1990-х годов? Однако среди представителей средней возрастной категории (18-45 лет) не нашлось людей, давших положительный от-вет. Читатели отмечают, что «восприятие изменяется, прежде всего, с возрастом, с жизненным опытом, тогда как государственные режимы здесь вовсе не причем (И. Зензина, 39 лет). «Восприятие в принципе не может зависеть от режима», – отметила В. Трофимова. Известный новосибирский поэт и музыкант А. Костюшкин (41 год) написал: «Такие произведения выше общественно-политических строев!». Частными суждениями, (но не менее важными!) можно считать такие, как «восприятие изменилось в первую очередь с развитием кине-матографа» (Ст. Заречанский, 36 лет) или «…изменилось с открытием (для себя!) Книги Священного Писания» (А. Панчев, 32 года). Некоторые реципиенты (примерно 20% от общего числа) предпочитали да-вать более полные ответы, как то: «…с возрастом мое восприятие романа измени-лось в худшую сторону, так как я поняла, сколько опасных иллюзий он сеет в соз-нании человека, особенно – юного» или, напротив: «Лишь годы спустя я оценила глубокий философский смысл произведения, облеченный в авантюрную форму». Таким образом, нами были сделаны следующие выводы: Роман М.А. Булгакова по-прежнему очень популярен среди российской чи-тательской аудитории. Возраст читателей – от 10 лет и старше. Акценты в интер-претации романа значительно разнятся в зависимости от возраста конкретного реципиента. Наряду с этим они сильно зависимы от хода общего исторического процесса. Большой процент опрошенных отдает предпочтение какому-либо конкрет-ному смысловому пласту романа. Причем, зачастую с возрастом это предпочте-ние изменяется. Отношение к роману в основном не зависит от актуального политического режима в стране. Подавляющее большинство респондентов признается в том, что для них ве-дущим является эмоциональный (эмпирический) тип восприятия романа. («Не могу сказать, чем именно, но нравится мне, безумно!») Примерно треть – обнару-жили чисто рациональный подход к произведению. («Нравится, потому что дру-гое, незнакомое, время, интересен способ мышления героев, взаимоотношения представителей советской эпохи» и т. п.). Выявлена небольшая группа читателей, заинтересованных какой-то конкрет-ной стороной романа. («Признаюсь честно, меня интересует только сатира на со-ветские реалии. Больше там нечего ловить!» – А. Кипарисов, 32 года; «Главное – великая повесть о Иешуа. Авторское виденье Евангелия. Остальное – лишь ог-ранка» – Л. Алехина, 45 лет) и т. п.

Скачать электронную версию публикации